ПАРАБОЛА
(Полнейший вымысел, как и все сто с лишним версий, включая официальную, о трагедии в горах Северного Урала в 1959 году)
(кажущиеся догадки, являются только кажущимися читателю)
Зазвонил телефон оперативной связи. Горолёв снял трубку, ответил, – Слушаю, Горолёв.
В трубке раздался знакомый голос одного из оперативных дежурных, майора Кости Красова, – Здра-авствуйте, Сергей Павлович!
Горолёв улыбнулся, поняв откуда у оперативного эта невольная затяжка в слове, вспомнив при этом. Недавно он отчитал этого Костю за то, что тот его понужает военным «Здравия желаю…», сказав ему, что когда он оденет мундир со своими какими-то генеральскими погонами, что вряд ли когда-нибудь произойдёт, тогда пусть будет «Здравия желаю!», а пока нужно по-граждански «Здравствуйте!»
Горолёв сам не помнил, какое у него военное звание, наряду с гражданской должностью генерального конструктора.
Он также обратил внимание Кости на анахронизм этого «Здравия желаю», прокравшийся из царской армии и никак не соответствующий, как ответ на «Здравствуйте, товарищи!». Немного смутил Костю своим наставлением, хотя говорил шутя, и попросил его передать по смене, чтобы другие оперативные дежурные, заступавшие на сутки через двое, тоже это знали.
Костя тем временем докладывал, – Телеграмма Вам, гриф самый…!
– Конечно, не прочтёшь, если попрошу? – слегка с ироничной досадой спросил Горолёв.
– Не могу, Сергей Павлович, сами понимаете, нарушения по службе сначала из уважения начинаются, а потом…
– Ладно, ладно молодец, шли посыльного или, как там у вас заведено, сам лично неси… Вечно, как вороны, чего-нибудь да накаркаете, – пошутил он, постаравшись дружелюбным ворчанием не обидеть Костю.
Положил трубку, откинулся на спинку стула и почувствовал усталость, именно от прихода этой телеграммы, хотя и не знал ещё её содержания.
Три программы параллельно: собачки – прыжком туда обратно; подготовка заброса собачки на орбитальный полёт, подготовка пуска человека на орбиту, при том что он отбился от запуска человека по параболе, без полного оборота, на военном носителе потому, что орбитальный корабль ещё не готов.
Разговор с Первым, который, как он догадался предстоит, его не радовал. Горолёв в прошлый раз наотрез отказался рисковать человеком, при запуске по параболе. Его интересовало, кто вообще просветил Первого о возможности такого запуска.
Он понимал всю эту гонку, соревнование двух систем, престиж страны, но чётко держал границы допустимого, просчитывая все возможные риски, события и вероятности.
Первого он уважал за его неугомонность и вездесущность, хотя многие уже иронично относились, к его появлению в киножурналах в кукурузе или с поросёнком в руках. Горолёв мало смыслил в сельском хозяйстве, но со слов умных аграриев знал, что благодаря кукурузе такая отрасль сельского хозяйства, как крупный рогатый скот (интересная отрасль, для него доселе не знакомая) стала стабильной. Кукуруза как корм не зависела от погоды – это не сено, которого можно не запасти на зиму из-за дождей и потом пускай под нож поголовье стада. Пусть хоть ливень льёт месяц, коси по грязи её, вози по грязи, вали в курганы в грязь, только трамбуй тракторами плотно и любой скот будет обеспечен кормом на зиму.
Нравилось Горолёву отношение Первого ко всему, что происходило в стране, особенно к программам которые были его делом. Нравилось до восторга, как Первый под прикрытием поднятия целины в Казахтане, построил космодром. Все разведки мира проморгали этот факт, просто «целинные» эшелоны ходили на отстой, на станцию Тюратам, дожидаясь очереди на разгрузку, но грузы при этом сумбуре, не понятном для непосвященных, разгружались и для космодрома и для целины. Нравился, что не давал зачваниться и заснуть разным чинушам на всех этапах власти, на различных постах и в том, что ему тоже не давал покоя.
Нравился, нравился, но зачем вызывал теперь – беспокоило и главное – отрывало от работы. Тут же припомнил, из того, что не нравилось: Первый зачем-то возобновил гонения против церкви. Ну что плохого, если люди старшего поколения почитали Бога. Молодёжь ведь вся далека была от церкви. Нет ему шлея под хвост.
После стука, зашёл Костя, ещё раз поздоровался и протянул телеграмму, вместе с журналом, в котором нужно расписаться.
После росписи, Горолёв вскрыл телеграмму, прочитал только уже ожидаемую суть "…необходимо прибыть к 18-00". Число стояло сегодняшнее.
Костя стоял в ожидании распоряжений. Горолёв изобразил руками полёт самолёта и добавил, – Сегодня, к 18-00, того времени, на самый верх.
– Время в запас? – спросил Костя
Горолёв ответил, – Два часа, в гостинице душ приму, переоденусь, – в ответ дежурный кивнув, спросил, – Документы будете брать, что заказать?
– Нет, – ответил Горолёв и пошутил, – Головы достаточно, проследи, чтобы не позабыл, – и добавил, – Прошерсти обстановку, может с оказией кого забрать надо или груз какой.
Костя кивнул и пошёл к выходу. Горолёв знал, что дежурный поставит борт на готовность, вовремя подаст машину до порта, согласует машину по прилёту к трапу. Знал, что ребята, как телка доведут, как эстафетную палочку, донесут его точно ко времени до приёмной Первого и пошутил в мыслях, – Знать бы ещё на какое заклание или какую стружку снимать будут?
В самолёте вместе с ним летели двое командировочных. Свои или московские – не понял. Ребята были выпивши и презентабельно громко разговаривали, но когда бортпровдница Маша подошла к ним и что-то сказала, сразу примолкли и она тактично увела их в другой салон. Больше он их не слышал. В полёте вздремнул часок.
После посадки он всегда выходил последним, к этому моменту подъезжал ЗИМ к трапу, такое пожелание тоже от него учли. У выхода провожали командир экипажа и обе бортпроводницы, чтобы опять же по его привычке, он смог им сказать спасибо.
При первом шаге по земле около трапа скрипнул тормозами ЗИМ, рядом с шофёром сидел знакомый ГБ-шник Петя в штатском, тоже приученный не выскакивать из машины и не открывать дверцу.
Горолёв сел в машину, поздоровался. Ребята ответили нейтрально служебным, –Здравствуйте, – и Петя уточнил, – В гостиницу, Сергей Павлович и потом к 18-00.
– Да, Петя, – ответил он, откинулся назад и прикрыл глаза.
В гостинице, в его постоянно забронированном номере, всё было на своих местах, даже забытая им расчёска, только как всегда не было ни пылинки.
Два часа прошли быстро и Петя по телефону напомнил, – Пора, Сергей Павлович.
В приёмную Первого он зашёл за пять минут до назначенного времени, перед дверью подумав, что Первый стал Первым и в ЦК, и в Совете Министров, и скоро наверное станет Первым в Верховном Совете. Ну и пусть, может так проще, тогда Первому не будет надобности напускать на него кого ещё.
В приёмной сидел Зеров Иван Александрович с папкой в руках.
– Ого, Председатель КГБ. Вон кто помощник у Первого сегодня, – подумал Горолёв и поздоровался, ему ответили Зеров и секретарь, который тут же поднял трубку и через пару секунд доложил, – Ожидают, – и, обратившись к ним, сказал,– Вас ждут, проходите.
– Вон теперь с кем меня в оборот возьмут, так-так, – снова подумал Горолёв, пропуская вперёд себя Зерова.
Хрушев встретил их стоя. Они поздоровались, он вышел из-за стола, пожал им руки и пригласил садиться. Сев на своё место, он задумчиво посмотрел на них и спросил, – Ужинали?
После того, как они отрицательно кивнули головами, предложил, – Я так и подумал. Распорядился. Давайте заодно и поужинаем за разговором. Пошли за мной.
Он встал, открыл в стене, позади своего кресла невидимую дверь. Когда они вошли за ним, увидели овальный стол, уже сервированный на троих. Одна официантка укатывала столик на колёсах в дальнюю дверь, а другая стояла с выжидательным выражением лица.
– Спасибо, Катерина, потом кофе или чай, – сказал ей Первый и она вышла, прикрыв за собой дверь.
Хрушев приглашающе повёл рукой в сторону стола, сел. Они тоже сели. Зеров положил свою папку справа от себя, поближе к Первому.
– Давайте по-холостяцки перекусим. Дома всё равно не бываем часто, небось тоже на работе ночуюте больше.
