Нас венчали не в церкви
"Нас венчали не в церкви,
не в венцах, ни с свечами.
Нам не пели ни гимнов,
Ни обрядов венчальных.
Венчала нас полночь
Средь мрачного бора,
Свидетели были - туманное небо
Да тусклые звёзды....
(Начало песни из к/ф "Нас венчали не
в церкви" слова Б. Окуджавы)
В том 1985 году в стране пришел к власти Горбачев и началась перестройка, перестройка в экономике и человеческих душах. Люди после веры в коммунистов, стали верить в бога...Стали входить в моду церковные обряды...
В этом же году меня сразу же после сдачи последнего экзамена летней сессии вызвали телеграммой в деревню на похороны моей бабушки, скончавшейся скоропостижно ( дедушка умер еще раньше). Родители мои давно не общались ни с бабушкой, ни с родственниками из-за того, что жили тогда на Дальнем Востоке. Если бы только похороны и скорбь по бабушке огорошили меня, - меня ,которому надо было срочно прибыть в стройотряд на работу по укладке железнодорожного полотна, и куда я уже и так опаздывал,- а то мне родственники вменили ещё и остаться после похорон в деревне "на бабушкином хозяйстве", т.к. не кому было больше управляться с домашними делами- все остальные были заняты своими многочисленными личными проблемами. По их понятиям мне, 20 летнему студенту, вольному как ветер, еще без собственного дома и без денег ( им было невдомек, что ехал то я в стройотряд для того ,чтобы заработать эти самые деньги), да и на вид" дохлому" парню ( так обзывала меня только покойная бабушка, потому что я был худой и при росте 178 см весил 56 кг) не мешало бы маленько откормиться; ведь мне, говорили они, без разницы должно было быть, где проводить летние каникулы. Родственников прельщало то, что я должен был рад и тому, что тратиться мне на продукты почти не придётся - хозяйство, которое мне достается было натуральным и разнообразным. По их словам: живи и радуйся. А то, что в этом хозяйстве 2 поросёнка, корова и телок, 30 кур и 2 петуха, 2 стаи по 30-40 гусей и уток, 2 хитрые кошки и верный пес Мальчик, которые постоянно хотят есть и их ( кроме коровы и телка, которые с утра до вечера находятся в стаде и, которым ,кроме как полизать кусок соли вечером на хоздворе , больше ничего и не надо) как минимум 2 раза в день надо было кормить,- об этом родственники как-то не подумали. А ведь мне в это надо было ещё вникнуть: кому пшена, кому зерна дать, кому картошки надо было сварить и посля накормить, а кого после кормежки ( гусей и уток) насильно надо было выгнать со двора на реку, чтобы они самостоятельно добывали себе корм и нагоняли жирок.
Сказать, что работа по уходу за домашней тварью была для меня в тягость – я не мог, т. к. с детства немного помнил, как это все делается, но чтобы все это делать теперь самому, то надо было напрягаться. И все бы ничего, втянулся бы потихоньку, не в первый раз проявлять свою самостоятельность, но - все началось с коровы, вернее возникла проблема с её вечерней и утренней дойкой. Бабушкину сестру бабу Федору, наша корова Зорька к себе не подпускала, а если и подпускала при дойке, то - "с боем"- сильно брыкалась. Мы пробовали всякое: одевали на бабу Федору бабушкин фартук ,а на голову - бабушкину косынку, говорили корове любимые бабушкины слова, которыми она , еще живая ,её наделяла во время работы с сосками... Ан нет- лягается, норовя перевернуть, бьет задними копытами по ведру с молоком и всё тебе. Ближайшие соседи тоже отказались от нашей Зорьки по этой же причине. В этот вечер, после похорон, баба Федора кое-как ,с горем по полам, но"тянула" Зорькины соски, и тут вдруг она вспомнила про дочку деревенской монашки Натальи, которую тоже звали Натальей, и которая после смерти матери , кроме как по наследству доставшейся ей работы по оказанию монашеских( как сейчас говорят, ритуальных) услуг на дому, занималась еще дойкой соседских коров- своих у них с матерью никогда не было. Про то, что эта Наталья собиралась замуж - баба Федора тогда знала, но промолчала. Да и ладно, какое мне до этого дело.
Монашка так монашка. Какая разница корове то - она же в бога не верит. Я тоже как - то безразлично отнесся к этому, тем более эту девчонку и то, что было с ней когда-то у меня ,я помнил с детства. Я и на похоронах, во время отпевания бабушки не особо - то обращал внимание на эту молодую монашку (черная косынка и черное платье на девушке, примерно, одного возраста со мной не были привлекательными), тем более в такой трагический день.
