Трактир у дороги
Посмотрим, что получилось:
Трактир у дороги, Хозяйкой которого была интересная молодая женщина, очень хорошо виден в полнолуние. Может оттого, что я не отменила силу притяжения.
Я — та самая гениальная женщина-«совершенство», красивая, сияющая и непонятная настолько, что говорить обо мне можно только шутя. Я очень долго искала ещё одного такого же человека — ласкового, нежного, обладающего любовью — силой, способной сокрушить любой справедливый порок. Рассказать о своих поисках мне было некому. Искать приходилось в полном одиночестве. А кто ещё любит всё, что блестит? Мне почему-то показалось на миг, что самым отпетым собирателем сокровищ стал мой старый друг человек-вОрон или просто вОрон. Это было давно — явилось мне тогда на мою седую голову это чудо природы и здорово помогло. Вместе мы стали строить себе новый дом. Нет, не избушку на курьих ножках и не златую цепь с котом. Я остановила свой выбор на одиноко стоящем доме, освящённом светом Луны. Луна для меня тогда была символом женского начала. Сейчас я уже так не думаю, потому как тот дом, названный мною же «Трактиром у дороги» очень изменился и стал крепче. Стал крепостью. Оброс вниманием. А тогда он был просто небольшим деревянным домом, подвешенным на небосклоне в полной темноте. Ничего нет — только дом и Луна и тот свет, выхвативший нас из небытия.
Всё, что я здесь сейчас написала — написано по памяти. Немного приукрашено, правда, но это только на словах. На деле же всё это было намного прекраснее. Не было только вОрона, но только потому, что он ассоциировался на тот момент у меня со словом смерть, как тот факт, что на тёмной стороне Луны можно встретить «четыре чёрненьких чумазеньких чертёнка». И что же они там делают? А «чертят чёрными чернилами чертёж»!..
Первое время я вОрона не замечала. Всё было как обычно… Тогда он сам приблизился ко мне. Я на тот момент уже давно не была девочкой по имени «Снегурочка», но от его присутствия у меня по спине прошли хорошие предчувствия. Вестники удачи. И я растаяла. А что может быть горячее шоколада, растаявшего под лучами солнечного заката?
Так мы стали лучшими в мире друзьями. Я была собой, а он был собой. И видеть друг друга не было возможности.
Первые десять лет было особенно тяжело. Но я чувствовала своего друга-вОрона. Он по-прежнему был собирателем «сокровищ», но изменил своё обличье. Из птицы, которая кого-то не любит, кого-то не замечает и не желает даже внимания на них обращать, мой вОрон стал коллекционером волшебных загадок, таинственных миров и секретных шифров. И тогда я перестала думать о нём как о птице. Я стала более благосклонной и перевела его на следующую ступень или, если можно так высказаться — его статус перешёл в разряд более надёжный, нежели птичий.
Ну, вот, описание меня и того, о ком я не смела даже мечтать в самом страшном сне — закончено и можно переходить к описанию … Чего? Ах, да! Почтмейстера. Человека, вышедшего из эпохи времён царя Ивана Грозного. Смеюсь…
А что же с Хозяйкой? Тёмное и Светлое, Белое и Чёрное сейчас в активных поисках акварели для её портрета.
— Хотите назвать Седой эту Серебристую женщину, написанную размыто красками для транспарантов? — задала я им вопрос . — Что мы подразумеваем под транспарантами?
— Это относительно прозрачные пигменты, которые окрашивают металлики без сильного влияния на флип-флоп игру, — хором ответили мне Тёмное и Светлое, Белое и Чёрное — мой любимый набор чернографитных карандашей.
— Верно, — подытожила я.
Многие люди, пожелавшие остаться неизвестными, хотели узнать историю приобретения этого неприбыльного заведения. В связи с этим ходило вокруг трактира много загадочных слухов. Одним из них со мною поделился постоялец, сидящий в небольшом «Зале ожидания горячих напитков». Самым излюбленным был стол ожидания «Горячий шоколад». Вот о нём-то мне и хотелось немного поговорить с сидящим напротив почтмейстером.