Посмотрел на них озорным взглядом и добавил, – Из горячего только кофе или чай потом, а вот горячительного давайте примем по норме, думаю не помешает и не подерёмся небось.
Он встал и выкатил из-под стола маленький столик, на котором стояли бутылки и сам стал выставлять их на большой стол, – Водка, коньяк. Тебе, Сергей Палыч, какое вино? Вспомнил, ты вот это пользуешь, – и он поставил третью бутылку, добавив, – Промышленник, а никак не можешь научиться спирт пить, всё вино потребляешь, а вот я грешный кроме водки не могу ничего. Наливайте.
Сам взял с маленького стола гранёный стакан. Налил меньше половины водки и пояснил, – Фронтовая привычка, среди своих и дома из стакана пью, из него разбег правильный.
Когда Горолёв с Зеровым налили, он поднял стакан, – Давайте взмахнём за успех нашего дела. Дел много разных у всех, за все пить, пьяницами станем, но за наше дело выпить не грех. Он махнул стаканом, чуть зафиксировав его неподвижно, изобразив поочерёдно чоканье с каждым и выпил. Они тоже выпили.
Много позже, иногда, вспоминая этот разговор, Горолёв заметил, что это «взмахнём» перекочевало к простому народу и превратилось в простое «махнём», означая банальный процесс выпивания.
Стали закусывать и чуть погодя, Хрушев начал разговор.
– Сергей Палыч, я тебя предупреждаю и прошу. Ты нас пожалей сегодня. Знаю, что тебе всех собачек жалко, которые туда летают. Знаю, что ты не пустишь туда человека, пока не будешь уверен. Молодец – конечно, правильно. Но вот послушай, что мы придумали, – и, помолчав, добавил, – Про параболу речь пойдёт. Вам скажу по секрету, – и, повысив немного голос, повторил, – По секрету!
Выдержал небольшую паузу, продолжил.
– В начале года планируется съезд. Знаменательный съезд – внеочередной, потом узнаете, в чём секрет съезда. Так вот этот съезд нужно, как у нас принято, ознаменовать. Этот съезд тем более. Собачку ты, Сергей Палыч, прокатишь по орбите, мы договорились с тобой. Человека по орбите, тоже потом – после уже, торопись. А вот с параболой, нас американцы могут опередить. Мне докладывали, что они планируют пока вскользь, вылететь в космос и обратно по этой самой параболе, без полного витка. Нужно чтобы они нас ни в коем случае не опередили. С учётом твоей гуманности, Сергей Палыч, мы придумали такой ход. Послушай. У нас есть люди, приговорённые к расстрелу. Не морщись, те времена прошли, когда невинных расстреливали. Тут человек натворил на два расстрела. Так вот ему помилование от твоей милости получается. Полетит он, просто как собачка, хотя он хуже собаки. Если сядет живой и дальше жить будет и жаль не будет знать, что ему за тебя надо богу молиться. Если погибнет, то получится, что приговор приведён в исполнение. Он уже знает это и рад этому и молит бога, чтобы ты согласился с таким вариантом, хотя и не знает из-за кого ему повезло. Дальше тебе расскажет Иван Александрович
Зеров встрепенулся и оторвал взгляд от бутылки с коньяком. Хрушев заметил это и весело предложил, – Давайте ещё нальём – за понимание.
Когда налили, он снова сказал, – За понимание, – и повторил двоекратно свой жест «взмахнём»
Зеров торопливо закусил и стал говорить.
– Нашли двойника одному из подлежащих расстрелу. Похожи, как две капли. Только наш человек без татуировок дурацких по телу. Фронтовик, в войну в СМЕРШе состоял, прикрытым в сапёрных войсках. После войны закончил физкультурный институт, инструктор по туризму. Тут хорошо совпало. Дело в том, что все инструктора и руководители туристических групп у нас на подписи, руководители турклубов и секций тоже, – и заметив удивлённый взгляд Хрушева, пояснил, – Туристы шастают везде: и около границ, и около запретных зон, поэтому приходится, чтобы следили за остальными. Чтобы проб воды и почвы никто не взял, чтобы за границу не сбежал. Мало того, у нас в каждой группе кроме руководителя, есть ещё наш человек, который и за ним проследит и по паролю поправит его или поможет. По крайней мере, в особых маршрутах стараемся, чтобы так было.
– Это как по паролю, он что, заранее знает – этот руководитель, что у него дублёр есть? – перебил его Хрушев вопросом.
– Нет, Никита Сергеевич. Просто у каждого есть нижний и верхний пароль, кроме его агентурного имени. По нижнему паролю ему докладывают о каких-либо обстоятельствах снизу, как старшему и это используется не часто. Этот нижний чаще всего потом пишет рапорт обо всём. А по верхнему паролю наш человек берёт на себя всё руководство и получивший этот пароль должен безоговорочно подчиняться.
Хрушев улыбаясь, снова перебил Зерова, – Смотри, как придумали, Сергей Палыч, ты ещё не получал таких паролей. А я бы хотел к тебе такой верхний пароль иметь, – и далее продолжил, – Военные твоими ракетами уже научились, чуть ли не в кол попадать на севере Урала. Вот там и будет второй конец параболы. Уже готова ракета, вместо заряда в ней полетит жёсткая капсула с этим человеком. Ты прости Сергей Палыч, но мы немного тайно влезли в твою епархию, хотя она уже и не совсем твоя и кивнул Зерову, чтобы тот продолжал.
– Там не кол и не репер, Никита Сергеевич, там мансийский знак, в виде малого чума с рогами лося, но координаты у него точные, – он достал фотографию из папки и показал им, продолжая.
– Люди часто видят там издалека эти пуски, беспокоятся. Уже до американцев дошло, они стали высотные самолёты-разведчики гонять через этот район.
Хрушев снова прервал его, – Ну вот ты и раскрыл тайну, – и когда Зеров растерянно заморгал, добавил весело, – Ладно, мы тебя за это потом расстреляем, а вот что Сергей Палыча расстроил, можем и сейчас и, обращаясь к Горолёву, добавил, – Да, Сергей Палыч, летают. Не могут наши: ни истребители, ни зенитки достать их самолёт. Новый у них, уж очень высотный, одноместный, фотографирует всё. Но ничего, спешно ставим дивизионы ракет ПВО на Урале, скоро мы им прикроем эту лавочку. Пока пусть летают и эти шары от пусков ракет не дают им покоя, это им дезинформация. Не знают они, откуда они появляются, не могут им их агенты точно доложить. Они думают, что у нас там, что-то очень секретное, ну пусть думают. Ивдель-лаг уменьшился, но бараков там хватает, вот они и думают, что у нас там, в этих бараках, что-то делается. Речка там Талица есть, зимой не замерзает – это их тоже терзает. Не так далеко немцы в войну интерес имели к тем местам, Аненербе их там в оккупацию что-то ковыряла. Документы немецкие по этой конторе американцам достались, может они думают, что мы что-то тоже откопали в тех краях. Хотя чёрт его знает, что немцы там искали?…
Помолчал и предложил Зерову продолжать.
– Направим несколько групп туристов в этот район. Давно рвутся туда, пришлось придерживать. В одной группе пойдёт наш двойник в туристической одежде. В группе девчонки будут тоже, вроде наши комсомольцы и комсомолки – туристы, случайно встретят космонавта. В капсуле человек полетит в такой же одежде, в туристической, как у инструктора, причём они оба с усами. Эта тургруппа должна недалеко от знака, на горе установить к сроку наблюдательный пост. Распечатывать капсулу и доставать человека из неё пойдёт наш турист-инструктор, у него с собой будет костюм космонавта, лёгкий и тёплый. Он уже натренировался быстро переодеваться, пока идёт к объекту, должен сбрить усы и чисто побриться. У него будет с собой машинка-бритва с механическим заводом – это из наших арсеналов для агентуры. Свою одежду и всё лишнее он оставит в мешке около капсулы, мешок завяжет хитрым узлом. Приведёт человека к палатке туристов и скажет им, что их инструктора контузило слегка, когда открывал капсулу и возьмёт управление на себя. Летавший будет молчать с закрытыми глазами, его предупредили, как остаться в живых. Недалеко будет пост, три человека, рация наша секретная под ключом, с кодированной передачей, при не санкционированном вскрытии в ней уничтожается всё кислотой из колбы. Там для киношников будет отрыто, что-то похожее на капонир снежный для съёмки, чтобы фоном был высокий снег, манси на оленях, туристы и прочая атрибутика для хроники. В старом заброшенном посёлке геологов, недалеко будет ждать группа приёма: врачи, учёные и остальные, выедут навстречу на оленях, сейчас они передислоцируются в посёлок лесорубов тоже недалеко, под видом завербованных лесорубов, ездят в лес, отдыхают, для зарядки лес рубят слегка, имитируют разгильдяйство.
