Она любила дождь, а дождь любил нагих женщин.
Обнимал их восторженно до самого нижнего белья, они из его рук выходили античными Венерами, амазонками, лесными нимфами.
Удержать его могла только она, и то временно. Время уже стало неинтересной категорией, оно переливалось на кончиках ногтей ультрамарином, завтра ультрамарин облезет.
Можно успеть на штукатурке оставить его часть. Кто-то желал приобщится к вечному накарябал Слово.
Голые ступни скользили по земному паркету. Это очень приятно танцевать под небесным потолком. Храм искусства?
Храммммм - звук такой- хрустит.
Искусство хрустит.
Хрустит под сапогом, под бульдозером, но стоит крепко!
Осталось чуть его движения на тонких ножках взмокшего рояля, на перевязанных костях от нот, на небесной лампе сбитой не моим локтем.
Запах, этот запах театра, аромат кулис, пыльная пьеса освежилась озоном, можно играть новую.
Только кто же опоры даст, крыша разрушена, а под дождём любят играть единицы,да ещё в наше неловкое время, когда забыть зонт гораздо безопаснее, чем маску паяца.
Антракт. Переоденусь обычной.
Буду возмущаться фаллическому символу на штукатурке, стану унижать юность имея несчастную судьбу и опыт как это -быть униженным!
Научусь соответствовать аплодисментам, возможно где-то надо убавить, а где-то пришить, так интереснее, с идеей совершенства, без линии Бога в программе?
Так рассуждал дождь о моменте вечности создавая пелену за которой уже не было видно сцены, небес, её. Дождь он главное! Он умеет смыть все маски.