Джеронимо. Весна-лето 1851г.
https://apacheria.es/apacheria-siglo-xix-3/
3 марта 1851г. Хуан Хосе Зозайя распределил продовольственные пайки для 180 семей, насчитывавших в общей сложности 600 апачей, между чихенне, чоконен и недни, которые жили на пяти ранчо в нескольких километрах от Ханос. Экономические трудности государственного казначейства вынудили Зозайя отложить доставку пайков еще 200 апачей на следующий раз. В то время полковник Хосе Мариа Карраско пересекал границу Соноры с Чиуауа. Поводом был поиск семи недавно украденных мулов в Бакераке (Сонора). Когда эта новость дошла до Ханос, Зозайя попыталась успокоить Coleto Amarillo, сказав ему что это всего лишь слух. Как сообщил один апач, которого Карраско захватил в Ханос, там находились все апачи. Другими словами, ни один чирикауа не уходил в набег на Сонору.
Через два дня, на рассвете в среду 5 марта, отряд полковника Хосе Мариа Карраско находился недалеко от Ханос, незамеченный каким-либо апачем или мексиканцем. Позже он оправдал свой въезд в Чиуауа, сказав что он преследовал грабителей семи мулов, украденных в Бакерак. Правда это, или он хотел отомстить апачам за бой при Pozo Hediondo? (20 января 1851г). Он прибыл в окрестности Ханос вскоре после полуночи 5 марта, разделив свой отряд на две группы: одну передал под команду подполковника Пруденсио Ромеро, а другую повел сам. Карраско послал отряд Ромеро с солдатами из Ханос атаковать стоянку, расположенную на Rancho de la Virgen, в нескольких километрах к юго-востоку от Ханос. Было около 04.30 утра. Они планировали внезапное нападение, но нашли заброшенную стоянку, потому что апачи изменили местоположение и перебрались в деревню, где разошлись по викиапам. Затем они повернули к Ханос, и по дороге нагнали семерых отставших апачей. Они убили одного и захватили пятерых, а также 16 лошадей. Седьмой бросился в реку Ханос, и утонул. Затем они отправились в Ханос, прибыв туда в 06.30 утра, и окружив деревню. Когда их прибытие увидели, то одна группа апачей, спасавшаяся ранее от другого отряда, которым командовал Карраско, сбежала (в этой группе, как считается, и был Джеронимо).
Тем временем Карраско напал на деревню Ириголлена, в нескольких километрах к западу от Ханос, вызвав бегство вверх по течению большинства апачей во главе с Тапилой. Вождь Ириголлен с тремя мужчинами и четырьмя женщинами попытался остановить атаку бросившись к солдатам, но они мгновенно убили его. Затем люди Карраско уничтожили поселок, и направились в сторону Ханос с запада в 07.00 часов, через полчаса после прибытия Ромеро, и объединив две группы. Карраско вошел в деревню, чтобы захватить апачей которые укрылись там, и начал выворачивать викиапы в поисках. Там они убили еще нескольких апачей, в том числе Арвизу (он был на улице безоружный, и он не участвовал в битве у Pozo Hediondo), помощника Coleto Amarillo. К концу операции Карраско убил 21-го апача (16 мужчин и пять женщин) и захватил 62 (шесть мужчин, четыре женщины и 52 детей). Большинство жертв были чоконен и недни, хотя кажется вероятным, что они убили больше женщин и детей, чем Карраско отразил в своем отчете - по крайней мере, так сказал Джеронимо. Карраско также захватил 38 лошадей и мулов с клеймами из Соноры.
Джеронимо, будучи военнопленным в форте Силл (Оклахома), рассказал свои мемуары в 1905 и 1906 годах Стивену Мелвилу Барретту.
(мемуары Джеронимо здесь: https://vk.com/doc-87908871_556280753)
В своем рассказе, возможно из-за преклонного возраста - порядка 85 лет - Джеронимо путает как даты - перенося убийство в 1858 год, хотя это было на самом деле в 1851 году, так и само место происшествия, утверждая что это было в Kaskiyeh – название на языке апачей деревни (пуэбло) Рамос или Касас-Грандес - Больших Домов, хотя это произошло в селении Ханос. Доклад полковника Карраско не вызывает сомнений, он хорошо документирован в газетах того времени и привел к политическому конфликту между Штатами Сонора и Чиуауа.