– В случае неудачи, много народа в курсе, – перебил его Хрушев
– В случае неудачи и удачи – тоже, мы кого нужно подпишем на крест, Никита Сергеевич.
– Это как?
– Сейчас многие, кто нужно, подписаны на точку, то есть если будешь болтать, пострадаешь очень сам, а крест – это от точки идут лучи: вправо и влево – это братья и сёстры, муж или жена; вниз – родители; вверх – дети. Все пострадают явно и тайно и об этом люди будут предупреждены. Молчать будут до самой смерти – естественной или другой какой. Уже проверено. Летавший «помилованный» потом будет жить в закрытом посёлке для шифровальщиков-пенсионеров, там все друг за другом присматривают и докладывают во благо своей спокойной нормальной жизни. Сколько проверок-провокаций не устраивали, пока всё работает. Правда, честно скажу, медики помогут ему забыть эту историю и может прошлые грехи. Проживёт свою жизнь нормально. Так что для него очень гуманное помилование. Продумано всё…
– Продумано, продумано, – с беспокойством в голосе, снова прервал его Хрушев. Смотри, Иван, вечно у тебя планы хорошие, но не всегда всё получается.
– Никита Сергеич, так в жизни, при деле, так и бывает всегда. Нужно по ходу правильно всё корректировать, а всю коррекцию без хода дела не продумаешь заранее.
После паузы Хрушев сказал, – Вот видишь, Сергей Палыч, что мы напридумывали без тебя. Могли бы не посвящать тебя. Произошло бы всё по военной линии и только из уважения к тебе, и чтобы не возникло у тебя удивления, чтобы ты своим сказал потом, что в курсе всего был, и понимаешь, дорогой, нам нужно твоё согласие. Не могу я без твоего одобрения пойти на это.
Он помолчал и спросил, – Ну что скажешь, дорогой?
Горолёв, качнув головой, ответил, – Что скажу? Обложили, так обложили!...
Хрушев, не дав договорить, вставил, – Да уж! Ты только не прыгай на флажки и на стрелков тоже, можно ведь тихо в окладе отсидеться. Так ведь. А потом, когда ты прокатишь по орбите человека, мы потихоньку отдадим ему главное первенство, а этот космический-турист-инструктор будет тихо поживать, как простой испытатель, а может и как первый космонавт. Бог его знает, как всё разложится, Иван ведь прав, не всё можно предусмотреть… Пуска два намечено в одно время. Одна ракета полетит на Урал, вторая в другую сторону, шифр у них один будет, ту которую не на Урал полетит, уронят недалеко на землю, чтобы в случае неудачи на Урале, все знали, что пускали ту ракету, которая упала в другом месте. В капсулу с человеком никто не заглянет, её на старт подвезут закрытой, подключат шланги, задрают лючок и вперёд по этой параболе. Времени минут пятнадцать или двадцать и все дела. Просто космический турист, инструктор по наземному туризму, даже не лётчик, немного спортсмен и ростом высоковат по сравнению с ребятами из вашего отряда. Это будет очень в пику американцам. Самые главные дела на Урале, но Иван обещает… Если человек приземлится не живой, мы всё засекретим: перед американцами и миром – не будем афишировать. В отсеке, рядом с капсулой, полетит мышка в клеточке для проверки обстановки снаружи капсулы. Видишь, как всё предусмотрели. Ты только не спрашивай, кто это всё организовывал и курировал. Тот человек согласился только с условием, что ты не узнаешь его имя никогда. Он тебя тоже очень уважает и его уговорить, больших трудов стоило. Видишь, как ты нас закрутил.
– Куда с вами денешься, Вы сами мне построили такую хату с краю, придётся в ней пока жить,– ответил Горолёв, наливая вина в свой бокал.
Хрушев с Зеровым тоже налили себе.
Хрушев встал, они тоже и Первый сказал, – Спасибо тебе, Сергей Палыч, что понял. Давайте выпьем за успех.
В этот раз, он не взмахнул стаканом и они чокнулись.
Горолёв не поехал домой. Только переночевать и расстраивать домашних скорым отъездом, он не захотел. Позвонил домой из гостиницы, не извещая, что он в Москве, поговорил. На раннее утро заказал самолёт. Петю принудил спать вместе с ним в номере. Номер двухместный. Тот уже в остальные приезды, был приучен к этому, вздыхал, говорил, что это нарушение, за которое он может здорово поплатиться, но Горолёв успокаивал его тем, что он его защитит, а пока он, как телохранитель, должен спать рядом с «телом». Петя в тайне был доволен, всё лучше, чем сидеть где-то, но своему начальству, с согласия Горолёва, доложил, что всё происходит по его настоянию.
Засыпая, Горолёв, подумал, – Так вот почему его оставили в покое насчёт этой параболы, – и его устроило, что он в этом не участвует…
***
Игоря Зяблова удивило, что в турклубе института ему стали ненавязчиво предлагать повести группу в поход на Север. До этого сдерживали, а тут, мотивируя, что посвятить нужно 21 съёзду Партии, стали усиленно помогать. Также формировали ещё одну группу Длинова в то место. Поскольку он не мог сразу определиться с составом группы, ему предложили, чтобы он позвал Юру Удина с экономфака. Они уже ходили вместе. Юрка нормальный, спокойный парень, исполнял обязанности доктора, в введении которого находилось кроме всех прочих немногочисленных лекарств – самое универсальное и необходимое, он его всегда правильно распределял и молча, без раздражения умел пресекать намёки некоторых, придумывавших поводы полечиться всем вместе вечером у костра. Исключением для него был последний костёр, но к тому времени лекарства тоже оставалось только по обычной малой норме.
Троих старших ребят, знакомых, уже закончивших институт, ему тоже помогли определить в группу. Ещё в нагрузку, как помощь своему брату-туристу, навязали инструктора с Коуровской турбазы – Болотарёва, ему нужна была такая категория похода, чтобы получить звание Мастера Спорта. Сборы проходили сумбурно потому, что наложились на зимнюю сессию, но, в конце концов всё определилось.
Люда Рубинина, исполняющая обязанности завхоза, сказала ему и Юрке Удину, что обратилась к отцу, чтобы он помог достать спирт «только для медицинских целей» – для обработки ран, натираний и прочего наружного применения. Отец смог достать только метиловый спирт, широко используемый в ветеринарии, вроде для наружного применения сгодится. Эту приметную (ядовитую) флягу они решили засекретить от всех и принять меры, чтобы никто вдруг не добрался до неё из малого озорства, особенно из старших ребят, которые в некотором роде представляли себя, как бывалые гусары.
На вокзал ехали с группой Длинова. На перроне встретили коуровского инструктора. Мужик видный, в бурках, с усами и с новомодным удобным рюкзаком – мечтой всех туристов. Игорь, увидев его полный рюкзак, подумал, что груз никак не скоординирован с группой. Да ладно, всё-таки инструктор, не новичок зелёный.
В вагоне поужинали. Старшие ребята, уже зарабатывающие деньги, из своих нелегальных запасов угостили всех «за счастливый путь». На соседних местах многие пассажиры тостовали за то же. Так уж было принято в поездах издавна по всей стране. Пели песни, шутили, немного куражились, девчонки блестели восторженными глазами, упиваясь от взглядов пассажиров, которым представилось увидеть представителей неугомонного племени туристов. Приходил Длинов из другого вагона, спел несколько песен и ушёл. Спокойный выдержанный, отметил Болотарёв.
Ему немного не нравилась шумность ребят, он старался своим спокойствием задать тон, но это действовало не очень. Он видел, что Игоря это тоже шокирует, но как тут покомандуешь таким составом старших, сразу с рыка, вроде не с руки ему, терпел. Угомонились только к трём часам ночи.
Болотарёв приметил, что они поднадоели некоторым пассажирам и слышал в тамбуре на перекуре, как один важного вида мужик сказал другому, – Ладно, в Серове они у меня на улице будут куковать, они говорят им дальше, на Ивдель надо. Я сходил к бригадиру поезда, он сообщит в Серов.
Болотарёв подумал, может и правильно, может это остепенит немного ребят. Его беспокоило, что он должен потом составить отчёт о поведении группы и особенно как раз о старших из них. Пока это веселье, пока безобидное – трепет от дороги и будущих приключений похода, так сказать, успокоил он себя.
