М.М.КИРИЛЛОВ
О СУТИ И ЦЕНЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВА
Очерк
Впервые о предательстве в человеческих отношениях мне поведала моя мама. Мы тогда только что вернулись в Москву из эвакуации в Петропавловск-Казахстанский, где она заболела туберкулёзом лёгких и её в Москве должны были положить в больницу. Было это в начале 1943 года.
Дело в том, что ещё до отправки нашей семьи в эвакуацию наш отец отвёз беременную тогда соседку по дому, жену только что ушедшего на фронт друга, в роддом, а позже вернул её с новорожденной домой.
По этой же причине ему пришлось отправить и их в Петропавловск, только уже через полгода после нас, и помочь устроить эту семью там в хороших условиях. Сам же он оставался в Москве, возглавляя производство противотанковых снарядов. Шла война.
Но когда наша мама (а с ней было ещё трое нас, её маленьких детей) в эвакуации вскоре тяжело заболела, соседка попросту, видимо, испугавшись заразиться туберкулёзом, оставила её и нас, детей, одних в беде. Это, конечно, было неблагодарностью. И даже позже, уже вернувшись в Москву, она не заглянула к нам.
Вот тогда-то, перед отправкой в больницу, я помню, мама и поручила мне отнести этой соседке томик Чехова с рассказом «Хамелеон». Вы, конечно, знакомы с этим произведением.
Мама мне тогда сказала, что любое зло должно быть обязательно наказано. Она наказала соседку таким способом. И это было справедливо. Вот тогда я и услышал от неё, что на свете существует предательство. А рассказ А.П.Чехова «Хамелеон» я прочёл уже позже, когда закончил 3 класс. Это помогло мне понять, как неблагодарность приводит к предательству, и то, что за добро надо платить только добром. Позже подобные случаи встречались мне и в моей взрослой жизни…
В молодости я изредка сталкивался с мелким предательством своих же товарищей. Переживал, конечно. Но это было чем-то личным, хотя и казалось неожиданным и обидным. Словно шёл-шёл и вдруг болезненно спотыкался. Тем не менее, я уже тогда задумывался над природой предательства и находил его самым отвратительным явлением на земле. Мама была права.
Иногда предательство становилось сознательным, заведомым и выгодным для человека, и от того как-то особенно подлым. Столкновение с таким предательством или неблагодарностью ранило особенно глубоко, заставляло задумываться, искать и находить его общественно значимую основу, требовало разоблачения и вызывало активный протест.
Конечно, неблагодарность, подлость и предательство – не синонимы. Их цена различна, но суть одна. Страшнее их только безразличие людей. Но у них вообще нет истории, поскольку у них нет ни прошлого, ни будущего. Они годятся только на то, чтобы стать жертвами или безликими свидетелями преступлений.
Впрочем, всё сказанное выше касалось личных взаимоотношений. Но мне, как и многим другим, пришлось пережить и более тяжёлые, общественные, трагедии такого же свойства.
Как Вы знаете, одной из версий смерти Сталина 5 марта 1953 года было его предательское отравление. Об этом многие тихо говорили даже сразу после случившегося несчастья. Все тяжело переживали это горе.
Но не было скорбным и правдивым и известное, по существу, гнусное, хрущёвское письмо о культе личности Сталина, услышанное всеми нами осенью 1956 года. В нём не было горя. Более того, клевета Хрущёва стала трагедией для будущего нашей страны. А сам Хрущёв уже тогда казался воплощением мстительной лжи. В сущности, это было уже второе по счёту, но уже политическое и историческое, убийство товарища Сталина. Одновременно это было попыткой предательства революционного значения вообще всей деятельности советского народа под руководством ленинской коммунистической партии. Это преступление, в конечном счёте, было преступлением мировой буржуазии, и оно не развенчано и до сих пор. Оно остаётся крупнейшим предательством за всю, уже столетнюю, историю нашей страны.
Сразу после смерти Сталина, я помню, среди слушателей Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова, где я учился тогда, появились «стукачи», исподволь, в разговорах, выявлявшие среди нас недовольных политикой и личностью только что пришедшего к власти Хрущёва. Это бросалось в глаза. И я, и другие мои товарищи, быстро раскусили провокаторов и стали сторониться этих «случайных» собеседников. Топорной оказалась работа органов.
