Оскар Уайльд

Колвертнова ЯнаПутешествия по Франции и Италии с Яной Колвертновой: мечты и реальность!
Вчера в 14:21 ·


    Оскар Уайльд: "Будьте собой: остальные роли заняты!" или.... непрерванный полет сфинкса...
"Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой" (О. Уайльд). Это нужно иметь ввиду, говоря о любом человеке, тем более, когда речь идёт о такой неординарной личности, как Оскар Уайльд.
Этой публикацией я продолжаю серию рассказов о кладбище Пер Лашез, самом большом в Париже парке, обнесенном высокой сплошной стеной, чтобы мир мертвых, в вечернее и ночное время, не вторгался в мир живых, и наоборот.
Одно из самых посещаемых мест на кладбище – это захоронение, где покоится Оскар Уайльд — английский поэт, писатель, драматург и эссеист, эстет и денди ирландского происхождения. "Я всегда удивляю сам себя - это единственное, ради чего стоит жить".
Его ярчайшая, не вписывающаяся в рамки и стандарты личность, просто взбудоражила викторианскую Англию, и меня, когда я была ещё подростком).
Несмотря на откровенную смелость, провокационность и скандальность, Оскар Уайльд вызвал во мне не просто интерес, но и самые теплые чувства, которые я продолжаю испытывать к нему до сих пор, без конца читая и перечитывая его творения. "Самый остроумный человек" - так отзывались о нем современники. Он был одарен высочайшим интеллектом, что часто сочетается с блестящим чувством юмора, но этого мало для личного счастья и признания обществом, к сожалению.
Широкой публике Уайльд известен, прежде всего, своими пьесами, полными парадоксов, искрометного юмора, крылатых фраз и афоризмов, которые идут нон-стоп во всех театрах мира по сей день, мистико-философским романом «Портрет Дориана Грея», имеющим бесчисленное число экранизаций, а также, чарующими сказками, первая из которых, "Звездный мальчик".
Почему англичанин ирландского происхождения оказался "после жизни" на Пер Лашез, получив последний приют в Париже? Почему его могила с памятником, представляющим собой крылатого сфинкса, сейчас обнесена стеклянным ограждением, чтобы предотвратить доступ к ней посетителей? Почему эта могила - одно из самых посещаемых мест на кладбище? На эти вопросы отвечает сама жизнь...
В 2011 году, ко дню 111-летия со дня смерти Оскара Уайльда вокруг памятника на его могиле установлено толстое защитное стекло. Такое решение принято администрацией с целью защиты скульптуры от людей... целующих крылатого сфинкса! За долгие годы это мифическое существо, загадывающее путникам загадки, само превратилось в загадку, вопрошая, зачем люди целуют его, своими губами, оставляя четкие следы красной помады? От воздействия помады памятник практически полностью покрылся жиром, который находится в ее составе и начал разрушаться, да и эстетическая "сторона" памятника величайшего эстета в мире, оставляла желать лучшего... Мораль опять же... кладбище...
Никто точно не знает ответ на вопрос об истоках этой традиции, ставшей городской легендой, но предполагают, что целующие памятник уверены, что Оскар из загробного мира поспособствует тому, что в жизни целующих появится настоящая любовь до гроба... "Бессмысленно делить людей на хороших и дурных. Люди бывают либо очаровательны, либо глупы"(О.У.)
Странно, но мне кажется, что Оскар не сможет помочь в этом, ведь у него с взаимной любовью дела обстояли не самым лучшим образом... хотя, кто сказал, что настоящая любовь должна быть взаимной? "Любовь к себе — это начало романа, который длится всю жизнь" (О. У.)
Последняя пьеса Уайльда «Саломея» - самая известная из его пьес, которой было отказано в публикации и постановке в Лондоне из-за неоднозначной трактовки библейской легенды об Иоанне Крестителе, была переведена на английский близким другом Уайльда - лордом Альфредом Дугласом (среди своих - Бози), чей отец, маркиз Куинсберри, решительно не одобрял близкие, ну, слишком близкие, отношения своего сына с писателем сомнительной репутации ("Смех — неплохое начало для дружбы, и смехом же хорошо её закончить"). Эта дружба началась со смеха и развлечений, но закончилась далеко не так смешно.
