(житейские истории)
ОН называл ЕЕ необычной, не похожей на других. Все в Ней нравилось: и ЕЕ беспомощность в житейских вопросах, и пушистые ресницы, и васильковые глаза, и то, как ОНА рассуждает, что говорит. А больше всего ОН любил ЕЕ колокольчиковый смех, и радовался, что разглядел, не упустил своего счастья.
И ОНА эти три года была счастлива с самым красивым и талантливым из тех мужчин, которых когда-либо встречала. ОН казался таким славным, сильным, надежным, заботливым, фонтанирующим радостью (любил шутить и подтрунивать). Больше всего на свете ОНА боялась ЕГО потерять. Хотелось, как в детских сказках, жить долго и умереть в один день.
Однажды ОН пришел домой под утро, собрал вещи и, глядя в ее заплаканное лицо, выпалил:
– Я ухожу! Меня все достало… Вечно у тебя то кофе сбежит, то пчела укусит, то колготки порвутся, то кошелек потеряется, то продукты в магазине забудешь, то у рубашки рукав не догладишь, то новыми шпильками – в собачье дерьмо… Ты – просто нелепая… Где были мои глаза?
– Не надо пенять на зрение, если сердце слепо. Нелогично!
– Другая бы плакала, упрашивала или лицо расцарапала, а ты… со своей логикой… НЕЛЕПАЯ!
Хлопнул дверью и уехал на своем новом дорогом вишневом авто, марку которого ОНА вечно путала.
Мир не рухнул, но стал другим. ОНА осталась прежней. Почти прежней, только колокольчиковый смех, казалось, ушел вслед за любимым или, как ОНА решила, заанабиозился.
ОНА собрала и отнесла к помойке, не взятые ИМ в новую жизнь, вещи. Легче не стало. Утром следующего дня аромат его любимого «Givenchy», донесшийся от чернявого дворника в знакомой куртке, больно кольнул в сердце. Оно-то, нелепое, продолжало любить и скучать.
По вечерам книжки не читались, телевизор не смотрелся, с подругами общаться не хотелось. ОНА пыталась убить время ставших долгими вечеров, решая кроссворды и судоку, читая сборник анекдотов, купленный у метро в надежде разбудить улыбку, а там, глядишь, и смех. От анекдотов становилось еще грустнее, ведь они были полны нелепых ситуаций и глупых пошлостей.
– Натка, привет! Я, наконец-то, еду с шефом к морю! Бросай хандрить! Пора начать взращивать радость. Вот тебе источник радости. Всего на две недели. Корми два раза в день. Не забывай выгуливать, – подруга умчалась, вручив вислоухого щенка спаниеля, забыв напомнить кличку.
– Какой ты славный! Как же тебя зовут? Славный! Славный! Значит, тоже будешь Славиком. Так звали моего прежнего друга.
И мир стал чуть-чуть другим. Славик-второй внес дополнительные нотки в ее привычный беспорядок, добавил прогулки в ее размеренно-скучные вечера. Ворчание соседок, ратующих за чистоту газонов во дворе, не огорчало, а стало поводом для расширения района выгула. На проспекте гулять было приятнее, горели витрины, кипела вечерняя суета. Наличие Славика на поводке скрадывало одиночество. Жизнь потихоньку налаживалась. Казалось, вот-вот и начнут проклевываться росточки радости. Встречные прохожие улыбались. Хотелось улыбнуться в ответ.
Еще хотелось верить, что смех держится за улыбку, и обязательно- обязательно вернется.
Не обошлось без конфуза. Сегодня Славик съел свой обед и стащил со стола обед хозяйки. А потом прямо на асфальте, у ресторана, ему приспичило распрощаться с тем, что с трудом переварил его кишечник.
И тут Она увидела, как к ресторану подкатил знакомый вишневый авто. Водитель направился открыть дверцу для молоденькой люрексо-стразовой пассажирки. Дорогущий, начищенный до блеска, ботинок угодил в только что извергнутую вислоухим Славиком солидную кучу. Пытаясь сохранить равновесие, источающий «Givenchy» франт замахал руками и ногами, словно отмахиваясь от тучи пчел, и все-таки, рухнул, бесповоротно оскорбив свой пиджак от кутюр.
Пес радостно ринулся вперед.
– Славик! Фу! Фу! Рядом!
Глаза поверженного Славика-первого вылезли из орбит, когда ОН увидел ЕЕ, нелепую, с нелепым псом на поводке и услышал такой прежде любимый заливистый колокольчатый смех.
– Фу! Славик! Фу!
Фото Р.Кабировой