РУБЕЖ.
повесть
Часть 5. 24й.
Глава 2. Отвлекающий бой.
Очередной раз дожидались танковые батальоны отставшие тылы 24го танкового корпуса.
Чтобы не было возможности у немцев обнаружить спрятанную технику, у селения Красное, шел позиционный бой. Немецкие окопы вчера взяты были легко. Побежали фрицы сразу с обоих рубежей обороны. От неожиданности глаза из орбит вылезали. Танки… Танки!!! В тылу!.. Танки!.. Русские танки!!! В глубоком тылу вермахта русские танки!!! Но вчера артиллерии здесь не было, а сегодня, бьют сволочи не переставая, как на передовой. Пришлось даже поновой танковый батальон пригнать, чтобы слегка подавить фрицев. Бой-то сам как бы на руку – только ожесточения такого не ожидали. Не хотелось бы больших потерь. И есть чем врага бить… но ведь они лупят, сволочи, с закрытых позиций, как достать их, за лесом, не понятно.
Майор Хренов, командир стрелкового батальона 17го пехотного полка вместе со старшим лейтенантом Колодяжным внимательно, в бинокли, разглядывали не далекий лесок, где уже были порядки немецкой тыловой пехоты, занимающей оставшийся еще от нашей передовой линии, когда здесь шли не легкие бои, обороны, до сдачи в полон этой территории германцам.
- …Ты вот что старлей, найди ко мне эту немецкую батарею, да сделай так, чтобы она замолчала, откуда они ее подогнали-то, до фронта далековато, не с передовой же сняли? А танки гробить жалко. Пригодятся они нам ещё.
- Сделаю майор. Часа два надо мне на это надо будет. Быстрее получится – услышишь. Когда выходить от них буду, поддержи огнем и маневром. А сейчас устрой-ко мне маленькую заварушку на передовой, мне бы до леса добраться.
- Сейчас сделаю, разведка. – он посмотрел на ручные часы, оценить, когда разведчику поддержка нужна будет, заорал в блиндаж, - Горелов, связь…
Но вокруг опять засвистело, три снаряда разорвались совсем близко от блиндажа. Офицеры внимательно всмотрелись в наблюдаемый ими лесок, немецкие автоматчики во фланг выдвигались к нашей передней линии обороны.
- У… гады. Нашим сейчас в тыл вдарят. - заминка, опять в бинокль. - Вот те и заварушка, старлей...
Хренов побежал к месту, где у него на командном пункте располагался полевой телефон. Схватил трубку:
- Четвертый… Четвертый… - По лицу офицера было видно, что ему ответили. – край твоего правого фланга, плюс двести, наблюдаю выдвижение противника, до роты с полевыми хлопушками. Как понял. – майор Хренов замолчал, пытаясь расслышать ответ на той стороне… на той стороне только что восстановленного телефонного провода. Глаза его забегали и будто стали злее… На миг брови дрогнули к переносице… дунул… опять дунул в трубку, заорал. - …четвертый… четвертый… - пара секунд ожидания, - четвертый… - опять миг ожидания, - четвертый… Б…ь, снова связи – хана… Горелов! – уже вокруг себя заорал майор.
Старший лейтенант Горелов, отвечающий за связь, снова дремал, прислонившись к фронтальной стороне окопа, которая была более безопасней при взрыве прилетающих снарядов, но не спасала от минометного обстрела… он не спал, возможно, с самого начала операции.
- Лейтенант Горелов, - командир взвода связи, как ошпаренный, вскочил на ноги сразу из дремы. За бруствером блиндажа разорвался очередной снаряд, всех обильно осыпав мерзлой землей, вперемешку с грязным снегом.
- …Восстановить связь!..
- Есть!.. – Горелов побежал по окопу в ближайший капонир, где находились бойцы, одного из оставшиеся в строю отделений, взвода связи.
Майор по-прежнему в трубку орал:
- …Четвертый! Четвертый!..
Через секунды Горелов быстрым взглядом обжег, сидящих в капонире восьмерых бойцов, ближайшему:
- Боец… фамилия? – последний слог фразы никто не услышал в нарастающем свисте снаряда, и последующего взрыва. Секунд пять ушли на прижимание тел к холодным стенкам, еще вчера, немецкого окопа, стук мерзлых кусочков земли и грязного снега по каскам, и телогрейкам солдат.
