Грета Тунберг №2
В ожидании зайца у школьного крыльца я опять стоял с женщиной, у которой одетая по-зимнему мелюзговая собачка-егоза. Когда заяц вышел, мы выяснили, что вот как раз эта собачка и есть чихуахуа, а та, карманная, которая умерла от разрыва сердца, когда хоронили её хозяина, была то ли той-терьером, то ли помесью той-терьера и чихуахуа (хозяйка сомневалась, ей родословная пёсика ни к чему была). Заяц принял к сведению, и мы попрощались с владелицей этой четырёхлапой мелкокалиберки.
- А что у тебя рюкзак вдвое тяжелей, чем утром?
- Вот такой он у меня.
- Что, пятёрок нахватал?
- Нет.
- Но хоть чего-то там получил?
- Чего-то там не получил.
- А…
- Чего-то здесь – тоже.
- Ясно. Ладно, как ты смотришь на то, что мы придём, сначала заглянем к нам, пока вы с бабушкой Т. будете исполнять ритуал «Сто лет не виделись», я переобуюсь, и мы с тобой закатимся к вам – смотреть, как ты катаешься на роликах? Помнишь, ты обещал?
- Конечно помню. Обещания нужно выполнять.
- Да!
- Но не всегда. Хи-хи.
- Нет, всегда! Или не давать их, если чувствуешь, что можешь не выполнить.
- Шучу.
- Я – нет.
Я обнял пацана за плечи, он тут же повторил мой манёвр. Я предложил ему обнять меня где-нибудь пониже, поскольку за плечо ему ещё неудобно, но он отказался. И мы как сиамские близнецы бок о бок прошествовали метров сто. Моей правой ноге мешал по-человечески идти зайцев рюкзак, а левой – хозяин рюкзака. Это вынуждало меня слегка пошатываться и спотыкаться. Но шли мы мимо постов УБОП, а не ППС, этим ребятам не было никакого дела до непраздно шатающейся публики в нашем лице. Что непраздно – видно было по имевшемуся в наличии пухлому школьному рюкзаку.
- Деда, какие чувства ты сейчас испытываешь?
- Э… Когда мы идём с тобой и у тебя хорошее настроение, я всегда испытываю позитивные чувства.
- А точнее?
- Ну… удовольствие.
- Так… Не то… Ты оглянись вокруг, что ты видишь?
Я пошарил глазами вокруг себя. Не совсем, конечно: назад не смотрел. Что я вижу? Слева – одноэтажные халупы начала прошлого века, наша местная «Молдаванка» под устаревшим названием Смолгора, справа – здание взрыво-технической лаборатории и за ним, по ходу нашего движения – УБОП. Потом – строящаяся парковка за высоким забором. Далеко впереди, за ложбиной, по которой протекает ручеек то ли притока Кальмиуса Скоморошины, то ли уже самого Кальмиуса, но ещё не набравшего достаточной глубины, чтобы по нему можно было смело ходить на плоскодонке и не царапать дно днищем – родной завод. Торчит труба. Я уже и не припомню, из какого цеха она торчит, но где-то рядом с ней и тот цех, в котором в восьмидесятые годы прошлого века работал пару лет я. Ничего ни нового, ни интересного не увидал.
- Весна? Ну, так себе весна пока. С натяжечкой. За уши.
- Какие уши? Нет, не весна.
- Не знаю тогда.
- А ты не заметил, что мы живём в промышленном городе, воздух которого заполнен выхлопными газами?
Ничего себе, вырастили Грету Тунберг №2… Это их в школе так загрузили?
- То, что мы живём в промышленном городе, я как-то с детства знал. Выхлопных газов от автомобилей у нас в связи с войной сейчас поменьше, чем в других крупных городах, потому что машин поменьше. А вот когда завод работал на полную мощность, тогда дымил в разы сильнее, чем сейчас. Но было это ещё при СССР. Можно было весной вечером в цвету вишен наслаждаться запахом тухлых яиц, например – это сероводород. А в том цеху, в котором я работал, сейчас, вроде бы, хорошие воздухоочистительные фильтры поставили. Но и раньше благодаря розе ветров рыжий дым из него пёр не на нас, а в противоположную сторону. А мы в цеху, конечно, этим рыжим дымом дышали. А в шахте дышали «тем, что дают». Например, чистым воздухом – таким, что отводишь ладонь на расстояние руки, светишь на неё «глазком» - и не видишь.
- Там ещё газы…
- Ну, газы-то бесцветные. Но небезопасные. Метан, к примеру, горит при концентрации до 5% и после 15%, взрывается при концентрации от 5 до 15, а самый сильный взрыв – при 9,5%...
- Ничего не понятно, но было очень интересно.
- Это уже было. Баян.
Смеётся.
- А чего это ты ударился в экологию?
- Да так, ничего…
- Понятно…
Хотя ничего не понятно.
По пути зашли в магазин – купить продукты по заказу бабушки Т. Вообще, лучшими диспетчерами автоколонн и прочих транспортных цехов, на мой взгляд, являются женщины. У них холостых пробегов не случается! Ладно, это я отвлёкся. Купили, идём.
- Деда, а представь, что я… Только не думай, что это было со мной, представь.
- Уже начал.
- Что?
- Что-что, представлять.
- Подожди. Короче, представь, я такой захожу в магазин и говорю продавцу: «Тётенька, вы мне неправильно сдачу дали!» А она: «Не может быть, надо было проверять, не отходя от кассы, теперь ты всё, что хочешь, можешь сказать, ничего не выйдет, иди гуляй отсюда!» А я: «Ну и хорошо. Значит, мне не надо возвращать вам тысячу, которую вы мне передали». Она такая: «Постой! Подожди, я сейчас…» А я уже вышел.
- Где вычитал?
- В интернете попалось.
- Я сразу понял, что не сам придумал: тебе такое в голову прийти не могло. Совесть не позволила бы даже помечтать о таком.
- Но тысяча…
- Заяц, дело не в сумме. Если есть совесть, то ты вернёшь и переданную десятку, и сотню, и тысячу. Не украдёшь ни сто рублей, ни сто тысяч. Просто потому, что совесть не позволит. А если её нет… Но у тебя есть. Так что, будем устраивать смотр роликовым войскам?
- Конечно!
Смотр удался, но не очень. Кататься парень, конечно, умеет, но, в основном, теоретически. Катится осторожно, отталкивается неуклюже и приговаривает: «Нужно вспомнить… Нужно вспомнить…»
Ничего, я и так не умею. А он научится.