И вот ранним утром следующего дня, стоя на крыльце своего дома, я уже наблюдал, как эта монашка Наталья, которую баба Федора и пригласила вчера вечером, без проблем доит нашу Зорьку. Я вспомнил то, что эта молодая особа вытворяла со мной тогда, когда я был парнишкой –тринадцати лет и совсем маленького росточка. Она, моя ровесница, летом в деревне вылавливала меня в безлюдном укромном местечке и , пришпилив меня своим уже сформировавшимся девичьим телом к стенке, пыталась поцеловать, целясь прямо в губы. Она насильно целовала меня, мальчишку, и не думающего тогда о таких интимных делах. Целовалась так , что я редко мог отбиться от неё, чтобы мои губы были не обслюнявленными. Так что приходилось потом своей рубашкой вытирать лицо. Несколько раз я грубо отпихивал её от себя, говорил ей: дура набитая, но в следующий раз она снова лезла ко мне со своими поцелуями. И вот однажды на речке под крутым берегом я не отстранился от неё, а вдруг взял и обнял ее за талию и, притянув её к себе, смачно вжался своими губами в ее мясистость губ. " Буду учиться,- подумал я тогда,– вдруг пригодиться когда-нибудь». Но всю сладость этих поцелуев мне осознать тогда не пришлось - "сопливый" ещё был (так тоже, про нас с братом ,говорила бабушка, когда мы вмешивались во взрослые дела). Вот такой запомнился мне её, дочки монашки, детский "заскок". По- пацанскому делу мне надо было тогда ей врезать как следует, но у меня не поднималась на неё рука. Да и больше того, потом я даже несколько раз поздним вечером гулял с ней, держа её за ручку, и, более того, попытался сходить с ней в кино, но вышел конфуз: меня малолетку с билетом не пустила в кинозал на вечерний сеанс толстая контролёрша, а Наталья, конечно, прошла свободно, как совсем взрослая девушка .
И вот сегодня новая Зорькина хозяйка в темном( не чёрном) платье , в белом передничке и в такой же беленькой косынке на голове не кричала, не ругалась на корову, а ,шепча, ласкала её ухо какими- то еле слышными мягкими звуками. Зорька же наша, "ведерница"( так бабушка обзывала свою любимицу, когда она уж совсем мало приносила в своем вымени молока) стояла как вкопанная и ,шевеля ушами, прислушивалась к звуку струящегося в ведро молока( а может быть монашка шептала ей молитвы, а та их слушала? ).
Сейчас же на прошлые мои воспоминания о Наталье накладывались новые, более приятные впечатления об этой девушке. В общем, нам с Зорькой, да и псу Мальчику, который на удивление сразу перестал лаять на появление нового лица во дворе, в каком- то смысле, повезло." Нам такая хозяйка по душе",- иронично подумал тогда я.
И вот, когда Наталья процеживала через марлю парное молоко ,я и попытался завести с ней разговор "о жизни".
-Ты где живешь сейчас?
-Там же, в мамкином доме.
-В клуб ходишь?- спрашивал я, улыбаясь, вспоминая тот случай из детства, когда меня не пустили в кино на вечерний сеанс, и когда Наталья из солидарности со мной тоже не стала смотреть кино, и пошли мы тогда к реке и там продолжали её любимое занятие - целоваться; я даже и не пытался дрыгаться тогда- хотел понять смысл всего этого...
-Нет. Ты, что? Какой мне клуб, я из этого возраста вышла,- тихо улыбалась она.- Я теперь степенная, замуж вот собралась... -как мне показалось, с грустью говорила Наталья.- Посватали меня недавно за агронома нашего, Фёдора, прибывшего к нам на работу прямо из института.- Она продолжала грустно улыбаться.
- Он что - старый или больной? Ты, что другого жениха не могла себе найти?- самопроизвольно вырвалось у меня.
- Нет, ты что! Федя молодой , умный. Я такого давно хотела встретить. Такого путнего нигде не сыщешь - кругом матершинники одни да пьяницы. Добрые то после службы в Армии уехали в город , за длинным рублем, не хотят за копейки здесь корячиться. И таких как ты, Витя,- она впервые, после тех детских времён, назвала меня по имени,- симпатичных да молоденьких у нас на селе давно не было...-она поставила ведро с молоком и так посмотрела на меня , что я стал ожидать от неё того ,коронного её заскока: ожидал, что она бросится ко мне целоваться, но она и по правде, похоже, стала степенной - во время остановилась и сразу отвела в сторону свой взгляд "с чертятами". "А я бы не отказался сейчас от страстного девичьего поцелуя... -в этот момент подумал я,- хотя нет, бабушку только что схоронили, а я в её доме собрался богохульничать( тоже бабушкино слово). Не порядок". В общем молоденькой дояркой в своём хозяйстве я обзавелся, а вот на том, что она собралась замуж – я по прежнему не заморачивался; хотя в" другом смысле"- эта монашка всё больше и больше занимала мои мысли в голове...
Вечером, её неуёмная девическая подвижность, легкость во всем, чем бы она не занималась, в том числе и в общении со мной, ещё больше подтолкнули меня сделать решительный шаг к сближению с этим женским , очень привлекательным образом. Закончив все дела, что были связаны с коровой, также быстро и ловко ,как и утром ,Наталья засобиралась уходить, и я , тоже ,управляясь по хозяйству, чуть не прозевал её ухода.
-Ну, ладно, я побежала, темнеет уже, а мне еще к соседям забежать надо, спросить: во сколько завтра машина на прополку совхозной свеклы пойдет,- подработать хочу.- Она, как горная козочка выскользнула из моих рук и с моего двора. Я не успел назвать её даже по имени. Я сожалел об этом, а вспомнив о том, что она в разговоре как – то упомянула агронома Фёдора, который со слов, все-таки как-то разговорившейся б. Федоры, является , вроде бы, Натальиным женихом, вдруг, заревновал её к нему, но мысли о новой встрече с ней, успокаивали мое самолюбие: она скоро снова придёт и будет рядом со мной. Её нахождение со мной рядом стало для меня какой-то необходимостью...