- …Антонов… тьфу… тьф… тфу… Боец Антонов! – сплевывал песок с зубов солдат.
- Антонов, по проводу – восстановить связь – Бегом!.. Марш.
Молчаливый Сашка Антонов, приземистый парень, слегка крякнул, перевел за спину винтовку, на левое плечо, через голову бросил ремень телефонного аппарата, на другое плечо кинул катушку с телефонным проводом, чтобы винтовка не сваливалась с плеча, перекрестился, полез на бруствер вчера вечером захваченного немецкого окопа, а так как атаковали немцев, точнее румын с тыла, сейчас враг был по фронту окопа, в направлении передовой, до которой было уже порядка более двадцати километров немецких тылов, и сожженный, вчера же прифронтовой аэродром фашистов ближнего подлета. Вожделенный провод прокладывали вчера уже по темному до импровизированной передовой, выходил он прямо из ихнего капонира, где сидели связисты.
Чуть замерев на бруствере, бросив беглый взгляд на белое поле, изрытое воронками, Александр скатился в ближайшую скользкую воронку, не выпуская из вида провод, через десяток метров исчезающий в грязном снегу.
«Вот и твоя очередь пришла. Ху…» - Сашка легонько выдохнул. Не понял откуда это вынырнуло из сознания – снова перекрестился.
Опять внимательно осмотрел поле, по которому ему сейчас предстоит бежать, дернул провод слегка вверх. Следующим движением быстро вылез из воронки и непрерывно поддергивая тонкий телефонный проводок побежал вперед. Успел пробежать метров сорок… пятьдесят, в десятке шагах очередь вздыбила фонтаны грязного снега… Сашка резко повалился и замер, не выпуская черный провод из руки. Очередь не повторилась. Солдат опять поднялся и продолжил движение, через несколько секунд воздух засвистел, Александр опять повалился.
Взрыв разорвался далеко. «Вилку строят…» - пронеслось у Парня в мозгу. Он опять вскочил, и насколько это было можно, быстро побежал вперед, иногда проваливаясь в снегу наполовину голени сапога, постоянно поддергивая послушный провод. Засвистел второй снаряд вилки, и почему-то трудно, с натягом, поддёрнулась нить телефонного, Антонов вновь рухнул в снег, пытаясь глазами понять, что там впереди с проводом. Из воронки, метрах в пятнадцати по ходу, торчала ступня красноармейского сапога. Очередной снаряд разорвался сзади. «Да, здесь снега в декабре не так, как у нас в Тверской… тьфу ты, в Калининской». Ни секунды, не мешкая Антонов вскакивает, и бросив провод бежит к воронке из которой торчит нога красноармейца, с ходу валится в нее, защищая ящик телефонного аппарата от возможного удара. Ровно в тот миг, когда он упал в воронку, нос в нос с убитым бойцом, вокруг вновь цокают пули пулеметной очереди.
Солдат лежал с открытыми глазами, тяжело дышал, то ли от усталости, то ли от страха, в двух ладонях от лица убитого. Губы, брови, ресницы, струна носа убитого подернуты инеем, когда он замерзал в этой воронке, черты казались очень острыми, значительно более острыми чем, когда он вечером улыбался в окопе после рассказанного анекдота, своими светлыми чертами мальчишеского лица. Его послали восстанавливать связь под утро, еще по темному, часов в семь. Сейчас был приблизительно полдень, после него уже убежали и не вернулись еще три бойца.
Один за другим ударили три взрыва… ударили совсем рядом, каждый раз встряхивая землю. После последнего Антонов просчитал до пяти, вызволил провод из-под ноги убитого, и как мог быстро выскочил из воронки, побежал дальше, слегка поддергивая драгоценный проводок связи, за который отдали жизни, со вчерашнего вечера уже шестеро пацанов, Сашка был… седьмым, и новый год наступит всего лишь через двенадцать дней, всем так хочется постареть еще хотя бы… на год…
…………………..
…Колодяжный не стал дожидаться восстановления связи.
«Связист – это на долго, и не факт, что он справится. Глядишь, еще следующего посылать придется!» Его бойцы сидели дальше по окопу, командир взвода внимательно смотрел на него, ожидая команды. Командир ничего не говоря показал лейтенанту ладонь, сжал ее в кулак, наклонил в сторону леса, пошел по окопу в том направлении. Разведчики вереницей двинулись за своим командиром.
