Из сборника "Афганистан 1979-1982 Воспоминания связиста".
Есть добро и есть зло. Жизнь заключается
в выборе стороны.
Иммануил Кант
Начальника нашего узла связи Главного военного советника подполковника Шапошникова с первых дней его службы у нас , а он прибыл к нам в начале 80- го на замену улетевшего домой полковника Назарова, все подчиненные сильно невзлюбили. Он мог отчитать совершенно ни за что офицера или прапорщика в присутствии младших по званию и должности, а солдат вообще ни во что не ставил. Общался со всеми грубо, требования его были непоследовательны и противоречивы. У меня лично уже одно его присутствие на территории узла на весь день портило настроение, так как нарваться на грубость у него можно было совершенно непредсказуемо и без всякой причины.
Характерен такой пример.
Наш фельдшер, прапорщик Николай Г. через год командировки, а прибыл он на узел в составе отдельной радиороты из Гостомеля под Киевом в середине декабря 79 года, полетел домой в очередной отпуск. Шапошников жил с семьёй в Киеве, служил там офицером управления связи в штабе округа. И когда Г. улетал в Союз, попросил его передать своей семье посылку с гостинцами, куда положил и маленькую кассетную магнитолу.
Через 45 суток отпуска фельдшер вернулся на службу, а Шапошников к тому времени успел написать о передаче жене и получить ответ, в котором та сообщала, что посылку получила, но никакой магнитолы в ней не было. Подполковник не придумал ничего более умного, как публично перед строем офицеров и прапорщиков обвинить нашего фельдшера в краже и заклеймил того позором.
Мне Г. с удивлением и горечью рассказывал, что посылку сразу же передал дочери начальника, но вскрывать её даже и не думал. А, как это всё могло получиться, не понимает. Прошло некоторое время и в следующем письме, а почта к нам приходила через посольство СССР в Кабуле раз в 2 недели, жена Шапошникова написала, что магнитола нашлась, её взяла их 16 летняя дочь, вскрывшая посылку без мамы и решившая похвастаться игрушкой в школе, ничего маме не сказав.
Шапошников, конечно, перед прапорщиком извиняться не стал.
Мне за два года командировки в Афганистан в отпуск сходить не удалось. А работа на износ, постоянная нервотрёпка, систематическое недосыпание, нерегулярное питание через полтора года основательно подорвали здоровье. Неудивительно, что постепенно накопилась страшная усталость и организм однажды дал сбой. Как-то утром я вдруг почувствовал сильную слабость и лёгкое головокружение. При попытке нагнуться на лбу выступал пот и подкашивались колени. Временами было такое ощущение, что вот сейчас упаду и уже не встану. Разумеется, работник был никакой: сонливость и апатия, всё валилось из рук. Главное же впереди очередное суточное дежурство с бессонной ночью, а потом опять скорее всего поездка на какой-нибудь узел связи в провинцию, или решение текущих бесконечных проблем. То есть попал в какой-то замкнутый круг безысходности.
Просто попросить Шапошникова дать мне хотя бы день отгула было бесполезно. Он скорее всего просто поднял бы меня на смех, а потом ещё и постоянно вспоминал с издевкой на совещаниях офицеров, как пример моей наглой попытки уклониться от добросовестного выполнения обязанностей.
Нужно было основание- освобождение, или точнее, как это официально в армии называлось, ходатайство о нём врача. Ведь в армии он официально мог только написать командиру пожелание: «нуждается в освобождении…» А уж начальник сам принимал решение, в зависимости от текущей обстановки.
К несчастью наш доктор, старлей Сережа Савицкий в это время был в отпуске, а оставшийся вместо него Коля Г. сам помочь мне ничем не мог, так как по его словам, фельдшер, ходатайствовать об освобождении офицеров от выполнения служебных обязанностей не имел права.
