Из книги «Великие Посвящённые» Эдуарда Шюре:
(стр. 387) «Двенадцать апостолов встревожились; Иисус не хотел, чтобы Его взяли невзначай, Он хотел отдаться добровольно, когда окончено будет Его дело и, как истинный пророк, принять смерть в час, избранный Им самим. Преследуемый в течение целого года, удачно ускользая от врага благодаря своей предусмотрительности, видя охлаждение со стороны народа, которое последовало за взрывами энтузиазма, Иисус решил ещё раз удалиться со своими ближайшими учениками.
Почему изменилось отношение народа к Иисусу? Обусловлено ли это влиянием планет или только тем, что он не оправдал надежд израильского народа, жаждущего своего освобождения от римлян?
«Поднявшись на вершину горы с двенадцатью апостолами, Он обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на своё любимое озеро, на берегах которого Он жаждал вызвать зарю Царства Небесного. Он окинул взглядом города, раскинувшиеся по его берегам, или поднимавшиеся уступами по склонам гор и утопавшие в своих зелёных оазисах, все эти дорогие для Него селения, белевшие в полумраке наступивших сумерек, в которых Он сеял глаголы жизни и которые готовы были покинуть Его.
Предвиденье будущего охватило его. Пророческим взглядом окинул Он весь чудный край, превращённый рукой мстительного Измаила в пустыню, и с Его уст сорвались эти слова, в которых звучал не гнев, а глубокая грусть: «Горе тебе, Капернаум; горе тебе, Хоразин; горе тебе, Вифсаида!». Затем, повернув к стране язычников, Он направил свой путь по долине Иордана в Кесарию Филлиппову.
Тяжёл и долог был путь беглецов посреди тростников и болот верхнего Иордана, под палящими лучами жгучего сирийского солнца. Ночи приходилось проводить в палатках пастухов или у Ессеев, водворившихся в маленьких посёлках этого затерянного края. Подавленные ученики были молчаливы. Учитель был погружён в свои размышления. Он думал о невозможности внедрить в сознание народа своё учение одною проповедью. Он с грустью размышлял над происками своих врагов.
Решительная битва была неизбежна. Чем кончиться она? С другой стороны, Его мысль возвращалась с любовью и заботой к своей духовной семье, рассеянной по разным местам, и в особенности к двенадцати апостолам, которые отказались от всего и всё покинули, чтобы следовать за Ним. Он знал, что сердца их разрывались, теряя последнюю светлую надежду на торжество Мессии. Мог ли Он оставить их без Себя? Достаточно ли проникла истина в глубину их сознания? Не поколеблется ли в них вера в Его учение? Достаточно ли ясно сознают они кто Он?
Под влиянием этой тревоги он спросил: «За кого люди почитают Меня?» И они отвечали: «Одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию или за одного из пророков». «А вы за кого почитаете Меня?» Тогда Симон Петр ответил за всех: «Ты Христос, Сын Бога живого» (Матфей XVI. 13-16). В устах Петра это слово не означало, как установила позднее церковь: Ты единое воплощение всемогущего Бога, второе лицо Троицы; оно означало: Ты – Избранник Израиля, провозглашённый пророками. В посвящении индусском, египетском и греческом, имя Сына Божьего означало сознание, отождествившееся с Божественной истиной и воля, способная проявить эту истину. По мысли пророков, этот Мессия должен был явить собою величайшее проявление подобного сознания и подобной воли. Он будет Сыном Человеческим, то есть Избранником земного человечества и Сыном Божьим, то есть Посланником Небесного Человечества, и, как таковой, будет иметь в себе Отца или Духа, который посредством Небесного Человечества управляет вселенной.
При этом доказательстве веры апостолов в Него, Иисус должен был испытать великую радость. Ученики поняли Его: он будет жить в них. Живая связь между небом и землёй была установлена. Иисус сказал Петру: «Блажен ты, Симон, сын Ионин. Ибо не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах». Этим ответом Иисус даёт понять Петру. Что Он признаёт его посвящённым, силою глубокого внутреннего проникновения в истину.
В этом и только в этом истинное откровение, тот камень, на котором Христос создаст церковь свою и которую врата адовы не одолеют. Иисус полагался на апостола Петра только поскольку он владел этим сознанием. Когда же вслед за тем последний становиться снова обыкновенным человеком, боязливым и ограниченным, Учитель обращается к нему совершенно иначе. Возвещая своим ученикам о своей предстоящей смерти в Иерусалиме, Он вызывает такое возражение со стороны Петра: «Будь милостив к Себе, Господи! Да не будет этого с Тобою!» Иисус, как бы видя в этом порыве участия искушение плоти, стремящейся поколебать Его решимость, обращается к апостолу с такими словами: «Отойди от Меня, сатана, ты Мне соблазн, ибо думаешь не о том, что Божие, но что человеческое». (Матфей XVI. 22,23).
И сказав это, Он снова пошёл вперёд в пустыню. Смущённые Его торжественным голосом и строгим взглядом, апостолы умолкли и продолжили в безмолвии свой путь по каменистым холмам Гавлопитиды. Это бегство Иисуса и его учеников из предела Израиля походило на приближение к разгадке мессианической тайны, последнего слова которой искал Иисус.
«Он приблизился к воротам Кесарии. … Там по близости, был небольшой храм, посвящённый Пану, и в гроте, внутри которого была названная расселина, с обеих сторон, стояло множество колон и мраморных нимф, изображавших языческие божества.
Евреи относились с негодованием к этим знакам языческого культа, но Иисус смотрел на них иными глазами. Он должен был видеть в них несовершенные попытки найти лик той божественной красоты, сияющей образы которой Он носил в своей душе. Он пришёл не для того, чтобы проклинать язычество, но чтобы преобразить его; не для того, чтобы бросить анафему земле и её таинственным силам, но чтобы показать ей путь к небу. Его сердце было достаточно велико, и Его учение было достаточно широко, чтобы объять все культы и сказать народам: «Поднимите голову и познайте, что у всех вас один и тот же Отец».
И, несмотря на это, или вернее именно вследствие этого, Он очутился на грани двух царств, преследуемый словно опасный зверь и сдавленный между двумя мирами, которые одинаково отвергали Его. Перед Ним расстилался языческий мир, который не понимал Его, в котором Его слово замирало в безсилии; позади Его – еврейский мир, народ, который побивал каменьями своих пророков и закрывал уши, чтобы не слышать своего Мессию, и стая фарисеев и саддукеев, подстерегавших свою добычу.
Какое сверхчеловеческое мужество и безграничную силу любви нужно было иметь, чтобы разбить все эти препятствия, чтобы сквозь языческое идолопоклонство и еврейскую жестокость проникнуть до самого сердца страдающего человечества и запечатлеть в нём благую весть о воскресении из мёртвых!
Перед лицом иного мира мысль Его должна была устремиться назад, по течению Иордана, этой священной реки Израиля. … И вот перед Ним снова выплыл из Мёртвого моря тот же страшный призрак креста… Не настал ли час великой жертвы? В Иисусе, подобно всем людям было два сознания: одно – земное, говорило Ему: может быть ещё возможно избежать тяжкой судьбы; другое – божественное, повторяло неумолимо: путь к победе проходит через врата скорби. И он внимал последнему».