На правом фланге передового окопа немцы начали выдвигаться в атаку во фланг наших передовых позиций.
Разведчики добрались до края окопа. От флангового капонира до леса всего метров тридцать. Под снегом, похоже, проселочная дорога, слишком резко начинался лес, без мелколесья по контуру, но ее не видно, снег все скрыл от глаз. Окопчик здесь был какой-то мелкий, как будто не доделанный, а может быть откапывали его уже под огнем врага, не до того было… да еще снегом завален. Вроде и не засыпанный сильно, но какой-то совсем, совсем мелкий. А в сам капонир сброшены тела убитых, при вчерашнем штурме укрепления, немецких солдат, стащенные сюда из окопа, после его захвата. Некогда с ними возиться было, минут через сорок после взятия окопа уже стемнело, а сегодня с утра, с рассвета, обстрел, а в окопе мертвые мешали. Куда их девать было ночью?
Колодяжный присел на коленки, поджидая своих бойцов, уступив у фронтальной стороны место солдату. Первому в веренице, когда группа почти полностью приземлилась вдоль фронтальной стороны по окопу, командир громко резко и четко:
- Один вправо, другой влево, упреждение три-четыре секунды, боковая дистанция до пятнадцати метров, первый!.. пошел… - Колодяжный весомо хлопнул солдата по плечу, первый боец побежал в сторону леса беря правее, через три секунды… - второй пошел!.. – побежал второй…
Так друг за другом разведчики уходили в лес, Колодяжный далее молчал, убежал пятый от крайнего…
…Связист, восстанавливающий связь с передовой, в это время поновой упал в воронку, распутывая кабель с ноги убитого солдата, перед ним было еще целое белое поле…
…В лесу снег был совсем не глубокий. Бойцы развед-диверсионного взвода двигались насколько это было можно быстрее в обход немецких позиций, их правого контратакующего фланга. Поваленные ветром деревья и хворост, конечно, мешали перемещению здорово, остановить бойцов не могли, приказ надо выполнять. Командир двигался таким образом, чтобы свет открытого поля, сквозь кроны деревьев, оставался в его поле зрения. Таким образом подразделение экономило много времени. Уже через двадцать минут по левую руку отчетливо хлопали 56мм полевые минометы фрицев, и стала слышна их лающая речь, еще метров сто-сто пятьдесят, и разведчикам надо было поворачивать в сторону громкой артиллерии… где-то там, должна быть их артиллерийская батарея, которая так сейчас мешает нашим воинам…
……………………….
…Не так много оставалось до окопа передовой. Раз… Два… Три… как горох начали, вокруг Сашки, хлопать маленькие взрывы немецкого полевого миномета. «Заметили, гады» - мелькнуло в мозгу. В этот момент провод опять подался рваным концом…
Очередная мина лопнула совсем рядом по правую руку. Сашка почувствовал резкий укол в бедро, удар в голову, каска зазвенела будто колокол, через треск рвущейся телогрейки… следующий вздох почему-то было сделать очень трудно, волна вонючего тротилом воздуха, а в правой руке через полметра кончался телефонный провод, перед ним была глубокая воронка. Солдат пытался вздохнуть, но через миг весь мир поплыл в разные стороны. солдат повалился в воронку, не отпуская обрыв драгоценного провода…
…………………………
…Немецкая батарея находилась за лесом. Как такового арсенала на позициях не было. У каждой тройки орудий, расставленных стрелкой (в старые века орудия так расставляли на редутах крепостей… на редутах земляных), с дистанцией в тридцать метров. Чуть в тылу стояла грузовая машина, с которой подавались на позиции заряды. Гаубицы мортирным, не торопливым, огнем выстреливали их по нашим позициям. Ближе к лесу на проложенной дороге, стояла еще одна машина с боеприпасами.
«Видимо подвозят им патроны ритмично». – Подумал капитан, разглядывая диспозицию противника то в бинокль, то без него, все и так было как на ладони.