За время работы инструктором он разных туристов повидал. Но там, в основном, были отдыхающие по путёвкам и далеко не экстремалы бывалые, с которыми нужно будет сделать очень важное дело. Ничего, на фронте не таких заворачивал куда надо. Попадались штрафники, просто озоровые, уставшие в усмерть и трусы. Тут почти половина в «связке» с ним по паролям, он сверху и они пока не знают этого и друг про друга тоже. Про последнее они не должны узнать, ему особо это подчеркнули. Также просили присмотреться к старшим, уже работающим в секретной зоне. К нему у них ни у кого нет пароля «снизу». Для них он просто инструктор, профессионал с высшим профильным образованием. Пока для авторитета достаточно, да и не нужно до поры, а на определённом этапе он объявит себя и ребята станут, как шёлковые, тем более их будущая миссия не сравнима по значимости с походом.
В Серов поезд прибыл рано утром, их действительно не пустили на вокзал. Проходившие мимо пассажиры с удивлением посматривали, как наряд милиции запрещал им вход на вокзал. Обосновались в скверике. Ребята хотели есть, уговаривали завхоза Люду Рубинину выделить денег, она отказала, тогда Прямонищенко из дурачества снял шапку и пошёл с песней «Тётеньки, дяденьки, подайте голодному». Его тут же забрали в милицию. Ходили договариваться. Болотарёв заметил уважение в глазах ребят, когда те приметили, что сержант в основном прислушивался к его словам. Уговорил сержанта он тем, что этот «шутник» будет дежурить у них три раза подряд.
Ребята, да и сержант, понимали, что это шутка и всё в итоге обошлось без каких-либо грядущих сообщений по месту работы или учёбы, которыми очень грозил сержант вначале.
Девчонки сходили в город и договорились, туристов пустили в школу недалеко от вокзала. Там они провели для школьников ознакомительную лекцию по туризму. Это среди туристов и учителей считалось уже устоявшейся практикой. Дети были в восторге, провожали вечером на вокзал и тот сержант, увидев их с оравой детишек, подмигнул им, как старым знакомым. Болотарёв подумал, что в принципе сержант выполнял утром чей-то приказ, который ему совсем не нравился.
Снова в «хмельном» поезде, каковыми являлись все поезда, особенно местного значения, у них случился экцесс: у одного подвыпившего парня пропала бутылка водки и он утверждал, что стянули её туристы. Он расшумелся на весь вагон, дело опять не обошлось без милиции. Милиционер намекнул ему, что если будет бузить, может в Ивделе поменять категорию пассажира на другую: если не будет сидеть тихо, будет сидеть по-другому. Парень остался при своём мнении, но притих.
Болотарёв пытался проанализировать этот случай: старшие – Юра Прямонищенко, Рустем Глободин, Бриньоль, Саша Волеватов разбитные парни, как он мысленно определял их, вполне могли из озорства наказать растяпу и утянуть поллитру, тем более, что это в народе не считалось кражей. Но последующих примет такого факта – весёлого их настроения, он не приметил по их состоянию и решил, что ребята не причём.
Ночевали ночь в Ивделе, на вокзале, обосновались на расстеленных палатках. Утром сели на автобус до Вижая. Маленький курганский автобус набит был в два этажа, всё таки две группы туристов со своими рюкзаками и лыжами – двадцать пять человек. В Вижае для группы Длинова сразу «случилась» оказия по их маршруту и они уехали.
Болотарёв «договорился» насчёт транспорта на следующий день до лесорубного посёлка 41 квартал, насчёт местной гостиницы тоже и уговорил Игоря заночевать в Вижае. Игорю не очень понравилась задержка, но он понимал, что такой вариант экономит силы группы.
Болотарёву же, по его расчётам, нужна была такая задержка, чтобы не прийти в нужную точку загодя и не томить ребят ожиданием предстоящего события. Вечером ходили в кино, смотрели Солнечную долину. Ему немного не понравилась восторженная реакция ребят на фильм, но поразмыслив, он решил, что ничего особенного в этом нет.
Все действия ребят, их поведение, он, наблюдая, пропускал через условную призму того отчёта, который ему предстояло составить в будущем. Ему не нравилось такое соглядатайство, но куда деваться – дело есть дело. Он не знал, может после, со всех тоже потребуют отчёт о его поведении.
Машину для них «подзадержали» по его расчёту и в посёлок лесорубов они прибыли под вечер. Ночевали в общежитии лесорубов. Болотарёв знал, что это за «вербованные лесорубы», тем более, по его мнению, они очень выдавали себя эрудицией, знанием студенческих песен и песен сидевшей во времена оные интеллигенции.
Девчонки были в восторге удивления от этих «лесорубов», от их песен, музыкальности и разговоров.
– Конспираторы хреновы,– подумал Болотарёв про них.
Когда их начальник Борода, как его все звали, улучшив момент, вошёл с ним в контакт сверху по паролю и после того, как уточнил время, место расположения на перевале и расположение нижнего поста в долине реки Лозьвы, он сказал ему, что понял их «лесорубную эрудированную сущность», тем более, что они имели свой узкоплёночный кинопроектор «Украина» и смотрели фильмы, лёжа на кроватях, да ещё совершили коллективный прогул. Борода немного смутился, потому что сам «блистал» эрудицией. Он отшутился, что ребята ещё мало видели лесорубов.
Борода пообещал им гужевой транспорт до заброшенного посёлка геологов, который с утра тоже был «задержан», по просьбе Болотарёва.
У лесорубов он приметил, что Юра Удин немного морщится, особенно когда вставал после длительного сидения. Улучшив момент, он спросил его о самочувствии, тоном голоса дав понять, что бравировать не нужно. Юра признался, что стала ощутима болезнь, подхваченная с детства, у него это и раньше происходило в некоторых походах, но всё проходило от разогрева при трудной ходьбе.
Болотарёв по роду прежней своей работы и учёбы в институте знал о методах вербовки КГБ среди студентов. Все абитуриенты, при подаче документов на поступление, представляли справки по заведённой форме о состоянии здоровья. Ребят, которые не соответствовали требованиям, допускали к экзаменам и если они проходили по конкурсу, их вызывали и начинали с извинениями объяснять, что произошла ошибка – при таком здоровье нельзя учиться данной профессии. Потом потихоньку подводили к тому, что могут сделать исключение, если советский человек проявит социалистическую сознательность и будет выполнять некоторые секретные обязанности государственного значения.
Других толковых и не очень ребят, тоже вызывали на беседу, там дело обстояло по-другому. Им поясняли, что по национальному признаку наблюдается перебор в количестве, тем более они являются потенциальными гражданами вновь созданного зарубежного капиталистического государства и чтобы обозначить достаточную приверженность социалистическим идеям, им бы тоже нужно взять на себя особые обязанности государственного назначения.
Как правило, все соглашались, тем более, ребята понимали, что это может служить некоторым щитом от отчисления по успеваемости или какому-либо нечаянному проступку.
Многие абитуриенты старались обзавестись другим щитом, в виде спортивных успехов, стать в перспективе членом институтской какой-либо команды, институтское начальство старалось «принять» их в студенты, после это способствовало поблажкам, по хлопотам тренеров, при сдаче сессий, им потом обозначали их слабую успеваемость и тоже подводили к тому же.
У Болотарёва был к нему пароль сверху, поэтому у него и всплыли в памяти такие схемы вербовки, он обозначил пароль и «посоветовал» ему сойти с маршрута, решив: как его инструктировали о том, насколько иногда задерживаются пуски, такой человек может стать обузой, при длительном сидении на перевале в зимнюю пору. Он добавил, что Юра должен будет передать его послание руководителю турклуба. Далее по шифру на запечатанном треугольнике (армейского образца) руководитель передаст его по инстанции и депеша дойдёт, куда надо. Юра взгрустнул и попросил разрешения, дойти до посёлка геологов, чтобы отобрать образцы кернов для институтского музея. Болотарёв разрешил и приказал, сказаться о своём «здоровье» Игорю и группе сегодня же.
До заброшенного посёлка геологов добрались к вечеру, по темноте. Шли налегке, их рюкзаки вёз на санях дядя Слава, освобождённый политзаключённый, оставшийся в этих краях. Утром ребята ходили, отбирать керны для Юры, набрали пирита и шутили, что озолотились.
Ребята собирались долго. Болотарёв даже подумал «Как будто догадываются, черти, и Игорь немного пассивный, предчувствие у них что ли. Или Игорь приметил его беседу с Юрой у лесорубов и что-то подозревает, а может ему уже намекнули, что на маршруте к нему обратятся по верхнему паролю».