В нападении на Ханос Джеронимо потерял свою мать Хуаниту, свою первую жену Geeshkizn (более известную как Алопе), и трех маленьких детей. Джеронимо в старости сказал художнику Элбриджу Бербанку, что он нашел их лежащими в луже крови, хотя он ранее говорил в своих мемуарах, что не видел тел своей семьи, но он считал их мертвыми. Он не смог забрать тела потому что вожди запретили ему, а оставшиеся апачи быстро ушли на север. Почему они не могли быть среди 62 пленников, которых полковник Карраско забрал в Сонору? Чарльз Лиланд Сонничсен в своей книге «Джеронимо. Конец апачских войн» сказал: «В 1851 году полковник Хосе Мариа Карраско решил остановить набеги чирикауа и провел резню в поселке Ханос, в которой погибли, по рассказу Джеронимо, его мать, жена и трое детей, но «Более поздние исследования поставили под сомнение, что семья Джеронимо была убита в той резне (более вероятно то, что его семья была продана на невольничьем рынке), но – как бы там ни было - с того самого дня Джеронимо поклялся мстить всем мексиканцам и обращался необычайной жестокостью со всеми, кто попадал в его руки».
9 марта, через пять дней после нападения Карраско, вождь Мигель Нарбонна возглавил военный отряд чоконен, убив несколько человек в Бамори и Sinoquipe (муниципалитет Аризпе, Сонора). В Бамори один мексиканец нанес Мигелю Нарбонне ранение в голову. Когда на следующий день они напали на Sinoquipe, и его голова была перевязана, когда он говорил Хусто Кальдерону - незадолго до того, как воткнуть в него копье - что он был ранен в Бамори во время его предыдущего нападения.
Капитан Хуан Хосе Зозайя - командир Ханос - выразил протест Карраско по поводу нападения, оставаясь в течение пяти дней и записывая показания захваченных в плен апачей. Его главным информатором был Тинаха - апач, близкий к Мангасу Колорадасу, который признался что они совершали небольшие набеги на Сонору «каждый день», чтобы украсть скот, и что «каждые три-четыре луны» они организовывали большие военные рейды, в то время как их семьи оставались на своих ранчо, отправляясь каждый понедельник в Ханос, чтобы получить свои пайки. Во многих случаях в дни раздачи появлялись только женщины и дети. Тинаха привлек несколько граждан Ханос к торговле с различными чирикауа, такими как Канделарио, Yaqui и Pealche (Piase), но ни один из них не был членом его группы. Эти граждане были членами группы, организованной для перевозки украденных товаров для продажи в Эль-Пасо-дель-Норте (Сьюдад-Хуарес, Чиуауа). Сисгалле - вероятно женщина из чоконен Чагарая - подтвердила версию Тинаха. Другая женщина, Рита, подтвердила что апачи открыто продавали мулов гражданам.
Карраско утверждал, что он забрал 300 голов крупного рогатого скота, в том числе 38 лошадей и мулов, со стоянки вождя Ириголлена, некоторые из которых принадлежали гражданам Соноры, а другие-отряду Игнасио Пескейра после битвы при Pozo Hediondo (седло, захваченное Тапила, и лошадь Пескейры с огнестрельным ранением правой ноги были забраны из деревни Ириголлена). Тапила и Pealche (Piase) отправились в Ханос за день до нападения, поскольку им был запрещен вход в пресидио, поэтому они отправились на стоянку Ириголлена, где они провели ночь – так случайно совпало - во время нападения Карраско. Он поднял дело Хосе Мариа Роблес, гражданина Санта-Фе (округ Санта-Фе, Нью-Мексико), который купил мула у апача в Ханос, и который ранее был украден у другого гражданина из Тепаче (Сонора). Как этот мул оказался во владении апача?
Зосайя опровергла обвинения Карраско в том, что апачи и местные жители были причастны к обмену украденными товарами. Апачи мирно жили в непосредственной близости от пресидио, весь скот был юридически зарегистрирован и отмечен государством. Официальная газета Чиуауа резко раскритиковала действия отряда из Соноры. Его великая победа заключалась в том, чтобы захватить апачей в домах Ханос - людей, которые надеялись получить безопасность по мирному договору. Его войска нарушили территорию Чиуауа и подорвали все правила военной дисциплины. Полковник Медина, военачальник Чиуауа, выразил протест центральному правительству, но оно поддержало полковника Карраско. 10 марта Карраско покинул Ханос в направлении Урес (тогда столица Сонора) с 62-мя захваченными апачами (шесть мужчин, четыре женщины, и 52 ребенка). В тот день группа настороженных апачей вошла в Ханос, тщетно надеясь что Карраско не забрал с собой ихних родственников, при этом они не обвиняли Чиуауа за произошедшее, и они пытались убедить Карраско вернуть своих родных. В каждом населенном пункте, которые он проезжал, его принимали как героя. Он прибыл 26 марта, передав пленников капитану Теодоро Лопесу де Аросу, который отвез их в Гуаймас, и больше о них информации нет. Были ли среди них родственники Джеронимо? Несколько месяцев спустя Карраско сказал Джону Р. Бартлетту - ответственному за пограничную комиссию, что пленники были доставлены в глубь (Мексики), и распределены между поместьями и ранчо, в качестве слуг.