Позиции орудийных расчетов были максимально приближены к лесу, как они видимо считали, что таким образом расположение делают не заметным даже с воздуха. С земли их обнаружить, не подойдя почти вплотную, было практически невозможно. Войскового прикрытия у них не было, видимо были уверены в своей безнаказанности, а может просто разгильдяйство тыловое. Ведь это их глубокий тыл. И откуда здесь тяжелая артиллерия понять было трудно, скорее всего некий резерв, еще не добравшийся до передовой. Колодяжный оценил смекалку командира немецкой батареи. Решил не мудрствовать лукаво. Решил атаковать батарею с флангов, уничтожить расчеты, разбить прицелы, подорвать гранатами затворы орудий, подорвать машины с арсеналом и испариться по уже проложенному маршруту.
Первому отделению было приказано в глубине леса, невидимо для артиллеристов, обойти артиллерийскую позицию. В назначенное время, истребительным стрелковым огнем атаковать номера артиллерийских расчетов, с другой стороны, начав фланговую атаку на вторую тройку гаубиц. В течении минуты выйти на их позиции, продолжая истребление врагов. Как только первое отделение начнет боевые действия, вне зависимости от успеха его действий, атаку начинает другой фланг диверсантов.
А на передовой отражали немецкую фланговую атаку. Немцы осыпали наши окопы передовой линии полевыми минометами малого калибра. Наши, при поддержке орудийного огня танков, пытались не подпустить врага к своим позициям.
Отделение разведчиков ушло… началось томительное ожидание, приготовившись для броска на врага…
……………………………
…Антонов лежал на спине. Чувствовал угол телефонного аппарата. Между ним и небом пролетали грязные куски земли и снега, слегка его засыпая. Парень опять захотел глубоко вздохнуть, ему будто не хватало воздуха, из-за того, что маленькие кусочки грязи попали ему в нос, и телу надо было срочно чихнуть. Его существо резко пронзила боль, где-то в груди… под правой рукой, во рту появился острый вкус крови, как будто чихом порвались сосуды в носу... или в горле. Сашка стал поднимать правую руку, чтобы ее увидеть, пытаясь определить куда он ранен, и почему так больно. Шевеля рукой - боли не ощущал, а провод был зажат… кистью в рукавице. Саня начал переворачиваться, пытаясь найти второй конец. Но когда опять резвее вздохнул, боль снова удалила его в правую грудину. Он глянул на правый бок, почему-то рваная телогрейка набухала кровью. Раздумывать было некогда, надо было быстрее найти второй конец порыва.
Парень начал тянуться к верху воронки, боль опять резко, до зайчиков в глазах, кольнула его в правый бок. Сашка старался не дышать глубоко. Стал подбираться к верху воронки на локтях. Провод искать не пришлось, его конец сваливался на откос взрыва сантиметров на семьдесят. Александр сел в воронке. Открутил пару метров с катушки, зачистил ножом концы, точными движениями скрутил пару концов от штаба, быстро, но аккуратно их заизолировал, стал открывать крышку телефона, стараясь не делать резких и больших движений. Опять зубами зачистил концы снятые с откоса воронки, закрутил их на клеммах телефона, крутнул магнето:
- Четвертый… Четвертый. – сказал он медленно и глухо, не узнавая свой собственный голос.
- …Первый… Первый, слышу тебя, слышу тебя, хорошо слышу - радостный голос на том конце, - командир – первый…
- Проверка связи… - ответил медленно Антонов радостному голосу на той стороне. Ээ-э, – боль опять рассекла его бочину.
Одним движением ладони откинул обе клеммы, опытными руками связиста за секунды скрутил оба телефонных конца. Телефон подсоединил к скруткам пальцами, услышал активные переговоры командиров, откинул проводки аппарата, начал медленно и аккуратно изолировать последнюю пару скруток… он усердно и плотно наматывал липкую изоляцию… Наматывал, аккуратно наматывал… прожимая пальцами липкую черную массу изоленты… и опять наматывал… наматывал… прожимал и грел голыми пальцами… вновь наматывал…
…………………………
…Наконец, с противоположного края леса заговорили русские автоматы, звонко щелкнула снайперская винтовка. Сиротин, не мешкая, тут же снял наводчика на дальнем орудии первой тройки, за которым наблюдал в прицел уже минуты, ожидая только нужного мгновения. Бойцы, сделав залп, молча тронулись вперед. Сиротин продолжал, раз за разом, нежно нажимать на курок своей винтовки, а мазал он крайне редко.