Сделав еще кое-какие дела по хозяйству, и когда совсем уже стемнело, я, изрядно уставший, добрался до дивана в горнице и под впечатлением событий последних дней, где трагическое и другое - делающее жизнь волнующей, магически притягивающей к противоположному полу, идут рядом , уснул ,как говориться, без задних ног. И снилось- то мне в эту ночь всего поровну: и трагического и любвеобильного ...да простит меня бабуля... и Господь бог...
Утром, выйдя на крыльцо залитое солнечными лучами совсем еще не жаркими, а пронизывающими оставшиеся от ночи капли прохладной росы, я смачно потянулся. "Жизнь хороша, и жить хорошо..."- пропела моя душа словами из известного кинофильма, но долго радоваться зарождению нового дня не пришлось: га-га-тало и мычало мое живое хозяйство, да и шла по улице уже на утреннюю дойку коровы моя "старая", но, открывшаяся с другой стороны, и поэтому теперь" новая", знакомая, монашка - доярка, Наташка...В общем пришла та, от встречи с которой у меня сейчас по телу пробежала дрожь, как будто меня обрызгало каплями этой прохладной росы что на крыльце и которые теперь постепенно испарялись на коже от моего внутреннего любовного пыла. Дрожь еще сильнее прошила меня от мысли: невеста агронома стала мне какой - то близкой, родной что ли. Не грех ли это. Наблюдая за её работой с Зорькиным выменем, у меня возникли к ней вопросы, которые я бы сейчас ей мог задать: любит ли она этого Фёдора, намечается ли свадьба, будет ли венчание, да и вообще - ночует ли она у жениха?... Дрожь опять пробежала по телу. "Вот она, ревность - тут как тут"- промелькнуло в голове, и я , стряхнув с себя остатки сна, а вместе с ним и свои навязчивые мысли, взялся за домашнюю работу. Наталья уже закончила доить корову и собиралась процеживать молоко. Я, открыв ворота и выгнав скотину со двора на улицу, где собиралось деревенское стадо, а затем, выгнав за ограду дома шумных гусей и уток, подошел к Наталье. Её черные, как смоль волосы окаймляли милое смуглое личико, в её темных глазах сверкали две бусинки - чертовки, которые придавали её улыбке да и всему лицу какую-то загадочность. Эта загадочность накладывалась и на облегающую кофточкой грудь и на обтягивающую платьицем и подвязанную белым фартучком стройную фигуру. Её движения были плавными, расчётливыми и деловитыми, словно занималась она этими крынками с молоком всю жизнь. "Да какая она монашка. Она симпатичная девчонка и... чья- то невеста и будет скоро чьей- то женой"- с какой то грустью подумал я.
- Ты где так научилась дойке? Ведь коровы у вас не было,- спросил её я.
-Да, не было. Федя со своей матерью завели Волнушку, я её уже полгода дою, - быстро ответила она.
-У Феди, значит, Волнушку... -многозначительно промычал я .
-Да, Витя, вот так и живу,- она специально громко говорила, как будто нас кто-то слушал, исподлобья сверля меня своими глазенками. - А куда деваться, скоро свадьба, потом детей нарожаю кучу, с Федей общее крестьянское хозяйство вести будем.- Тут её запал задора погас и она продолжала.- Я перестала ходить по домам молитвы читать. Федя обещал устроить в районе на курсы швеи.
- Как ты эти годы жила, Наталья?- меня раздирало любопытство.
-Нормально жила. Мамке помогала усопших отпевать, потом сама взялась. А тебя я помню: парнишку голубоглазого, брыкастого, как молодой теленочек. Я его целоваться учила - учила, а он никак во вкус не входил,- с улыбкой говорила Наталья.
-А под берегом, помнишь,- я тогда уже серьезно целовался с тобой,- по детски вставил я.
- Помню. Ты мне нравился, Витя,- как- то серьезно сказала она.
-А ты мне сейчас нравишься, Наталья,- выпалил я, не думая ни о чём. Тут я взял её ладошку в свою и направил свой взгляд в ее глаза, в которых, как и тогда, сейчас играли чертята.
- Брось, Витя,- смущенно говорила Наталья, но сама и не пыталась освободиться от моей руки, сжимающей её пальцы,- я уже почти устроила свою жизнь, а у тебя всё еще впереди ...
-Нет, это ты брось, - уверено заговорил я, - сегодня вечером пошли в клуб? Фильм там новый, я у сельпо афишу видел, забыл только какой. - Я отпустил её руку и заметил, что она как- то сразу погрустнела и потупила свои взор и снова взялась за банки с молоком.