С ним мы начали первые играть в игру «Узнавание». Если кто-то не знаком с этой игрой, поясню: это обычная настольная игра, без видимых предметов.
— Кто знает, что может быть интереснее жажды приключений и открытия новых миров? Возьми, к примеру, шоколад, — от моих слов короткие лучики его глаз зашевелились, расползлись. — Ещё совсем не так давно мы ничего не знали о его существовании. Неужели правда, что шоколад нашли на тёмной стороне Луны? Ты сам-то в это веришь?
— Верю свято. Я тоже хочу войти в состав экспедиции, которая отправляется в море Туманов.
— Ого! — воскликнула я. — Мой шоколад ещё не остыл. Давай мне сюда твою чашку.
Содержимое с моей подставки было разлито по двум формам.
— Попробуй вкуснятину, — мой левый глаз моргнул и в нём неожиданно произошёл сбой программы. Ему очень хотелось подмигнуть и улыбнуться, но не позволяли правила приличия — вокруг нашего вращающегося столика для приготовления наивкуснейших тортов постоянно крутились незнакомки в универсальных платьях.
— Я знаю один секрет, но тебе не скажу. Я сама его узнала не так давно. Хоть мы и ведём тут с тобой светские беседы, но сквозь них мне иногда слышатся странные вещи.
— Не хочешь говорить — и не надо. Сама же первая не вытерпишь и при первом удобном случае всё мне расскажешь, — хитро умничал почтмейстер.
Мне не хотелось засекречивать такую важную информацию и я призналась:
— Хочу посвятить тебя в эту тайну. Мне тут не так давно прислали конверт с образцами тканей, из которых будут шить священнические одежды. Так я вот что подумала: может это правда, что слово «священник» означает «универсальный»?
Я так долго формулировала это предложение, что в момент исчезновения моего друга не видела этого самого момента. Он просто взял и бессовестно исчез. Какая наглость! А я как раз готова была продолжить свою мысль о тех самых незнакомках… Смеюсь...
Сидя на лавке, приставленной к нашему столику, мне в голову пришла умная мысль, случайно упавшая из кладовой умных мыслей самого почтмейстера: а что если всё на самом деле так и было? Что, если этот трактир был приобретён лично мною на мои собственные сбережения? В старину, ещё с незапамятных времён, мудрые люди учили своих детей, рассказывая им сказки о том, что с молоду надо беречь свою честь. Ну, вот —насобиралось с миру по нитке. На трактир хватило. Но только не трактир стоял у дороги, а дороги шли от трактира. С этой мыслью я опять отвлеклась от своих незнакомок. Чтобы немного разбавить грустные нотки моего не первой свежести повествования, я добавлю к нему её самую — эту свежесть. Опять же не первой свежести:
Смеюсь… Это меня почтмейстер смешил так, у него случаются просветы и он меня смешит. Ладно, от моего рассказа, написанного после посещения концерта Александра Малинина, остался небольшой эпизод, сам по себе ничего не значащий, но, как мне кажется, очень уместный в этой «Зале»:
О незнакомках я думала так: за редким исключением, взгляд на котором не задерживается, можно увидеть, что все женщины одеты в универсальные платья. Универсальными я их посчитала от необходимости пребывать в одном и том же платье с утра до вечера и после вечера. Это как если бы я, проснувшись, весь день не снимала ночной рубашки. Да, действительно, так бывает. Но отчего так случилось и с ними со всеми? Почему на концерт любимого артиста, так красиво одетого для нас, женщин, мы — женщины, приходим к нему в этих самых «ночных рубашках»? И тогда мне на ум пришло сравнение женщин с цветами — все одинаковые как тюльпаны. И мне захотелось написать не о концерте. Захотелось написать о красоте. «Вот перед нами стоит женщина моего возраста. Смотрю на неё и у меня сыпятся вопросы:
Она тянется свету?