Чтобы понять, что их атакуют немцам нужны были секунды, но тяжелая пальба по нашим позициям на этом прекратилась, далее попытка небольшого позиционного боя стремясь сдержать атакующих… пока не полетели гранаты.
Через пятнадцать минут все уже было кончено, прозвучал последний хлопок на последнем лафете, разорвавший казенник гаубицы, батарея была нейтрализована, в щепки разлетелись три машины со снарядами и зарядами. Разведчики уже двигались с тремя тяжелыми раненными в обратном направлении. Раненых тащили на импровизированных носилках, сделанных из жердей и плащ-палаток. С собой забрали немецкого офицера, который, по случаю, остался жив и не вредим. Пленили еще семерых немецких солдат, но брать с собой их не стали, не нужны они были на марше, обуза и только, но ни их, ни раненных добивать тоже не стали, и так крови много. Все равно все их вооружение привели в негодность… в спину пальнуть нечем.
На передовой наконец захлебнулась фланговая атака противника, теперь наши достреливали убегающих, по белому снегу, врагов, которые, тяжело дыша, еще не успели добраться до спасительного леса... так и не дотянувшись до красноармейских окопов…
……………………………………
Телефон подсоединил к скруткам пальцами, услышал активные переговоры командиров, откинул проводки аппарата, начал медленно и аккуратно изолировать последнюю пару скруток… он усердно и плотно наматывал липкую изоляцию… Наматывал, аккуратно наматывал… прожимая пальцами липкую черную массу изоленты… и опять наматывал… наматывал… прожимал и грел голыми пальцами… вновь наматывал…
Сашка открыл глаза.
Над ним пасмурное небо, ружейная стрельба, перемешанная со взрывами снарядов и хлопками взрывов маленьких полевых мин немецкого пятидесяти шестимиллиметрового калибра. Он попробовал резко сесть, но боль пронизала все его тело, отчего он опять лег, и резко вздохнул, пытаясь погасить проклятую, но от вздоха стало еще больнее.
«Что со мной?.. я что потерял сознание?..» - Он суматошно посмотрел на провод лежащий на коленках. Галифе правой ноги в крови. Скрутки аккуратно полностью заизолированы. «Сколько же я тут… лежу?»
Сделав несколько аккуратных движений, Саша легко, работая локтями, вылез на верх воронки. На правом фланге шел ожесточенный бой, было понятно, что немецкая контратака захлебывалась. Со стороны штаба их обстреливали пушками танков, а немецкие полевые минометы не дотягивались до второй линии обороны наших, где располагалась техника танкового батальона.
«Вряд ли мне кто ни будь поможет…» - подумал Саня, опять посмотрел на бой, потом на штаб, до которого было метров четыреста… по заснеженному полю. «Надо самому выбираться… не замерзать же здесь.»
Следующим движением солдат попытался перебраться на другую сторону воронки, боль опять пронзила его тело до звезд в глазах, но это становилось уже… как-то привычно.
Сашка, с оглядкой на боль вылез из воронки и попытался бежать, придерживая рукой, будто сломанные ребра. Но быстро понял, что до ближайшей воронки, где можно укрыться, не доберется. Сначала он присел, надеясь, что на секунду, но через короткие мгновения от боли повалился на снег и лег по удобней, чтобы боль затихала. Антонов чувствовал, что нести катушку и телефон не сможет, куда-то девались силы. Медленными движениями лежа снял с плеч катушку и телефон. Осмотрелся, пытаясь найти укрытие для сокрытия оборудования. Опять привстал, волоком потащил машинку и провод левой рукой за оба ремня в ближайшую воронку, правой по-прежнему придерживая капризный бок. В воронке просидел какое-то время, глядя то на небо, то на заснеженное поле, наблюдая немецкое, уже отступление, на правом фланге, то на ящик телефонного аппарата и катушку с кабелем, постоянно поправляя винтовку, понимая - что, либо они остаются в этой воронке вместе с ним, либо он пытается ползти к своим на легке, а когда стемнеет, возвращается за телефоном.
Саша медленно, глубоко вздыхает, пытаясь определить момент появления в груди, острой нестерпимой боли.