Поэтому он повёз меня в находившийся недалеко от нашего узла афганский госпиталь. Докторами там работали советские специалисты, не знаю, были они гражданскими, или военными, так как естественно все ходили только в гражданской одежде. Тот, к которому я попал на приём, первым делом измерил давление.
- Невероятно! Такого не может быть! У вас 40 на 60, с таким давлением не живут!
Мне эти цифры тогда совершенно ни о чем не говорили. Я так плохо себя чувствовал, что хотел только одного: упасть и поспать. И отчего-то был уверен, что если по мнению врача у меня всё так плохо, то хотя бы день, даже может быть два постельного режима тот мне пропишет. А когда доктор и не подумал этого сделать, я так удивился и растерялся, что не нашёлся, что и сказать.
Возможно мне нужно было более эмоционально и точно описав своё состояние, и прямо попросить об освобождении, а я полагая, что всё должно быть врачу очевидно, промолчал. В итоге же он просто выписал мне какие то лекарства для поднятия давления, которые нужно пить три раза в день неизвестно сколько ещё недель до положительного эффекта.
Конечно, у докторов были свои правила и чем он руководствовался в своем решении, я не знал. Может быть тогда из-за острой нехватки офицеров в аппарате Главного военного советника из-за эпидемии гепатита у медиков было негласное указание давать освобождения от службы только в случае крайней необходимости, трудно было сказать. Конечно, имея за спиной кадетский и курсантский опыт, я бы элементарно мог придумать что-нибудь более убедительное.
Ведь ещё в детстве, в суворовском училище чтобы получить освобождение от физо, или тренировок к параду любой из нас мог в случае необходимости элементарно в течение пяти секунд повысить себе температуру на градуснике до 37-38 градусов.
Но теперь было уже поздно. А упрашивать доктора, пытаться еще раз объяснить и уговорить, было унизительно. Пришлось молча выйти из кабинета.
«Что же, - подумал я, - придется мучиться дальше. Главное, действительно не загнуться в какой-нибудь самый неподходящий момент.»
Коля тоже очень удивился и объяснить, чем было вызвано такое решение доктора, не мог.
На обратном пути в машине мы ехали молча.
И только когда уже добрались к себе в расположение и поднялись на второй этаж, где у нас была небольшая комната мед пункта, Николай предложил.
- Слушай, Саша, а давай я все-таки выпишу тебе освобождение.
- Так ты же не имеешь права.
- А я скажу Шапошникову, что врач рекомендовал тебе постельный режим. Он ведь не поедет проверять в госпиталь.
- А кто его знает, у него хватит ума. У тебя не будет неприятностей?
- Да, нет, что ты. В общем давай так и сделаем. Иди домой, отоспись, и когда придёшь в норму, приходи. Скажем Шапошникову, что стало лучше- наглотался таблеток, вот досрочно и возвращаешься в строй.
А сейчас ты ему не звони, я сам сообщу Казначееву (он был заместителем начальника узла и отвечал за организацию дежурств) , чтобы он сегодня тебя на дежурстве заменил.
Мы так и поступили. Дома я завалился спать и проспал как убитый полтора дня. А когда утром вышел на службу, оказалось, что моё отсутствие даже никто и не заметил. По крайней мере недоуменных вопросов «Слушай, а где это ты был?», никто не задавал. Начальство тоже как будто не заметило моего отсутствия. Не было чрезвычайных происшествий и обо мне никто и не вспомнил.
Оставшиеся полгода до окончания командировки здоровье меня больше не подводило.
Нет, ни тогда, ни сейчас я не осуждаю врача, он наверняка имел обоснование своему решению и бог ему судья!
А вот о поступке прапора вспоминаю с теплом до сих пор. И пусть его добро
стократно вернется ему в нужную минуту.
___________________________
На фото - личный состав узла связи Главного военного советника в расположении. Кабул, территория бывшего офицерского клуба Афганской королевской армии, ориентировочно лето, 1981 год.