Живи

Елена Жестовская
Они жили вместе 30 лет. Все было в жизни. Радостные моменты молодости, страстные моменты зрелости. И последние три года отторжения друг друга.

Он начал пить. Запойно, вливая водку в горло прямо из бутылки, на улице возле магазина. Чтобы не увидела и не отобрала. Домой приходил уже почти бесчувственный. На работу ездил на машине каждый день. В любом состоянии. И никогда никуда не попадал. Как это могло быть, непонятно. Видно, Бог берег для чего-то.

Дома не стало. Нет, дом стоял. Темный, страшный. Когда Она приходила домой по вечерам после своей сложной работы, никогда заранее не знала, что ее там ждет.  В лучшем случае – пустые и темные окна. Тогда можно прийти, нормально поесть и хоть немного отдохнуть. А потом ждать всю ночь его пьяного возвращения.  Когда возвращался, часа в 2–3 ночи чужой, непохожий на человека,то начинал всюду включать свет, искать ключи, деньги, телефон, барсетку… не раздеваясь валился куда попало и проваливался в беспамятство. Она все это время не спала, вся душа переворачивалась, то молилась, то ругалась, то плакала. А в половине шестого вставать и собираться на работу, где целый день звонки, люди, сумасшедшая начальница, коллеги, которые знают все и во все лезут. Молчала. Никому ничего не говорила.

Гораздо хуже было, когда он приходил домой с вечера. Требовал денег еще на водку.  Сам лез в кошелек, сначала тайком, потом в открытую. Пыталась препятствовать, но толку… Говорила, умоляла….

И был вечер, когда Она пришла в темный дом, а дверь нараспашку. Зимой. То ли грабители, то ли Он настолько пьян… с ужасом тихо вошла. Тишина. В гостиной на белом большом диване валяется грязное существо, в ботинках, почему-то в очень грязной одежде.  И почти без признаков жизни. То, что когда-то было ее любимым, ее мужем, ее защитником. И такая боль пронзила все тело, и гнев, и ярость:

- Немедленной вставай и проваливай отсюда навсегда!

Он зашевелился, сел, посмотрев мутными, белесыми, а когда-то такими синими и родными глазами. С трудом встал и двинулся прямо на нее. Рыча и матерясь.  Она метнулась к двери, быстро выскочила на крыльцо, выбежала из калитки, и сначала побежала, чтобы он не увидел, куда Она пошла.

А затем, после поворота медленно побрела по заиндевевшим улицам. Ни души, даже собаки все попрятались, мороз градусов 35.  Брела, ничего не ощущая, кроме невыносимой тоски и боли внутри себя. Слезы сначала душили, но от холода превращались в иней и больно кололи лицо. Она ходила до тех пор, пока ноги несли ее.  Добрела до остановки и села на лавочку в уголке. Домой вернуться было нельзя. Да и не хотелось. Смысла не было больше.  Она тихо сидела полчаса, потом час. Поздний вечер и никого вокруг. Только дома с теплыми окнами, за которыми живут чужие ей люди в своих счастливых семьях. И пьют чай, говорят о любви, укладывают спать детей. Ложатся сами в постель, обнимают и любят друг друга. Никому нет до нее дела. Никому в целом мире. И никому не рассказать о своей боли. И некому.

Постепенно ей стало тепло и спокойно, боль стала уходить, легкая дремота пришла ей на смену. И тихий сон спустился на зареванное, остывающее лицо.

И вдруг, там, в этом сне, перед ней возникло лицо ее маленькой внучки, красивое лицо с огромными карими бархатными глазами:
- Баба, иди ко мне!

Она очнулась, подкинулась было бежать. Холодные ноги плохо слушались сначала. Но она заставила их идти. Потом бежать. Бежать домой, в спасительное тепло. Даже если там страшно, это Ее дом! Она не отдаст свой дом и своих родных! Она будет бороться!

Подходя к дому, увидела мечущегося по улице мужа. Он увидел ее, зарыдал, схватил в охапку, впихнул во двор, затем в дом. В тепло. В жизнь…