Недовольные Хрущёвым, конечно, были уже тогда (авторитет И.В.Сталина был очень высоким), и в лучшем случае кое-кого из неосторожных собеседников могли бы выгнать из академии. Так работали подлецы «по заданию». Ранние антисталинисты, как бы теперь их можно было назвать. Но не получилось.
Тем не менее, в целом в те 50-60-е годы общественная обстановка в стране оставалась достаточно прочной. Заводы ритмично работали, цены не повышались, все жили трудно, но были равными. Социальные права граждан защищались не только конституцией, но и в реальной жизни в отличие от нынешней буржуазной России. Это было в классовом отношении практически однородное советское общество победителей фашизма. Были и тогда какие-то резонансные негативные явления, но тема предательства Родины особенно не звучала, если не считать массовое послевоенное осуждение бывших полицаев, преступников и власовцев. Осуждение их было всеобщим и решалось официально, государственными судебными органами. Это, конечно, не означало исчезновения врагов советской власти и самой темы предательства в стране, но она как бы ушла «в тень».
Но были и просчёты. Немало было и невинно осуждённых в то время. Вспомним хотя бы «дело врачей». Каково им было, пусть и ошибочно, нести несправедливую кару в, казалось бы, самом справедливом государстве мира! Кто оценил их страдания тогда? А ведь это были известные врачи, прошедшие фронт. Любая несправедливость убивает.
Жизнь в стране кардинально изменилось с началом контрреволюции и с развалом Советского Союза. Классовые враги пришли относительно внезапно, как бы изнутри, против нашей воли, пользуясь политической доверчивостью народа. Это были расплодившиеся буржуазные недобитки прошлого.
Пришлось столкнуться с политическим перерождением и предательством людей, утративших связь с народом, вскормившим их. С предателями советской власти.
В 1991–м году к власти пришёл олигархический капитал, возникший и окрепший за счёт грабежа народного добра. Уже в августе этого года, советские люди пережили контрреволюционный шабаш: «защиту» Белого дома, аресты членов ГКЧП, запрещение компартии и воцарение на троне Ельцина - «мясника России». Жизнь пошатнулась.
Общая тенденция развала государства и его финиш хорошо просматривались. Казалось, что происходит замедленная катастрофа на гонках: беспорядочное движение, неуправляемость, отлетают крылья, колёса, обшивка, вылезают кишки...
Помню, встретил тогда соседа по дому, бывшего военного лётчика. Спросил его о его настроении. Он остановился и мрачно произнёс: «Где бы достать автомат?». И молча пошёл дальше. Что ещё мог сказать советский лётчик?!
Перерождение коснулось не только конкретных людей, а стало системным и повсеместным. Режим Ельцина тут же показал свои волчьи зубы. Власть создала объективные условия неотвратимости побоища. Имению она, предложившая людям встать на колени, — стала преступной. Советские люди в очередях, конечно, настоялись, но не на коленях же. Расчёт был точным. Он был нужен тем, кому давно уже снилась частная собственность. Стало ясно: теперь будут строить тюрьмы, чтобы упрятать подальше протест «уголовников» и позволить, наконец, свободно грабить страну.
Предприниматели, казаки, жандармы и... интеллигенция, ударившаяся в бизнес, — стали опорой режима. Режимной становилась и армия, подкармливаемая за счёт народа.
Процесс перерождения бывших якобы коммунистов, позже якобы демократов в палачей народа исторически неизбежен. Этот, казавшийся тогда новым в нашей стране, процесс, был обычной эволюцией представителей мелкобуржуазной среды. Почитайте Ленина. Но и протест народа оказался неизбежен. Глумление над людьми труда восстановило в них память о средствах борьбы пролетариата за своё освобождение. Это, в частности, уже в ноябре 1991 года проявилось в возникновении Российской коммунистической рабочей партии (РКРП), в сущности, современного аналога ленинской партии большевиков.
Мерзость власти в ходе госпереворота вскоре сменилась уже целой серией мерзостей. Это закончилось в 1993 году расстрелом безоружных людей у стен Останкино и расстрелом парламента из танковых орудий. Стреляли враги-«мутанты» (термин драматурга Виктора Розова). Это видел весь мир. Советская власть не сумела тогда себя защитить, хотя угроза была не меньшей, чем в 1941 году. Перерожденцы просто дышали западными капиталистическими ценностями и буквально боготворили доморощенных либеральных интеллигентов.