Она огонёк?
Она звёздочка?
Она светит?
Она бутон, стебелёк, листочек?
Она упругая? Полна сил и энергии? Или её срезали?
Она красива и стоит в вазе с водой? Кого украшает?
Кого она украшает? Стол?
Размышляя вот таким образом, я поставила на наш стол вазу, полную тюльпанов. Все сразу взглядом не охватить, а вот один конкретный приходится рассматривать. И так, поочерёдно, можно смотреть на каждый цветок. Занятие не утомительное и интересное, если эти цветы не отдали мне чужие люди за ненадобностью.
Незаметно подкрался Март. Цветы на столе — Мартовские. Солнышко в Феврале такое же как и в Марте. Чем отличить? Не знаю. По запаху? В Феврале Весной пахнет. Наверное, это просто предчувствие оттого, что живём не первый год и к смене времён года привыкли. А значит ждём Весну. Снегурочки тают. Дед Мороз истощил мешок с подарками. И Рождественские олени тоже тают в облаках.
В доме напротив не видны огоньки Новогодних ёлок.
— Ты, Хозяйка, долго не сиди, — говорит мне невесть откуда появившийся почтмейстер. — Спать пора… или о чём призадумалась?
— Да вот, о доме напротив пишу, — откликаюсь я на его чуткий вопрос. — Откуда он в моём воображении?
— Коль пишешь, значит так тому и быть, — говорит он мне и тянет покинуть зал со столами и лавками.
Мы идём в направлении других залов и комнат. А в этой у меня родилось чувство, что моим мозгам стало легче. И тогда мне хочется поблагодарить того, кого я когда-то звала отцом Иоанном. А если по хорошему, то благодарности он заслуживает бесконечной. На тот момент, когда мне это было нужно понять, я понимала, но с опозданием на целую жизнь, мою жизнь. Потому что на тот момент отец Иоанн был таким, каким задумал нас Бог. А я не была такой. У меня была проблема. Сейчас я её называю «проблемой семьи». Сначала была проблема одиночества. Может, не будь той проблемы, не было бы вообще ничего. Не было бы меня; не было бы Юрки, усадившего меня за написание этой повести. А как я без Юрки? Нет, я уже не стану той одинокой девочкой, девушкой, женщиной. С ними я уже попрощалась. Теперь есть только мы. Юрка и я, я и Юрка. Хороший такой, как мой кот… Тоже Мартовский. А вот в Усть-Куте родительские установки мешали очень. Но я их не видела и не боялась. Поэтому всё сложилось хорошо. Совершенство есть. Я всегда стремилась к совершенству. И пусть его не достичь ни в чём и никогда, но стремление всё преодолеет. И то, что мои родители не создали счастливую семью — чью-то идею о светлом будущем, которое для них так и не наступило — позволяет мне поблагодарить отца Иоанна за снятие покрова, висящего чёрным трауром на раскрытой книге чудес. Поблагодарить и не забывать о тех людях, которые ушли в мир иной с настроением, располагающим к приближению смерти. Потом исчез, как всегда, куда-то мой постоялец-почтмейстер, а я увидела свою комнату с двухспальной кроватью. Это комната из квартиры моих родителей. В ней был «зал для отдыха», пока мы росли. В старших классах я оставалась в ней до утра: читала романы, писала сочинения, чертила чертежи для уроков черчения. В ней не было никакой кровати. Был старый диван, всем своим видом напоминавший прошлое столетие. И вот в этой комнате — только я и большая кровать. На мне спортивная одежда на подобие леггинсов с элементами декора. И фигура у меня спортивная. И сама я спортивная. Но это мои воспоминания прошлых лет, те самые, где мне ещё хотелось танцевать, но было дико представить себя исполняющей танец, неподобающий моему возрасту. Странно, да? Танец исполнить хочется, а представить его не имеешь возможности… В 2011 году мне хотелось исполнить танец, а Юрка усадил меня за комп. Вот, иду дальше теперь — в другие комнаты… и Юрка держит меня, чтобы смешнее было идти. Смеюсь…
Вот так, вспоминая Март, можно одновременно помнить сентябрь, осень и брызги холодных луж, в которых я когда-то хотела стать женой. И сказала себе: «Ужас! Почему? Почему ты поверила идиоту, назвавшемуся Юрой?». Поверила и с той поры стали мне сниться кошмары. Смеюсь...
