Ветерану Великой Отечественный войны Ивану Петровичу было хорошо за девяносто, но - тьфу-тьфу, старик еще держался. В том смысле, что сам ходил, правда, сильно прихрамывая (последствия ранения на Великой Отечественной войне), сам готовил себе еду (в основном овсянку с овощами на завтрак и гречку с молоком на обед), а также общался по телефону с друзьями и детьми, коих у него было трое, а по факту лишь двое. Вспоминая младшего сына, Ивана Петрович всякий раз хмурился и неразборчиво, тихо ругался. И было отчего. Ни с того, ни с чего Андрюша, в котором он, как и покойная жена, души не чаял и для которого он по жизни сделал побольше, чем для старшего (образцового и благодарного) сына Валеры, без каких-либо объяснений отошел от семьи и переехал в другой штат. И не в какой-нибудь, а в самое логово демократов, которых ветеран-фронтовик ненавидел. Ясно, что речь шла о солнечной Калифорнии, битком набитой мигрантами-дармоедами всех мастей и цветов, уличными бандами и либералами, открывшими штат для всех желающих. Первое время с сыном, да и с внуками, старик все-таки общался. Однако чем дальше, тем все более интенсивней шел процесс отчуждения и кончилось это тем, что ни Андрюша, ни внуки не желали даже отвечать на звонки. Хотя, как подозревал ветеран, личные отношения могли быть следствием идеологических разногласий, поскольку оба внука, сам Андрюша, а в особенности американская невестка являлись убежденными, упертыми либералами. Вспоминая сына, ветеран сам про себя невесело шутил: "Презлым отплатил за предобрейшее" - как выражался герой из популярного фильма, а после уже в сердцах глобально обобщал:
- Чтоб вы все сдохли! - имея в виду как американских либералов, так и своих, родных, окопавшихся на злачых местах на исторической родине, ибо ветеран за российскими новостями следил и считал Чубайса личным врагом.
Для понимания нелюбви ветерана к либералам, демократам и прочей подобной публике вернемся в далекие перестроечные года, во времена предательства высших партийных бонз, в одночасье разваливших собранную столетиями страну. Иван Петрович, как назло, именно в это несчастное время вышел на пенсию и, конечно, остался без каких-то средств к существованию, ибо на пенсию по инвалидности, даже вовремя выплаченную, можно было купить лишь бутылку хорошей водки (к которой ветеран был неравнодушен). Тогда же перед народом и семьей ветерана возник извечный мировой вопрос, почему-то экспроприированный русскими: "Что делать?" Как всегда по жизни, инициативу взяла в руки супруга Светлана Николаевна, также оставшаяся не у дел вследствии закрытия родного института.
- Дорогой мой, у нас есть три варианта.
Иван Петрович был здорово удивлен.
- И какие же?
- Первый вариант - это открыть свое дело. Свой, так сказать бизнес.
- И как ты это себе представляешь?
- Честно говоря, туманно. Сама не знаю, чем заняться. Но это так, один из вариантов.
- Ладно, проехали. Выкладывай второй вариант.
- Второй вариант - это переехать в Германию.
- Всего-то? И как ты это себе представляешь?
- Для этого надо стать евреем. Германия без ограничений принимает всех евреев. Мне Вероника обещала выйти на одного раввина, а тот за деньги дает справку.
- Какую справку?
- Фу, какой ты непонятливый. Ну, даст справку, что один из твоих родителей еврей. Например, отец.
- Ага. Отец у меня Рабинович, но фамилия почему-то Филимонов.
- Ладно, даст справку, что у тебя мать еврейка. Циля Рабинович.
- А как быть с ее метрикой? Что она на самом деле Татьяна Соломина? Твой раввин случаем не фокусник?
- Ваня, давай в тонкости не вдаваться. Я тебе говорю о вариантах. Вообще, понял?
- Ладно. А третий вариант?
- Будем играть в лотерею.
- Да ты что, мамуля. Какую еще лотерею?
- Ты отстал от жизни, дорогой. Эта лотерея называется гринкард. Выиграем и переедем в Америку.
- И что? Ты будешь печь пирожки, а я их продавать, что ли?
- А вот и нет. Эх, ты, деревня. Ну ладно, так и быть, объясню. Вот ты кто, а?
- Как кто. Пенсионер. Безработный пенсионер.
- А вот и нет. Ты, дорогой мой, в первую очередь ветеран. Ветеран войны. А ветераны войны имеют привилегии. Не мифические, а реальные. Переедем в Америку, а там ты получишь бесплатное жилье, пенсию, привилегии... Вот и будем жить. Дети подучат язык, получат специальность и будут работать. А мы будем им помогать.