Местная группа из Ханос во главе с недни Чинито возобновила военные действия в Чиуауа, несомненно, чтобы отомстить за смерть Арвизу. С 20 другими воинами он устроил засаду к югу от Ханос, убив двух человек и ранив нескольких других, и сжег несколько повозок. Понсе и Колето Амарильо осудили это нападение, заявив что враги ушли к реке Мимбрес.
Несмотря на это, 2/3 из всех чирикауа (95 семей, насчитывающих около 400 человек), которые получали пайки до нападения Карраско, вернулись обратно в начале апреля.
В то же время мексиканская пресса напоминала о вмешательстве Карраско и его последствиях. Газета «El Siglo XIX» опубликовала 15 апреля: «Когда по почте было сообщено, что индейцы из пресидио Ханос были атакованы и разбиты генеральным командующим Соноры Д. Хосе Мариа Карраско, мы обвинили его в легкомыслии за нападение на поселок апачей, которые были уверены в гарантиях мирного договора, который они подписали с правительством и общим командованием Чиуауа. По-прежнему ожидается, что спокойствие не будет нарушено, если взятые пленники будут возвращены апачам, и прежде всего, если они не подвергнутся повторному нападению, до тех пор, пока они не нарушают своих соглашений».
Летом группа апачей-чирикауа отправляется в Мексику, чтобы отомстить за мартовское нападение полковника Хосе Мариа Карраско на Ханос (Чиуауа). Джеронимо сказал в своих мемуарах: «... Когда мы собрали оружие и продовольствие, наш вождь Мангас Колорадас (в то время Джеронимо временно жил с его группой) созвал совет, где все воины были готовы встать на путь войны. Мне было поручено обратиться за поддержкой к другим апачам…
(мемуары Джеронимо здесь: https://vk.com/doc-87908871_556280753)
Цитируется по переводу Ноздриной (ссылка выше), с легкой редакцией: «Летом 1858 года, находясь в состоянии мира со всеми мексиканскими поселениями и соседними индейскими племенами, мы отправились на юг, в Старую Мексику, чтобы заняться торговлей. Все племя Бедонкое двинулось через Сонору по направлению к Касас-Грандес, но не дойдя немного до места, остановилось в другом мексиканском городе, который индейцы называли Каскийе. Здесь мы задержались на несколько дней, раскинув лагерь за городом. Каждый день, уходя в город торговать, мы оставляли в лагере небольшой 9 караул, чтобы никто не тронул женщин и детей и не позарился на наши запасы и оружие. Однажды, возвратившись в лагерь после полудня, мы обнаружили там лишь нескольких женщин и детей, которые рассказали нам, что здесь побывали мексиканцы из другого селения. Они перебили караул, захватили лошадей и оружие, уничтожили все наши запасы и убили множество женщин и детей. Мы быстро разошлись и скрывались поодиночке до наступления ночи, чтобы позже собраться вместе в условленном месте - в чаще леса на берегу реки. В молчании появлялись один за другим апачи. Мы выставили часовых и пересчитали оставшихся в живых. И тут я узнал, что вся моя семья погибла: и престарелая мать, и молодая жена, и трое детишек. Было темно, и никем незамеченный, я молча пошел к реке. Не знаю, сколько времени простоял я там в одиночестве, но когда воины стали собираться на совет, я занял среди них свое место. Той ночью я не проронил ни слова, когда обсуждались наши дальнейшие действия. Положение было слишком безнадежно. Лишенные оружия и припасов, мы находились на чужой земле, окруженные со всех сторон мексиканцами. У нас осталось всего восемьдесят воинов, и рассчитывать на успешное ведение войны было нельзя. Поэтому наш вождь Мангас-Колорадо приказал всем возвращаться домой, в Аризону, оставив убитых не погребенными. Я стоял неподвижно, пока все не ушли, не зная, что предпринять: оружия у меня не было, да и сражаться я был тогда не в силах. Даже похоронить своих родных мне не было дозволено. Я не стал молиться и так ни на что и не решился - жизнь потеряла для меня всякий смысл. В конце концов, я молча побрел вслед за своим племенем, и шум шагов отступающих Апачей указывал мне путь. На следующее утро индейцы подстрелили немного дичи и мы остановились, чтобы подкрепиться. Я не охотился и ничего не ел. Никто не заговаривал со мной, и я тоже хранил молчание - любые слова здесь были бы излишни. Два дня и три ночи мы шли без передышки, останавливаясь только для еды. У мексиканской границы мы разбили лагерь и два дня отдыхали. Здесь я впервые принял пищу и заговорил с теми, кто тоже потерял родных. Однако никто в нашем племени не понес столь большой утраты, какая постигла меня, ибо я потерял