Маруська сидела третий год дома с дочкой Варей. Работать её уже не ждала. Архитектурное бюро, ещё недавно занимающее третий этаж бывшего старинного особняка в самом центре города, закрыли. Строение из красного добротного кирпича в уютном зелёном дворике за серым жилым пятиэтажным домом с магазином «Детский мир» на первом этаже осталось, а вот бюро - нет. Более десятка магазинов, сконцентрированных в радиусе пятиста метров от бюро, дарили сотрудникам шанс за время обеденного перерыва запастись необходимым набором продуктов и вещей. Да и работа не ахти пыльная. В бюро Маруся проработала пару лет геодезистом после выхода из одного декрета до второго.
Как она подающая надежды баскетболистка – хорошистка умудрилась выбрать институт с мудрёным названием и содержанием, впервые оторвавшись на пять дет учёбы от любименькой мамы Киры – загадка. Да и приобретённая специальность – геодезист ничего не говорила о себе общей массе знакомых и родственников. Абракадабра - НИИГАиК.
Кира воспитывала дочь с двух лет одна, выставив за дверь любвеобильного папашу. Всю жизнь зарабатывала тяжёлым физическим трудом на фабриках и заводах. Благо здоровье было крепкое, не смотря на перенесённый в юности брюшной тиф. Кто выстоял в борьбе со смертью, тому никакой чих не страшен. Дочурку, как могла, баловала, потакая всем желаниям без разбора. Самое вкусненькое, самое красивенькое – ей. Правда, стандарты и эталоны у Марусиной мамы не зашкаливали. Сама она была женщиной простой, без излишней тяги к дорогим изыскам. За всю жизнь одни серёжки золотые имела, да часики платиновые, что ей старшая сестра Мила - финансист, на день рожденье подарила. Но и их Кира не носила. Не приучена была. В шкатулке для дочки берегла. Мила – более разборчивая и продвинутая в умении обращаться с модными вещами, частенько прикупала что-то и дочке Киры, чем безмерно радовала обеих.
Мила с мужем Артёмом растили двоих: сына Илью - старше Маруси на четыре года и дочку Алину - на полгода младше. Маруська с Алиной до пяти лет, пока Маруську не отправили к бабе с дедом с Чукотки на Дальний восток, росли, не разлей вода: вместе гуляли, играли, шалили. Расставались разве что на ночь. Артём игрушки в двойном экземпляре сразу покупал: Алине и Марусе.
Что только сестрёнки в детстве не вытворяли. В три года в книжном магазинчике раскраски, спрятав под плюшевые пальто, выносили. Денег таким крохам никто из родителей не давал. В пять лет одни по льду озерка катались, провалились, чуть не утонули. Спаслись чудом. В общем дворе, где был дом бабы с дедом на ДВ, у бабулек – бабушкиных подружек цветы с клумб по ночам рвали, дом украшали. А как-то, весь выводок котят с блохами от новой подружки к бабуле притащили. Под бабушкиным руководством излечив полосатиков, кое-как раздали. У бабули своя кошка Муська имелась, чужих хвостатых не терпела в доме.
Восемь классов в год разницы закончили порознь. Встретились в дальневосточном городе в одной школе к окончанию: Маруська - в десятом, Алина – в девятом классе. В родной город деда с бабой – родителей мамы семья Алины перебралась с Чукотки, когда родители вышли на пенсию. Институты сёстры осваивали в разных городах. Виделись на каникулах. И лишь, когда деревянные дома сестёр снесли, семьи получили квартиры в одном подъезде. Маруська, выйдя замуж в Хабаровске, где работала по распределению после института, через год перебралась с семьёй к маме под крыло. А значит по-соседству с Алинкой.
Перестройка, перекроив с размахом привычное, стабильное, обещающее, махом ликвидировала крупные предприятия, оставив людей без работы. Кто в спекуляцию двинул, кто перебивался случайными заработками. Алине, одной воспитывающей ребёнка, пришлось распрощаться с престижной работой врача. Зарплату не платили по полгода. Пешком километров десять-двенадцать до поликлиники не находишься. Да и есть что-то надо. Зарплату задерживали на всех оставшихся предприятиях города, окромя федералки. На тройке затухающих выдавали продукцией. Мать Маруси – Кира – рабочая маслозавода, аккурат в день зарплаты получала десяток бутылок нерафинированного соевого масла, крупы, яйца, муку, сахар замест денежного вознаграждения. Что не соответствовало полному размеру оплаты за труд, но кое-как кормило и её с семьёй дочи, и родню. Соевое масло – насыщенное ароматное со специфическим вкусом - не оливковое и даже не подсолнечное, но на безрыбье и это шло на ура.
