Танец

Элла Шварц
Я назову их так, чтоб имена никоим образом не откликнулись:
Зоя и Зина.
Эта история заговорила во мне с момента дождя на Мальдивах, в последний день перед возвращением в зиму. Я сидела на террасе, слушала, как капли барабанят по крыше, по песку, по поверхности бассейна, стекают, впитываются, пузырятся и непрерывным фоном во мне звучала старая песня Шуры
"Отшумели летние дожди,
  И сказала осень - зиму жди..." 
Текст, на самом деле бессмысленный, но навязчивый. Для меня эта песня навсегда  - танец Зои и Зины.

Это было лет двадцать назад. Стотыщьпятьсот лет назад...

Зима. Ранняя темень.
Толпа людей в горнолыжных штанах на лямках, взмокших свитерах и сплюснутых волосах.
Мужчины, женщины и их дети.
Ужин в... Не знаю, как это можно назвать, хочется сказать - харчевня. Все же, наверное - кафе. Стены из бруса. Деревянные лавки вдоль деревянных столов, пластиковые тарелки, плов, шашлыки, корейская морковка...  Водка, наконец.
Водка - это хорошо.
Это то, после чего можно выжить в условиях сурового Уральского горнолыжного... Здесь надо сказать - курорта.
Мужчины дымятся. Это совершенно буквально. От их больших разогретых тел валит адреналиновый пар. Они в своей стае, они молодцы и чувствуют себя - ого-го ещё, после всех этих черных трасс и не для людей собранных подъемников.
Женщины, с глазами проваленными до задницы (простите, простите, простите - но как бы еще сказать, когда ты просто видишь этот мир из бездонного колодца усталости?) - после рабочей недели, детских секций, готовки и полной готовности к шести утра субботы с контейнерами  бутербродов, заряженными термосами, само-собой - сонными, капризными детьми и комплектами сухих одежд. Птичьими лапками они лезут за шивороты своей малышни - не вспотел ли, не замёрз ли...? И чем же здесь накормить?
Душная атмосфера.

Распахивается входная дверь, проталкивается порция морозного воздуха, матери обнимают разгоряченных, соловых детей, отцы в радостном ожидании обнимают красными пальцами стопки.
Вошедших трое. Он, она и она. Он - останется Он. Она - жена его, будет зваться Зоей. И вторая она - Зина, сестра Зои.
Присаживаются за общий стол. Он, и из предлагаемых условий, и как-то естественно - во главе застолья.
Будто его и ждали.
Иерархия существует в любом обществе. В любом его пласте, срезе и образовании. Мужички наши, все из первых предпринимателей на пузатых Ленд Роверах, с домиками своими загородными, катерочками и яхточками - относительно однородные, шумные и экспрессивные между собой - попритихли. 
Изменился градус вечеринки.
Не очень молодой, но поджарый, тёмный и рубленый от круглогодичного динамического спорта Он был подвижен, как ртуть, и безоглядно уверен в своём лидерстве. Он обнимал всех своим взглядом и брал в единомышленники.
Мужички позиций своих сдать не могли, однако глаза их слегка притухли, приспустились брови и лёгкая замедленность реакций выдавала внимательную, укрытую заинтересованность. Наблюдение более сильного, более удачливого самца. В чем его секрет?

То да сё, Зоя с Зиной заскучали. Потеребили официанта, пошушукались.
Потом зазвучал Шура и они вышли из диагональных углов помещения - одна на другую - зеленые глаза в голубые. Это был явно отрепетированный танец. И я бы, из того что сейчас наблюдаю в танцах на ТНТ, определила его близким к стилю Вог - вся эта амплитудность в ногах, активная работа локтей, кистей, гордая посадка головы, надменность взгляда...  Без нарочитой манерности, оттопыривания пятой точки - естественно, органично, красиво.
Мы замерли. Застыли.
Мы любовались и завидовали.
Точнее - ЗАВИДОВАЛИ.

Они были такие разные, эти сёстры. Огонь и вода.
Зоя. Я никогда её не забуду. Правда. Она была словно Еврейская принцесса, нет, слишком много воздуха в ней - богиня - тонкая, длинная, ломкая, с огромной копной рыжеватых кудрей. Знаете, есть такие чехлы на шлемы - сноубордисты любят - развевающаяся грива - вот такая у неё была своя - она вздымалась и опадала с каждым шагом, а Зоя знала об этом своём неотразимом богатстве и подпружинивала даже своей невозможно длинной шеей.
Зина.  Кубышечка. Короткие ножки. Румянец во всю щеку. Щеки с ямочками. Лёгкие светлые пряди у лица, плотное, русое полотно волос. Улыбка. Воплощённый портрет Марии Лопухиной Боровиковского. Милая, тихая красавица в тени своей сестры, как бы ни было это странно, сверкала, словно отражала её пламя.
А Зоя жгла и света её хватало на двоих. На всех.