В эти годы многие, прежде всего, именно из интеллигенции, внутренне очень изменились. Им вдруг остро надоело нищенствовать, или каждый из них обнаруживал в себе таланты, неопознанные при советской власти, особенно в области бизнеса, необыкновенные способности наконец-то ставшего «свободным» человека, ещё вчера бывшего обыкновенным «совком» (продуктом советского примитивизма, по их мнению). Они и ходить-то стали как-то иначе, как будто стали парижанами.
Уже упомянутый драматург Виктор Розов сразу после расстрела Дома Советов, назвал перерожденцев «мутантами». Это понятие оказалось даже точнее, чем современное понятие гибриды. Представляете, государство зверей-мутантов. Это неизбежно, когда страна из социалистической (с общенародной собственностью и властью трудящихся) насильственно перерождается в буржуазное государство.
Формирование мутантов получило и конкретный, личностный, характер. Гибридизация взглядов – это, в конечном счёте, гибридизация души. Понятия «перерождение», «мутация», «гибридность», прежде не встречавшиеся, сейчас стали распространёнными и используются как синонимы. Объективно это и стало болотом для выращивания массового государственного предательства.
Это коснулось и запрещения в преподавании всей советской литературы и многих прежних классиков, запрещения советской кинематографии, советской песенной культуры. Резко выросло социальное неравенство, разлилась власть денег.
Деятели культуры государства «лавочников» стали красть у народа не только пищу, но и его душу. Духовные мутанты. В идеологии нет вакуума (по Ленину), поэтому они спешили.
Наступило жалкое время растлителей народа. Про таких деятелей говорили словами генерала Лебедя: «Ухватившись за ляжку, дотянутся и до горла!»
Отмирание, как известно, начинается с «пальцев», с тонких технологий, с прекращения мечты. Оскал власти. Зомбирование бесполезности сопротивления людей. Чем хуже живут и больше вымирают люди (особенно из организованного рабочего класса), тем лучше: стимулируется биологический закон — формирование нового человека-волка.
Горбачёв – предатель, конечно. Ельцин, добровольно оставивший партийный билет, но никогда и не бывший коммунистом, был всего лишь заурядным рубщиком мяса в подсобке мясного отдела рынка, принятого им за государство. Он его и разрубил по пьяни. Если этот уральский уродец что-либо и создал, то, пожалуй, разве что очень известных своих последователей и, заодно, кучу Чубайсов, Гайдаров, Березовских, Ходорковских и прочих «рождённых контрреволюцией». Назвать его предателем – это не сказать ничего. Он им не стал, он им был.
Сейчас ельциноиды, даже ещё живые, в принципе уже забыты и никому не нужны, даже с учётом «креативно-прорывной» перспективы строительства российского Сингапура. Они выдохлись и исторически сгинули, хотя ещё не поняли этого до конца. Но пришли другие - предательство наследуется и воспроизводится, как и всякая корысть.
Но и хороших, честных, людей и теперь не убавилось, друзей у меня, правда, поменьше стало. Наверное, взыскательней стал, да и умерли многие.
Я и прежде некоторых недолюбливал, некоторых избегал, очень редко ненавидел. Чувство это было утомительным.
Теперь же, когда прежнего романтизма во мне поубавилось, я полон неприязни ко многим. К молодым бездельникам и студентам, разъезжающим на собственных незаработанных автомашинах, к торговцам, к «комкам», к валютчикам, бездарям, к хамам, к неожиданным реваншистам, к перевёртышам, самопиарщикам, «к мещанам во дворянстве», к богемной плесени, а особенно — к тем, кто в упор не видит страданий простого, а, нередко, даже родного человека. Это стало обычным. Черствеет хлеб, черствеют и люди.
Но есть и доброты, готовые помочь в беде и даже взять вину на себя, чтобы спасти друга. Любое самопожертвование - всегда подвиг.
Казалось бы, зрение в старости ухудшилось, а я стал политически зорче. От моей прежней доверчивости и некоторой «одноклеточности» не осталось и следа. Жизнь потребовала перемен. Неприязненность стала настолько широка, что лишала подчас ежедневной радости, обкрадывала, убивала. А если посмотреть шире, то меня и моих друзей убивало то, что на смену вымиранию и вырождению народа пришло его одичание.