Тут мы с Юркой (Юрочкой) остановились и дальше я пошла одна. Он всегда уходит на второй план, когда в моей голове рождаются всякие умозаключения. Сейчас у меня их нет, поэтому мне надо успеть подвести итог всего вышеописанного: я перенесла себя в тот период, который посчитала временем отчёта для отправленной мною кареты из настоящего в прошлое. Более ранний период, в котором события разыгрываются во времена, описанные Борисом Васильевым в его книге «Ольга королева русов», описывать не могу, потому что намного интереснее стал период описанный в книгах Льва Николаевича Толстого. Вероятно, особую роль тут сыграл тот факт, что роман «Война и мир» был моим другом в то время, когда у моих одноклассниц друзья были реальными. А я любила книги, любила чтение и с головой проваливалась в строчки. Меня оттуда можно было не вытаскивать — это мой дом, моя крепость. А.С.Пушкин, Наполеон Бонапарт... Я с ними не знакома, нет. В моём воображении они просто люди, от которых можно ждать чего угодно. В момент моих провалов они были для меня незнакомыми личностями и я с упоением зачитывалась диалогами, пейзажами, событиями. Это сейчас я знаю о дуэли, смерти в поезде, ссылке на остров, а тогда мне открывался новый мир — неизвестный и таинственный.
Так у меня сегодня родилось время, которое интересно вспомнить и прожить его ещё раз, пройтись по тёмным комнатам и коридорам, окутанным секретами, тайными посланиями и предчувствиями чего-то доброго, мягкого, любимого и милого сердцу. Предчувствия, которое невозможно отделить от сердца, так тесно оно живёт в паре с ним. Луна более всего способствует таким путешествиям во времени. Но свет её не зловещий. Полнолуние знаменует полноту времён. Но никак не чертей как символ чего-то пугающего. Трактир — ну что там может быть кроме него, когда мне нужно иногда провести диалоги? В доме, где кричат маленькие дети, на печи спят старики, нет смысла писать о своих путешествиях во времени. Старый да малый требуют к себе внимания, а у меня оно оторвано от них. Почтмейстер — мой любимый персонаж в моих воображаемых дорогах, ведущих от одного события к другому. Он символизирует мои любимые переписки, почтовые отправления и связанные с ними переживания, ощущения, возможно даже трепетное отношение к настоящему моменту.
И ещё одно маленькое отступление я сделаю о диалогах. В современных фильмах и даже книгах сейчас только диалоги звучат. Меня это напрягает. Мне не понятно, где ГГ находит себе столько людей, способных слушать. В любом диалоге все слова выверены и на каждый вопрос следует адекватный по ситуации ответ. Сейчас пойду поищу почтмейстера, пусть мне подтвердит. Он их постоянно слушает — диалоги. Сейчас нет таких ситуаций и людей, присутствующих в них, когда можно зачитываться диалогом. Полное отсутствие согласия. Как в баснях.
