Замело тебя, счастье, снегами, Унесло на столетья назад, Затоптало тебя сапогами Отступающих в вечность солдат.
Только в сумраке Нового Года Белой музыки бьётся крыло: — Я надежда, я жизнь, я свобода. Но снегами меня замело.
Это стихотворение Георгия Иванова могло быть знакомо Николаю Рубцову, а могло быть и не знакомо.
С одной стороны, поэт Русского Зарубежья Георгий Иванов не печатался в СССР, с другой стороны, Николай Рубцов учился в элитном учебном заведении, в библиотеке которого могли быть любые издания любых авторов.
Кроме того, Рубцов часто и подолгу жил в доме вологодского филолога и переводчика Бориса Чулкова – хозяина уникальной библиотеки, которой пользовался поэт.
У Георгия Иванова в стихотворении «Замело тебя, счастье, снегами» звучит вполне конкретная тема оставленной Белой Армией родины, тоски эмигрантов по снежной России, той России, которой уже нет.
Настроение русских эмигрантов отражено в лирике некоторых советских поэтов, в том числе, и Николая Рубцова, тоскующих по канувшей в Вечность, «унесённой на столетья назад» Православной Руси.
«Признание Рубцова началось в среде прозаиков. Они держались от поэтов обособленно. И вот допустили к себе поэта Николая Рубцова. Этому способствовала гармонь, на которой тот играл. Перебирая лады, он наклонялся к мехам, точно слушая само зарождение каждого звука, каждого вздоха. Рубцов играл и пел:
Ах, что я делаю, зачем я мучаю
Больной и маленький свой организм!
Ах, по какому же такому случаю —
Ведь люди борются за коммунизм...
Припев подхватывали дружно, хором, так, что стекла дрожали от голосов:
Ах, замети меня, метель-метелица!
Ах, замети меня, ах замети...
Эта песня сменялась другой, тревожной, сумеречной по настроению:
Потонула во тьме отдаленная пристань.
По каналам промчался (эх!) осенний поток.
По дороге неслись сумасшедшие листья,
Да порой раздавался (эх!) милицейский свисток.
Есть в песнях Рубцова обнаженная искренность, душевный надрыв, роднящий их с романсом. Что ни говори, они находили у слушателей мгновенный отклик понимания. За них Рубцова полюбили многие. Недаром Анатолий Передреев сказал мне, что, только услышав песни Рубцова, он по-настоящему оценил его талант».
(Вечный зов. Российская православная газета.
Михаил Шаповалов. Его нельзя было не любить.
http://vzov.ru/2010/11-12_01/16.html)
Романсовость, песенность рубцовской лирики целиком находится в русле традиционной русской поэзии девятнадцатого – двадцатого веков.
Николая Рубцова и его предшественников объединяет общая символика стихов, песен и романсов.
Дождя осенняя туманность, Природы женское тепло. А я живу — такая странность — Живу и даже верю в зло.
Всё это было, было, было, Всё это было, будет, бу... Плетётся рыжая кобыла, Везёт дрова, везёт судьбу.
Стихотворение Георгия Иванова «Дождя осенняя туманность» датируется приблизительно 1955 годом. Это год призыва Николая Рубцова на срочную службу в ВМФ СССР.
И это же год его знакомства с лирикой Есенина и серьёзной заявкой на продолжение в творчестве начинающего поэта традиций классической русской поэзии.
Впрочем, истинный поэт никогда не бывает «начинающим», потому что приходит в мир уже поэтом, постепенно проявляя свой дар.
«Дождь», «природа», «кобыла», «дрова», «судьба» - классический набор символов русского лирика, характерный как для Георгия Иванова, так и для Есенина с Рубцовым.
Игра судьбы. Игра добра и зла. Игра ума. Игра воображенья. «Друг друга отражают зеркала, Взаимно искажая отраженья...»
Мне говорят — ты выиграл игру! Но всё равно. Я больше не играю. Допустим, как поэт я не умру, Зато как человек я умираю.
А это стихотворение Георгия Ивановна, вообще, находится в странной, мистической связи с одним из последних стихотворений Рубцова.
В мокрых вихрях столько блажи,
Столько холода в пейзаже
С темным домом впереди.
Вместе мы накормим кошку!
Вместе мы затопим печь!..
Молча глядя на дорожку,
Ты решаешь понемножку,
Что игра… не стоит свеч!