все. Через несколько дней мы вернулись в свое селение. В нашем викиапе по прежнему висели украшения, сделанные Алопе, и везде были разбросаны игрушки наших малышей. Я сжег все это вместе с жилищем (Согласно обычаю, он не должен был хранить имущество своих умерших родственников, но он не был вынужден ломать свой собственный викиап, или игрушки своих детей). Викиап моей матери я тоже предал огню, а ее вещи уничтожил. Никогда больше не обрету я покой в нашем тихом доме. Могила отца – вот все, что у меня осталось. Я поклялся отомстить мексиканцам, причинившим мне столько зла, и всякий раз, когда я приближался к отцовской могиле или вспоминал о минувших счастливых днях, в сердце моем загоралась жажда возмездия.
Как только нам удалось собрать достаточно оружия и припасов, наш вождь МангасКолорадо созвал совет, на котором стало ясно, что все воины 10 готовы вступить на тропу войны, чтобы сражаться против мексиканцев. Мне поручили обратиться за помощью к другим племенам. Когда я пришел к апачам группы чоконен (чирикауа), их вождь Кочис созвал на заре совет. Молча собрались воины в лощине и расселись на земле рядами по старшинству. Они сидели и безмолвно курили. По знаку их вождя я поднялся и произнес такие слова: - Сородичи, вы уже знаете, что сделали с нами мексиканцы без всякой причины и повода. Мы с вами связаны узами родства, и все мы такие же люди, как мексиканцы. Мы можем возвратить им то зло, которое они причинили нам. Поднимемся и нападем на них в их же собственных домах - я поведу вас на их селения и сам буду сражаться в первых рядах. Прошу вас, последуйте за мной, и мы отомстим мексиканцам за их злодеяния. Откликнитесь ли вы на мой призыв? Да, теперь я вижу, вы все готовы идти с нами. Вы знаете закон войны - кому-то суждено возвратиться, а кто-то найдет смерть на поле боя. Если ваши юноши будут убиты, я не хочу, чтобы их родственники винили в этом нас. Они сами сделали свой выбор. Если умру я, никто не должен оплакивать меня. Все мои родные были убиты на земле мексиканцев, и я отдам за них свою жизнь, не задумываясь. Возвратившись домой, я сообщил об успешном исходе дела нашему вождю и сразу же отправился на юг к Апачам Недни. Их вождь Хоа молча выслушал меня и немедленно созвал совет, на котором я обратился к воинам с такой же речью. И здесь мне тоже была обещана поддержка. Летом 1859 года, почти через год после резни в Каскийе, все три племени Апачей собрались на мексиканской границе, чтобы ступить на тропу войны. Лица воинов были раскрашены в боевые цвета, полоски кожи, обернутые вокруг лба, стягивали длинные волосы (Полоски оленьей кожи шириной около двух дюймов крепились вокруг головы), которым, возможно, суждено было в скором времени оказаться в руках вражеских охотников за скальпами (В это время мексиканское правительство предложило награду золотом за скальпы апачей—сто долларов за скальп воина, пятьдесят долларов за скальп СКВО и двадцать пять долларов за скальп ребенка). Семьи воинов укрылись в горах у мексиканской границы под охраной караула. На случай нападения было предусмотрено еще несколько потайных убежищ. Когда все было готово, вожди отдали приказ выступать. Воины шли пешим ходом. Вся их одежда состояла из куска ткани, обернутого вокруг бедер, и мокасин. Во время сна эта ткань служила воину одеялом, а при переходах вполне заменяла любую другую одежду. Лишняя одежда только мешает в сражении. Каждый воин имел лишь трехдневный запас пищи, но в дороге мы часто охотились и поэтому никогда не испытывали недостатка в провизии. Мы шли тремя большими отрядами: бедонкое во главе с Мангасом Колорадасом, чоконен Кочиса и недни со своим вождем Ху. Внутри отрядов, однако, не было никакого деления. Ежедневно мы находились в пути по четырнадцать часов, покрывая расстояние в сорок-сорок пять миль и делая три остановки для еды. Я вызвался быть проводником по Мексике и старался выбирать путь по горам и вдоль рек, чтобы наше передвижение было менее заметным. Мы вошли в Сонору и двинулись на юг мимо Китаро, Накозари и других небольших селений. Неподалеку от Ариспе мы стали лагерем, и когда из города прискакали восемь мужчин, чтобы вступить с нами в переговоры, мы перебили и скальпировали их всех. Теперь оставалось ждать, когда из города прибудут войска, и они действительно вскоре появились. Схватка длилась целый день без видимого перевеса какой-либо из сторон, но к вечеру нам удалось захватить их обоз, и теперь у нас было вдоволь провизии и прибавилось ружей.