Зал, в котором мы сидели с почтмейстером, был освящён ярким светом. Светом наших обычных люминисцентных ламп. Мы вышли…
В переходах из одной комнаты в другую мысли иногда останавливаются. Происходит считывание окружающей меня действительности, но сейчас я хочу написать о том, что сны у меня были тревожными, но не пугающими. Комната для таких описаний у меня появилась после приобретения моего личного персонального компьютера. Вот так, притягивая определённые события в свою жизнь, я строила свой мир. И однажды, смастерив себе свой индивидуальный стул-кресло, задумалась о слове «кухня». Почему так получилось, что свой чай я выпиваю в самодельном кресле-стуле возле экрана монитора? Почему у меня есть кухня и что она символизирует? Кто её так назвал? У меня нет места для приёма пищи. Оно должно быть красивым… а у меня есть кухня, когда я даже не знаю как правильно надо сказать себе самой: «Я на кухне» или «Я в кухне». И вообще, в моём доме это оказалось местом, отстроенным руками человека, ненавидящем меня. Может поэтому мне там и не сидится. Смеюсь…
Человека, ненавидящего меня, нельзя было не любить. У любви нет выбора. Что рядом, то и любишь. А о ненависти я написала с оговоркой. Человек ненавидел мысли о самом себе. Себя он не понимал. У него не было сердца. Оно у него было чисто теоретически, потому что он мог ходить, думать, спать и питаться. А своё тело он задвинул так далеко, что отсюда не видно. Не проявил любви к своему телу, не сказал ему слов благодарности за то, что у него всегда было в запасе время. Поэтому, мне нельзя было не любить того, кто не любил себя. Я и кухню свою любила и люблю. Но это уже часть прошлого. А в настоящем я вырвалась на дистанцию по бегу с препятствиями, как та скаковая лошадь, хорошо тренированная и выпестованная любящими руками. Так я стала проводить больше времени на эстафете. Я сама как тот почтмейстер — это моё любимое занятие. Есть один нюанс. Сейчас на работе нужно быть роботом, совмещающим себя с проявлениями любви и добросердечности. Может, у моих детей это станет привычкой. Я не знаю. Но мне не хочется быть роботом только потому, что меня уже надо списывать со счетов, а не реформировать. Моё место в музее. На полке. Под стеклом. Я уже своё отношение к миру не могу поменять. И мне не приходится работать так, как сейчас требует новое время. На работе человек становится запрограммированной машиной. К этому надо идти с детства. А моё детство прошло в библиотеке. Какой из меня робот после этого? Да, я могу прикинуться им. Но рядом встанет тот, кто меня за пояс заткнёт своим совершенством новых технологий. Я лучше тут посижу — у стола с книгами и монитором. Напишу о себе, о Юрочке, о людях, встреченных нами.
Так, незаметно, отступление за отступлением, я выбралась в настоящее время — время моих чувств и эмоций. Один такой эмоционально прожитый период времени я хочу показать в одном из записанных мною снов. Не все сны я записывала. Но иногда мне очень хочется это сделать и тогда у меня выходит так, что все мои персонажи могут прийти ко мне и посидеть за чашечкой горячего чая, и рассказать о своих снах мне, хозяйке «Трактира у дороги».
Однажды во сне я попала в комнату Вовки, моего старого знакомого, умом оставшегося в одной из игр. Не об играх речь. Говорить я буду о глухих знакомых. В принципе, тут я опять могу сделать небольшое отступление, потому что сегодня, скорее всего эту самую тему уже озвучили в каждом храме нашей планеты. Сегодня воскресный день. Обычные люди сидят дома, молодые подались за развлечениями, а православные христиане — в храмы. Но я в храм не пошла. Я отношу себя к категории тех, кто из храма вышел и не вернулся. Поэтому сижу теперь тут и пишу свои сны: ванная комната, в ней горит свет, дверь открыта. Я на кухне у плиты пытаюсь зажечь газ на одной их четырёх конфорок. Повернула регулятор-ручку и услышала как из сопла пошёл газ. Мне надо повернуть регулятор так, чтобы газ сам вспыхнул синим пламенем, а оно — пламя, никак не вспыхивает; газ под давлением вырывается из сопла. Ничего не получается — уже исчезла ручка-выключатель, остановить газ нечем и я почти в панике: газ вырывается, ручка отсутствует, пламя не загорается. Всё вокруг меня тёмное, ржавое, убитое, старое. В светлом проёме ванной комнаты я хорошо вижу Вовкину спину и зову его, кричу — не докричалась. Он меня так и не услышал. А я проснулась и обрадовалась — это всего лишь кошмарный сон. Это описание одного из периодов моей жизни. В этом периоде я проживаю себя не в уединённом домике необитаемого острова или маленьком провинциальном городке или на хуторе. Это миллионный город, а я одна.