Самые драматические и имеющие печальные последствия, события, в жизни Уайльда, произошли после того, как маркиз Куинсбери публично (в письме) оскорбил Оскара, косвенно обвинив его в гомосексуализме. При этом, Уайльд, не нашел лучшего способа защиты своего достоинства, как обратиться в суд с иском о клевете, который, в итоге, проиграл ("Всякий раз, когда человек допускает глупость, он делает это из самых благородных побуждений").
В результате публичного суда и грандиозного общественного скандала, Уайльд был осужден и приговорен к тюремному заключению сроком на два год за гомосексуализм в соответствии с существующим законодательством.
Тогда от потерял все: свободу, репутацию, достоинство, семью (жену и детей), финансовую стабильность, здоровье. Вы думаете, у него осталась любовь и верность (вера)? Надежда? Не будьте так наивны... "Влюблённость начинается с того, что человек обманывает себя, а заканчивается тем, что он обманывает другого" (О.У.).
Воспользовавшись помощью друзей, Уайльд переехал во Францию и поменял имя на Себастьян Мельмот - вспомните готический роман Мельмот - Скиталец Чарльза Метьюирина! Альфред Дуглас, к которому Уайльд был так сильно привязан, ни разу не приехал к нему (жил за границей, закладывая вещи, подаренные Уайльдом: в общем-то, он его и разорил), а в одном из писем Бози к Оскару были такие слова: «Когда вы не на пьедестале, вы никому не интересны…».
В Англии, где Уайльд был некогда так популярен, Оскар стал изгоем и персоной нон-грата ("Бывать в обществе просто скучно, а быть вне общества — уже трагедия" О. У.).
Незадолго до смерти он сказал о себе так: «Я не переживу XIX столетия. Англичане не вынесут моего дальнейшего присутствия».
Оскар Уайльд умер в гостинице "Эльзас" (сейчас название - просто "Hotel") в квартале Сен Жермен в Париже в самом конце 1900 года от острого менингита, вызванного ушной инфекций в возрасте 46 лет. Он него осталось несколько книг и зонтик (из материального). Уайльд писал, что "умирает, как и жил, не по средствам" и до конца ведёт смертельную дуэль с обоями в своем номере "или я, или эти мерзкие обои в цветочек". "Жизнь слишком сложна, чтобы говорить о ней серьезно" (О. У.)
Обоям удалось «пережить» Оскара примерно на столетие, а сегодня его номер представляет собой роскошные апартаменты, которые стоят €640 в сутки. В 2007 году "Би би си" проводился опрос телезрителей и Оскар Уайльд был признан самым остроумным человеком Великобритании, обойд Шекспира и Уистона Черчилля ("Атеизм нуждается в религии ничуть не меньше, чем вера").
Изначально "самый остроумный человек" был похоронен на кладбище Баньо, но спустя примерно десять лет его перезахоронили на Пер-Лашез, где его покой охраняет крылатый сфинкс, покрытый сотнями поцелуев алых губ... ("Я могу устоять против всего, кроме соблазна").
"Мир делится на два класса — одни веруют в невероятное, другие совершают невозможное" (О. У.).
Я никогда не целовала памятник Оскара Уайльда, хотя имею привычку носить красную помаду, и даже не потому, что не верю в вечную любовь, но всегда стараюсь придерживаться его напутствия: "Лечите душу ощущениями, а ощущения пусть лечит душа"(О. У.).
Статую сфинкса, установка которой вызвала скандал в обществе, вырезал из камня английский скульптор Джейкоб Эпстайн, вдохновившись поэмой Уайльда «Сфинкс» (обратите внимание на перевод этой поэмы Николая Гумилева!). Эпитафия на могиле Уайльда гласит: «Все мы сидим в сточной канаве, но, некоторые из нас, смотрят на звезды».
Трудно избежать будущего, но если научиться летать... полет к звездам никогда не прервется...



Время — потеря денег.
Естественность — всего лишь поза, и к тому же самая раздражающая из всех, которые мне известны.
Пунктуальность — вор времени.