Я – не судья, но думаю, что святых людей по жизни, конечно, мало. Просто честных - много, но они не едины. Предателей явных немного, в том числе, отпетых. Прячутся. Им бы оглянуться и посмотреть скольких, когда и за сколько они когда-то предали и продали, и не торчат ли из-под их блестящих фраков их хвосты и копытца.
Пролетарии всего мира по-прежнему тянутся к Мавзолею Вождя, как к доказательству именно этой, реальной, правды человечества. Их – миллионы. Трудящиеся и теперь – основа всего, что создаётся человечеством на Земле. Исторически изменить это не способна и вся сумма предательств.
Некоторые из давних моих сверстников, вышедших в своё время из КПСС, сейчас рассуждают по поводу необязательности постоянства в своих убеждениях, считая нормальным последовательные перемены в своих взглядах. У многих из них и недавние слёзы по Сталину высохли. Таких членов партии было особенно много в начале 90-х. Перспективы тогда не стало, организацию запретили, выгода исчезла, кумиры потускнели, а купюры поднялись в цене.
Но, по мнению перевёртышей, прежние представления о консерватизме преданности безнадёжно устарели. Тем более в наше гибридное время – время мимикрии мутантов и лживой идеи «общенационального единства» народа современной, разобщённой и якобы почти бесклассовой, буржуазной России.
Изменилась ситуация, изменились и убеждения. Ситуацию изменить сложно всегда, а убеждения – проще, конечно. И, по мнению этих людей, ничего особенного при этом не происходит. Можно ведь прожить вообще и без всяких убеждений. Видимо, думая так, этим людям легче оправдываться перед самими собой.
Некоторым из них в буржуазном обществе даже крупно повезло. Выбились в особо «креативные» деятели нашего государства, отбросив своё прежнее, такое неэффективное и даже постыдное «коммунистическое» прошлое. Правда, нет-нет, да и у некоторых из них всплывёт мысль об их недавней мутации, и тогда стройная конструкция их личного сегодняшнего успешного и выгодного благополучия на фоне всенародного бедствия рушится и уже даже им не кажется имеющей отношение к истории нашей Родины, преданной ими. Но поздно: поезд истории уже ушёл без них. Предательство, как смертельная заразная болезнь, не лечится.
А их единомышленники - классические мутанты, – родом из того же племени «купи-продай» - банкиры, чиновники и лавочники, если не сегодня, то завтра их обязательно продадут. И это хорошо известно. Ведь их общая сущность – жажда наживы и власти. И предательство – из их родни.
Они даже памятники воздвигают продавшим советскую власть. Именно за это их и ценят. Вы их хорошо знаете. Памятники-то стоят, это обычная картина любого кладбища. Памятники есть, а памяти народа нет. Вот в чём дело.
Казалось бы, всё ведь очень просто. Чтобы уничтожить саму возможность предательства, нужно изъять богатства и средства обогащения у грабителей и вернуть награбленное ими народу. Некому и незачем будет предавать. А как об этом думаете Вы?
И ещё один аспект темы данного очерка. Он меня очень беспокоит. Длительный процесс перерождения бывшего советского общества и предательства его современной правящей элитой настолько существенно изменил за прошедшие десятилетия его былую классовую и, следовательно, политическую однородность, что сделал его уязвимым в случае возникновения масштабной и, тем более, мировой войны. Идея мнимого единства сотен богачей и миллионов нищих, внедряемая в сознание людей, ничего не добавила в укреплении обороноспособности страны. Расслоение общества, увеличенное ковидной пандемией, так велико сейчас, что ни о какой прежней его однородности не может быть и речи, как и в любом буржуазном государстве, построенном на социальной несправедливости. А нет однородности, нет и отечественного характера его защиты. Россия, конечно, у нас одна, но люди разные и их интересы подчас антагонистичны. А ведь защищают государство, в конечном счёте, не ракеты, а народ.
Война давно уже у нашего порога. Война рынков, а не народов. Всё это вызывает серьёзные опасения. Вот почему социальные болезни общества, хроническое предательство могут сказаться и на реальной обороноспособности страны.