Мне не раз приходилось слышать выражение: - "Своя ноша не тянет". Только вот проверить справедливость этого суждения мне пришлось в одной из поездок на рыбалку на известное, в наших местах, озеро "Сампут".
Жили мы тогда, в одном из поселков на «Юге Севера», - так тогда в шутку называли наш, самый южный район в составе Ханты-Мансийского автономного округа.
Рыбалка на удочку в то время считалась уделом ребятишек и бабушек, которые прямо с мостика в поселке ловили крупную плотву, а в нерест даже язя.
Возможно, это было связано с тем, что ловили рыбу тогда, в основном сетями. А сейчас хоть и тоже ловят сетями, но рыбалка на удочку теперь для многих стала любимым хобби. Рыба была везде. Но тогда мы были молодыми и здоровыми и нас с друзьями, всегда куда - то тянуло подальше от дома, на новые неизведанные места.
Расстояние по реке до заброшенной деревушки, откуда мы должны выйти на озеро, составляло около шестидесяти километров, или, - бак бензина в один конец и бак обратно.
Но сейчас нас это возможно бы и остановило, а тогда, бензин стоил всего 10 копеек за литр, а средняя зарплата составляла сто двадцать рублей. Так что мы ездили куда хотели и не задумывались.
Деревня, куда мы ехали, была заброшенная, - всего один жилой дом, который принадлежал одному из жителей нашего поселка. Озеро Сампут находилось в часе ходьбы от деревни по болоту, в котором обитал знаменитый золотой, сампутский карась. Сети на него ставили семи или восьмипалые, - такие вот там обитали «лапти».
В принципе, всего в двух километрах от нашего поселка находилось деревенское озеро, в котором хорошо ловился почти такой же, только серебристый карась. Но, это, же нам было не интересно.
«Вихрь 30» монотонно шумел, разгоняя за кормой разбегающиеся в стороны волны, которые докатываясь до берега, смывали с него обрушенные части берега и прочий мусор, и обратно скатывались в реку. Нас обдувал, еще ласковый, но уже отдающим свежестью, осенний ветерок. Под яркими лучами солнца мимо проплывали берега с уже раскрашенными в желтые, красные и зеленые цвета деревья и кустарники. Периодически их сменяли распадки, из которых вытекали ручьи или протоки. Из расположенных рядом с берегом водоемов, то и дело взлетали кулики, утки и другая водоплавающая дичь.
Это время, для меня навсегда осталось самым лучшим временем года. И не только потому, что в это время открывается охота на уток,- любимое наше увлечение, сбор грибов и ягод,- но в первую очередь это лес, который вдруг становится таким красивым, уютным и ласковым. А воздух! - ставший, каким - то прохладным и густым, что его можно, наверное, пить, - наполнял легкие необыкновенной свежестью и эйфорией.
Даже сейчас, сидя в лодке, разглядывая его причудливую раскраску, я предчувствую, как сейчас хорошо там, в лесу. Идешь по, еще не многочисленным опавшим листьям, среди всего этого разноцветья и "пьешь" дурманящий голову воздух.
Время в пути пролетело не заметно, и вот мы причалили к высокому, обрывистому берегу, на котором гордо смотрелся, хоть и старенький, но еще крепкий дом.
Лес подступал к самому берегу и стоявшему на нем дому. Стоявшие когда то рядом дома, давно уже разобрали на дрова и сожгли. Так что вместо деревни теперь стоит только один дом с хозяйственными постройками.
Поднявшись по круче, мы были встречены злобным лаем хозяйской собаки. Это был беспородный, черно белой масти кобель, привязанный цепью к своей будке. Он остервенело, бросался на нас и, казалось, что вот- вот сорвется и загрызет кого – ни будь из нас. Это немало нас удивило, так как обычно в лесу у всех охотников и промышленников собаки всегда дружелюбные и даже ласковые. Видимо в этом, есть какая- то необходимость,- подумал я. Возможно, сюда заглядывают и нехорошие люди, а по тому нужна защита.
Почти сразу из леса вышли три человека. Как будто нас поджидали. - Это были знакомые моего товарища вместе с хозяином дома. Они промышляли кедровыми шишками, но урожай нынче хотя и был хороший, но ко времени сбора птицы кедровки и другие обитатели леса его почти собрали.