Вечером мы выставили дозор и спокойно отдыхали всю ночь, готовясь к завтрашнему тяжелому сражению. Рано утром воины собрались на молитву – они не просили о помощи, но призывали небо даровать им силу и ловкость, чтобы избежать засады и не пасть жертвой вражеских уловок. Как мы и предполагали, около десяти часов утра появились главные силы мексиканцев: два отряда кавалерии и столько же пехоты. Во всадниках я узнал тех солдат, которые убили моих родных в Каскийе. Я сказал об этом вождям и они позволили мне возглавить сражение. Никогда прежде я не был вождем - эта честь была мне оказана за то, что я пострадал более других, и я горел желанием оправдать столь высокое доверие. Я построил индейцев в круг у реки, а мексиканцы вытянули свою пехоту двумя рядами, оставив кавалерию в резерве. Потом они двинулись на нас и с расстояния четырехсот ярдов открыли стрельбу. Я повел своих воинов в наступление, одновременно выслав горстку храбрецов, чтобы атаковать мексиканцев с тыла. Во время сражения я думал о своей погубленной семье, вспоминал могилу отца и данную мной клятву - все это заставляло меня сражаться с удвоенной яростью. Много солдат полегло тогда от моей руки, и ни на минуту не покинул я места впереди своего воинства. Схватка продолжалась более двух часов, и с обеих сторон было много убитых. К исходу сражения я оказался посередине поля всего лишь с тремя воинами. У нас не было больше стрел, а изломанные копья остались в телах врагов. Наши руки и ножи - вот все, чем мы еще могли обороняться, но к этому времени все наши противники уже были мертвы. Вдруг на поле показались двое вооруженных солдат. Выстрелами они уложили двоих из нашей четверки, а двое уцелевших бросились бежать в сторону сородичей. Моего товарища ударили саблей, но мне удалось добежать до своих, и, схватив копье, я обернулся к преследователям. Один из них выстрелил, но промахнулся и был сражен моим копьем. Выхватив его саблю, я бросился на солдата, убившего моего товарища, и мы, сцепившись, покатились по земле. Я ударил его ножом и, вскочив на ноги, стал размахивать саблей, готовый поразить всякого, кто приблизится ко мне. Однако больше никто не появился. Эту сцену наблюдали Апачи. И над полем сражения, залитым кровью и усеянным трупами мексиканцев, раздался мощный боевой клич. Залитый кровью врагов, с завоеванным оружием в руках, я стоял на поле брани, упиваясь радостью победы и справедливого возмездия. Воины окружили меня и провозгласили вождем Апачей. Я отдал приказ снять с убитых скальпы (С того момента, как апачи вышли в рейд мести, все принимает религиозный облик. Способ установки лагеря, приготовления пищи и т. д., все точно прописано. Каждый предмет, относящийся к войне, называется ее священным именем, как если бы, например, по-английски следовало говорить не лошадь, а боевой конь или конница, не стрела, а смертоносный снаряд. Индейца называют не обычным именем, а священным, к которому присоединяется "храбрый" или "вождь", в зависимости от обстоятельств. Индейское имя Джеронимо было Go-khl;-yeh, но мексиканцы в этой битве назвали его Джеронимо - имя, которое он с тех пор носит как среди индейцев, так и среди белых людей). Увы, я не мог возвратить своих родных, или вернуть к жизни убитых воинов, но все же справедливость восторжествовала - апачи отомстили за побоище в Каскийе».
Считается, что в той битве Гойяле принял имя Джеронимо из-за восклицаний мексиканцев, пораженных той ярости, с которой он сражался.