Он вылезает, насколько это возможно аккуратно, из укрытия и начинает медленно бежать, стараясь увеличивать скорость, чтобы только боль не ударила в правую грудину, ремень винтовки осторожно перекидывает через голову. Очень быстро начинает чувствовать, будто кончился воздух. Снега немного, но кажется, что ноги вязнут выше колен и становятся очень тяжелыми, с каждым шагом переставлять их труднее и труднее. В конце концов парень за что-то запнулся, скорее всего не смог оторвать от снега ногу, и… упал. Он очень быстро дышал, будто пробежал километры на время, боль стала тупой и привычной. Перестрелка на правом фланге затихала. Во рту липко ощущался железный вкус крови.
По линии зрения горизонта словно не было, небо сливалось с землей, разделить их можно было отдельным черными точками кустов и деревьев, которые четко различал его острый и цепкий взгляд охотника. Сашка встал на карачки. Руками оттолкнулся от земли, пытаясь подняться на ноги, но голова закружилось, и он вновь повалился на грязный снег. Правой рукой Александр зачерпнул снега, растер его по лицу, опять прижав ею раненный бок, начал вставать… бежать… падать… опять вставать… А вокруг не часто рвались снаряды и брызгали, время от времени, фонтаны снега…
………………………………
Когда разведка выходила в исходное место, пасмурный день уже вовсю гасил мутный свет на небесах, еще чуть-чуть, и начнется длинная декабрьская ночь. Как правило по ночам колонны 24го гвардейского танкового вставали на марш. За прошедший день тылы должны были подтянуться. Небольшой позиционный бой в течении дня не определял боевую мощь танкового корпуса. Зато дал время, чтобы чуть отремонтироваться, а главное, не потерять тылы.
- Четвертый… четвертый, - опять кричал майор Хренов в трубку, когда Колодяжный заходил в блиндаж, после возвращения с диверсии, заталкивая впереди себя немецкого гауптмана.
Видя занятого майора, понимая секрет его разговора по телефону, старлей выталкивает немца обратно на улицу, поручая бойцу его охрану, сам возвращается в блиндаж. На столе, где разложена карта, и у телефонного аппарата горят лампы-коптилки.
- …Сворачивайтесь, весь личный состав к 20.00 выдвигается к твоему правому флангу. К вам подтянется танковый батальон, всех на броню и вперед. У тебя еще три часа, уже становится темно, в ближайшее время всех раненных в медсанбат, убитых похоронить, в девятнадцать часов все должно быть закончено. Слышал, в девятнадцать все должно быть готово к эвакуации. Как понял?.. – Майор слушал ответ с той стороны. - …Вот. Вот так. Бывай здоров.
Комбат жестко положил трубку:
- Смотри ка, после того связиста связь больше не нарушалась. Надо бы связиста к ордену представить.
Он подошел к двери блиндажа, открыл его, крикнул:
- Горелова ко мне! Привет – разведка. Ну спасибо тебе, как только ты батарею загасил, у нас здесь как на курорте.
Тяжелым шагом комбат подошел к столу, опершись на две руки, повис над картой:
- Подойди к карте, старлей.
Колодяжный подошел к столу, внимательно посмотрел на стрелки на карте.
- Вот смотри, - майор провел по стрелке от деревни Красное, завтра к полудню должны выйти к станице Степановка, а это пол пути до Тацинской. Так глядишь еще пара дней и до цели доберемся. – Чуть помолчав. – Без боев все равно не получится, тылы опять дожидаться придется, да еще две магистрали автомобильные пересекать, без боестолкновений не получится… дня три все равно еще на марше провисим… а то и четыре.
Колодяжный вздохнул, сел на табуретку:
- Тормозить не будем, а уж как там получится… Только бы немцы до конца не поняли, куда мы мчимся. Я тебе там командира ихнего притащил. Командира батареи - куда его? Допрашивать будем, к Баданову отправим, или может… - сталей взглянул снизу-вверх на майора, - в расход?..
Хренов задумался, хмыкнул, вынимая папиросу:
- У меня там в медсанбате доктор есть, маленько сечет по-ихнему.
Опять быстро отошел к двери, открыл ее:
- Потом к Баданову отправим. – Уже за дверь. - Позови-ко мне с медсанбата доктора Лаврентьева, - сказал он бойцу, который сторожил немца, - а фрица… давай сю-юда.
