Одиночество

Геннадий Моисеенко
   Что самое прекрасное утром, когда ты ещё только раскрыл слипшиеся после сна ресницы и пребываешь в истоме? Прекрасен позыв, который заставляет покинуть согретое твоим тельцем ложе, с проклятой неизбежностью окунуться в зябкость реальности и спешить туда… Ну, Вы сами понимаете куда. Казалось бы, чего прелестного я нахожу в этом? Но там, в этой узкой (метр шестьдесят на метр двадцать) комнатке, ты оказываешься в личном мирке, где можешь быть самим собой. Открою секрет: не смотря на мизерные размеры этой, с позволения сказать, комнатёнки, потолки у неё высокие, уносящие твоё сознание вверх, словно соединяя тебя с космосом. И вот здесь ты расслабляешься и начинаешь собирать в кучу потерянные за ночь мысли. А чтобы процесс поиска шёл в правильном направлении, с левой стороны на полке всегда лежит книга. Какая? Да имеет ли это значение? Главное чтоб не слишком заумная. И вот ты, практически автоматически, раскрываешь шуршащие страницы и уходишь в мир грёз, такой далёкий от всего, что осталось за белой массивной дверью. Здесь ты есть царь и Бог; ты – творец и вершитель; ты объемлешь сознанием глубину  вселенной и видишь все недостатки нашего убогого мира. Всё-таки сомневаетесь! Когда я выйду отсюда, я тоже буду сомневаться. Но… (я задумался) если ты понимаешь, что тебе жмут ботинки, это не значит, что ты сапожник. И поэтому там, за дверью, я с тобой соглашусь. Да, там я не Бог. Но даже там я вижу всё несовершенство бытия. Но здесь, в эти краткие мгновения, шурша страницами, верится в свою божественную силу, и потому так хочется продлить эти блаженные секунды, минуты и далее, и далее… Рассредоточенным взглядом бегаешь по страницам от буквы к букве, и никто не пытается влезть в твоё подсознание с экрана телевизора постоянно шепчущего: ты обязан, ты должен. Здесь ты никому ничего не должен.
   Вот так я и сидел в тот раз, когда краем глаза, впитывающим в этот момент закорючки букв, вдруг заметил какое-то движение на полу. Первая мысль: этого не может быть. Но пришлось сосредоточиться и пристально посмотреть на линолеумный пол. Там, среди плоского рисунка нанесённого светло-коричневой краской, сидело почти микроскопическое существо треугольно-капельной формы. Когда я пошевелил пальцами ноги, оказалось, что существо очень быстро бегает, но это не спасло его – я успел раздавить эту кроху тапком. В этот момент я понял: это мокрица и с этим надо что-то делать. Разве мог я допустить, чтобы на моей территории кто-то хозяйничал без меня, а, тем более, при мне. Пришлось попрыскать дихлофосом. На какое-то время это испортило атмосферу, настроение и прогнало соседей. Но дом старый, и через некоторое время я увидел их вновь. Я хотел было снова раздавить эту кроху, но в последний момент я заметил, что кроха чем-то блеснула. Я замер в растерянности, но на полу снова блеснул микроскопический маячок, и ещё раз, и ещё… После десятого раза до меня дошло что проблески не равномерные и разной длительности. Безумная мысль пронзила мой мозг: азбука Морзе. Три дня я зубрил эти проклятые точки-тире. Теперь на моей полке лежала не книга, а «Справочник юного радиста».
По прошествии трёх дней проблески стали складываться в слова. И тут я понял: пора выходить. Так, за дверью, мир.

18.03.21