Встав на учёт в службу занятости по стечению обстоятельств одновременно, Алина с Маруськой пребывали в поисках работы и хоть какого-то заработка. Мизерное пособие, оставляя желать лучшего, задерживалось по пути к безработным.
А тут манна – не манна, но кое-что привалило. В один из пасмурных холодрыжных осенних дней Маруське позвонила бывшая сослуживица архитектор.
- Марусь, тут мама может тебя на подработку на две недели устроить. Деньги сразу заплатят. Пойдёшь?
- А куда?
- Ну, к ней. На ликёро - водочный. Акцизные марки клеить на бутылки.
- Да я не умею. Ни разу не клеила.
- Там все не умеют. Заработать хочешь? Везде задерживают, а там платят. Работа блатная. Фиг устроишься! С улицы людей не берут. По знакомству. Пойдёшь?
- Пойду. А Алину можно тож туда пристроить? Вдвоём как-то веселее.
- Веселее. – Подруга хохотнула.- Хорошо. Спрошу.
Так, благодаря маме подруги - бухгалтера завода, Маруська с Алиной попали в цех по розливу водки. Побаивались. По условиям службы занятости работать где-либо было запрещено. А жить на что? Решились. Маруська усмехнулась:
– И работу не предлагают, и пособие задерживают. А ты ещё сомневаешься! Наплевать.
Цех – сто квадратных метров с пятиметровой высотой стен, тёмный, с крохотными меньше метра шириной и полметра высотой зарешёченными немытыми десятилетиями оконцами под самым потолком. Тусклые грязные редкие лампочки ватт в сорок нехотя сеяли с четырёхметровой высоты скудный свет, представляясь ночным небом с едва мерцающими звёздами. Попробуй их помой. Разве что, кто звёзды с неба хватал? Их, небось, последний раз лет сто назад мыли. Это сейчас лампочки перегорают каждую неделю, а тогда, на совесть сделанные, могли жить вечно.
Конвейер, по которому непрерывно, то стройными рядами, то редкими экземплярами проплывали уже закрытые бутылки с водкой, был протяжённостью не более пятнадцати метров. Но выстроили вдоль него аж восемь женщин, коим посчастливилось прикасаться к народному достоянию. Оказалось, что небыстрое втягивание новоиспечённых специалистов в процесс, оправдывало это количество сотрудниц. Акцизные марки клеили все, но катастрофически, увы, не успевали за транспортёром.
Ещё пара контролёров из доморощенного состава завода смотрела бутылки на целостность, просвечивая на приборе. Этот пост - ответственный и материально наказуемый пришлым не доверяли.
Бутылки, не успевшие пройти осмотр и заполучить марку, толпились, толкались, бились, обильно смачивая водкой движущуюся ленту, пол, руки в конце конвейера. Где и предоставили «счастливое» место приложения рук Алинки.
Маруське повезло больше: она стояла посерёдке движущейся ленты с нескончаемым водочным строем бутылок. Алина, пытаясь поймать все оставшиеся экземпляры, была бессильна справиться с натиском стеклянных рыцарей. Ей доставалось то, что не успел никто. А это ого-го сколь! Бутылки падали, бились, раздавая сорокаградусный аромат.
Стресс залитый густым кумаром водочных испарений, немел. А к концу смены водочный парфюм удушающей плотной массой начисто смывал разум и волю. Ноги становились ватными, голова, что безъязычный колокол, звенела пустотой. Вентиляция в цехе не работала. Никто из акцизных наёмников не пил, но пьяным был.
Две недели прошли в пьяном угаре без единой рюмки водки. Надышавшись за день не то, что выпить – видеть водку не хотелось.