<1970>
Это стихотворение посвящено Людмиле Дербиной – любимой женщине поэта и его убийце.
В нём мы буквально физически ощущаем неуют холодной и дождливой погоды, созвучный с ситуацией, которую переживают герои стихотворения, по-разному видящие не только конкретные обстоятельства, но и миропорядок.
Тема любви, тема женщины, вообще, одна из основных тем русской лирической поэзии. И здесь также находим созвучие в лирике Григория Иванова и Николая Рубцова.
Купавы.
Как далеко дороги пролегли!Как широко раскинулись угодья!Как высоко над зыбким половодьемБез остановки мчатся журавли!
В лучах весны – зови иль не зови! —Они кричат все радостней, все ближе…Вот снова игры юности, любвиЯ вижу здесь… но прежних не увижу.
И обступают бурную рекуВсе те ж цветы… но девушки другие,И говорить не надо им, какиеМы знали дни на этом берегу.
Бегут себе, играя и дразня,Я им кричу: – Куда же вы? Куда вы?Взгляните ж вы, какие здесь купавы! —Но разве кто послушает меня…
<1967>
Свободен путь под Фермопилами На все четыре стороны. И Греция цветет могилами, Как будто не было войны. А мы — Леонтьева и Тютчева1 Сумбурные ученики — Мы никогда не знали лучшего, Чем праздной жизни пустяки. Мы тешимся самообманами, И нам потворствует весна, Пройдя меж трезвыми и пьяными, Она садится у окна. «Дыша духами и туманами, Она садится у окна». Ей за морями-океанами Видна блаженная страна: Стоят рождественские елочки, Скрывая снежную тюрьму. И голубые комсомолочки, Визжа, купаются в Крыму. Они ныряют над могилами, С одной — стихи, с другой — жених. ...И Леонид под Фермопилами, Конечно, умер и за них.
Любили русские поэты трогательно описывать не только женщин и девушек, но и стариков и старушек.
Николай Рубцов:
Старик
Идет старик в простой одежде.
Один идет издалека.
Не греет солнышко, как прежде.
Шумит осенняя река.
Георгий Иванов:
Бредёт старик на рыбный рынок Купить полфунта судака. Блестят мимозы от дождинок, Блестит зеркальная река.
Поразительное совпадение!
Георгий Иванов:
Как туман на рассвете — чужая душа. И прохожий в неё заглянул не спеша, Улыбнулся и дальше пошёл...
Было утро какого-то летнего дня. Солнце встало, шиповник расцвёл Для людей, для тебя, для меня...
Можно вспомнить о Боге и Бога забыть, Можно душу свою навсегда погубить Или душу навеки спасти —
Оттого, что шиповнику время цвести И цветущая ветка качнулась в саду, Где сейчас я с тобою иду.
Николай Рубцов:
Окунись, душа, в чистую волну…
Тема души у Георгия Иванова и Николая Рубцова тоже развивается в одном ключе. Лоно её существования – Красота: цветущий сад - у Иванова, светлая река с чистой волной - у Рубцова.
Оба автора декларативно заявляют о связи с русскими ушедших поколений.
Георгий Иванов:
Мелодия становится цветком, Он распускается и осыпается, Он делается ветром и песком, Летящим на огонь весенним мотыльком, Ветвями ивы в воду опускается...
Проходит тысяча мгновенных лет, И перевоплощается мелодия В тяжёлый взгляд, в сиянье эполет, В рейтузы, в ментик, в «Ваше благородие», В корнета гвардии — о, почему бы нет?..
Туман... Тамань... Пустыня внемлет Богу. — Как далеко до завтрашнего дня!..
И Лермонтов один выходит на дорогу, Серебряными шпорами звеня.
Николай Рубцов:
Здесь барин жил.
И может быть, сейчас,
Как старый лев,
Дряхлея на чужбине,
Об этой сладкой
Вспомнил он малине,
И долго слезы
Катятся из глаз...
Подует ветер!
Сосен темный ряд
Вдруг зашумит,
Застонет, занеможет,
И этот шум
Волнует и тревожит,
И не понять.
О чем они шумят.
«В старом парке»
И оба не менее декларативно заявляют о преемственности романтического отношения к жизни:
Георгий Иванов:
Не спится мне.
Зажечь свечу? Д
а только спичек нет.
