В путешествиях нам везде нравилось, скорее всего от того, что когда мы вместе, то и взгляд на мир другой – радостный. Сейчас вдвойне приятно, поехать в Испанию – один подарок можно сделать обоим. Друзья так и скажут, этих слов вполне достаточно для посторонних. Но на самом деле сколько Ира для меня сделала, а я, хвастун, чуть было не успел сказать ей "спасибо", правда, ещё и не сказал. Вот и нужно сделать именно такой подарок. Ира хотела в Барселону, причём обязательно на праздник в честь покровительницы, святой Мерсе, по-нашему – День города. Сколько в действительности было этих дней, мы так и не сосчитали. Самое непостоянное, что есть у всех, это – время, его то девать некуда, то не хватает, и оно же – удобная штука, напоминает о себе, когда ничем не занят, а может исчезать, причём целыми днями. В Барселоне они стираются парадами пешими и конными, концертами и шествиями, мероприятий сотни, все не перечислить. Это прекрасно… не сотрется ли заодно и общий подарок, а настоящий где взять?
Утро начинается с чего – куда пойти? «Любой выбор сочетает в себе удовольствие и огорчение», – успокаивает Ира. Проходим мимо залива, с тумбочек стартуют пловцы, хлопают и подбадривают зрители, соревнования для желающих. Посмотрел, вроде бы я не хуже, во – подарю какой-нибудь приз.
– Не попробовать ли мне?
– Давно тебе не хлопала, на парад сходим завтра.
Для моего развлечения она отказывается от того, из-за чего, собственно, приехала. А тут ещё подвалила толпа, удовольствие растянется не на один час. Исправляюсь: «Успеем хлебнуть оба, и покруче солёной воды, – где-то недалеко квартал дегустации вин». Не слушает, тащу мимо – не удаётся. Испанцы что-то покричали, мне показалось, что от зависти, не знаю, как испанки, – с утра русский куда-то тянет красивую девушку. Но тут появляется полицейский, высокий, стремительный каталонец, один вид говорит о решительности, за поясом наручники: «Что случилось?»
– Хотел участвовать в соревнованиях, а жена не даёт, норовит увести в винный павильон, там, говорит, тоже рекорды устанавливаются.
Строгое лицо исполняющего обязанности стало добрым, глаза – весёлыми, а улыбка – завистливой: «У меня дома наоборот. Но на рекорд идти не советую». Что-то сказал испанцам, те одобрительно загалдели и показывают нам, в какую сторону идти.
Праздник Богоматери Милосердия, чем больше народа, тем больше вежливости: «Пожалуйте в Испанию, страну веселья и страсти». Дегустация, учитывая, что мой дядя был известным виноделом, подарок – опять мне. Ира начинает с Дали, он местный: «Его любимая розовая Кава» – пробую и соглашаюсь. Следующего выбрала Хемингуэя. Смешивает ледяной брют с абсентом:
– Эрнест так делал и не зря повторял, что вино помогает забыть всё плохое.
– Не поспоришь, но следовать его совету «мужчина не существует, пока он не пьян» сейчас не буду.
Чтобы не пропустить интересное, нужно торопиться. Пришли заранее… почему многоточие? Потому что так хотели все, и протиснуться ближе к концертной площадке уже невозможно, стоят так плотно, что рук не поднять. Зажигательные мелодии выводят по очереди соревнующиеся команды с одной задачей: построить из участники разного пола и возраста сооружение. Какое разнообразие пирамид и башен оказывается можно сделать из человеческих тел! Венчает их всегда один участник, человек – всему венец. Египтяне возводили пирамиды для своих небожителей, фараонов, сейчас боги для «строителей» – мы, зрители.
Другая площадка забита не одной сотней участников. Они с такой силой давят со всех сторон в середину, что тем деваться некуда, и они влезают на плечи рядом стоящих, на них – следующие. Бойко вырастает башня, каждый её ярус состоит из несколько человек. В команду нас не возьмут. Мы насчитали девять этажей. В Вавилоне хотели построить башню до небес, но Бог не позволил – смешал языки. Здесь их тоже огромное количество, правда у зрителей, но мы одно целое, праздник для всех. «Философия общества, – у Иры грустное восхищение, – подняться можно только опираясь на других, справедливее сказать, – подмяв под себя. Если в этом можно усмотреть справедливость. Слезать с самого верха по своей инициативе никто не хочет».
Почти с утра нетерпеливый народ заполнил всю улицу. Зачем Ира выбрала толкучку поближе к оставленному в середине широкому проходу? От дома же лучше видно. Издали доносится музыка с барабанным боем, приближается процессия. Над пенящимся людским морем возвышаются громадные утёсы – куклы. Они из сказок и из реальной истории. Гиганты под музыку пританцовывают вместе с нами, карликами, соглашаясь, что без нас истории не было бы. Ира к моему, и не только, удивлению отделяется от толпы и перед королём застывает в глубоком реверансе. Хайме I не ожидал столь почтительного приветствия, и явно не от испанки. Подарок королю, и шестиметровая кукла малюсенькими ножками выразила благосклонность. Она выписала такой уморительный вензель, что зрители заглушили аплодисментами барабаны и процессия сбилась с ритма под общий смех… творцов истории. Такое случалось.
Ночь даже не пытается накрыть город темнотой. С фасадов домов ни на минуту не исчезает яркая радуга от салюта, фейерверков, петард. В руках почти у каждого что-нибудь сверкает, и таких десятки тысяч. Парад огня шествует по улицам вместе с чертями и драконами. Созвездия и звёзды опустилось на город, между ними мерцают и наши с Ирой звёздочки. Их видят те, кто рядом, и мы радуемся свету друг друга. В глазах у Ирочки тоже искры, от пламени любви.