Самыми стойкими к алкоголю были «коренные жители» - сотрудники, частенько ночевавшие в цехе ввиду отказавших конечностей. От приёма бесплатного зелья отказываться не имели желания, регулярно на дню наведываясь за очередной порцией. Выносить запрещалось. Не рисковали. Кому охота дармовое бухло терять?
Мужики – штатные разнорабочие наведывались в цех дуэтами, тройками, квартетами. Стоя на подвесном мостике вдоль противоположной от конвейера стены, с интересом наблюдали происходящее. Ржали над новичками, передразнивали неловкие пассы пытающихся справиться с наплывом сорокоградусной, сквозь смех просили беречь «родимую». Тут же беспрерывно посасывая «Беломор канал», усугубляя и без того сумеречную обстановку водочного духана.
Созерцание опьяневших баб, теряющих к концу смены координацию движений окончательно, явно добавляло драйва. Затуманенный градусом взгляд, по всему, снимая груз забот, приобретал загадочность и притягательность. Повеселившись, запасались «топливом» и беспрепятственно исчезали в заводских лабиринтах. Это повторялось ежедневно. Какие они выходили с работы неизвестно, если акцизоклейщики и без приёму внутрь «родимой» обретали состояние тяжёлого алкогольного опьянения.
Маруська ещё как-то держалась. Рюмка водки входила в меню её праздников. Да и толерантность к сорокоградусному зелью не была испорчена вредными привычками. Зато Алина – сверхчувствительная к любым дозам крепких напитков, выходила каждый раз в состоянии глубочайшего отравления. Она принимала и признавала дозированно по праздникам только сухое красное. Изредка – белое. Выстоять две недели – подвиг и загадка для неё самой. Причина – заработок.
Единственную положительную роль её пьяное развязное состояние сыграло в выбивании оплаты за путёвку в летний лагерь сыну из службы занятости. Служба занятости была обязана оплатить путёвку, но уже который раз отнекиваясь, откладывала оплату, затягивая сроки. До Алининого «внедрения» на виноводочное производство решение с оплатой не двигалось.
А тут, выбежав в обеденный перерыв на очередную аудиенцию к директору службы занятости по поводу оплаты, Алина привела ему столько угрожающих неопровержимых доводов, абсолютно не контролируя ни буйное поведение, ни резкость фраз, ни шокирующую жестикуляцию пьяных рук, что путёвка была оплачена не то, что в тот же день, но в ту же минуту. Испуг на лицах директора и вызванного им зама, дабы как-то успокоить разбушевавшуюся безработную, не единожды вызывал в Алине радужные воспоминания и состояние полной удовлетворённости собой. Пить или не пить после этого?
Рассказывая друзьям о встрече, она с удовольствием описывала и испуганные лица сотрудников с вытаращенных глазами, и скорость оплаты – в следующую минуту после аудиенции. И это после месяца безрезультативных переговоров. А уж последующее предложение пройти бесплатные курсы бизнес - школы для открытия своего предприятия приписывали водке дар чародейства. Результат впечатлял всех.
Маруська, мучаясь угрызеньями совести, в последний день всё ж таки решилась протащить бутылку водки на поминки недавно ушедшего в мир иной родственника. Пронесло.
То, что тащили все регулярно и безнаказанно, включая коренных «жителей» завода - было известно. Не пойман – не вор. Но вот самому на это решиться – совесть не позволяла.
Заплатили за работу достойно. Алина умудрилась и продуктов набрать, и костюм себе драповый купить, и подарками родных порадовать.
Работники на подработке были разновозрастные, в основном из рабочей среды. С высшим образованием числились лишь Маруська с Алиной. Может, по этой неутешительной причине из «приятельниц» акцизной цепочки, душевно общавшихся в цехе, на следующий «заплыв» по розливу прибывшего в бочках доморощенного краснодарского вина их никто не позвал.
Узнав об этом позже, Маруська поинтересовалась о причине забывчивости «подруг». Но в ответ услышав леденящие слова «заботы»:
- Да такое вино вонючее! И хорошо, что не были. Задохнулись бы!
«Рыбные» места в перестройку и безработицу нарасхват.
То, что из прежних никто не задохнулся – факт, свидетельство профессионального роста мастерства. Опыт – страшная сила, всех не скосила.
26 ноября 2015 г.