Алексей вышел из машины и поморщился от моросящего дождя. Было холодно и мерзко. Дождь в ноябре заставлял по быстрее найти укрытие, но идти очень не хотелось. Темно-серое здание было огромным и пугающим, Городская Онкологическая больница возвышалась посреди пустынного парка и напоминала царство мертвых. Б-рррр Алексей встряхнул с себя капли и ненужные мысли и решительно зашагал к центральному входу. Врач уже ждал его, серьёзный усталый мужчина чуть за 40, представился Валентином Семеновичем.
Свой поход сюда Алексей Николаевич откладывал долго. Дела на его фирме пошли хорошо, и появилось внутри желание сделать что-то хорошее. Соседка его, Дарья Ивановна, давно работала в онкологии и звала его сюда. Дескать, здесь помощь нужна всегда – хоть деньгами, хоть вниманием. Правда звала она его к детишкам, но туда идти Алексей струсил. Понял, что не выдержит. Договорился о встрече во взрослом отделении.
И вот он уже разговаривает с заведующим отделением. Нужд и правда оказалось очень много: и ремонт палат, и лекарства, и оборудование. Сошлись на ремонте одной палаты, «Больше пока не вывезу», - признался Алексей. Валентин Семенович повёл Алексея показывать объём работ. В палате оказались три женщины. Самая старшая лет 65 вязала носок и что-то шептала. Ещё одна, молодая, в платочке, бледно белая что-то рисовала в альбоме и улыбалась, нежно. На тумбочке рядом с её кроватью Алексей заметил фотографию красивого мужчины с девочкой на руках, на которую молодая смотрела, изредка отрываясь от рисунка. И ещё одна женщин средних лет, вот по ней было видно где они находятся и чувствовался весь трагический смысл болезни. Страдающим и измождённым было её лицо. Впалые глаза, крепко сжатый рот, серая обида витала вокруг неё. Алексею стало не по себе. Они вышли из палаты.
- Что тяжело? - участливо спросил Валентин Семенович, - пойдёмте кофе Вас угощу.
За кофе стало легче.
- Какие разные женщины, - задумчиво произнёс Алексей.
- Разные, - согласился врач – и женщины, и диагнозы, и отношение к ним – всё разное.
- А молодая рисует…
- Анечка наша – художница, - улыбнулся доктор, и снова став серьёзным, продолжил, – ей 27 всего. Муж и дочка – малышка, три годика. Случай безнадежный, 4 степень, сколько курсов уже прошла и никак, думаем до весны не доживёт. Дочке рисует. Альбом за альбомом, чтобы хоть что-то от матери осталось. Муки терпит, а улыбается, совсем тяжело станет, на дочкину фотографию смотрит. Мария Степановна, та всё вяжет, вяжет и молится. Разговоришься с ней, всё рассказывает, какая чудесная у неё жизнь, какой муж хороший был, детки и внуки - золото, и заботятся и любят.
- А третья?
- О, Римма Сергеевна. Вот удивительное дело, Алексей Николаевич, самый легкий случай, операбельный, даже молочную железу удалять не придётся. К январю дома будет. А она себя хоронит. И откуда в человек столько обид? Медсестра рассказывает целыми днями только и слышно «какая она несчастная, и за что ей это, муж сволочь бросил, всю жизнь одна детей тянула, а они…», одна брань, одна брань… Видел я её дочку, маленькая, худенькая сидела и плакала, а мать её обвиняла во всем. Ладно, разговорился я, устал после смены, смету я Вам пришлю.
Прошло полгода. Зима закрутила проблемами и делами. Изредка Алексей созванивался с Валентином Семеновичем, по рабочим вопросам, были отремонтированы палаты, на очереди был заказ оборудования. И вот в апреле вырвался. Он поехал в Городскую Онкологию второй раз. Здание уже меньше пугало его, быть может, из-за другой погоды – светило жаркое весеннее солнце, зеленела первая трава, в такие дни о страшном не думается.
После приветствий Валентин Семенович повёл Алексея Николаевича на экскурсию-отчёт, показывать ремонт. Зашли и в ту, первую, палату. Мария Степановна всё также вязала.
- Здравствуйте, - поприветствовал Алексей женщин, и тут он увидел Анечку, молодая женщина, улыбаясь, читала. «Безнадежный случай» пронеслось в голове.
- А вот наше чудо, - сказал врач, подходя к Анне. – Скоро к дочке уйдёт, и Мария Степановна скоро нас покинет, кто молиться о нас тогда будет? - шутливо спросил он.
Немного задержавшись в палате, доктор пошёл провожать гостя.
- Вот ведь чудо, Алексей Николаевич, Анечка наша, чудо! На поправку пошла, совсем всё хорошо стало. Не буду Вас своими медицинскими подробностями грузить. Как это произошло, до сих пор никто не понимает. Не иначе как любовь к дочери её подняла. И Мария Степановна скоро к детям – внукам поедет, те уж заждались. Не поверите, она всему персоналу носки и варежки навязала и ведь молится за всех. Вот в такие минуты любишь и работу свою и жизнь, - сказал, жмурясь на солнышко Валентин Семенович.
- А Римма Сергеевна то выписалась? – вспомнил Алексей.
- Умерла. Операция прошла удачно, но она умерла. Наверное, и не хотела жить. Всё себя хоронила.
Помолчали.
- Глядите, - сказал врач, указывая на одуванчик, пробившийся сквозь асфальт. – Если какая травка жить захочет, всё преодолеет.
На этом и расстались.
Домой Алексей ехал радостный. Он знал, что ещё не раз вернется сюда, и сможет зайти к деткам, потому что он знает, что рассказать им: про Марию Степановну и носки, про Анечку и её рисунки и про травку, стремящуюся жить!