До полудня следующий день караулит тишина, её обрывает сардана, она постепенно завладевает всеми. Поначалу в танце соревнуются коллективы, а потом в круг встают желающие, потому что танец совсем незатейливый, для того чтобы его мог исполнить каждый, и понятный, как лозунг, перекрывающий улицу, с одним словом «Да» или «Нет». Он не демонстрирует пластикой своё изящество, у него другая цель – объединить. Не зря был запрещён Франко. Мы тоже встаём в круг, берёмся за руки и поднимаем их выше плеч – показываем, что все вместе. Под музыку притопываем, дружно ступаем влево-вправо, никуда не отходя, ощущаем себя одним целым. Объятия легко, подобно недавним бутылкам, открываются навстречу друг другу общим ликованием. Мы принимаем его и сами делимся радостью. Лучше, конечно, двигаться так, чтобы смотрели на тебя, то есть на Иру, и пытались повторять движения. Это красиво. Самое важное – не сбиться с ритма, иначе развалится та самая связь особенно, когда нужно подпрыгнуть. Люди подходят, подбегают, присоединяются, круг расширяется, потому что смотреть на праздник снаружи бесполезно – пробежит мимо, как чужое счастье. Кто-то наблюдает со стороны: что будет дальше? А дальше особенного ничего не будет, всё просто, как и сам танец – теперь мы вместе, и это – главное. Не зря Окуджава пел: «Возьмёмся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке».
Вечер утонул в музыкальных фонтанах. Ира заскочила к администратору гостиницы и спешит обратно:
– Ноги устали.
– Сказала бы днём, посидели подольше в кафе.
– Не за этим приехали, хотя за такой кухней можно бы. Днём забываешь про ноги, праздник отвлекает.
– А я не отвлекаю?
– Ты привлекаешь. Видишь тороплюсь?
Куда девалась и эта ночь, мы не заметили, хотя она зависела только от нас. Солнце встало, увидело, что мы тоже поднялись, и, не хмурясь тучами, двинулось золотить собор Саграда-Фамилиа – подарок всем. А мой? Наконец-то придумал! У фасада Рождества местные, из Каталонии, слушают экскурсовода. Похоже, не первый раз, но восхищение на лицах неподдельное. У нас, наверное, тоже, и есть от чего. Но я беру утро в свои руки, по сути, свою жизнь, на руки:
– Обними меня за шею, чтобы быть ближе к сердцу. Ты – моя святая. И моё счастье. У нас крестный ход.
– Несёшь свой крест?
– Почему крест?
– Потому что даётся сверху. Но здесь не только храм, но и в высокое искусство. Следовать и заповедям, и влечениям бывает тяжело.
– Когда любишь – легко.
Обошли собор. Экскурсанты встретили нас аплодисментами, вернее экскурсантки (тут они точно позавидовали), мужчины воздержались. (Проще хлопать «Барселоне», в случае чего, ты ни за что не отвечаешь).
Пообещали Гауди вернуться. Он был не особо верующим, когда начинал возведение храма. С ростом собора росла его вера. Гауди говорил: «Заказчик – Господь, в моём распоряжении вечность». С таким расчётом и проектировал. За что Бог его так наказал? Гордыня – грех. Почему Булгаков тоже послал неверующего Берлиоза под трамвай?
Ира отлучилась в магазин одежды за подарками, за модой следила она, моё, непрофессиональное мнение, только помешает, и я остался на улице. К перекрёстку откуда-то наехали полицейские, закрыли движение. Из-за угла вылез грузовик, в кузове несколько человек, они по очереди что-то выкрикиваю в микрофон. За ними – разношёрстная, плотная толпа, с лозунгами. Прохожие безразличны. Дверь в подъезде не сразу, но открылась. Вышел мужчина. Он радуется, будто бы упомянутая «Барселона» только что выиграла Лигу чемпионов. На вид постарше меня, но джинсовая рубашка ещё старше. Начинает меня в чём-то убеждать. Отвечаю по-английски. «Вы русский?» – ушёл с испанского, при этом скривил лицо, убрал руки в карманы. У меня сложилось впечатление, что очень «чешутся». Чем мы ему насолили не понял, пока не разглядел на рубашке пятно чёрного цвета, где на красном фоне почти стёрся пучок перекрещенных стрел. Всё, что осталось от франкизма. Немногочисленная толпа удалилась, движение машин возобновилось, будто ничего не было. Мужчина резко повернулся и чуть не упал, тут я заметил, как сильно он хромает. Надеялся, видимо, побороть немощность и присоединиться, но не смог. Обходит прокажённого, это я, и уносит домой обиду на себя и ненависть ко мне.
День опять исчез. Неяркая, как зеркало, витрина магазина не мешает «астроному», загримированному под Галилея (для незнающих висит объявление), показывать небо, рядом – набор подзорных труб. Ира выбирает самую большую, подходит к ней и начинает всматриваться:
– Хочу увидеть свою звезду ближе.
– Не туда смотришь.
Отвожу от трубы, поворачиваю лицом к витрине, сам отхожу в сторону. Смотрит на себя, потом на меня, – нет ничего дороже улыбки любимой, прекраснее подарка не бывает.
– Я с первой встречи разглядел. Телескоп здесь не поможет. Точнее Экзюпери не сказать: «Зорко одно лишь сердце».
Радость моя и грусть,
Знаю тебя наизусть,
Рядом со мной ты всегда,
Но не дойти никогда,
Ты, просто, – моя звезда.
Из повести "Признание в любви".
Фото из интернета, спасибо.