Удин должен был двинуться за возницей на лыжах, а группа, после прощания и фотографирования с ним, отправилась по маршруту. Болотарёву только теперь бросилось в глаза обилие фотоаппаратов в группе, такое наблюдалось только в походах, которые проводились на турбазах, но там были отдыхающие, каждый сам по себе и для себя, здесь достаточно одного, ну два с хорошим запасом плёнок, а тут через одного командные фотокорреспонденты, – Веяние новое или им намекнули как-то? Надо потом уточнить. Скорей всего – это признак достатка советских граждан. Молодёжь – может конкурс хотят потом провести, а я отстал уже от всего. Но всё равно лишний вес – нерационально, – и он оставил эти мысли.
Перед одной из ночёвок, он приметил Люду, она переливала спирт из простой фляжки в плоскую. На его вопросительный взгляд, она пояснила, что это метиловый спирт, который пришлось взять именно в медицинских целях для наружного применения потому, что трудно было достать необходимое количество этилового. Про этот спирт знали она, Игорь и Удин. Она решила его перелить в плоскую флягу, освободившуюся у ребят и держать его при себе потому, что боится, как бы кто-нибудь не употребил его.
На маршруте, в стороне от всех, он по паролю открылся Игорю и объяснил ему задачу, указав на карте точку расположения поста на склоне горы. Игорь расстроился, добавив, что было бы лучше, если бы это произошло в конце маршрута и тут же сам опроверг себя, что рисковать по времени нельзя при таких делах.
Болотарёву показалось, что Игорь даже испытал некоторое удовольствие, видимо потому, что нашёл объяснения некоторым своим предчувствиям и подмеченным странностям. Болотарёв рассказал ему, что в долине Лозьвы уже находится пост из трёх человек, туда проезжал манси на оленях и группа пока там не должна появиться, вдруг пуск отменят, но он должен знать про это, а ребятам пока ничего не надо говорить, пока для них поход есть поход. Когда выйдут на точку, тогда им всё скажут, но про пост они должны узнать после приземления человека.
Ребята стояли в стороне и тревожно посматривали на них, некоторые видимо приняли их разговор за размолвку. Продвигались не торопясь, Игорь не торопил. Несколько раз ночевали в палатке.
Потом делали лабаз и пошли на перевал, многие высказывали сомнения по поводу позднего выхода и ещё большее сомнение высказали, когда Игорь выбрал место ночёвки на склоне, предварительно сверившись взглядом с ним.
Болотарёв, когда приметил, что у них нет дров, спросил его об этом потихоньку. Игорь ответил, что полено есть, а если задержатся здесь, то можно послать гонцов за дровами.
– Всё-таки конченный турист и помешан на холодных ночёвках, – с восторгом подумал Болотарёв, прикинув, что полена хватит при надобности, по первости, обогреть прилетевшего человека и это может служить доказательством случайного их нахождения в этом месте, в будущих репортажах.
На горе ребята в недоумении готовили место для ночёвки. После установки палатки Игорь представил его команде, ещё большему недоумению не дал разрастить уже сам Болотарёв. Он коротко пояснил суть их задачи, значение даже не стал пояснять, ребята всё поняли. Обозначил только секретность и беспрекословное подчинение.
Настроение у всех улучшилось, только Люда Рубинина повеселела не вровень со всеми. Болотарёв знал по опыту работы, что у женщин бывают определённые дни, тем более в таких условиях и наличии мужчин – это приведёт любую в не очень весёлое настроение, да ещё при особых, не подвластных индивидуальных психологических особенностях характера. Да и трудные обязанности завхоза, которые ей обеспечили эти сорванцы, не радовали её, может и то, что по её разумению, нечем даже отметить достойно такой праздник.
Быстро выпустили Боевой листок, больше юмористический, вскользь упомянув в нём космическую тему. Все при этом просто генерировали и излучали трепет нетерпения, многими были озвучены те странности начала похода: и задержки на маршруте и часть маршрута, когда их рюкзаки ехали на санях, все в шутку при этом называли Игоря тихушником, но он сказал ребятам, что узнал всё перед строительством лабаза и тоже в шутку предъявлял им претензии за критику, в выборе места ночёвки на склоне.
Атмосфера превратилась в архи восторженную, ребята просто горели порывом выполнить свою задачу. Болотарёву пришлось призывать их к спокойствию и выдержке и обратить внимание на то, что при будущем общении с киношниками и другими людьми, они из-за эмоций могут проболтаться и в шутку напоминал, что они просто бродяги Севера, туристы.
Он на словах обозначил график дежурства с наружи палатки, в первую смену должны дежурить он и Бриньоль. Ему уже нравился этот тихий с юмором парень. Для, обозначенной необходимой засечки событий по московскому времени, кто-то выделил свои часы, Бриньоль перевёл их и надел себе на руку. Эти часы должны передаваться по смене.
Ребята шутили, что этим часам в будущем не будет цены. Мешок из своего рюкзака – простой сидор он оставил снаружи, у входа и теперь это не вызывало удивления у ребят, в отличии от прежних ночёвок, когда он клал его себе под голову, все теперь понимали, что так нужно, не задавали вопросов и конечно не осталось того, слабо обозначенного первоначального недоумения.
Решили поесть и ребятам, чуть ли не силой пришлось приказать это сделать, так все разволновались, что не чувствовали ни голода, ни холода. Ожидание всё отодвинуло на задний план. Болотарёв понимал состояние ребят, он сам гасил в себе эмоции усилием воли.
Они быстро перекусили со всеми и заступили на дежурство с Бриньолем, который даже прихватил ледоруб, чем вызвал улыбку у него, появись медведь-шатун, такое туристы всегда допускали в зимнем походе, он его искромсает этим ледорубом, если ребята вперёд не разорвут голыми руками.
Ребята переговаривались в палатке, готовясь к холодной ночёвке. Болотарёв попросил их, говорить потише потому, что возможно нужно будет по времени засечь какой-либо звук. Из палатке стал слышен только неугомонный шёпот и вздохи от волнения.
– Никто не уснёт, им, наверное, даже жарко там от возбуждения, – подумал Болотарёв и снова улыбнулся.
Он знал заданное время появления объекта, которое намеренно не сообщил ребятам, посматривал на свои часы. Вдруг в небе появилась в отдалении светящаяся точка, Болотарёв громко скомандовал «Время». Бриньоль зажёг фонарь и обозначил время. Ребята из палатки ответили «Запомнили». Болотарёв подумал, – Молодцы, а то от волнения может даже у него выскочить из памяти, но не у всех.
Точка увеличивалась в размерах приближаясь, в округе стало светло от огненного шара, в который превратилась точка и от неё отделилась небольшая звёздочка. Болотарёв снова скомандовал «Время», Бриньоль ответил. Ребята в разнобой повторили «Запомнили».
Они не понимали, что происходит снаружи и Болотарёв знал, что нервы их натянуты, как струны на мандолине Рустема. Звёздочка замедлила свой полёт к земле и Болотарёв снова скомандовал «Время», решив, что раскрылся парашют, ребята снова ответили.
Он поймал себя на том, что у него уже перепутались эти минуты. По направлению и высоте полёта звёздочки, он определил место её приземления, сказал «Я пошёл», одел сидор на одну лямку и двинулся вперёд.
Согласно инструктажа, ребята должны оставаться в палатке, но Болотарёв услышал треск разрезаемой палатки, понял, что ножами орудует несколько человек, – Ах сорванцы, мало вы шили свою дырявую палатку, – подумал он и, оглянувшись, увидел, что из палатки вываливаются ребята, раздетые, в одних носках. Он усмехнулся, подумав, – Я бы тоже не усидел, – и устремился бегом вперёд. Ребята побежали за ним, но он, оглянувшись, заметил это, и зычно повелительно скомандовал «Стоять». Ребята остановились, а он побежал дальше, – Как их тут удержать, хоть на цепь привязывай, не остановишь, – снова посмотрев назад, он увидел, что они оставались на месте и улыбнулся, успокаиваясь, – Издалека не увидят моих манипуляций.
Перед самой землёй звёздочка вспыхнула мощным огненным шаром, с видимым в свете, клубом оранжевого облака, от неё что-то отлетело и в воздухе вспыхнуло ещё мощней, – Взрыв, – пронеслось у него в голове, – Ложись, – по фронтовой привычке заорал он, падая и повернув голову, увидел, что ребята стояли и никто не выполнил команду, – Молодёжь необстрелянная, – подумал он и ощутил мощный удар взрывной волны, – Это к какому снаряду отнести такой взрыв? – он не мог понять, в той войне, которую пришлось ему пройти, он не ощущал такой мощи.
