Вышивальщица. Глава 46. Сопровождающий

Ирина Верехтина
Дверь Колька открыл «своими» ключами и с порога громко крикнул: «Арина, не пугайся, это Николай, твой сосед. Мне отец Дмитрий ключи дал, и деньги просил передать, вам, значит, с бабушкой».
Никто ему не ответил. Колька изругал себя за материно словечко «значит» и не разуваясь (пол густо покрывала пыль, похоже, хозяйки не было дома очень давно)  протопал в комнату, оставляя за собой цепочку следов.

Арина лежала на диване с закрытыми глазами. Колька подумал, что она умерла. И заорал: «Ари-ии! На-а-а!!»
На диване слабо пошевелились, натянули на голову плед и лениво ответили:
— Чего орёшь? И так голова болит. Замолкни, тебя нет, я знаю.

Следующие десять минут Колька убеждал Арину, что он не фантом и не глюк, и в доказательство сунул ей в нос купленную по дороге чесночную колбасу. Арина поморщилась и открыла глаза.
— Фу-уу, убери, меня сейчас вырвет. Ты… Вы как сюда вошли? Я на три замка запирала. Или забыла запереть.
— Ты давай, определяйся, на «ты» или на «вы». Дверь ты заперла, еле открыл. Тебе привет от отца Дмитрия.

— А он кто? Священник, что ли? Про которого бабушка рассказывала?
— Слава тебе Господи, договорились, — выдохнул Колька.
— А вы кто? Тоже священник?
— Тебе священник нужен? Отпевать, что ли? Так вроде рано ещё. Сосед я, Аллы Михайловны сын. Ты лежи, лежи. Я тебе денег привёз. Пойду чайник поставлю, тебе от чая полегче будет.
— Мне уже легче. Прошло уже. Только голова кружится, и на улицу страшно выходить. И дома одной страшно. У меня галлюцинации. Раньше не было, теперь есть.

— Так ты одна здесь? А бабушка с дедушкой где?
— Дедушка умер. А бабушка в больнице, в пансионате «Золотая вода». Я к ней прихожу, а она меня видеть не хочет. Я за месяц заплатила, денег больше нет, и навещать её не могу, потому что приступы… снова начались, — по-детски всхлипывала Арина.
— У бабушки приступы? Сердечные? — испугался Колька. Если с ней сейчас такое творится, то что с ней будет, когда бабушка помрёт? Не катит девчонке: кот пропал, дед умер, бабка на подходе, и с работы уволят как пить дать…
— Не сердечные. Панические атаки. И галлюцинации. И не у бабушки, а у меня. Что стоишь? Забыл, где дверь?
— Не забыл. Ты давай, по порядку рассказывай.

— А зачем рассказывать? Я Никите рассказала, он сразу уехал… Я думала, он в магазин пошёл, поесть чего-нибудь купить, а он чаю попил и уехал. Испугался. Бабушка после  похорон заболела, и я свалилась. И таблетки кончились, — равнодушно сообщила Арина.
Голос был странным, без интонаций, словно она говорила эти страшные вещи не о себе, а просто читала текст.
— Так может, я куплю — таблетки? Ты скажи, какие нужны.
— Не купишь. Они по рецепту, а рецепт тётя Рита выпишет только за деньги, а деньги я все за пансионат отдала.
— Деньги я привёз.

В телефонной книжке Колька нашёл телефон Риты Пономарёвой с пометой «кл. «Гармония». Запер дверь на все три замка и отправился в клинику. Гармонию этой самой Рите он устроит такую, что не скоро забудешь.
                ***
Рита вертела в руках стеклянные пузырьки от лекарств (Колька собрал их с прикроватной тумбочки, обеденного стола и из шкафчика в ванной) — и на её лице отражался ужас.
— Где вы это взяли? Это же экспериментальный препарат, откуда он у вас? Сколько времени принимаете?
— Да ёлки зелёные… Я ж вам о чём толкую-то?
— О чём?
— Таблетки пью не я. Зяблова Арина Игоревна. А сейчас не пьёт, потому что кончились, и с ней творится чёрт-те что. Вот её паспорт, а карточку в регистратуре мне не дали. Вы им туда позвоните, чтобы карточку принесли.
— А вы ей кто?
— Сопровождающий. Вы мне лекарства дайте, которые в пузырьках были.
— Что значит дайте? Вы не в магазин пришли.