Крыть, собственно, было нечем, а потому ветеран пожал плечами.
- Делай, как знаешь.
Действительно, сыграть в лотерею было сердито и просто. Светлана Николаевна пару дней хлопотала, заполняла анкеты и преуспела.
- Теперь будем ждать. Авось повезет. А пока, милый, займемся другими вариантами. Ты пока ничего не придумал? Нет? Ну, как же так, а? Нехорошо, нехорошо...
Бизнес-планы пошли насмарку, когда Иван Петрович узнал об убийстве сослуживца, открывшего всего-навсего цветочную будку. Жена также была потрясена и более мужа не напрягала. Превратиться в еврея тоже не получилось. Раввин оказался вовсе даже не раввином, а проходимцем, торговавшим липовыми справками. Зато третий вариант сработал. Светлана Николаевна получила невиданный, толстый желтый пакет. Вернее, получил пакет наш ветеран.
- Смотри, Света, как к тебе обращаются эти сволочи.
- Какие сволочи, ты о чем?
- Да вот, пакет тебе из Америки, а обращение к тебе, как "Мрз." Филимонова. Тебе известно такое слово?
- А ну-ка отдай. О! Ты знаешь, что это? Не знаешь? Это же, это же... Уррррррраа!
Вот так семья оказалась в Америке. Вернее, не вся семья, а Иван Петрович с супругой и младшей дочерью, умницей и прилежной девушкой семнадцати лет, только-только окончившей школу. Как это ни удивительно, но жена оказалась права, Ветеран получил и пенсию, и социальное жилье, и медицинскую страховку, и продовольственные карточки. Потихоньку удалось устроить также переезд в Америку старших сыновей. Шли годы. И сыновья, и дочь полностью обустроились и преуспевали. Вот только у судьбы свои правила. Буквально через два года после свадьбы дочери у Светланы в груди обнаружили опухоль. Пришлось отбросить все задумки и заняться лечением. Лучевая терапия, химиотерапия, бесчисленные анализы, диеты, уколы... а в итоге Иван Петрович на два десятилетия остался совершенно один, наедине со своими печальными думами, старея и дряхлея, наживая все новые и новые болячки.
Была поздняя осень, радовавшая глаз пурпуром кленов, яркими желтыми листьями акаций и поразительными темношоколадными дубами. Было сыро, пасмурно. Ветеран стоял у окна и наблюдал, как совершенно неподвижно прямо перед домом сидела малиновка.
- Зорька, - вздохнул Иван Петрович, - Зорька, да не та зорька.
Те, русские зорьки были гораздо меньше, зато гораздо ярче была у них красная грудка. Постояв несколько минут ветеран не выдержал. Иван Петрович надел теплый жилет и вышел во двор, ожидая, что птица вот-вот вспорхнет и улетит. Но птица не улетела, даже когда Иван Петрович дошел до нее вплотную и нагнулся, чтобы рассмотреть ее вблизи. Птица мелко, едва заметно дрожала и от испуга подергивала веками бусинок-глаз. Старик вернулся домой, налил в плошку воды и, вернувшись к птице, положил посуду перед ней. Уже дома, Иван Петрович долго смотрел на малиновку и тут в голову пришла дурацкая мысль.
- Вот если птичка выживет, значит и я переживу эту зиму. А если нет, значит, так тому и быть.
И тут случилось маленькое чудо. Малиновка встрепенулась и стала клевать воду. Старик возликовал! Случилось! Это случилось. Поклевав воду, малиновка встопорщила перья, встряхнулась и взлетела.
- Сказать кому, да не поверят, - усмехнулся Иван Петрович, твердо решив про этот случай никому не рассказывать.
Тем не менее настроение у ветерана ощутимо поднялось. Да только недолго. Уже на следующий день, сгребая граблями листья на заднем дворике, Иван Петрович обнаружил дохлую птицу и ни на минуту не засомневался, что это она и есть, та больная, бедная малиновка.
- Что ж, судьба, - философски подумал старик. Пожил и хватит, вон Свету на двадцать лет пережил. А еще Андрюшка, с этой либеральной Калифорнией да с либеральной невесткой.
Зимой, в неожиданные русские морозы Иван Петрович заболел воспалением легких, но ни сыну, ни дочери о том не сказал, врача не вызвал и лекарств подручных принимать сознательно не стал. А когда встревоженная долгим молчанием дочь приехала к отцу, было уже поздно. Старик, одетый в лучший свой костюм, бездыханный лежал на диване, а на столе стояла пустая бутылка водки и стопка старых фотокарточек.