Позади послышались вскрики. Он узнал громкий вскрик Люды Рубининой и, приподнявшись увидел её у камня, – Бедная девочка, видно ей здорово досталось. Голоса ребят он не разобрал, да их и немного было. Голос Зины не слышал. Он вскочил на ноги и двинулся к горевшему на земле пятну, в свете которого виднелся тёмный спускаемый отсек, лежащий в стороне с наветренной стороны, на нём продолжал гореть световой маяк. И тут ему дыхание перехватило удушье, он вдохнул какой-то заразы из облака, которое надвинулось на него встречь.
Его предупреждали, что такое возможно и даже снабдили противогазом, он, затаив дыхание и сдерживая кашель, быстро достал из сидора противогаз, надевая его, он услышал, как закашляли ребята. Отдышавшись двумя мощными поочерёдными выдохами-вдохами, он снял противогаз и на выдохе прокричал, – Игорь, уходите к Лозьве, к посту. Игорь сквозь кашель прокричал, что понял его.
И тут у Болотарёва всплыла в памяти запись, сделанная им в дневнике или в письме друзьям, «скоро обо мне узнают все». Как такое случилось, что он написал это, он не мог понять теперь. На автомате? Бесконтрольно? У него случалось такое в письмах, при дневниковых записях, и в сознании прорезалась жуткая мысль «Накаркал».
На себя ему было наплевать, жалко было ребят, особенно девчонок, – Вот тебе и тургруппа из молодых комсомольцев и комсомолок, – с горечью выговорил он вслух в противогаз, не узнавая свой голос.
Обойдя горевшее пятно стороной, он остановился возле отсека, зайдя с наветренной стороны, достал бритву-машинку, решил, что нужно проверить воздух, осторожно оттянул маску противогаза и сделал плавный короткий вдох. Заразы не чувствовалось, он сделал вдох сильней и, сняв противогаз, сначала состриг усы, стал бриться. Машинка хорошая, он отметил это ещё, когда его знакомили, как ей пользоваться и разрешили пробное бритьё. Достав красный комбинезон, он снял верхнюю одежду и влез в него, стоя ногами на бурках, одел ботинки, на которых спереди выступали губки для лыжных креплений. накинул шлемофон на голову. Свой нож, с войны, в ножнах он сунул под комбинезон, в специальный внутренний карман.
Собрал вещи, нож – такой, который должен быть у дублёра и сунул их в мешок. Завязал мешок, противогаз оставил, затолкав его за пазуху. Фотоаппарат, которым он сделал только один кадр, повесил на грудь
– Вроде всё по инструкции, – подумал он и стал вскрывать отсек. Вскрыв его, он проверил воздух на вдох, запаха не было, стал открывать капсулу.
– Как ты там? – открыв лючок спросил он, из капсулы донёсся голос, – Бывало хуже, только стукнуло сильно, ни хрена – не мягко получилось, бок весь болит, дышать трудно, похоже все рёбра поломало, – еле заметные весёлые нотки проскальзывали в ответе незнакомца.
Болотарёв вскрыл капсулу и обомлел, узнав себя в незнакомце, хотя и готов был к этому, а двойник даже не посмотрел на него.
– Что молчать нужно, помнишь? – спросил он двойника. Тот качнул головой.
– Идти сможешь? – задал он уже вопрос не по инструкции, а от себя по обстановке.
– Не получится, значит поползу, ты, как я понял, поможешь, – и предложил, – Двинули что ли?
Болотарёв помог ему вылезти. Подумав, что на его штормовке появились приметные места, не соответствующие штормовке двойника, он достал из мешка свою и они поменяли их. Подставил плёчо, перекинул руку двойника себе на шею, повёл его, но двойник, пройдя несколько шагов, сказал, что ему не даёт боль идти.
Такой вариант Болотарёву обозначали, он знал, что капсулу можно легко демонтировать из отсека и везти человека в ней, для этого на ней имелась лямка и на днище капсулы отштампованы направляющие, как полозки санок.
Он выбрал путь немного выше по склону по отношению к своему следу, когда стали сворачивать к палатке появилось слабое ощущение той заразы, но удушья это не вызывало. Он достал противогаз и одел его на двойника потому, что тот стал покашливать и постанывать при этом. В противогазе ему, видимо, было трудней дышать и он снял его, отдал Болотарёву обратно.
Продвигались они медленно. В том месте, где ребят застала взрывная волна, Болотарёв заметил местами кровь на снегу.
– Ребятки, ребятки и давнуло вас, и на камни бросило, и посекло, – с горечью подумал он.
Двойник тоже заметил кровь и сказал, – Похоже, не только мне досталось и получается мы с тобой пока одни. Болотарёв угрюмо ответил, – Забываешь про молчание, тебя же контузило.
Двойник понял, что при надобности этот мужик может и сам контузить его по настоящему, дальше решил помалкивать. Только у палатки он пожаловался, – Холодно коленям, отвык я от холода.
Болотарёв проверил воздух в палатке, она хоть и была заглублена, но ветер через вход и разрезы продул её. Он вспомнил: когда ставили палатку, кто-то из ребят высказывая претензии Игорю о неблагоприятном месте её установки, поминал про снежную доску. Игорь промолчал тогда. Ему сейчас стало неудобно, что на Игоря, из-за всех этих дел вылилось много недоумения ребят. Палатка стояла на месте и никакая доска её не сдвинула, даже при такой взрывной волне. На крыше лежал фонарик, которым Бриньоль освещал часы, рядом лежал его ледоруб, посветив в палатку, он увидел одежду и обувь ребят. Как выскочили босыми и раздетыми, так и ушли, а как им одеться, если зараза дышать не даёт.
Он сказал, чтобы двойник залезал в палатку. Посветив вокруг палатки, понял, что того, кто пытался достать одежду из палатки стошнило от заразы и затея сорвалась. Взглянув по направлению следов ребят, понял, что Игорь правильно повёл ребят на нижний пост.
Ему показалось, что внизу в том направлении блеснул огонёк. Он подождал, но свет больше не повторился.
В палатке начал дрожать двойник, Болотарёв залез в палатку, нащупал одеяло и укрыл его. Чью-то куртку он затолкал в разрез палатки, из которого сильно дуло. Верх палатки трепало ветром, Болотарёв решил подрезать стойку, всё равно лыжные палки имеющие ценность в походе, теперь не нужны.
Его беспокоило состояние ребят, но зная, что на нижнем посте есть палатка с печкой, подумал, – Главное, чтобы они дошли все. Ничего, дошли уже, наверное, ребята правильные, такие своих не бросают, такие в разведку годятся, – успокоил он себя, обрезая палку.
Ножом он сделал несколько коротких разрезов по верху палатки и, приподымаясь, посматривал в них, ожидая помощь, но света фонаря не наблюдалось ни с какой стороны, при этом он обнаружил другие маленькие разрезы. Видимо ребята их сделали, когда ждали в палатке, чтобы смотреть за обстановкой, в ожидании приземления отсека. Он снова с теплом подумал о них.
Двойник опять пожаловался на холод. Болотарёв по его голосу понял, что тот слабеет. Он решил тащить его до нижнего поста.
Чтобы утеплить ноги двойника, решил использовать лоскуты от палатки, которые уже были обозначены вертикальными разрезами, но отрезав их, он усомнился в своих действиях, подумав, что всё таки киношники будут кое-что снимать и захотят снять палатку, да и тепла от них немного, только от ветра защита. В раздумье он положил лоскуты наверх палатки, решив, что потом можно их пришить, хотел вытащить из палатки одеяло и тут ветер подхватил лоскуты и унёс их.
***
До долины Лозьвы, к нижнему посту, ребята добрались все вместе. Люду пришлось нести на руках, кроме повреждений по туловищу, она сильно прикусила язык и не могла говорить. Зина всё время шла рядом, поддерживала ей голову. Игорь по поведению ребят видел, что многим было тяжело от травм. Он спрашивал ребят, все отвечали, что всё нормально. Их больше беспокоила неизвестность, что происходило с Болотарёвым и космонавтом, угнетала невозможность помочь им. Он видел, что Зина, когда ребята отдыхали, вытащила из-под одежды у Люды плоскую флягу, которая давила ей бок и сунула себе в карман, его успокоило, что это была не та опасная фляга с метиловым спиртом.
На нижнем посту они столкнулись с новыми неожиданными для них тяжелыми обстоятельствами. В палатке не было печки, хотя её прежнее наличие угадывалось, да и сама палатка была опущена на землю, видимо люди с поста приготовились, чтобы демонтировать её, дабы она не попала в кадр киношникам. По следам они нашли капонир с настилом из пихточек и снежную пещеру, в которой находились три человека без признаков жизни, один из них с наушниками на голове. Тут же была их рация. Игорь высказал предположение, что ту заразу согнало в низину и она, осев здесь, в снежной пещере погубила людей. Там до сих пор было тяжело дышать. Осмотрев рацию, он сказал, что её не возможно включить, потому что кроме ключа к ней, которого тоже нет, нужно ещё набрать код на контактном кодовом устройстве.
