Птичка в ладонях. 10

Дарья Щедрина
                ***
Мария Петровна Степанова, а попросту баба Маня, как называли ее старожилы деревни, подоила козу Фроську и возвращалась в дом с подойником, когда заметила у калитки незнакомого человека.
- Бабушка! Можно вас спросить? – позвал тот и улыбнулся открытой, приветливой улыбкой.
- Чего надо?
- Извините ради бога, но продавщица в магазине сказала, что у вас вроде можно комнатку снять, ненадолго, дней на десять?
- Натаха что ли сболтнула? – проворчала баба Маня. – От ведь балаболка! Язык что помело!
Она смерила подозрительным взглядом нежданного визитера. Но молодой человек лет тридцати был прилично одет, перегаром от него не пахло, говорил вежливо. Да и лицо у него было приятное, располагающее к доверию. И баба Маня поинтересовалась:
- Сам что ли хошь комнату снять, аль кому другому?
- Сам, сам! Я хорошо заплачу! – и полез в карман за деньгами.

Но Мария Петровна отмахнулась с безразличным видом, хоть лишние деньги при ее то мизерной пенсии были бы кстати. Крыша в сарае текла уже второй год. Давно надо бы перекрыть, да все денег не хватало. Бедная Фроська во время сильных дождей пугалась падающих с потолка капель, забивалась в угол и жалобно блеяла.
- А зачем это тебе, мил человек, комната в глухой деревне?  - продолжала допытываться баба Маня, сверля незнакомца любопытным взглядом. – У нас тут не курорт. Да и лето давно закончилось. Не самое лучшее время для отдыха.
- Да мне бы просто чистым воздухом подышать, уважаемая, - незнакомец прижал руку к груди. – Переболел я тяжелым воспалением легких. Два месяца по больницам! Выписался вроде, а в городе мне дышать нечем. Там же смог, бензин, выхлопные газы…
- Это да-а! – закивала головой в шерстяном платке старушка вдруг почувствовав к собеседнику сострадание. Ишь как не повезло болезному! – А воздух то у нас здесь и правда нечета городскому! Чистый и свежий. Любого на ноги поставит… Ладно, заходи во двор, чего у калитки топтаться зря.

И пропустила гостя в свои владения, мысленно прикидывая, какую сумму запросить за комнату. Мало просить не имело смысла, а то сарай так и останется с дырявой крышей. Много просить было совестно с больного-то… Вошли в дом – старую, серую от времени избушку с подгнившим крыльцом и облупившейся краской на некогда нарядных резных наличниках.
- Как звать тебя, милок? – спросила баба Маня, ставя подойник с козьим молоком на лавку в сенях.
- Иваном, бабушка. А вас как звать – величать?
- Марь Петровной зовусь, а можешь просто бабой Маней, я не обижусь. Ты проходи, проходи в комнату, милок. Я тебя щас козьим молочком напою. У Фроськи-то моей молочко вкусное, сладкое, да полезное, полезнее коровьего, особливо опосля болезни…

Хозяйка избы сухонькая шустрая старушенция суетилась, накрывая на стол нехитрое деревенское угощение. А Игнат оглядел просторную комнату с низким потолком, с деревянными лавками вдоль стола, устланным полосатыми половичками полом, уютным белёным боком печи в углу. Подошел к окну, прикрытому ситцевыми занавесочками в цветочек с горшками герани на подоконнике, и выглянул на улицу: отсюда, с небольшого холма, открывался прекрасный вид на дом и участок, в котором теперь жила его беглая женушка с ребятишками. Златогорский не сдержал хищную волчью улыбку, предусмотрительно отвернувшись от гостеприимной хозяйки.

Баба Маня оказалась любопытной и многословной. Пока она потчевала гостя суточными щами, да домашними пирогами, все допытывалась про его личную жизнь, про работу и болезнь. Пришлось Игнату на ходу выдумывать слёзную историю несчастного, одинокого, брошенного любимой женой бедного юриста. Старушка понимающе и сочувственно качала головой с выбивающимися из-под платка седыми прядями: немудрено, что после таких потрясений организм не выдержал и разболелся! Другой бы на его месте инфаркт с инсультом схлопотал! Вот у них в деревне лет пять тому от Егора Угрюмова, что в синем доме живет возле магазина, жинка сбежала с заезжим молодцом, так тот Егорка… Игнат кивал, но не вслушивался в поток деревенских сплетен и легенд. Не было ему дела ни до бабки Мани, ни до какого-то там Егора. В голове уже крутились мысли, как бы поближе подобраться к Женьке, да не спугнуть раньше времени.

А вечером, устроившись в маленькой, но уютной комнатке в избушке Марии Петровны, бросив свои вещи на кровать с горкой разновеликих подушек под кружевной накидкой, Игнат достал из сумки старый армейский бинокль и примостился у окна, наведя окуляры на красивый, похожий на хрустальный дворец, дом с большими окнами, в которых горел теплый свет и мелькали силуэты людей. В этом доме шла привычная, тихая, спокойная жизнь своим чередом. И никто из тех, кто прятался от него за этими окнами еще не знал, что покоя и тишины им отмерено считанные часы…