***
Вырвавшись из крепких рук сумасшедшего, перегородившего ему дорогу своим «рендж ровером» и набросившемся ни с того, ни с сего, Игнат рванул по шоссе, но не в Москву, а сделал большой круг и вернулся в деревню. Переведя дух и успокоившись после драки, он подумал, что полиция включит пресловутый план «Перехват», который никогда не срабатывает, а искать его в том месте, где были украдены дети, будет в последнюю очередь.
Он спрятал машину в лесу и пешком дошел до дома бабы Мани.
- Чур меня, чур! – замахала руками Мария Петровна и выпучила глаза на вернувшегося квартиранта. Иван был весь в грязи, губа разбита, на щеке красовалась свежая ссадина. – и хто ж тебя так, милок?
- С какими-то алкашами подрался, Марь Петровна, - виновато опустив глаза, пожаловался Игнат. – На чикушку у меня попросили, а я не дал. Нет у меня лишних денег, на лекарства все ушли.
- Ох ты, матерь божья! – Сокрушалась старушка, спешно разыскивая на полке в кухоньке коробку с бинтами и зеленкой. – С Митькой Морошкиным и с Васькой Зубовым что ль столкнулся, болезный, с пьянчужками ентими, чтоб им водка поперек горла встала? Вот супостаты! Как выпьют, так кулаками чесать и начинают!
Бабулька усадила квартиранта на лавку поближе к окну и щедро замазала зеленкой все следы драки. Игнат пытался вырваться из цепких маленьких ручонок своей хозяйки, но напрасно, чувство ответственности за несчастного и больного юриста переполняло сердобольную Марию Петровну.
- А я щас в милицию пойду и все про ентих алкашей расскажу! Пущай посодют этих оглашенных в тюрьму, чтоб неповадно было добрых людей забижать! – потрясла она с угрозой сухоньким кулачком перед носом Игната и стала убирать аптечку.
- Не надо ни в какую милицию ходить, - попросил он, - я ж их не запомнил. Не знаю я никаких Морошкиных и Зубовых. Может это вообще чужие были, пришлые. Вы, Марь Петровна, лучше мне баньку истопите. Мне б косточки свои попарить, а то в груди опять что-то болеть начало.
Игнат с несчастным видом потер грудь и покашлял для убедительности.
- Баньку? Конешно, милок, истоплю! - засуетилась бабулька. – Мигом истоплю! – и побежала топить баню.
Игнат долго парился в маленькой, темной, как пещера, баньке, истекая потом, яростно, до красных полос на коже, отхлестав себя березовым веником. Ему казалось, что через поры в коже сочится не пот, а ненависть, так много было ее внутри, так трудно было себя сдерживать… Помешал ему этот громила, не дал увести пацанов. А так все было хорошо просчитано! Женька, эта тварь, слезами бы умылась, разыскивая ребятню. Она бы сама приползла к нему на коленях, умоляла бы вернуть детей. Вот тогда бы он оттянулся! Долго бы она расплачивалась за желание с ним развестись, долго и дорого. А батя бы взглянул на него с уважением и принялся бы сам за воспитание младшего поколения Златогорских.
Сорвалось, чёрт бы их всех побрал, а особенно жлоба этого с пудовыми кулаками! Игнат искренне надеялся, что тот сдох и теперь будет поджариваться на адских сковородках до скончания времен.
Он окатил себя из ведра ледяной колодезной водой и задохнулся от холода. А когда перевел дыхание, понял с пугающей ясностью, что в обычную жизнь теперь ему пути нет. Не сможет он вернуться в родной город. Там его уже наверняка поджидают доблестные работники правоохранительных органов.
Перед глазами сама собой возникла картина: он возвращается в родительский дом. На крыльцо выходит отец и смотрит на него молча с нескрываемым презрением, а потом произносит: «Вот, господа, сам вернулся с повинной. Можете забирать это жалкое чмо, ничтожество». И из-а его спины появляются дюжие ребята в полицейской форме с бесстрастными лицами и защелкивают на его запястьях наручники… Игнат поёжился, вдруг ощутив озноб в жарко натопленной бане.
Нет у него теперь ни дома, ни работы, ни семьи… Все забрала эта сука! Все из-за нее! В груди опять мутным пузырём набухала, вспучивалась ярость. Он схватил горячий алюминиевый ковшик, обжегся и, выплевывая ругательства, швырнул его о стену. К матерной скороговорке присоединился металлический звон. Сжимая кулаки, Игнат сел на скамью и, широко расставив ноги, облокотился о колени, сгорбился, низко опустил мокрую взлохмаченную голову. Нет, если ему теперь не видать спокойной жизни, то и ей, твари, он жить не даст! Око за око, зуб за зуб.
После бани старуха - хозяйка накормила его ужином, напоила чаем с пирогами, кляня шепотом деревенских алкашей и жалея его, болезного. После еды Игнат ушел в свою комнатку и снова достал армейский бинокль, пытаясь в сгущающихся сумерках рассмотреть дом на Рябиновой улице. Но окна его были темны.
Он почти не выходил из дома несколько дней, ждал, когда заживут ссадины, да смотрел в бинокль. Но жизнь в доме, похожем на хрустальный дворец, как будто замерла. Он уже отчаялся, решил, что обитатели уехали, бросили свой дом, а значит месть, которую он задумал, осуществить не удастся. Но у Судьбы, видимо, на этот счет были другие планы.
http://proza.ru/2021/03/15/1214