Прошлый век. Семидесятые годы. Обычная советская школа. Мы с подругой Танькой учимся в восьмом классе. С Танькой мы где только не бывали, в какие только истории не попадали… Во всех бочках затычками торчали.
Учитель пения из нашей школы решил создать ВИА тогда не было понятия о группах с такими направлениями, как хард-рок, панк-рок, металл, обычный вокально-инструментальный ансамбль.
Мы с Танькой не могли пропустить такое событие и сразу же пришли на пробы. Очень нам хотелось петь. Учитель пения прослушал нас и вынес резюме.
— Ну, что же… Поете вы хорошо. Поставлю вас в паре. Будете дуэтом. Заниматься пением будем в свободное от учебы время. Таня будет петь первый голос, а Оля — второй.
И как-то обидно прозвучало про второй голос. Почему второй, а не первый?
— А чего это Таньке первый голос дают, а мне второй?
— У вас разные голоса, — ответил учитель. — У Тани сопрано — более высокий голос, а у тебя контральто, но расстраиваться по этому поводу не стоит. Второй голос намного сложнее, нежели первый. Ты будешь украшением Таниного голоса. Буду вас на праздники перед директором школы выставлять с патриотическими песнями.
— Тю-ю… — поникли мы с Танькой. — Патриотические неинтересно петь.
— А с чего вы решили, что мы будем петь только патриотические песни, — улыбнулся учитель. — Мы будем разучивать и современные шлягеры, такие как «Там, где клён шумит» и другие, а для праздников придётся разучивать патриотику.
Меня же глодало чувство несправедливости. Второй голос! Везде вторая! Танька и так к восьмому классу превратилась в настоящую красавицу белокурую Жизель, а я в своих толстых очках на её фоне — Квазимодо, а теперь ещё и украшать Танькин голос должна. Но дуться на Таньку не имело смысла, мы были закадычными подругами с первого класса, а значит, я не имела права обижаться, а в скором времени, Танька мне доказала, что значит настоящий друг.
По вечерам, после школьных занятий, три раза в неделю, мы стали ходить на репетиции. Голосили мы с Танькой так, что на нас приходили смотреть ребята из волейбольной секции. Точнее смотреть не на нас, а на Таньку. Волейбольная секция находилась в зале напротив нашего.
Чувствуя полный аншлаг, Танька закатывала голубые глаза, трясла белокурой челкой, картинно выставляла вперёд ногу в мини-юбке, водила микрофоном из стороны в сторону, приводя в восторг две спортивные команды волейболистов. Бедный тренер бесконечно свистел в свисток, пытаясь настроить ребят на спортивный лад, но мальчишки всё равно постоянно заглядывали в наш зал. Ему приходилось так долго свистеть, что наш учитель пения подумывал, а не пригласить ли физрука позаниматься на досуге художественным свистом. После тренировок мальчишки отлавливали меня, чтобы попросить Танькин телефончик, потому что многие боялись подойти к такой красивой девушке.
Спустя некоторое время, учитель пения, решил укрепить наш дуэт третьей участницей. К нам присоединилась третьим голосом наша одноклассница Наташка.
Наташка была рыжей, зеленоглазой, конопатой и хулиганистой — чёрт в юбке, а не девица. С Танькой они друг друга на дух не выносили. С первых же занятий между Наташкой и Танькой развернулась негласная борьба за лидерство. Каждая репетиция начиналась со словесной перепалки.
— Привет, Тань! Чего такая серьезная? С таким лицом мини-юбку не носят. Ты когда на сцене глаза закатываешь, напоминаешь мне курицу с перерезанным горлом. Пищишь, как котёнок в подворотне. Сапрано-говняно.
Танька мгновенно взрывалась. Глазищами молнии мечет в рыжую шевелюру, похлеще Зевса — громовержца, вот-вот вцепится.
— Со сцены скину, тварь рыжая!
Учитель пения разводил их в разные стороны, ставил меня посередине и заставлял нас петь, пока мы не начинали хрипнуть.
Прошло три месяца. Перед новогодними праздниками учитель пения активно готовился к праздничному концерту. Мы разучивали разные песни с новогодней тематикой, но на концерт наше трио не попало.
Затеяли мы в нашем дворе игру в «Царя горы», это когда строится своими руками большой сугроб, и кто-то из игроков должен устоять на его вершине, пока остальные пытаются скинуть его с пьедестала. Народу собралось человек десять-пятнадцать, мальчишки, девчонки, все пихались, скатывались с двух сторон сугроба в разные стороны, тут же лезли опять наверх, стараясь поскорее скинуть счастливца, пребывающего на верхушке, всё как в Думе. Вот тут Танька с Наташкой и столкнулись.
Наташка сияла царицей на вершине сугроба, а Танька первой добралась до царской морды. Поначалу они слегка попихались под видом игры, а потом вцепились друг в друга. Наташка замахнулась кулаком Таньке в нос, я решила вклиниться между ними, и Наташкин удар лёг прямо в мои толстые очки, точнее по одной линзе, мигом превратив простую школьницу в адмирала Нельсона. Стекло разлетелось в дребезги (тогда ещё не было пластиковых стёкол), глаз начал заплывать.
Танька, узрев подбитую подругу, решила, таки, Наташку наказать. Схватила лежащую рядом ледышку и чётко припечатала Наташке в лоб.
Наташка упала и несколько минут лежала, как князь Андрей при битве под Аустерлицем, смотря широко открытыми глазами на собирающуюся вокруг толпу игроков. Когда она поднялась, на её лбу расцвела огромная шишка, наливающаяся синевой.
Мальчишки делали ставки, кто кого замочит белая рыжую или наоборот, и что будет с очкариком, я стояла, зажав рукой подбитый глаз.
Наташка недолго держалась за лоб, и через мгновение, снова кинулась в бой. Сорвала с Таньки шапку, вцепилась в ненавистные белые кудри и сделав подсечку под Танькины ножки, закопала её почти полностью в снег. Раздался стон, позже мы поняли, что Танька упала неудачно, сильно вывихнув руку. Я пыталась одной рукой оттащить Наташку от Таньки. Разняли нас проходившие мимо мужчины.
На следующий день мы явились в школу. У Таньки рука на перевязи, с привязанной к кисти палкой, Наташка с шишаком на лбу, я с заплывшим глазом.
Вечером должна была состояться генеральная репетиция перед праздничным концертом, до него оставалось три дня. Вид трио привёл учителя пения в замешательство.
— Девочки! Миленькие… Как же вы умудрились все трое пострадать?
Наташка выступила вперед, показывая пальцем на Таньку.
— Я с ней больше петь не буду! Мало ей одной руки, надо было ещё ноги переломать.
Учитель онемел, приглядываясь к моему заплывшему глазу с дырочками в веках от осколков стекла.
— Ну и как, скажите, я выставлю этот хор инвалидов на сцену? Глаз цел? Что-нибудь видишь?
Почти час учитель пения вёл с нами душеспасительные беседы. Наше выступление он отменил. Наташка больше в ансамбль не приходила, трио распалось, так и не состоявшись. А мы с Танькой пели дуэтом ещё два года, до окончания школы.