Корова с телком вернулись во двор и, жуя свою жвачку, созерцали нашу сцену, как будто что - то понимали в этом. Тут я снова бросился выгонять своих "рогатиков" ( так обзывала корову и телка бабушка) со двора на улицу, по которой брело стадо полусонного скота, и которое подгонялось окриками пастуха и взвизгиванием его бича. Наш Мальчик так и рвал на цепи: ему это утреннее «шоу» никогда не нравилось. Так и, не вымолвив больше ни одного слова, Наталья тихо и покорно покинула наш дом. Наш дом - потому, что она вернется в него снова еще вечером, наш - потому что я хотел, чтобы он стал для неё не чужим. Я не сильно расстроился, что Наталья ушла, так как будет еще вечер; а то, что она согласилась пойти со мной в кино,- я прочитал это в её глазах. Я был как-то уверен в этом ещё и потому, что, кроме согласия пойти в кино, ещё что- то другое увидел в её чёрнооких глазах...
К приходу Натальи я уже накормил своих "домашних". И вот, когда я её увидел снова вечером, то сразу понял, что, похоже, влюбился в неё, и что вечер сегодня обещает для нас быть хорошим. Ведь в моих глазах она сейчас была просто божественной монашкой, нет, не божественной красоты, а была именно тем божественным ликом с картин эпохи Возрождения; она спустилась ко мне с небес,- всё так гармонично было в ней, все работало на её привлекательность. Особенно сегодня меня волновали её две сплетенные маленькие косички как у школьницы, которые еще больше нравились мне, чем прежняя строгая прическа. Она, в белом фартучке на сереньком платьице, подчеркивающим ее стройный стан и красивые ножки, была - само совершенство. Сегодня монашка была с подкрашенными губками, которые прямо тут же (теперь инициатива шла с моей стороны) мне хотелось поцеловать. Больше всего шел ей к лицу бабушкин фартук, который придавал, как тогда говорили, сексапильность...
Не разливая в этот раз процеженное молоко по крынкам, мы двинули в клуб "огородами": она знала эти тропинки; шли мы - не по деревне, а как говорилось в деревне - "по задам". В клубе местные ребята смотрели на нас с Натальей так, словно мы были прокаженными, а может быть я и ошибался. Думал я еще и о том, что молоденький агроном Фёдор, наверное, и предположить не мог, что его невеста пойдет в клуб с каким- то проходимцем, этим самым "дохлым" студентом. Да, уж очень, наверное, со стороны я, одетый в белую рубашку и черные брюки, будучи тощим и довольно высоким, рядом с Натальей, симпатичной девушкой, выглядел каким-то смешным и неуклюжим. Когда художественный фильм про революционеров стал рассказывать о борьбе молодой девушки с порядками в богобоязненной семье за свою свободу и свое будущее( чтобы вырваться из дома она пошла на фиктивный брак с молодым пролетарием, а потом по- настоящему в него влюбилась и стала жить с ним) ,и когда сюжет фильма стал чем- то созвучен с нашей историей- моей и Натальи ,и когда мы, сидя в креслах, всё сильнее и сильнее прижимаясь своими телами друг к другу, ощущая тепло наших скрещенных ладошек, мысленно представили себя героями другой совсем драмы( пьесы),- где преграды, которые возникнут перед нами , и которые возникали перед героями в фильме, только больше будут укреплять наше с Натальей нарастающее чувство сближения друг с другом. Какое- то созвучие с нашей историей было и в названии фильма - " Нас венчали не в церкви" с пронизывающей душу лирической песней на слова Булата Окуджавы. Фильм " не развенчал" наш любовный пыл и дальнейшие наши "непристойные", мягко сказано, поступки. Мы были молоды и здоровы и наши поцелуи после просмотра картины плавно переросли в то, что и должно было, по логике вещей, случиться: Наталья осталась ночевать в бабушкиной горнице, чей дух витал над землей до 40 -го дня. " Бабушка была умной,- думал тогда я,- и простит нас, занимающихся прелюбодеянием в её доме". Бабушкиного определения моего поступка по этой теме я не нашел в своей голове. Мы перестали бороться со своими страстями. Наталья молчком убрала с полки из угла в передней старенькую иконку и спрятала на самое дно бабушкиного сундука.
Перед самым рассветом, когда Наталья за короткую ночь многое что мне рассказала о своей жизни, своем женихе, о его пока терпимом отношении ко мне и к сложившейся ситуации, в которой мы все оказались, она вдруг засобиралась домой ( теперь я знал , что уже давно её домом являлся дом Федора), но вдруг передумав, сказала без сожаления:
-А, ладно, уже светает, не пойду так рано, подою Зорьку сперва, а потом уж Волнушку,- она тревожно посмотрела на меня и сильнее, чем прежде, как бы испугавшись своего поступка, вжалась в меня. В этот момент столько было в каждом из нас обожания друг другом, что мы опять забылись на какое-то время....
Когда она убежала домой, я только и думал о том: как она поведет себя перед Федором, как она будет смотреть своему жениху в глаза...
Её не было весь день, а я не мог ни на чём сосредоточиться,- все ждал её, скучал. Когда она пришла и сразу же взялась за Зорьку, я, смотря на неё, спокойную, уравновешанную, не мог понять: хорошо ей сейчас или плохо. Но когда после буквально минутного общения с ней я понял , что она снова останется на ночь со мной, я уверился в том, что не только мне с ней, но и ей со мной хорошо...