…я не выношу вульгарный реализм в литературе. Человека, называющего лопату лопатой, следовало бы заставить работать ею — только на это он и годен. («Портрет Дориана Грея»)
…Жизнь слишком важна, чтобы рассуждать о ней серьёзно.
Амбиции — это последнее прибежище неудачников. («Заветы молодому поколению»)
Атеизм нуждается в религии ничуть не меньше, чем вера.
Бессмысленно делить людей на хороших и дурных. Люди бывают либо очаровательны, либо глупы.
Большинство из нас — это не мы. Наши мысли — это чужие суждения; наша жизнь — мимикрия; наши страсти — цитата!
Бремя наших дней слишком тяжко для того, чтобы человек мог нести его в одиночестве, а мирская боль слишком глубока для того, чтобы человек в одиночку был в состоянии её пережить. («Молодой король»)
Будь собой, остальные роли заняты.
Бывать в обществе просто скучно. А быть вне общества — уже трагедия.
В Америке, в Скалистых горах я видел единственный разумный метод художественной критики. В баре над пианино висела табличка: «Не стреляйте в пианиста — он делает всё, что может».
В жизни бывают только две настоящие трагедии: одна — когда не получаешь того, чего хочешь, а вторая — когда получаешь.
В жизни возможны только две трагедии: первая — не получить то, о чём мечтаешь, вторая — получить. («Веер леди Уиндермир»)
В нашей жизни возможны только две трагедии. Одна — это когда не получаешь того, что хочешь, другая — когда получаешь. Вторая хуже, это поистине трагедия![1]
Всё можно пережить, кроме смерти; всё можно перенести, кроме хорошей репутации.[1]
В реальном мире фактов грешники не наказываются, праведники не вознаграждаются. Сильному сопутствует успех, слабого постигает неудача. Вот и всё. («Портрет Дориана Грея»)
Верность в любви, как и последовательность и неизменность мыслей, — это попросту доказательство бессилия.
Вещь есть то, что в ней можно узреть… (De profundis)
Во всём, к чему люди относятся серьёзно, нужно видеть комическую сторону вещей.
Все мы в сточной канаве, но некоторые смотрят на звёзды. («Веер леди Виндермир»)
Всегда приятно не прийти туда, где тебя ждут.
Всякий раз, когда человек допускает глупость, он делает это из самых благородных побуждений.
Всякое желание, которое мы стараемся подавить, бродит в нашей душе и отравляет нас. А согрешив, человек избавляется от влечения к греху, ибо осуществление — это путь к очищению. После остаются лишь воспоминания о наслаждении и сладострастие раскаяния. Единственный способ отделаться от искушения — уступить ему.
Дети начинают с любви к родителям. Взрослея, они начинают их судить. Иногда они их прощают.
Душа рождается старой, но становится всё моложе. Это комедия жизни. Тело рождается молодым и стареет. И вот это — трагедия.
Единственное, о чём никогда не пожалеешь, это наши ошибки и заблуждения.
Единственный способ отделаться от искушения — поддаться ему. («Портрет Дориана Грея»)
Есть три вида деспотов. Первый терроризирует тело. Второй терроризирует душу. Третий — в равной степени тело и душу. Первого зовут Князь, второго зовут Папа, третьего — Народ («Душа человека при социализме»)
Жизнь никогда не бывает справедливой. Для большинства из нас так оно, пожалуй, и лучше.
За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвёл самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки.
Знать своих друзей — это чрезвычайно опасная вещь.
Иногда то, что мы считаем мёртвым, долго ещё не хочет умирать. («Портрет Дориана Грея»)
Искусство — это самая выразительная из всех известных форм индивидуализма. («Душа человека при социализме»)
Истина перестаёт быть правдой, когда больше чем один человек верит в неё. («Заветы молодому поколению»)
Истинны в жизни человека не его дела, а легенды, которые его окружают. Никогда не следует разрушать легенд. Сквозь них мы можем смутно разглядеть подлинное лицо человека.
Как только каннибалам начинает угрожать смерть от истощения, Господь, в своём бесконечном милосердии, посылает им жирного миссионера.
Какая прекрасная сегодня луна! — Да, но если бы вы видели её до войны…
Книги, которые мир называет аморальными, — это книги, которые демонстрируют миру его позор.