Он вдруг понял, что никакой «гармонии» он этой Рите не устроит, всё у них здесь шито-крыто. Она со своей подруги деньги брать не стеснялась, а с него и подавно возьмёт. А без таблеток Аринка загнётся.
— Ну, продайте, — миролюбиво сказал Колька. — Я заплачу, вы скажите, сколько надо. Что вы так смотрите? Боитесь, что расскажу, чем вы тут занимаетесь, рецептами торгуете? Не заложу я вас, я же вроде как соучастник получаюсь, какой мне резон в ментовку сообщать? Телефончик ваш, думаете, я где взял? Дома у них, в телефонной книжке.
— У кого — у них?
— У  Вечесловых.
— Так вы от Веры? Как она?..
— Прекрасно. Мужа похоронила, теперь в больнице срок мотает, а девчонка одна загибается, а мы тут с вами разговоры разговариваем. — Колька с досады хотел плюнуть на пол, но удержался. — Да вы попросите, чтоб карточку принесли, у вас же есть её карточка, там всё написано.

В кабинет вошла медсестра с карточкой под мышкой. Колька выдохнул: ну слава тебе Господи.
— Вы наверное думаете, вот же выжига сидит, рецептами торгует… — вдруг сказала врач. — Сильнодействующие препараты находятся на строгом учёте, их продают только по рецептам и только больным. А Вера внучку на учёт не хотела ставить. Это ведь навсегда, на всю жизнь, а девочка в медицинском училась. Это конец карьере врача. Я сколько раз предлагала на учёт её поставить и лечить официально, тогда и рецепты бесплатно, и лекарства… Вера и слышать не хотела. Вот и лечили…  нелегально. А деньги… Вы что, серьёзно думаете, что я их себе брала?

Колька подумал, что он идиот. Вероятно, мысль отразилась на его лице, потому что Рита как-то жалостно на него посмотрела.
— Три года назад она лежала в нашем стационаре, лечащий врач Дроговоз Фаина Францевна. Так что деньги ваши убирайте, рецепт я вам выпишу, но в следующий раз пусть приходит сама.
— Да ёлки зелёные! Как она к вам придёт? Она на улицу выйти боится! У неё эти… страховые атаки. Страшно ей. И галлюцинации. Я ей полчаса доказывал, что я не глюк, а она мне — тебя нет, говорит. И в меня тапком кинула. Попала.
— Стоп, стоп, стоп. Не должно у неё быть — ни панических атак, ни глюков. Здесь ясно написано: БАР второго типа. В Гринино она где наблюдается?  Фамилия врача. Адрес медучреждения.
— Да откуда я знаю? Это вы у неё спрашивайте. Можно, от вас позвоню?
                ***
В коридоре тренькнул телефон. Арина не помнила, когда последний раз по нему разговаривала, да и кто будет ей звонить? Бабушка! Арину вихрем сдуло с дивана, пошатнуло и попыталось уложить обратно, но она не далась. Цепляясь за стенку и ощущая противную слабость, дошла до телефона и плюхнулась на табурет.

— Ба! Ты в порядке? Я приеду, как только смогу. Не волнуйся, со мной всё хорошо.
— Это врач из «Гармонии». Рита Пономарёва, бабушкина подруга. Арина, что с Верой? Я могу чем-то помочь? Ты почему мне не позвонила, не сказала ничего?! У тебя лекарства закончились, так? Какая аптека тебе их продала? Такого быть не может, они не продаются, они проверку не прошли, и не пройдут. Там масса побочных эффектов… Давно ты их принимаешь? Господи… Как ты жива до сих пор?! Рецепт сохранила, надеюсь?

— Рецепт? Какой рецепт? Он мне таблетки без рецептов давал, и денег не брал, сказал, что мне положено.
— Он — это кто? — Рита уже теряла терпение, чего с ней никогда не случалось. Как правило, терпение теряли её пациенты.
— Врач, Рукавишин Иван, отчество не помню.
— Когда ты у него была последний раз?
— Не помню. Давно. Он меня по телефону консультировал, спрашивал как я себя чувствую. Я теперь в Гринино живу. Я дедушку хоронить привезла, а уехать не могу, бабушка в больнице. У меня ремиссия закончилась, и началось… Так ужасно ещё никогда не было, дико страшно и дико больно, и галлюцинации. У меня их раньше не было, и панических атак не было.