Я замечал, с какой неохотой она уходила( теперь не убегала) от меня по утрам. Я понимал, как тяжело ей было - жить у Фёдора, а ночевать - у меня. К обеду она прибегала какая- то радостная ,я не спрашивал её о причине такого состояния. Мы играли в карты в её любимую" Акулину", ходили купаться под крутой берег, чтобы никто нас не видел вместе ( хотя уже вся деревня судачила о нас).
Так прошло несколько дней. Сбегав к отцу Федору, Наталья выглядела жизнерадостной, несмотря на ту ситуацию, если здраво рассуждать, в которой она находилась. Я, как неприятно мне было, но всё же спросил её:
-Как там Федор, что говорит обо мне, как себя ведет, какие у него планы?
- Планы, Витя, у него не меняются - жениться на мне, но, как он говорит, нас с тобой он понимает. Чтобы не разжигать скандала до свадьбы он меня отпустил к тебе, а потом...- она смущенно поцеловала меня и этим её словам, что Фёдор "отпустил " Наталью ко мне, я не поверил.
И вот в среду вечером, когда она снова прибежала домой ( бабушкин дом я уже считал ни как иначе, а всё- таки, нашим с Натальей домом), состоялся разговор, вызвавший во мне непонятную тревогу.
-Свадьба у нас в пятницу вечером, а днём перед регистрацией в сельсовете, венчание в нашем храме,- сказала она и смотрела, не моргая, мне в глаза, ожидая моей реакции.- Придешь? -каверзно спросила она.
-Ты, что? Я ведь даже не знаком с твоим Федором,- захваченный врасплох и, не зная, что ответить, проговорил я.
-Я думаю, ты скоро с ним познакомишься. Только прошу тебя, веди себя прилично, чтобы мне за тебя не было стыдно.- Когда она тревожилась, она улыбалась только одними плотно сжатыми губами. Она подалась ко мне и своими руками прижала мою голову к своей груди, и в биении её сердца мне передалось её волнение за мою судьбу: как мама, переживая за своего ребенка, выплёскивает к нему свою любовь, так ровно столько в ней было любви ко мне, столько, что я чуть не прослезился от следующих её слов:
-Я давно тебя ждала, но ты немного опоздал. А жаль... Было бы всё по - другому...
В четверг, ближе к обеду, отец Фёдор приехал на красном "Москвиче". В летней рубашке голубого цвета и светлых брюках он, 30-ти летний крепыш, среднего роста, с черненькой бородкой( явно крашеной), белесыми бровями и светлыми глазами выглядел привлекательно. Он в моих глазах выглядел так, словно был создан для образцовой семьи. Он зашел ко мне в летнюю кухню, где я наводил "пойло" для кормления поросят.
-Здравствуй,- спокойно, как ни в чем ни бывало, сказал Федор.- Будем знакомиться,- но руку пожимать мне он не собирался и, видя трудно скрываемое мной спокойствие, продолжал.- Я Федор. А ты я знаю - Виктор.
-Виктор Сергеевич,- поправил его я.
-Значит, Виктор Сергеевич... Так вот, Виктор Сергеевич, ты, наверное, в курсе того, что у нас с Натальей завтра свадьба. Да, я очень зол на тебя, и ты знаешь почему. Гоняться по деревне с топором за тобой я не буду, но советую тебе забыть Наталью и не морочить ей голову своими юношескими половыми увлечениями. Хватит уже, и так нашкодил много - почти замужнюю бабу совратил. Я мог бы тебя в милицию за изнасилование сдать, но думаю, ты сам одумаешься. Ей жить здесь, а ты её прославил на всё село. Короче, уезжай, за хозяйством вашим мы присмотрим, пока твои родственники не приедут .И прошу тебя, ради бога, по - хорошему, уезжай домой.- Федор присел на стул около стола, и я видел как на шее его надулись вены, я же, присел на диван, на котором иногда днём отдыхал.- Если не уберешься отсюда, то доведёшь до греха. Уезжай, иначе господь тебя сильно накажет, - уже серьезно и грозно сказал Федор, словно гипнотизёр, упершись в меня своим взглядом бесцветных глаз. Но в его взгляде страха я тогда не видел.- Я надеюсь, ты понял,- беспардонно закончил главный агроном.
-Понял, - ответил я, поняв конечно, что он не шутит. Но, с другой стороны, ничего я так и не понял: я себя - то в последнее время не пойму никак - чего я хочу... И тут закрутилась в моей голове одна мысль: забрать Наташку с собой и уехать для начала в стройотряд, где меня ждут, устрою ее на работу кем - ни будь, а там видно будет.
Ни разговора на высоких тонах, ни драки не было. Было вот это " понял", которое выглядело зловещее, чем матерное слово, которое я тоже не мог представить себе услышать из уст главного агронома. Он свой статус интеллигента соблюдал. "Он будущий глава семьи, ему нельзя материться"- как - то ветрено, не по ситуации, рассуждал я, наблюдая со своего двора, как машина с Фёдором отъезжает от ворот нашего дома.
Наталья знала о моей встрече с Федором, а подробности нашего с ним разговора с какой- то осторожностью выпытывала у меня, сидя рядом со мной на диване в кухне.