Хренов грубо за плечо подтолкнул немца к столу.
- Дайко ему табуретку, - обращаясь уже к Колодяжному.
Старший лейтенант взял табуретку, громко, будто слегка воткнув в землю, поставил перед фашистом.
Дверь в блиндаж распахнулась, быстро вошел лейтенант Горелов:
- Лейтенант Горелов, товарищ комбат. – Его глаза упали на фрица. Далее слегка растерянно, с угасанием голоса. – По Вашему приказанию, прибыл. – Не сводя глаз с пленного…
……………………………
На восстановление связи Антонов ушел в полдень. Уже по темному, смертельно измученный солдат свалился в родной окоп. Последние десятки метров он уже не мог ни бежать, ни идти… он просто не мог встать на ноги. Раненная правая нога сильно замерзла. Тупая боль в боку будто висела тяжелым рюкзаком на его спине. Свалившись в окоп, он толи уснул, толи потерял сознание.
На позиции шла деловая операция, как выяснилось потом, начиналась эвакуация сил и средств при продвижении корпуса по немецким тылам. До Антонова и дела никому не было, если бы случайно не напоролся на него, как всегда быстро проходя по окопу, лейтенант Горелов. Не узнал он Антонова, своего бойца, да и не пытался узнать… не до того. Он скомандовал, убрать из окопа мертвого солдата, тут же убегая дальше. Но когда убитого начали переваливать через бруствер… Боец застонал…
В медсанбате его посмотрел врач:
- …Безнадежный. Нарушение легочной плевры с сильным кровотечением. Хорошо, что наружу кровь истекает, а то давно бы уже… Удалить осколки. Перевяжите, на эвакуацию не грузить. И так места не хватает. Да… напоите его, много крови потерял… Как еще живой-то… - тихо сказал военврач, уже отойдя от нар, не молодой медсестре, которая шла за инструментами, чтобы вырезать осколки у безнадежного из бедра и… из грудины, разрезавший парню четверть легкого, проломив два ребра.
Сашка был в сознании. Он все слышал и все понимал. К полуночи замыкающие три танка корпуса гремя траками, покидали текущее расположение. Они летели к следующей цели, аэродрому противника, уже транспортной, дальней авиации, поставлявшей в, окруженный Красной армией Сталинград, боеприпасы и продовольствие.
………………………………….
- …Лейтенант Горелов, товарищ комбат. – Его глаза упали на фрица. Далее слегка растерянно, с угасанием голоса. – По Вашему приказанию, прибыл. – Не сводя глаз с пленного.
- Ну где там переводчик? – нервно заорал на Горелова майор.
- Не могу знать, товарищ майор! – Чуть задумался. – Есть! – выскочил из блиндажа в окоп.
Хренов вздохнул, постучал мундштуком папиросы по карте на столе, закурил, с блаженством набирая в легкие много дыма. Но прошло десяток секунд, дверь снова открылась, на пороге Горелов:
- Доктор к комбату.
В блиндаж, за Гореловым вошел доктор, халат был испачкан кровяными каплями.
- Что за срочность, комбат?.. Аа-а! – заговорил и осекся военврач, увидев сидящего немца.
Горелов закрыл дверь, встал недалеко от двери, чуть ближе к немцу стоял военврач, у стены на широкой лавке, на которой можно было полежать, сидел Колодяжный, майор Хренов стоя курил у стола в середине всего присутствующего в блиндаже, на табуретке, восседал немецкий офицер. Его взгляд непрерывно перемещался по лицам присутствующих красных командиров.
Молчание чуть затягивалось:
- Горелов, напиши мне там представление на связиста, который у тебя связь днем восстанавливал, на красную звезду, я подпишу. После него связь до сих пор держится. Вернулся, нет?
- Его на моих глазах миной разорвало, товарищ майор.
- Жалко… О сидит, гнида… Спроси, далеко ли от сюда до фронта? – произнес Хренов и опять затянулся.
- Вайт вег вон хир нах ворне. – сказал доктор, всматриваясь в немца, понял тот его или нет.
- Was?.. Ist es weit nach vorne.
- Я… я. – кивнул подтверждающе военврач, чуть улыбнувшись от удовольствия, что тот его, всё-таки понял.