Когда боги хотят наказать нас, они отвечают на наши молитвы. («Идеальный муж»)
Когда со мной сразу соглашаются, я чувствую, что я не прав.
Красота души растёт, чтоб обрести дар видеть бога («Святая блудница, или Женщина, покрытая драгоценностями»)
Лечите душу ощущениями, а ощущения пусть лечит душа.
Любовь к себе — это начало романа, который длится всю жизнь. («Заветы молодому поколению»)
Люди всегда разрушают то, что любят сильнее всего.
Люди всегда смеются над своими трагедиями — это единственный способ переносить их.
Материнство — факт. Отцовство — мнение.
Между капризом и вечной любовью разница та, что каприз длится несколько дольше. («Портрет Дориана Грея»)
Мир делится на два класса — одни веруют в невероятное, другие совершают невозможное.
Молитва должна оставаться без ответа, иначе она перестаёт быть молитвой и становится перепиской.
Мы считаем модным то, что носим сами и немодным то, что носят другие.
Мысль, которая не опасна, не достойна называться мыслью.
На древнегреческом портале античного мира было начертано: познай самого себя. На портале современного мира будет начертано: будь самим собой.
Немного искренности — вещь опасная, но абсолютная искренность просто фатальна. («Критик как художник»)
Ничего не делать — это одно из самых сложных занятий, самое сложное и самое интеллектуальное. («Критик как художник»)
Облагораживает человека только интеллект.
Образование — восхитительная вещь, но следует помнить хотя бы время от времени, что ничему тому, что действительно следует знать, обучить нельзя. («Критик как художник»)
Общественное мнение торжествует там, где дремлет мысль.
Общество испытывает поистине ненасытное любопытство ко всему, любопытства не заслуживающему.
Общество часто прощает преступника. Но не мечтателя.
Общество часто прощает преступников, но никогда не прощает мечтателей. («Критик как художник»)
Опыт — это имя, которое каждый даёт своим ошибкам.
Опытом люди называют свои ошибки.
Патриотизм — это великое бешенство.
Положительные люди действуют на нервы, плохие — на воображение.
Понятие добра и зла доступно лишь тем, кто лишён всех остальных понятий.
После хорошего обеда можно простить кого угодно, даже своих родственников.[2]
Последовательность — последнее прибежище людей, лишенных воображения.[1]
Поэт может вынести всё, кроме опечатки.
Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой.
Самые большие загадки таит в себе то, что мы видим, а не то, что скрыто от наших глаз.
Смех — неплохое начало для дружбы, и смехом же хорошо её закончить.
Совесть — официальное название трусости.
Спорить — это так вульгарно. Ведь в приличном обществе всегда придерживаются одного и того же мнения («Замечательная ракета»)
Судьба не шлёт нам вестников — для этого она достаточно мудра или достаточно жестока. («Портрет Дориана Грея»)
Существует только один грех — глупость. («Критик как художник»)
Те, кто видит различие между душой и телом, не имеют ни тела, ни души.
Теперь хорошее воспитание — только помеха. Оно от слишком многого отгораживает.
Только поверхностные люди не судят по внешности.
Только пустые люди знают себя. («Заветы молодому поколению»)
Только слова придают реальность явлениям.
Тому, что действительно нужно знать, никто не научит.
Трагедия старости не в том, что ты стар, а в том, что по-прежнему считаешь себя молодым.
Трудно избежать будущего.
У каждого святого есть прошлое, у каждого же грешника есть будущее. («Веер леди Уиндермир»)
У меня непритязательный вкус: мне вполне достаточно самого лучшего.
У природы, конечно, благие намерения, но, как однажды сказал Аристотель, она не в состоянии воплотить их в жизнь.
Убийство — всегда промах. Никогда не следует делать того, о чём нельзя поболтать с людьми после обеда.
Умеренность — роковое свойство. Только крайность ведёт к успеху.
Фундаментом литературной дружбы служит обмен отравленными бокалами.
Циник — человек, знающий всему цену, но не знающий ценности.
Человек должен вбирать в себя краски жизни, но никогда не помнить деталей. Детали всегда банальны.
Чтобы вернуть свою молодость, я готов делать всё — только не вставать рано, не заниматься гимнастикой и не быть полезным членом общества.