-Я сказал ему, что понял, а сам ничего не понял. Вот такой каламбурчик, Наталья,- пытался пошутить я и с грустью продолжал:
-Я не пойму, Наталья, вернее я знаю, что я тебя люблю, но я не знаю, как нам быть дальше,- совсем запутался я.
-Я тоже тебя люблю, Витя. И я это точно знаю.
Она уткнулась лицом в мое плечо. Был поздний тихий вечер, когда утихли мои подопечные, такой летний вечер, который располагает к откровенному разговору.
-Я думала, что всё,- нашла своё: мужа, судьбу свою, а получается, что все это не правда: не создав ничего, почти уже потеряла всё...
-Ты жалеешь об этом? - сочувственно спросил я.
-Нет, Витя, нисколечко не жалею, я за тобой хоть куда пойду, только возьми меня с собой.
-Куда я тебя возьму, - растеряно спросил я,- в Краевой центр ? В общагу? Где ты будешь жить?
- Хоть где. На фабрику швеёй пойду работать, я ведь не плохо шью , общагу дадут.
Я задумался над её словами, но все равно я не представлял, как мы будем жить и учиться. Наталья положила свою голову мне на колени, я гладил её голову, а ощущал её тело, словно пружиной сжавшееся в живой комочек, ставший мне дорогим за какую-то всего лишь неделю. Как же нам было сейчас вместе хорошо.
-Давай, расстанемся на время,- честно рассуждал я,- я всё разузнаю и вернусь за тобой.
-Приедешь... Верю... Но я уже буду замужем... Он хороший, добрый человек, Федя,- продолжала Наталья по- прежнему уткнувшись в мои колени, - но такое распутство моё он не потерпит. Он ради меня на все готов, даже ухать отсюда на место новой работы. Вот так, Витя.
Я промолчал и не сказал того, что было у меня на языке: что еще ради неё он не прочь наслать на меня разгневанного бога - типа проклясть меня... Немного погодя, так и не придя ни к какому решению (которого и не должно было быть в нашей с Натальей ситуации), и как будто и не намечалась на завтра свадьба, и правильно было то, что невеста ночует не с женихом, а с похотливым молодым человеком ,мы с Натальей ушли в горницу спать.
Следующий день начался как обычно, с утренней дойки. Во время разливания молока по крынкам, Наталья вдруг вскрикнула и, чуть не уронив на пол ведро, сняв с головы косынку, стала утирать ей слёзы, крупными каплями катившиеся из её глаз.
- Что же я, дура, делаю! За что мне такое наказание, ведь не люблю же я его. Не люблю… - сквозь слезы проговорила она. Я, услышав всё это, подошел к ней. Она закатила истерику и от безысходности бросилась мне на шею.
-Что-о-о делать!- протягивала она в плаче. Я кое-как немного успокоил её и молчал. Потом, понимая, что я, как и она тоже бессилен в этой ситуации, Наталья поплелась с косынкой в руке в скором будущем настоящий " свой" новый дом... У меня сердце обливалось кровью - так мне было жалко её и ...самого себя.
Целый день я думал о Натальиной свадьбе: я не мог себе представить, как в церкви под хоровое пение звучит баритон батюшки, как они целуются в сельсовете, а вечером не мог представить их ,сидящих на своей свадьбе и как им кричат «горько» . Не то что видеть ,- мне представлять было это больно, и я к вечеру напился. Но помня о предстоящей вечерней дойке коровы, и не помня ,обещала ли Наталья приехать со своей свадьбы подоить Зорьку или нет, я в доярки снова готовил приглашённую бабу Федору.
Когда они в свадебном наряде приехали ко мне на «Москвиче» , я наряжал бабу Федору в оставшуюся от моей бабушки одежду, чтобы снова "подсадить" её под строптивую корову Зорьку и подоить её. Видя, с появлением молодоженов, накалившуюся обстановку, баба Федора, которая в послевоенные годы несколько раз была наказана за продажу самогона председателем совхоза (который теперь был у неё в «авторитете») и которая с тех пор боялась "приближенных" к нему, исчезла со двора. Федор стоял за оградой дома, у машины, а Наталья в свадебном платье, без фаты на голове молчком дергала за соски коровы, Зорька же грустно жевала жвачку. Но из окна сенец я видел, как вздрагивали Натальины плечи - она плакала. "Зачем так издеваться над ней и надо мной"- хотел я выскочить из дома и крикнуть Федору, но сдержался, так как не знал, чья это была инициатива - приехать во время свадьбы ко мне - причине их всех неприятностей. Я для смелости выпил еще самогонки ( бабы Федориной), решительно вышел на двор, поговорил "по свойски" с псом Мальчиком и изрядно пьяный , но еще кое- что видевший, а именно видевший только удаляющийся от меня по деревенской улице красный "Москвич", беззвучно зарыдал и, зайдя в горницу , с размаха уткнулся в подушку на кровати и моментально "ушел в ночь"(так иногда говорила бабушка, когда кто-нибудь засыпал ранним вечером и не просыпался до утра). Для меня, не видимая воотчию свадьба Натальи и Федора сегодня уже закончилась...