Хозяином дома был - Владимир Иванович - среднего роста, шустрый и еще моложавый на вид человек лет шестидесяти. На левой руке у него отсутствовала кисть, но он как будто не замечал этого и спокойно выполнял все необходимые действия, иногда придерживая что-нибудь зубами. Ранее он работал финансистом в райцентре, а после выхода на пенсию продолжает активную жизнь совмещая с любимым делом, - рыбалкой.
После краткого общения гости засобирались домой, а мы, не теряя драгоценного времени – к заветному озеру.
- Надо же, - выразил я свое удивление по поводу того, что у Владимира Ивановича нет руки, - как то еще и в лес ходит.
- Да что в лес? Ты бы видел, как он управляет своим челноком – осиновкой. Сам ставит сети и на моторке бьет влет уток! Такие вот у нас еще бывают люди.
- Ну не знаю. Как можно поставить сеть, сидя в осиновке? - когда я с двумя руками в ней просто сидеть боюсь, - как бы не перевернуться.
-- Да так. Все одной рукой. Правда, иногда ему помогают зубы. Рукой что ни будь, делает, а зубами придерживает, - так и справляется.
Хорошо протоптанная тропа, прямо от дома вела в низину, покрытую болотной растительностью и низкорослыми сосенками, характерными для таких мест. В некоторых местах, где ноги утопали в болотной жиже, тропа раздваивалась, - путники выбирали наиболее удобный маршрут. Разговаривать, когда идешь цепочкой на некотором расстоянии друг от друга не совсем удобно и поэтому, мы шли, молча и сосредоточенно.
На озере, первым делом мы поставили сеть. Благо лодка - осиновка стояла у берега и была всем доступна. А чтобы не терять время зря пошли собирать клюкву, которой вокруг озера было в большом изобилии.
Погода стояла как по заказу. Солнце светило почти по-летнему. В этот короткий промежуток времени, - свежести и тепла и, почти полного отсутствия гнуса, чувствуешь себя как в раю. Блаженство охватывает так, что, упав спиной на моховую кочку и устремившись взором в небесную синеву, кажется, что плывешь в космическое пространство и вечность. Но надо вставать.
Ягода почти на каждой кочке. Помнится, как однажды мы с друзьями, будучи еще на Севере, такую клюкву по первому снегу сбивали с кочек в подставленное ведро кружкой, а потом отвеивали на ветру от мусора. Метод этот конечно варварский, но зато быстрый. Сейчас же нам этого делать совсем не хотелось, ибо торопиться не к чему, – такая благодать.
Расположившись здесь же на кочке посреди болота, мы пообедали, и пошли снимать сети. Среди рыбаков и сборщиков ягод был один худенький старичок Евлампий. Так вот он, поскольку прибыл раньше нас, раньше и собрался в обратный путь. Набил полную пайбу (так местные называли заплечный ранец из бересты) карасями и клюквой и попросил нас помочь ему взвалить ее на спину.
- Дед, - говорим ему,- ты же не донесешь.
- Своя ноша не тянет,- парировал он и, пошатываясь, тяжелой поступью тронулся в путь.
Вскоре и мы были готовы. У нас были за плечами почти такие же пайбы с рыбой и клюквой, но одна разница – мы были тогда молодые.
В начале, мы резво шли по проторенной тропе. Но вязнувшие глубоко во мху и воде болотные сапоги быстро утомили.Они постоянно проваливались и с чавканьем вытаскивались обратно. Скоро темп пришлось сбавить и периодически останавливаться для передышки.
Через какое - то время мы обнаружили на мху у тропы с десяток красивых, золотых карасей.
- Ну вот,- говорили же ему,- не донесешь, - сказал мой приятель,- так нет, жадность не дала сразу оставить часть улова, а теперь вот, все равно выбросил, только зря силы потратил.
Еще через какое - то время, обнаруживаем еще одну остановку деда, где остались у тропы уже внутренности и головы карасей.
Когда мы пришли на базу, то нашли деда, чуть ли не в бесчувственном состоянии. На нем лица не было. Он, полусидя, привалился к стене дома и тяжело дышал.
- Ну что дедуля, караси то, наверное, уже просолились от пота,- спрашиваем мы?
- Да,- отвечает он, - немножко не рассчитал, силы уже не те.
Тут и мы повалились, не в состоянии больше не стоять, не двигаться. Оказывается и своя ноша тянет.