Немец удивленными глазами посмотрел на Колодяжного:
- Вis zur Front etwa drei;ig Kilometer. (До фронта около тридцати километров) – также удивленно посмотрел на майора.
- Тридцать километров – перевел человек в белом халате.
- Откуда артиллерия? – выстрелил ему глаза в глаза Хренов.
- Вор ком ди артиллерия? – отдельно каждое слово произнес Врач.
Немец опустил глаза в пол.
- Usere Abteilungen stehen in der Reserve, in Makeyevka.
- Наши дивизионы стоят в резерве в Макеевке.
Глаза у Хренова загорелись. Колодяжный привстал и подошел к столу. Оба внимательно смотрели на карту. Макеевка находилась от них всего в пяти километрах, прямо по ходу движения в нужном направлении.
- Таак. – промолвил Хренов, взяв в руку карандаш.
Посмотрел на Горелова.
– Надо бы их сжечь, старлей… а?
Не дожидаясь ответа:
- Горелов, обеспечь доставку этого немца к Баданову… и чтобы волосок с его головы не упал! Бегом!
- Есть, комбат!..
………………………………….
…В блиндаже, куда умирающего мальчишку перенесли, когда разбирали санитарную палатку, было тепло. Еще не погасла буржуйка. Тут же лежали еще несколько бойцов, у двух не хватало конечностей. «…Сколько мне осталось?.. Или плен?..» - проносилось в Сашкиной голове. Он медленно сел. Голова не кружилась, боли почти не было. И на земле блиндажа и на нарах валялись грязные телогрейки, на соседних нарах лежал полушубок, исподнее подштанники и галифе с разрезанной штаниной, рваный свитер, с высокой вязкой воротника, многое другое, правда… все было сильно залито кровью. Понимая, что на улице не будет жарко, Антонов стал одеваться… а через час, сильно хромая, он брел по краю, пробитой траками танков дороге, надеясь, что идет в сторону фронта, при всем при том понимая, что эта территория под немцами.
Сколько прошло времени, час, или пять часов, он не понимал. Сознание, как и все вокруг было в тумане. Ночь не кончалась. Толи казалось, толи где-то ржали лошади и лаяли собаки. Иногда слышался рокот работающих двигателей, машин… или танков. И не прекращающаяся канонада впереди, не далеко, может быть километров десять… Иногда Сашка садился на снег, просидеть долго не мог, и он ложился, не давая себе заснуть, находил удобное положение и несколько минут отдыхал, потом заставлял себя встать и двигаться дальше… дальше… дальше. Как будто в бреду, но дальше! Еще десять… пятьдесят… сто шагов. Опять пятьдесят… и опять… стараясь контролировать виляние проселка.
Тьма начала становиться менее плотной. Скорее всего приближалось утро. Шагах в пятидесяти от танковой колеи, возле леса, видимо стояла копна сена, сверху не сильно укутанная снегом. Нога, от холода, как деревянная. Парню не хотелось сходить с дороги, но он чувствовал, что сон скоро его победит, поэтому пошел на этот, светлеющий во тьме, бугор, вырыл внизу копны нору, со стороны леса, и не заметил… как уснул.
Сколько солдат проспал, он не знал. Но в лаз проникало много света – значит день. Проснулся от острой… но уже привычной боли, видимо, когда переворачивался в тесной теплой пещерке из душистого сена. С улицы слышал, близкий рев техники. Он аккуратно стал высовывать из лаза голову. Посмотрел по левую руку, по дороге, по которой он шел всю ночь, ехала колонной немецкая техника. Сашка убрал голову. Задумался. Нарыл клок сена, заткнул лаз, при этом сильно мешал карабин, который он взял в блиндаже у его входа, стволом чуть-ли, не выскакивая на улицу. Стал ждать ночи, несколько раз засыпая и просыпаясь…
………………………………
…А колонны 24го танкового корпуса летели вперед, поднимая снежную пыль своими железными траками. К трем часам ночи танки, минометы и артиллерия уже расположились в боевой карэ вокруг Макеевки для уничтожения вражеских сил, в первую голову резервной гаубичной артиллерии немцев, чтобы та ни в коем случае не появилась на линии фронта.
Продолжение: http://proza.ru/2021/03/23/1492
17.03.2021
Русаков О. А.
г. Бежецк