Однако пришла я к вышеописанным событиям из моего кошмарного сна только благодаря моему другу детства. Сейчас я называю его Юрочкой. В те молодые и ранние годы это были строчки «Войны и мира». Не сам писатель и автор романа, не его книга, а именно простые строчки простого романа. Что в нём было для меня сложным, так это пересказ военных действий. Их я даже не читала. Моё внимание было выборочным — всё непонятное отступало, давая место моей фантазии. Это сейчас говорят, что во время молитвы нельзя ничего представлять. А тогда никто не произносил запретных слов и всё было можно. Поэтому я читала и вверх тормашками и задом-наперёд, заглядывая в конец и пролистывая главы. Но вернувшись, я продолжала чтение с момента остановки. Все персонажи к концу спектакля отыграли как живые. Поэтому я, сегодняшняя — перенесла своё воображение на тот период, когда в моих руках грелся том «Войны и мира» Л.Н.Толстого и мне в нём, в таком мире — уютно. Смеюсь…
Неуютно было у А.С.Пушкина. Только нет его вины в том, что его описания не совпали с моим мироощущением тех лет. В то время как мне приходилось буквально на своих собственных руках выносить себя из разрушающегося дома, который не достроили мои родители, моя психика решала далеко не Пушкинские проблемы. Описания пейзажей требовали рифмы, строгой какой-то логики и следования ритму. О чём вообще там шла речь? О природе? Так зачем вы, дорогие учителя школьные, оценивали моё нежелание по своим критериям? Мой мозг отказывался зубрить поэзию. Поэзия сегодня идёт рука об руку с поэтами современности. Я их всех оценю, но ни один из них не выдержит моей критики. Разбегутся кто куда. Смеюсь…
Мой поэт живёт со мной рядом. Это моё мироощущение. Я так его чувствую. Этот мир я зову Юрочкой. Это не человек. Это мир. Мир невидимый. Отрывки пошли. Отрывистый. Не пишется несколькими словами, как у Александра Сергеевича. Война идёт и слышится пулемётная очередь. Смеюсь…
Не знаю как воюют эти миры. Живут тихо, мирно. Но сложно. Сложно всё это для моего рассудка. Мне не понятно. Поэтому я лучше сделаю виноватой себя. Не знаю зачем я так восхищалась Юрочкой как человеком. Думаю, как человек, он не одобрил это моё обладание им. Может, ему важнее было оставить своё обладание мной выше моего обладания им. В любом случае из хорошего и радостного начала родилась (не могу вспомнить слово) Вспомнила! Посредственная история. Всё как у всех. Смеюсь…
Поэтому здесь, в этой посредственности, я теперь и обитаю. Чтобы не зацикливаться на своих любимых пристрастиях, кои передаются с молоком матери, я отвлекаю себя написанием строчек, которые выдерживают шторм. Я эти строчки перевиваю, перекручиваю и ветер стихает. Но штормит иногда и приходится вспоминать о маленьких лебедях, плавающих по зеркальной поверхности озера.