Раненых ребят расположили в затишье около капонира, там заразу уже выдуло. Тут же стали совещаться. Решили, что нужно идти на помощь Болотарёву, нужно добыть одежду и главное – обувь. По самочувствию пойти должны Игорь, Зина и Глободин. Прямонищенко и Горошенко тоже вызывались идти, но они еле двигались из-за переохлаждения, им предстояло дежурить у костра и поддерживать огонь в нём. Костёр решили разводить на пригорке, у кедра, в перспективе использовать его в качестве вышки для наблюдения за световыми сигналами от палатки.
Игорь привязал кусок шнура себе на ноги и за счёт этого простого приспособления влез по голому стволу кедра, обломал ветки на кедре. Он сказал, что шнур здорово режет ноги и они запросто могут отмёрзнуть раньше времени.
Перед выходом все снова собрались и Зина достала флягу. Все решили, что по глотку не повредит в таких обстоятельствах. Остатки оставили ребятам, остающимся у костра.
***
Болоторёв потратил на дорогу до нижнего поста больше времени, чем ожидал, устал, хоть и тащил двойника под гору. Он забыл прихватить фонарик и поэтому в темноте потерял след ребят, но ему повезло наткнуться на капонир. Он увидел Люду, лежащую на камне, потрогав её, понял, что она мертва. Рядом были Волеватов и Бриньоль, который не мог уже говорить. Волеватову он сказал, что их товарища контузило и он еле открыл отсек. Он присадил двойника к Волеватову, чтобы они согревали друг друга. На двойника одел свой фотоаппарат.
Волеватов рассказал, что двое ребят дежурят у костра, а трое пошли к палатке за одеждой и к ним на помощь. Болотарёв пошёл к костру по направлению, указанному Волеватовым. Там обнаружил Прямонищенко и Горошенко. Ребята уже замёрзли. Костёр не горел. Он понял, что Горошенко хотел откусить лоскут кожи, свисающий с руки в результате ранения, который вызывал боль, когда цеплялся за что-то. Он так и умер. Болотарёв хотел освободить руку, но кожа, частью уже откушенная, отломилась и осталась во рту. Болотарёва ударила дрожь – его, столько раз видевшего смерть на фронте, потрясла гибель ребят. Он увидел, ту злополучную флягу, взял её, она оказалась пустой. Его осенила догадка, что Люда не смогла предупредить ребят, а Игорь не знал, какой был спирт в этой фляге, видимо она не сказала, что перелила его.
Он знал ещё с фронта, как смертельно уставшему человеку 100 грамм водки дают силы, калории, некоторую бодрость и притупляют боль в течении примерно одного часа – это было хоть и вредно для организма, но вынужденно использовалось на войне и известен был такой эффект ещё со времён бурлаков. Правда и то, что это пагубно повлияло на некоторых, имеющих больший доступ к водке – они приобрели тягу к ней. Он сам применял изредка, при надобности, такой способ восстановления сил некоторых вымотавшихся туристов-любителей, когда водил группы в походы. Ребята всё сделали правильно, но если бы они знали какой в этой фляге спирт. Как им сегодня не повезло – взрыв, ранения, надышались одной заразы, остались раздетыми из-за неё и, вдобавок, хлебнули другой заразы. От досады он скрипнул зубами и швырнул флягу далеко в сторону. Достал нож и стал срезать одежду с ребят, для спасения тех, кто был около капонира. Но придя туда, он обнаружил, что там уже не осталось живых. Двойник держал его записную книжку в руке, видимо достал из штормовки.
От костра он пошёл в гору по следам ребят. Первого он обнаружил Игоря, потом Рустема, дальше всех прошла Зина. Они были не живые. Болотарёв каждого из них переворачивал, тормошил, но его надежды не оправдались. Он видел у них признаки последней заразы, а может обеих вместе. Не известно, кто сколько вдохнул одной заразы и выпил другой. Он видел раньше на фронте людей погибших от холода, у ребят не было той позы замерзшего человека, они все были устремлены вперёд и в этом стремлении погибли. В стремление помочь товарищам, в стремлении сделать дело.
Обратно он возвращался весь в слезах. Слёзы текли не переставая. Такого с ним не было даже на фронте. Жалко было ребят. Такие молодые, грамотные, весёлые… Им бы жить, да жить…
Капсулу он затащил в снежную пещеру, где нашлись, специально для него приготовленные лыжи, одел их и двинулся с тяжелым сердцем в путь… Он, вдруг осознал, что не может вспомнить те значения времени, которые оглашал Бриньоль на горе, он плохо ориентировался какое время, он провёл в темноте ночи и какое днём…
***
Радист партии «лесорубов», обосновавшейся на заброшенном посёлке геологов, получил три спецрадиограммы: «Видим шар»; «Звёздочка»; «Произошёл взрыв». Все радиограммы были кодированными с ускоренной передачей, за счёт автоматических свойств рации, которая была такой же, как у «лесорубов». Две радиограммы подтверждали нормальное течение событий, а вот третья являлась признаком внештатной ситуации и, что сильно беспокоило Бороду, радиограммы прекратились. Он понял, что на перевале, что-то случилось.
Пришла радиограмма сверху, с требованием доложить обстановку. Пришлось ответить.
Через какое-то время сверху снова поступил запрос и пришлось ответить, что рация всё ещё молчит, а потом пришёл приказ: малым составом проверить обстановку.
Увидев манси, который пил чай с ребятами, он отозвал его в сторону и поинтересовался, сколько человек смогут увезти его олени. Тот ответил, что два до Лозьвы, может три, но тише будут бежать. Он приказал ему готовить оленей.
Манси ни в какую не хотел оставлять полог из кошмы, который выпросил у него на кануне. Он свернул его и сделал из него сидение на нартах, хорошо привязав сыромятными ремнями.
Кому что, а запасливый и сметливый манси боится, как бы его, очень нужное приобретение, не затерялось на базе.
Поднялась пурга, но отдохнувшие олени бежали бодро и каким-то чутьём определяли места на реке, где под снегом выступала тёплая вода, они обходили такие места. Вдруг в снежной мгле мелькнуло, что-то красное. Зоркий манси сказал «Красный человек» и остановил оленей, он был перепуган. Борода сказал, чтобы он не боялся – это человек, за которым они ехали. Он велел ему разворачивать оленей и ждать, сам пошёл навстречу.
***
Болотарёв увидел оленей и человека идущего к нему, сблизившись, он узнал Бороду, якобы по бороде, и уже теперь сам обратился к нему по верхнему паролю. Сказал ему, что туристы и люди на нижнем посту погибли от удушья газами, появившимися от взрыва, а его вытащил из отсека турист с усами, который сам сильно был травмирован взрывной волной и тоже замёрз. Борода сходил к нартам, принёс полог, закутав его до пят, подвёл к нартам и они поехали. В посёлке геологов, в доме, он провёл его за ширму из брезента. Там Болотарёв переоделся и Борода забинтовал ему лицо, почему-то решив, скрыть его от всех присутствующих. Сам при этом, не признал его без усов и побритым.
Болотарёв чувствовал, что он простыл и у него поднимается температура, решил, что зря он, вспотевши, расстегивал комбинезон, когда тащил двойника и когда искал Игоря, Рустема и Зину на горе. По разговорам за ширмой, он понял, что в результате переговоров с верхами, всем приказано возвращаться в посёлок лесорубов, о чём вскорости, ему сообщил Борода.
В посёлке Болотарёв рассказал снова «человеку» о происшествиях на перевале, только не мог сказать ничего вразумительного по расположению капонира. Его повезли к вертолёту, чтобы отправить в Свердловск, в больницу.
***
После 21 съезда Горолёву, по недавно установленному ЗАСу, позвонил Первый и поблагодарил за орбитальный полёт собаки. Извинился за то, что в сообщениях «приврали» о количестве витков, в течение которых она оставалась жива и сказал, что затея с параболой отчасти не получилась. При спуске, перед самой зёмлёй, произошла авария, взорвалось что-то, что – ему пришлют результаты расследований, что летавший в капсуле, при этом ушибся и замёрз потом, а инструктор, доставший его и притащивший живым, простудился и лежит в больнице, но самое, главное и прискорбное, при этом погибло восемь человек молодых ребят туристов и трое сотрудников. Поэтому решили всё засекретить и скоро в Свердловске узнают, что туристы не вернулись к сроку и начнут их искать.