Чужие драмы всегда невыносимо банальны.
Эгоизм — это не значит жить так, как хочешь, это требование к другим жить так, как вы этого хотите.
Я всегда удивляю сам себя. Это единственное, ради чего стоит жить.
Я могу устоять против всего, кроме соблазна.
Я умираю, как жил, — не по средствам.
 
Наивысшая, как и наинизшая форма критики — есть вид автобиографии…[3]:8
 
В наш век только бесполезные вещи и необходимы человеку. — глава VIII
 
…we live in an age when unnecessary things are our only necessities
  — «Портрет Дориана Грея»
 
Вся прелесть прошлого в том, что оно — прошлое. — глава VIII
  — «Портрет Дориана Грея»
 
Или я, или эти мерзкие обои в цветочек.
О религии и атеизме[править]
Атеизм нуждается в вере ничуть не меньше, чем религия.
В истины веры верят не потому, что они разумны, а потому, что их часто повторяют.
Вера не становится истиной только потому, что кто-то за неё умирает.
Как только каннибалам начинает угрожать смерть от истощения, Господь, в своём бесконечном милосердии, посылает им жирного миссионера.
Религия — очень распространённый суррогат веры.
О мужчинах и женщинах[править]
Влюблённость начинается с того, что человек обманывает себя, а заканчивается тем, что он обманывает другого.
Женщины вдохновляют нас на создание шедевров, но мешают нашему вдохновению реализоваться.
Мужчина, читающий мораль, обычно лицемер, а женщина, читающая мораль, непременно дурнушка.
Дружба между мужчиной и женщиной невозможна. Страсть, вражда, обожание, любовь — только не дружба.
Единственный способ, которым женщина может исправить мужчину, это довести его до такого состояния, когда он утратит какой бы то ни было интерес к жизни вообще.
Если вы хотите узнать, что на самом деле думает женщина, смотрите на неё, но не слушайте.
Есть что-то положительно скотское в спокойном характере мужчин.
Женская душа заключена в красоте, так же, как мужская — в силе. Если бы обе могли соединиться в одном человеке, мы получили бы идеал искусства, о каком люди мечтают с тех пор, как оно существует.
Женщина может изменить мужчину одним способом: причинить ему столько зла, чтоб он вовсе потерял вкус к жизни.
Женщины любят недостатки. Если этих недостатков изрядное количество, они готовы всё нам простить, даже ум… («Портрет Дориана Грея»)
Женщины относятся к нам, мужчинам, так же, как человечество — к своим богам: они нам поклоняются — и надоедают, постоянно требуя чего-то. («Портрет Дориана Грея»)
Женщины существуют для того, чтобы их любили, а не для того, чтобы их понимали. («Сфинкс без загадки»)
Женщины являются воплощением победы материи над духом — так же как мужчины воплощают победу духа над моралью. («Портрет Дориана Грея»)
Как может женщина быть счастливой с человеком, который упорно желает видеть в ней разумное существо?
Книга жизни начинается с мужчины и женщины в саду… и заканчивается апокалипсисом.
Когда мужчина делает именно то, чего ждет от него женщина, он не много выигрывает в её глазах. Всегда нужно совершать поступки, которых женщина не может ожидать, и говорить то, чего она не в силах понять.
Любовь замужней женщины — великая вещь. Женатым мужчинам такое и не снилось.
Мужчин можно анализировать и обсуждать, женщин же только обожать.
Мужчина может быть счастлив с любой женщиной — при условии что он её не любит.
Мужчины всегда хотят быть первой любовью женщины. Женщины мечтают быть последним романом мужчины.
Мужчины женятся со скуки, женщины — из любопытства. И те, и другие испытывают разочарование. («Портрет Дориана Грея»)
Наши мужья ничего в нас не ценят. За этим приходится обращаться к другим. («Идеальный муж»)
Невозможное — это то единственное, чем имеет смысл заниматься.
Никогда не следует доверять женщине, которая называет вам свой возраст. Женщина, сказавшая это, может рассказать что угодно.
Самая прочная основа для брака — взаимное непонимание.
Своих мужей всегда ревнуют некрасивые женщины. Красивым — не до того, они ревнуют чужих.