Весь мир молчит,
и я молчу,
Гляжу на лунный свет.
И думаю: как много глаз
В такой же тишине,
В такой же тихий, ясный час
Устремлено к луне.
Как скучно ей, должно быть, плыть
Над головой у нас,
Чужие окна серебрить
И видеть столько глаз.
Сто лет вперёд, сто лет назад,
А в мире всё одно — Собаки лают, да глядят
Мечтатели в окно.
Николай Рубцов:
Из окна ресторана — свет зеленый, болотный, От асфальта до звезд заштрихована ночь снегопадом, Снег глухой, беспристрастный, бесстрастный, холодный Надо мной, над Невой, над матросским суровым отрядом. Сумасшедший, ночной, вдоль железных заборов, Удивляя людей, что брожу я? И мерзну зачем? Ты и раньше ко мне приходила нескоро, А вот не пришла и совсем... Странный свет, ядовитый, зеленый, болотный, Снег и снег без метельного свиста и воя. Снег глухой, беспристрастный, бесстрастный, холодный, Мертвый снег, ты зачем не даешь мне покоя?
Романтическое мироощущение русского человека гениально отразил в живописи И.И. Левитан – герой стихов Георгия Иванова и Николая Рубцова.
Как известно Рубцов хотел назвать свою последнюю книгу «Зелёные цветы» «Над вечным покоем», но это название не было одобрено издательством «Советская Россия».
Георгий Иванов:
Повторяются дождик и снег, Повторяются нежность и грусть, То, что знает любой человек, Что известно ему наизусть.
И, сквозь призраки русских берёз, Левитановски-ясный покой Повторяет всё тот же вопрос: «Как дошёл ты до жизни такой?»
Николай Рубцов:
Левитан. По мотивам картины «Вечерний звон»
В глаза бревенчатым лачугам
Глядит алеющая мгла,
Над колокольчиковым лугом
Собор звонит в колокола!
Звон заокольный и окольный,
У окон, около колонн,-
Я слышу звон и колокольный,
И колокольчиковый звон.
И колокольцем каждым в душу
До новых радостей и сил
Твои луга звонят не глуше
Колоколов твоей Руси...
Квинтэссенция романтического мироощущения у Рубцова заключается в строфах стихотворения «Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны»:
Боюсь, что над нами не будет
таинственной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану
шестом,
Что, всё понимая, без грусти пойду до
могилы...
Отчизна и воля – останься, моё
божество!
Останьтесь, останьтесь, небесные синие
своды!
Останься, как сказка, веселье
воскресных ночей!
Пусть солнце на пашнях венчает обильные
всходы
Старинной короной своих восходящих
лучей!..
Можно сказать, что солнце одинаково светило
«старинной короной своих восходящих лучей»
из глубины бездонного космоса, одухотворённого Божественной силой, Георгию Иванову и Николаю Рубцову.
И всё же взгляд на Россию не мог быть у них совпадающим.
Для Георгия Иванова, живущего в эмиграции, Россия – миф, мираж:
Россия счастие. Россия свет. А, может быть, России вовсе нет.
И над Невой закат не догорал, И Пушкин на снегу не умирал,
И нет ни Петербурга, ни Кремля — Одни снега, снега, поля, поля...
Снега, снега, снега... А ночь долга, И не растают никогда снега.
Снега, снега, снега... А ночь темна, И никогда не кончится она.
Россия тишина. Россия прах. А, может быть, Россия — только страх.
Верёвка, пуля, ледяная тьма И музыка, сводящая с ума.
Верёвка, пуля, каторжный рассвет Над тем, чему названья в мире нет.
Для Николая Рубцова Россия – созвездие деревень, в окнах которых продолжает гореть «русский огонёк», являющийся отражением небесного огня:
Зимняя песня
В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звёздами нежно украшена
Тихая зимняя ночь.
Светятся тихие, светятся чудные,
Слышится шум полыньи…
Были пути мои трудные, трудные.
Где ж вы, печали мои?
Скромная девушка мне улыбается,
Сам я улыбчив и рад!
Трудное, трудное — всё забывается,
Светлые зв`зды горят!
— Кто мне сказал, что во мгле заметеленной
Глохнет покинутый луг?
Кто мне сказал, что надежды потеряны?
Кто это выдумал, друг?
В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звёздами нежно украшена
Тихая зимняя ночь…
<1965>