— А когда появились? Когда врач тебе заменил лекарство?
— Да. Он говорил, что это пройдёт. Не прошло. Мне казалось, что в квартире чужие люди, ходят, разговаривают. Но я знала, что это неправда. А ещё мне дедушка звонил. Мёртвый. А Николай у вас? Это мой сосед. Он скоро приедет? Я тут боюсь одна, а с ним мне не страшно. Я отчество врача вспомнила, Рукавишин Иван Андреевич, врач-психоневролог, медцентр «Хелп»  в посёлке Чёрный Дор, Станционная улица, шесть.
                ***
— Вы действительно сосед?
— Ну а кто? У меня и ключи от её квартиры есть. И деньги, дядька ей просил передать. У неё дядя священник.
— Священник, а племянница в таком состоянии.
— Так она ж не была — в таком состоянии, нормальная была. Уехала, он не знал ничего…
— Николай…
— Маркович.
— Николай Маркович, больше никаких таблеток у этого доктора не берите и не обращайтесь.
— А куда обращаться?
— Пока к нам. Потом видно будет. Я в Москву позвоню, в департамент. Он же погубить её мог!
— Не надо в департамент. Я его — самолично поеду и убью.
— Не порите чепухи. А то на учёт поставлю. Вы молодец, что пришли. Спасибо вам! — улыбнулась врач. — А баночки из-под таблеток останутся у меня. Я… я пожалуй, сразу в прокуратуру позвоню.

Посетитель сгрёб со стола рецепт и торопливо попрощался.

                ***
День прошёл эффективно, как выразился Колька. В аптеке у него отобрали рецепт, выдав взамен несколько упаковок с таблетками. Колька порадовался, что захватил с собой деньги: лекарства оказались дорогими. В ближнем гастрономе он купил пакет яблочного сока, курицу и два цыплёнка: сварит бульон, а цыплят зажарит в духовке.

Арина отказывалась есть, но с Колькой справиться не могла и послушно глотала ложку за ложкой. Бульон оказался удивительно вкусным.
— Ну вот. А ты есть не хотела. Я в него перец положил и лавровый лист. Я только курицу варить умею, больше ничего не умею, — улыбнулся довольный Колька.

У девчонки закрывались глаза. С последней ложкой бульона он скормил ей пару таблеток, как было указано в дозировке. Принёс стакан с соком, но она уже спала. Колька укрыл её одеялом, подоткнул с боков, как делала мать в Колькином детстве, и подумал, что спать с ней ему совсем не хочется, а хочется — кормить, укрывать одеялом, сидеть возле неё и сторожить её сон.
Отцовский рефлекс, пошутил сам с собой Колька. Во второй комнате обнаружилось раскладное кресло. Прекрасно. Чего ещё желать?

Три следующих дня Арина просыпалась, съедала приготовленную Колькой еду и снова проваливалась в целительный сон без галлюциногенных видений и страхов. А когда не спала, рассказывала ему о бабушке с дедушкой, которые ей не родные, и о приюте при монастыре святого Пантелеймона.

— А родители твои где? Бросили тебя?
— Они не бросили, они в приют отдали. А мама с Жориком живёт, я не знаю где, а в нашей бывшей квартире другие люди.
— Адрес помнишь?

Адрес Арина помнила. В квартире на Тимофеевской улице жила большая семья Большухиных. Жорика они вспоминали с благодарностью: в риэлторской конторе такая квартира стоила чуть ли не вдвое дороже, но Жорику срочно нужны были деньги, и  квартира из трёх комнат в центре города досталась Большухиным почти даром, а жилец перебрался в их однушку на Ольшицком бульваре.

В доме на Ольшицком афериста не оказалось, но там его тоже помнили, и тоже с благодарностью. Колька прошёл в тюрьме хороший ликбез. Про квартирных аферистов, убивающих доверившихся им одиноких женщин, он знал всё, и даже больше чем всё: в камере с беспредельщиками расправлялись жёстко.
Обаятельные, харизматичные, неизменно приветливые со всеми, они обладали лишь одним недостатком: их долго помнили: соседи с благодарностью за мелкие услуги, жертвы — с непроходящей обидой: «Знаете, я эти пять лет всю жизнь вспоминать буду, пять лет счастья! И ведь любил он меня, и я его любила. Всё ему прощала. А он к соседу меня приревновал, вроде я ему изменяю. И всё: развод, размен, конец всему. Господи, за что мне это?!»