Только по-настоящему хорошая женщина способна совершить по-настоящему глупый поступок.
У женщин лучший способ защиты — нападение, а лучший способ нападения — внезапное и необъяснимое отступление.
У женщины поразительная интуиция: она может догадаться обо всём, кроме самого очевидного.
О России[править]
В России нет ничего невозможного, кроме реформ. («Вера, или Нигилисты»)
Об Уайльде[править]
 
Простой и очевидный факт состоит в том, что соображения Уайльда чаще всего верны.
  — Хорхе Луис Борхес, «Об Оскаре Уайльде», 1952
 
Подобно Честертону, Лэнгу или Босуэллу, Уайльд из тех счастливцев, которые вполне обойдутся без одобрения критики и даже благосклонности читателей, поскольку их припасённое для нас доброжелательство несокрушимо и неизменно.
  — Хорхе Луис Борхес, «Об Оскаре Уайльде»




WHO is WHO
24 October, 17:00  ·
Оскар Уайльд
В ноябре 1895 года в Реддингскую каторжную тюрьму был доставлен из Лондона в ручных кандалах знаменитый английский писатель Оскар Уайльд. Он был приговорен к нескольким годам заключения за «нарушение нравственности».
На вокзале в Реддинге вокруг Уайльда собралась толпа любопытных. Писатель, одетый в полосатую арестантскую куртку, стоял под холодным дождем, окруженный стражей, и плакал впервые в жизни. Толпа хохотала.
До тех пор Уайльд никогда не знал слез и страдания. До тех пор он был блестящим лондонским денди, бездельником и гениальным говоруном. Он выходил гулять на Пикадилли с цветком подсолнечника в петлице. Весь аристократический Лондон подражал Уайльду. Он одевался так, как Уайльд, повторял его остроты, скупал, подобно Уайльду, драгоценные камни и надменно смотрел на мир из-под полуприкрытых век, почти так, как Уайльд.
Уайльд не хотел замечать социальной несправедливости, которой так богата Англия. При каждом столкновении с ней он старался заглушить свою совесть ловкими парадоксами и убегал к своим книгам, стихам, зрелищу драгоценных картин и камней.
Он любил все искусственное. Оранжереи были ему милее лесов, духи милее запаха осенней земли. Он недолюбливал природу. Она казалась ему грубой и утомительной. Он играл с жизнью, как с игрушкой. Все, даже острая человеческая мысль, существовало для него как повод для наслаждения.
В Лондоне около дома, где жил Уайльд, стоял нищий. Его лохмотья раздражали Уайльда. Он вызвал лучшего в Лондоне портного и заказал ему для нищего костюм из тонкой, дорогой ткани. Когда костюм был готов, Уайльд сам наметил мелом места, где должны быть прорехи. С тех пор под окнами Уайльда стоял старик в живописном и дорогом рубище. Нищий перестал оскорблять вкус Уайльда. «Даже бедность должна быть красивой».
Так жил Уайльд — надменный человек, погруженный в книги и созерцание прекрасных вещей. По вечерам он появлялся в клубах и салонах, и это были лучшие часы его жизни. Он преображался. Его обрюзгшее лицо становилось молодым и бледнело.
Он говорил. Он рассказывал десятки сказок, легенд, печальных и веселых историй, пересыпал их неожиданными мыслями, блеском внезапных сравнений, отступлениями в область редчайших знаний.
Он напоминал фокусника, вытаскивающего из рукава груды пестрой ткани. Он вытаскивал свои истории, расстилал их перед удивленными слушателями и никогда не повторялся. Уходя, он забывал о рассказанном. Он бросал свои рассказы в подарок первому встречному. Он предоставлял друзьям записывать все, что они слышали от него, сам же писал очень мало. Едва ли сотая часть его рассказов была записана им впоследствии. Уайльд был ленив и щедр.
«В истории всего человечества, — писал об Уайльде его биограф, никогда еще не было такого замечательного собеседника».
После суда все было кончено. Друзья отшатнулись от него, книги были сожжены, жена умерла от горя, дети были отняты, и нищета и страдание стали уделом этого человека и уже не покидали его до самой смерти.