Наконец остыл чай моего зайчика и он занялся своей картофельном шаньгой. Этим ведь точно нельзя отравиться, да? Я поймала взгляд его отца и тихонько вышла.
На улице валил густой снег. Хорошо - теплеет. Завтра будет пухляк на трассе - люблю его. Достала сигареты, прикурила.
За спиной хлопнула дверь. Широким жестом Зоя запахнула куртку.
- Дашь сигаретку? Мои в машине, неохота идти.
- Бери. - протянула я пачку.
- Я тоже такие курю. Мне из Америки возят.
- У.
- А твои откуда?
- Из киоска под домом.
- А. - она затянулась осторожно. - Да ниче так, вроде.
- На водку все хорошо ложится. - сама я не пила - ребёнок же. А так, конечно, в такие вечера лучше пить - глядишь, скорее все закончится.
- Ну да. - Зоя затянулась глубоко и в долгое дымное облако, закинув назад голову,  выдохнула - Госссподи, как же все надоело...
- Чего? - произнесла я в ответ ровно, почти безэмоционально с той долей интереса, что должна располагать к неконтролируемой откровенности.
- Да...
- ...
- Быдло одно кругом...
- (правда? я тут кругом  сейчас...)
-  Мужа моего видела?
- Ннну, вы же вместе сейчас приехали...
- А кто он - знаешь?
- Слышала.
- Так вот, блин, год назад на работе узнали, кто у меня муж. Я ж специально фамилию не меняла! И началооось...
- Что?
- Я работаю в микрохирургии глаза. Хирург. Стою на самых сложных операциях. Ты знаешь, что эти суки завистливые делают?
- Что? - я смотрю на неё. Её зеленые небольшие глаза смотрят на меня и смотрят ещё на очень многие вещи - поймать её взгляд невозможно. С удивлением замечаю, что в её худом, удлиненном лице нет ни одной правильной, симметричной черты. Все словно немного повернуто, смещено и нервически подвижно. Будто оживший портрет Пабло Пикассо. Только женщины Пикассо некрасивы, а Зоя - красива до желания все бросить.
- Они подсовывают некачественный шовный материал!!! Ты можешь себе представить моё состояние в моменте?!
- Не могу. - обычно все всегда отвечают утвердительно, так требует логика поддержания разговора, но я правда - не могу. Я ж не хирург. Я не штопаю человеческие оболочки через микроскоп суперточным оборудованием.
- Ну, в общем. Не могу я так больше. Здесь не могу.
- Вы же можете уехать.
- Я не могу. Мама не соглашается. Я её не оставлю. Сестру не оставлю.
- Ну уйди с этой работы. Тебе ж не надо работать.
- Ты не понимаешь, я люблю свою работу. Мне нравится. Это, как наркотик. У меня приглашение из Германии. Хорошее место. Хорошая зарплата. Я буду независима. Понимаешь?
- А сейчас ты зависима?
- А на чьи деньги я по-твоему живу? На зарплату врача?!
- Ну...это плохо?
- Маруся, - ( а давайте, ту, которая "я", тоже будут звать таким несовременным именем) - Маруся, ты реально думаешь в кайф жить на деньги старого, энергичного жизнелюба? Да я каждый день делаю что-то, чего никогда бы не стала делать. Я возьму ещё сигаретку?
- Да, конечно.
Я сложила ладони ковшиком вокруг зажигалки в руке Зои, она приблизила лицо к язычку пламени и женщины Пикассо веером промелькнули в пляске тени и огня.
- Забудь. Я после смены всегда нервная. - Зоя затянулась, поморщилась, ткнула сигарету в сугроб и ушла, не прощаясь.
Я смотрела на машину в снегу и думала, смогу ли сама её вывести. Вся малышатина заснёт на скамейках, на коленях матерей, а моя будет таращиться покрасневшими глазёнками до самого конца. Надо везти его в гостиницу. И лопата под инвентарем... Ну, такая вот жизнь...