***
Шла Первомайская демонстрация 1960 года. На трибуне мавзолея, как говорится в «кои веки», сработал зуммер экстренной связи, Хрушев спустился вниз, снял трубку. Ему что-то доложили. Он дал команду,– Сбивать! – и вернулся на своё место. Его команду не слышали на трибуне. Через некоторое время всё повторилось, после разговора он вернулся, как отметили присутствовавшие, не в том напряжённом состоянии, а даже в весёлом. Зуммер зазвонил в третий раз и он снова после того, как поговорил, поднялся на трибуну. Демонстрация заканчивалась, на трибуне для гостей он увидел Горолёва и поманил пальцем к себе дежурного. Тот, согнувшись, чтобы его не было видно с площади, приблизился и Хрушев спросил, – Горолёва знаешь? – услышав в ответ, – Так точно, – распорядился, – Позови его сюда.
Увидев, как Горолёв в сопровождении дежурного подходит к мавзолею, он снова спустился к телефону и там встретил его.
Первый подал Горолёву руку, поздравил с Праздником и спросил, – Сергей Палыч, помнишь наш разговор в Кремле о параболе? – и когда тот кивнул головой, сказал, – Так вот, только что сбили их самолёт-шпион. Упал под Свердловском. Лётчика взяли живым. Сейчас мы американцев припрём к стенке. Жаль только, что при этом погиб наш лётчик-истребитель, не успел выскочить из зоны захвата ракетами. Упал за городом Дегтярск, уводил самолёт, не хватило высоты катапультирования, только вытяжной парушют успел показаться… Не бывает у нас, к сожалению, хороших дел без жертв. Другой лётчик, которого вместе с новым самолётом сняли с поезда и приказали сбить этот самолёт, в одной рубашке, без вооружения, готов был его протаранить и немного не достал. Американец по докладам, слышал, что наш скоро его увидит и выпрыгнул на парашюте заранее. Ракета сбила уже пустой самолёт. Тебе первому сообщаю. В этом много твоих заслуг… А с параболой той, потом намудрили, когда искали погибших ребят. Там несколько ведомств тогда занимались: и Зеров, который стал начальником военной разведки и новый председатель КГБ, и МВД и прокуратура на нескольких уровнях, и партийные органы, пришлось самому вмешиваться и, чувствую, там топорности много наворотили, которая может всплыть в будущем…
***
Старый ветеран службы, про которую он никому не говорил в жизни и даже в семье знали, что он работает на заводе, но не знали, что там находится отдел его тайной службы, только территориально, сидел в кресле уставившись в экран ноутбука. Он что-то читал, иногда усмехался или просто хмыкал. Откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза и отдался своим мыслям.
Уже несколько лет он отслеживал появляющуюся информацию о трагической гибели студенческой туристической группы на севере Урала в 59 году прошлого века. Дело в том, что он эту же тему отслеживал по роду своей службы в том, прошлом веке, и в этом тоже пришлось, до выхода на пенсию.
Такая работа – следить за появляющейся информацией на определённую тему, которой не должно появляться потому, что она строго засекречена, докладывать момент появления начальству сразу и желательно о возможных путях и виновниках разглашения.
Все кто был в курсе таких тайн по роду работы или по другому случаю, являлись подписантами о не разглашении. Эта подписка не на определённые года, не 20 или 25 лет – это пожизненно. Так называемая подписка на крест и как шутили в его ведомстве «должна лежать под одним крестом и уйти под другой крест, вместе с жизнью человека» и не дай бог выйдет из-под креста, тогда крест будет поставлен на всех родственниках виновника разглашения.
В прошлом веке эта тема не появлялась в печати, по крайней мере, до того, пока не разрушили то государство, в котором всё это произошло, а вот после начали ходить домыслы, догадки и постепенно на эту тему подсели многие и не только из любопытства, но из интереса как-то заработать на ней. Чего только не наворотили. Но это ладно. Это слухи и догадки, на которые наш народ горазд. Но, когда какие-то корреспонденты, редакции газет, телевизионные каналы и ведущие телепрограмм организуют с этой целью и снаряжают экспедиции в место трагедии через 60 лет – это дикость и потом ещё официальные люди, от одной из ветвей государственной власти, официально заявляют о причине гибели, якобы в результате такого расследования установленной, его раздражало сильно.
Мысленно он называл это дело так, что на таких людях нет креста и всегда усмехался тому, как всё упирается в крест: и в тот на который люди в своё время были подписаны; и в тот, до которого им нужно дожить, не разглашая тайну – уйдя из жизни; и в тот, который поставят на его родственниках, если человек разгласит тайну; и в тот, который нужно снять с тех, кто на той трагедии, которая так засекречена, хочет поживиться или пропиариться, как сейчас выражаются. Наивные люди.
Ему было жалко родителей и родственников тех ребят, которые всю жизнь хотели узнать причину их гибели и ушли уже многие из жизни так и не узнав.
Он сам знал немного тайну, так называемые «хвосты и торчащие головы» из тех секретов, в которые их не посвящали по службе, но то что он знал, давало ему право перечеркнуть многое о чём писалось, говорилось и даже уже снимались фильмы на эту тему.
Он подумал: ну нашёлся бы среди них хоть один, который пусть от себя, пусть и не правду, как и все остальные, написал про этих простых, искренних, увлечённых ребят хорошее. Нет, все проверяют те места с разными экспедициями, да вам с таким рюкзаком не пройти и 10 километров, а берутся обсуждать эту тему и все хотят узнать эту тайну. Нет, тайна, есть тайна и быть должна навсегда тайной, не зря на ней поставлен такой крест….
Никогда, в прежние времена, он не думал, что о таких тайнах будет столько разговоров в новое время, до которого он дожил потому, что стал не с самого начала заниматься этой тайной. Он принял эту тайну от пожилого офицера и сам её передал молодому, уже в эти новые времена. Он состарился около этой тайны и около других, бывших в его ведении, и молил, чтобы Бог помог ему, унести эти тайны под свой крест.
Он, сам в списке фамилий людей, знающих эту тайну, многим проставил дату последнего дня их жизни. Когда он уходил на пенсию, в списке живых оставалось совсем мало людей, но там значилась и его фамилия… Насколько он знал, никто не промолвился об этой тайне, только манси, которого, когда-то поили «геологи» не один день, сказал им, что он давно видел красного человека, и больше ничего. Его родственники пояснили им, что он так говорит иногда, а потом бросает надолго пить.
Ему вдруг вспомнилось, в тему разных тайн – другое. Давно – ещё в бытность первого президента России, одна корреспондентка добилась у него приёма и задала вопрос по теме, расследованием которой она занималась «…в Вашу бытность первым секретарём свердловского обкома партии, в 1980 году в городе Свердловске была эпидемия какой-то болезни, Вы не можете пояснить, что случилось тогда?» Президент, сделал умное лицо, которое всегда почему-то все воспринимали как не очень умное и ответил «…Ну-у, я помню, что тогда по этому делу работала какая-то комиссия, а что там происходило конкретно, к сожалению…».
А вот что дальше было сказано: или «…я вам не могу сказать», или «…я не знаю» при том, что в одном значении первой фразы она равняется второй, а во втором значении первой фразы, она означает «я вам не имею права сказать», ветеран не помнил, но, что президент подписан на крест по этой теме, он понял сразу. Такие люди, но крест свой несут, а какие-то хотят узнать, что под таким крестом сокрыто. Смешные люди. Удивляла сила креста, ещё тем, что истинную суть той проблемы знали все жители Свердловска уже в то время, когда происходили те события, но президент ничего не сказал в эти, в новые времена, по прошествии стольких лет.
Его, в мыслях, донимало ещё то, что теперь повылазило разной перхоти множество, которая со своей большой значимостью, анализирует и критикует времена, когда происходили те события, тех людей, которые стояли у руля страны, забыв, что после тяжёлой войны и даже двух – если считать японскую 1945 года, страна восстала из руин, сделала, испытала атомную бомбу – чтобы охладить агрессивную спесь Америки, запустила человека в космос. И всё это в течении 15 лет. Критикуют, не видя того, что теперь, по прошествии большего времени, нет таких темпов развития. Вся бывшая мощная промышленность разрушена и растащена, что когда-то Великую Страну разломали, «нагибают» все как хотят через колено и только не могут «отшлёпать» потому, что остался щит у страны, который был выкован в те времена и остался задел в науке с тех времён… При, всех ошибках и изменчивости курса тех времён, страна поднималась, а теперь кроме цен, курса национальной валюты, благосостояния чиновников и олигархов – ничего не поднимается….
От автора: автор просит прощения у родных и близких тех людей, которые будут узнаны ими. ПРОСТИТЕ!
(4)