В тюремной камере Уайльд, наконец, понял, что значит горе и социальная несправедливость. Раздавленный, опозоренный, он собрал последние силы и закричал о страдании, о справедливосги и бросил этот крик, как кровавый плевок, в лицо предавшему его английскому обществу. Этот крик Уайльда назывался «Баллада Реддингской тюрьмы».
За год до этого он высокомерно удивлялся людям, сочувствующим страданиям бедняков, тогда как, по его мнению, следовало сочувствовать только красоте и радости. Теперь он писал:
«Бедняки мудры. Они сострадательнее, ласковее, они чувствуют глубже, чем мы. Когда я выйду из тюрьмы, то если в домах богатых я не получу ничего, а бедные что-нибудь подадут».
Год назад он говорил, что выше всего в жизни искусство и люди искусства. Теперь он думал иначе:
«Много прекрасных людей — рыбаков, пастухов, крестьян и рабочих ничего не знают об искусстве, и, несмотря на это, они — истинная соль земли».
Год назад он выказывал полное пренебрежение к природе. Даже цветы полевую гвоздику или ромашку, — прежде чем приколоть к петлице, он красил в зеленый цвет. Их естественный цвет казался ему слишком крикливым. Теперь он писал:
«Я чувствую стремление к простому, первобытному, к морю, которое для меня такая же мать, как земля».
В тюрьме он мучительно завидовал натуралисту Линнею, который упал на колени и заплакал от радости, когда впервые увидел обширные луга нагорья, желтые от дрока.
Нужна была каторга, нужно было смотреть в лицо смертника, видеть, как избивают сумасшедших, месяцами, сдирая ногти, расщипывать по волокнам гнилые канаты, бессмысленно перетаскивать с места на место тяжелые камни, потерять друзей, потерять блестящее прошлое, чтобы понять, наконец, что общественный строй Англии «чудовищен и несправедлив», чтобы окончить свои записки такими словами:
«В обществе, как оно устроено теперь, нет места для меня. Но природа найдет для меня ущелье в горах, где смогу я укрыться, она осыплет ночь звездами, чтобы, не падая, мог я блуждать во мраке, и ветров завеет следы моих ног, чтобы никто не мог преследовать меня. В великих водах очистит меня природа и исцелит горькими травами».
В тюрьме Уайльд впервые в жизни узнал, что значит товарищество. «Никогда в жизни я не испытал столько ласки и не видел столько чуткости к своему горю, как в тюрьме со стороны товарищей — арестантов».
Из тюрьмы Уайльд вышел, окруженный преданной любовью всех, кому выпало на долю отбывать вместе с ним английскую королевскую каторгу.
После тюрьмы Уайльд написал две статьи, известные под названием «Письма о тюремной жизни». Эти статьи, пожалуй, стоят всего написанного Уайльдом раньше.
В одной статье он со сдержанной яростью пишет о страданиях маленьких детей, которых наравне со взрослыми сажают в английские тюрьмы, в другой — о дикости тюремных нравов.
Эти статьи ставят Уайльда в ряды лучших людей. Уайльд впервые выступил как обличитель.
Одна из статей написана как будто по незначительному поводу: надзиратель Реддингской тюрьмы Мартин был уволен за то, что дал маленькому голодному ребенку-арестанту несколько сухарей.
«Жестокость, которой подвергаются и днем и ночью дети в английских тюрьмах, невероятна. Поверить в нее могут только те, кто сами наблюдали их и убедились в бесчеловечности английской системы. Ужас, испытываемый ребенком в тюрьме, не знает пределов. Нет ни одного арестанта в Реддингской тюрьме, который с величайшей радостью не согласился бы продлить на целые годы свое заключение, лишь бы перестали мучить в тюрьмах детей».
Так писал Уайльд в то время, и совершенно ясно, что наравне с остальными арестантами он, бывший великий эстет, отсидел бы в тюрьме несколько лишних лет за того крошечного мальчика, которого он часто видел рыдающим в одиночной камере.
Вскоре после освобождения из тюрьмы Уайльд умер в добровольном изгнании в Париже.
Он умер в нищете, забытый Англией, Лондоном и друзьями. За его гробом шли только бедняки того квартала, где он жил.
© Константин Паустовский, 1937 год