Расспрашивая тех и других, Колька быстро вышел на след любвеобильного и прекраснодушного альфонса.

Брачный аферист Вадим Ратманов, он же Жорик, он же Шурик, он же Рамис, беспредельщиком не был. Убийство Зои стало в его жизни первым и последним. Ратманов не видел другого выхода: дамочка пять лет жила на его деньги и упорно отказывалась прописать Жорика в своей квартире. Пришлось от неё избавиться. Девчонка к тому времени была пристроена в приют, так что особой вины Жорик за собой не чувствовал.

Чтобы получить право на квадратные метры при размене, нужно прожить в законном браке с хозяйкой квартиры пять лет. У Ратманова было несколько паспортов с регистрацией по месту жительства в самых разных городах и посёлках, так что подозрений у женщин не возникало. Схема была предельно простой: пять лет безмятежной жизни, в основном на деньги счастливой в удачном замужестве жертвы, потом развод, размен, продажа «честно заработанной» жилплощади — и новая жизнь с новой, упивающейся своим счастьем жертвой…

Жорик жил припеваючи. За двадцать лет он сколотил неплохой капитал и расстался с тремя жёнами, не считая убитой Зои. На очереди была четвёртая. Как и все предыдущие, она имела не обременённую родственниками и детьми биографию и была влюблена в Жорика «просто насмерть как».

— Колыванова Ирина Ивановна? — уверенно осведомился Колька (надпись на почтовом ящике «Колыванова И.И.» практически не оставляла вариантов).
— Ирина Иммануиловна.
Вот же чёрт! Вариант всё-таки был. Колька хлопнул себя по лбу.
— Ирина Иммануиловна, конечно, как я мог забыть… Я, собственно, не к вам. К вашему мужу. Долг вернуть приехал. Задолжал я ему.
— Так он в гараже, с машиной возится, переезжаем мы, — обрадованно сообщила женщина. — А деньги можете мне оставить, я передам.
— Вы извините, э-ээ… Ирочка, я уж ему в руки, самолично отдам. Заодно и повидаемся.

— А что у вас с лицом? — женщина со страхом уставилась на повязку, закрывавшую половину лица гостя. — Ударились? Так может, примочку свинцовую? У меня есть, вы проходите…
— Пчёлы покусали — нашёлся с ответом Колька. — Пасечник я. Ты, Ирочка, столик нам накрой, мы с мужем твоим давно не виделись, посидим рядком да поговорим ладком, ты мне морду покусанную полечишь… Так где, говоришь, гаражик ваш?..

За домами тянулись длинной вереницей разнокалиберные гаражи. Колывановский оказался последним. Жорик возился в смотровой яме, что было очень кстати. Колька дождался, когда он вылезет, и приставил к виску электродрель.
— Слышь, мужик, ты откуда взялся? Тебе чего надо? Дрель убери. С этим не шутят.
— А я с тобой не шучу. Зою Зяблову помнишь? Двадцать лет назад, Тимофеевская улица, трёхкомнатная квартира, которую ты продал. Или вместе с Зоей продали? А сама она где? У неё ещё девчонка была, гимнастикой занималась. Папой Жорой тебя звала. Вспоминай давай. Расскажешь всё честно, отпущу, — пообещал Колька.

И выслушал подробный рассказ — о Зое, с которой произошёл «несчастный случай, просто несчастный случай, умерла прямо в машине, неизвестно отчего, я испугался, привлекут ведь, скажут, машина твоя, ты и убил, а я не убивал, видит Бог, не убивал». О девчонке, которая — «жива, видит Бог, жива, мать её в приют при монастыре отвезла, я вообще ни при чём. А больше ничего не знаю. А Зойку в лесу закопал. Похоронил, то есть. Показать не смогу, не помню».

Жорик трясся крупной дрожью, и Колька понял, что весь рассказ — враньё. Кнопку дрели он нажал непроизвольно. Отпустил, когда глаза Жорика вылезли из орбит, а тело мягко съехало в смотровую яму. Колька забросал его обломками досок, бросил туда же дрель, кинул сверху рулон линолеума, поставил машину на место и вышел, заперев гараж висящими на гвоздике ключами.
Резиновые перчатки он снял, выбросит подальше отсюда, вместе с ключами.

ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2021/03/18/1963