Проснулся я от такого сильного грохота, так сильно заложившего мои уши, что я какое- то время, ничего не слыша и сразу ничего не понимая, обхватив голову руками, катался по кровати. Я пытался встать с неё, но ослепительные вспышки молнии и дикие раскаты грома валили меня снова на постель. Весь мой самогонный хмель моментально вылетел из головы. Я успел заметить, как в темноте вдруг сделался белым экран не включенного в сеть телевизора. Тут я окончательно пришел в себя и у меня заработали мозги: " Может так и телек взорваться. Надо встать и выдернуть антенну" - скомандовал я себе, и в чутельный перерыв между вспышкой молнии и раскатом грома я дотянулся до задней крышки телека и резко дернул за кабель антенны со штекером. В этот самый момент перед глазами мелькнула стрела молнии, а следом так громыхнуло, что я от испуга бросился подальше от телевизора на кровать и машинально накрыл голову подушкой. "Так могло бы и убить" - с горечью подумал я. Железная крыша дома грохотала от порывов ветра. И вдруг стало тихо. Я попытался пройти по горнице, но гром и молния вновь атаковали дом. Они ( гром и молния) выработали какую - то очередность и били и били прямо в дом, а значит и в меня. Стихия даже не пыталась сдвинуться куда-то в сторону и долбала так интенсивно по дому, что, выбрав момент, я все же покинул дом и перебежал в стоящую рядом с домом летнюю кухню. И правда, здесь гром не слышался таким грозным, и яркость молнии была меньшего накала. Когда промежутки между громом и молнией стали гораздо длиннее, я, приткнувшись на диване в кухне, задремал.
Проснулся я от того, что кто-то кричал мне в ухо и тормошил за плечо. Первая мысль моя ещё с закрытыми глазами была о том, что гром и во сне меня достает. Но, открыв глаза, я увидел перед собой испуганное и заплаканное лицо Натальи; она готовая снова разрыдаться, говорила мне:
- Витя, проснись, дорогой мой, ты же чуть не сгорел. Выйди, посмотри, половина крыши на кухне сгорела. Бедненький мой , ты как себя чувствуешь?
-Нормально, - прошипел я пересохшим горлом, толком ещё не врубившись, что случилось и о чем говорит Наталья. Я сел на диван и она обняла меня, продолжая всхлипывать; она целовала меня в щеки. Мне это было уже родным и приятным. - Смотри, Вить, у тебя волосы на висках поседели, не было такого вчера.- Она обняла меня еще крепче прежнего.
Выйдя из кухни на двор и глянув на крышу кухни, я лишь присвистнул: крыша и вправду была сильно обгоревшей.
-Я прибежала и чуть от страха не умерла в дверях - жив ли ты? Испугалась за тебя, любимый,- она целовала меня в губы и причитала.- Я еще с ночи тревогу в груди почувствовала, за кого мне как не за тебя тревожить свое сердце, муженек - то рядом был со мной,- как будто с иронией говорила Наталья,- вот я, вся не своя, и прибежала сперва Зорьку подоить, а потом уж Волнушку.
-Наташ, ты что так и будешь бегать от дома к дому, - со злостью вырвалось у меня.
- А как быть, Вить, что делать, я теперь не могу жить без тебя,- сказала она и опять разрыдалась...
-А у нас вчера после венчания в храме мама Феди , Матрёна Филипповна , после выпитой рюмки водки закатила скандал, она против всего этого- она старый партийный работник, но она не против меня, такой... -сквозь её вздрагивания всем телом ,я всё же разбирал её слова.
Вся наша домашняя скотина, напуганная ночным громом, сбилась в одном пригоне и её было совсем не слышно. Как бывало в последнее время по утрам, Наталья, продолжая всхлипывать, быстро все" разрулила" по хозяйству и " животина» (так тоже выражалась бабушка), чутко чувствуя людскую заботу, кое- как отошла от испуга. И Наталья взялась за дойку Зорьки. Из-за ночной стихии стадо собиралось пастухом позже, чем обычно. Наталья, немного успокоившись сама, потом обласкав Зорьку, и пригладив мои вихры на голове , присела на минутку ко мне на кухонный диван. Со стороны видно было - какой она была счастливой в этот момент (счастлива тем, что я живой), и будучи такой же счастливой ,побежала к мужу, вернее теперь к себе домой, отводить второй день своей свадьбы.
Я, немного отойдя от похмелья, быстро управился по хозяйству и задремал на кухне, а к часам десяти утра приехала из города моя родственница - тётя Маша. Долго она сокрушалось по поводу обгоревшей крыши, при том ни словом не обмолвившись о моем состоянии и чего мне стоила эта ночь ,чуть не лишившая меня не то что здоровья, а и жизни. Но так как в остальном хозяйстве был полный порядок и она это хорошо видела (сама выросла в деревне), то я быстро ей все сдал из рук в руки ...
Долго сидел я под крутым берегом, где так любила целоваться Наталья. Сидел и думал, но ничего придумать не мог. Сперва хотел как-то вызвать Наталью с её собственной свадьбы и попрощаться с ней прямо здесь, под берегом, но потом , расценив события этой ночи как посланное мне Фёдором проклятье, я как малахольный (бабушка тоже иногда повторяла это слово) и трусливый пацан, совершил не достойный поступок - пошёл на поводу каких-то чужих мыслей: решил покинуть мою первую любовь...