И тогда я сажусь и тихо заставляю себя послать Юрочке этих маленьких лебедей на этом спокойном озере. Потому что надо успеть обогнать девятый вал, чтоб его, Юрочку моего любимого, там не захлестнуло. Смеюсь…
Сейчас я стою в одной из комнат и чувствую свой мир. В этом мире происходят изменения с такой скоростью, которая мне под силу. Я справляюсь. Единственным затруднением для меня сейчас является интерпретация событий. Я могу их описать только после их завершения. Поэтому «Трактир у дороги» — это реальный дом. Возможно, во времена его образования в нём не было комнат вообще. И что такое эти комнаты? Сейчас я с уверенность могу сказать, что мой постоялец, обладающий способностью исчезать и появляться по моему желанию, где-то рядом. Нет только той комнаты, о которой закончено моё повествование. Мы больше не сидим с ним за столом с чашечкой горячего шоколада. Это всё осталось в прошлом и комната закрыта. Вот мы перешли в следующую залу. Я ничего не вижу. Повторюсь, что описать могу только по истечении времени. Поэтому, оставаясь здесь, я перехожу к описанию событий, откуда вижу хорошо себя и своего любимого Юрочку. Смеюсь…
В этой комнате происходит приглашение. Не могу сказать как выглядел пригласительный билет. Да и вся эта чайная церемония также была приглашением к возможности прикоснуться к телу любимого человека. Это можно подтвердить, пригласив почтмейстера. Мы с ним ходили на выставку в музей В.И.Ленина в селе Шушенском. Так там на каждом экспонате висела табличка «Руками не трогать». Это как так «не трогать»? Не потрогаешь — всё равно что жил зря. И вот получилось так, что я пригласила «мой мир Юрочку» к себе и описала это в комнате с шоколадом. Тогда как в следующей комнате происходит приглашение меня «миром Юрочки» к писательской жизни. Это не моё словосочетание. Это так подписана «пригласительная открытка». Смеюсь..
В этой комнате я не жила и не живу. Даже не знаю характера и привычек временно проживающей в ней женщины. Я увидела её в слове «растерянная». Растерянной увидела её. При этом события развивались от слова «рассеянный»: вспомним «Вместо шапки на ходу он одел сковороду». И вот я вижу, как эта женщина спрашивает сама себя: «Может и я живу «на ходу»?» Она вспоминает свою молодость. Будучи молодым специалистом в области психоанализа, она преподавала начальные знания кому-то и сейчас повторяет их себе с целью найти выход из создавшегося неудобного положения дел. Дела расстроены. Надо их наладить. И вот она листает свой конспект: «Мы убегаем от себя с помощью алкоголя, наркотиков, курения, переедания или чего-либо ещё. Всё это способы наказать себя за несовершенство». «Четыре категории: критика, страх, вина, обида». «Я верю: мы действительно пришли в этот мир, чтобы любить себя, невзирая на то, что об этом думают другие». Отходя ко сну, она придаёт себя в руки милосердия Божия. И чувствует приглашение к писательской жизни. Только не осознаёт. И вот, когда она берётся за карандаш, пытаясь сделать первое описание себя в действительности, из под пера у неё выходит следующее: «Вечер пятницы — это переход к чему-то, что мне так и не удалось наименовать, избавившись от двух мужчин. Несправедливо я им отвела так много места в моей жизни. Всё больше превращаюсь в старуху. Сегодня вышла на улицу и купила в лавке немного табака. Каким печальным зрелищем оказывается бег от самой себя. Появляется привыкание к чужому запаху. Всё пропитывает табачный дым. А как же ароматы? Они мне так нравились не так давно. Ещё одно неосуществлённое желание. Сколько их таких?». Ей интересно разобраться, почему так получается, что прожив с одним мужчиной, она не теряет надежды полюбить так, как она себе это представляет. Но, получив желаемое, любовь как таковую, она теряет себя. Может ей это внушили? Надо найти ответ. Стоит ли поддаваться внушению или стоит продолжать жить, но уже в уединении. Мысль окончена и эта комната закрылась. Смеюсь...
***
Юра, помогай разбить на главы. Для этого поместила сюда этот текст, вроде, готовый для чтения. Дальше не знаю. Для удобства чтения мне не хватает знаний - что нужно сделать для удобства чтения? Это как вопрос "зрелищности". Она ведь тоже должна быть!