Я вернулся на двор и попрощался с тетей, мысленно попрощался со своими подопечными, которых не было дома и которые научили меня кое- какой ответственности, но не научили принимать правильные решения, потрепал за загривок пса Мальчика, потер носовые пипетки вечно хрюкающим и голодным поросятам, прошелся по двору, по которому лёгкой поступью летали Наташкины прекрасные ножки, в помещениях которого всё еще витал её голос, и её нежный говорок с интонациями необыкновенной задушевности, а иногда и слезливых всхлипов; но самое желаемое что было здесь - это её поцелуи. Обожаемые мною её безупречно сложенный стан и озорные глазки помнит этот двор. С тяжелым камнем на груди, со слезами на глазах уходил я к реке, к подвесному мосту, пройдя по которому и поднявшись в гору, я выйду на автотрассу, которая приведет меня в город, а там, поездом я уеду в стройотряд, куда я так сильно опаздываю...
Довольно смело и легко, в глубокой задумчивости я одолел пешеходный подвесной мост через реку, мост, укорачивающий путь до автотрассы, проходившей по вершине горы, где и находилась автобусная остановка. И вот, когда я стал подниматься в гору, всё еще размышляя о правильности своих действий, то вдруг вздрогнул от слов прозвучавших в моей голове: " Витя, подожди , возьми меня с собой!". Прислушиваясь больше, конечно, к себе, я продолжал идти не оборачиваясь, но когда фраза, уже только что, слышанная мной, прозвучала вновь, я резко обернулся, и увидел её, Наталью, болтающуюся между тросами раскачивающегося моста. Находясь на мосту, где то ближе к середине реки, она пыталась двигаться вперед, ко мне, но мост раскачивался всё сильнее и сильнее.
-Витя, Витечка, возьми меня с собой, - не кричала, а громко говорила Наталья, вцепившись своими руками в металлический трос, проходящий по одной стороне моста; от этого перевеса мост накренился на одну сторону и поэтому она не могла сдвинуться с места.
Я, словно окаменев, тоже не мог сдвинуться с места, но все же сумел себя заставить броситься бегом под гору, откинув в сторону свой дипломат. Я с разбега влетел на мост, как коршун: мой расстёгнутый пиджак, одетый на голое тело (моя белая рубаха лежала в дипломате, который полетел под откос) разметал полы в стороны так, как машет крыльями птица перед самым нападением на намеченную добычу. Тут, позади Натальи, на том берегу, в начале моста, я увидел в белой рубашке на выпуск Натальиного мужа, размышляющего: как ему по раскачивающемуся мосту добраться до строптивой жены.
- Витя, помоги, я боюсь,- молитвенно обращалась Наталья ко мне, боясь оторвать свои руки от троса.
-Сейчас, Наташка, держись,- приговаривал я и двигался с осторожностью по деревянному настилу к любимой, стараясь не смотреть себе под ноги,- чтобы не закружилась голова. Я сейчас был с крыльями, я почувствовал себя ей нужным, и моя любовь сейчас помогала мне преодолевать этот путь. Я очнулся только тогда, когда одной рукой обнял Наталью, а другой уцепился пальцами за трос, чтобы не улететь с моста в реку. Мост продолжал раскачиваться под ногами, где мелькало серебристое течение реки. Голова моя немного всё же закружилась от ощущения оторванности моста от берегов и смещения его вниз по течению. А тут и Федор всё же решился идти к нам с Натальей навстречу. В это время Наталья не могла видеть своего мужа,- она стояла к нему спиной. Её волосы щекотали мне нос и щеки, её белое платьице на ветерке выворачивалось на изнанку, откровенно оголяя ноги. Я как монумент твердо стоял на ногах и своими руками крепко держал Наталью, дожидаясь меньшего раскачивания моста. Я видел, как Федор приблизился к нам и взялся за плечо Натальи, и она , вдруг, испугавшись, дернулась и пытаясь повернуться к Федору всем своим корпусом, вдруг потеряла равновесие, а я, подавшись вперёд к ней, на мгновение тоже потерял устойчивость, и не удержавшись на ногах, но продолжая крепко удерживать одной рукой Наталью, стал переваливаться через трос, утягивая её за собой...Наш полет вниз был прекрасен... мы летели в водоворот, в пучину людских страстей и вечной любви...
В толщах воды я продолжал обнимать любимого человека... Я открыл свои глаза и увидел Наташкино лицо с выражением загадочной улыбки Джоконды. Потом я в подводном царстве услышал колокольный звон, и увидел Федора, венчающего нас - меня и Наталью, а из-за спины Федора рука его матери Матрены Филипповна направляла на нас комиссарский маузер...
...Пропел буйный ветер
Да ворон зловещий,
Венчальные ветры пропел.
На страже стояли
Утёсы да бездны,
Постель постилали
Любовь да свобода,
Постель постилали
Любовь да свобода.
(Конец песни из к/ф "Нас венчали не
в церкви" слова Б.Окуджавы).
Меня из реки вытащил Фёдор.
Тело Натальи нашли через два дня водолазы на дне реки недалеко от моста- там, куда указала гадалка- на дне реки её ноги по колени были затянуты песком, а сама она стремилась из воды кверху, на поверхность глади, к божьему свету...