Но прождал я ее напрасно – она не пришла ни в течении часа, ни после того, как я, раздосадованный, пошел с ребятами ужинать. После сытной трапезы я, разморенный каким-никаким сексом, решил перенести выяснения эти отношений на завтра и пошел спать в нашу избушку.
Назавтра я встал пораньше и побежал, как обычно, «проверять посты», а если точнее, проконтролировать обход своих подчиненных: все ли объекты они осмотрели, а вдруг, пропущенный мимо их внимания домик окажется взломанным?
Как всегда, моя пробежка была около 10 километров и в конце ее, раздевшись на бережку, я окунулся в перегороженный плотиной речной водоем, где можно было поплавать, расслабиться, просто смыть выступивший во время пробега пот.
С завтраком я немного подзадержался. Все мои охранники уже приняли пищу одновременно с отдыхающими и с теми постоянными жильцами, арендовавшими коттеджи или апартаменты главного корпуса, не пожелавшими готовить себе трапезу самостоятельно . В опустевшем зале занят был только один стол в дальнем от меня углу, где, не торопясь вкушали завтрак сами официантки и другие женщины из обслуживающего персонала.
Моя оминетченная подруга находилась за тем же столом вместе с опробованной мною банщицей. Там же сидела и фельдшерица Лилия Михайловна, на которую я так давно глаз положил.
Галка- официантка, заметив мое появление, поднялась с насиженного места и принесла мне на подносе заготовленный для меня завтрак. Когда она расставляла на моем столе тарелку с рыбным блюдом, рисовую кашку и стакан с какао, я, ущипнув ее за коленку, недовольным голосом пробурчал: «И чего ж ты вчера не вернулась? Ждал тебя два часа, как дурак!»
Она отдернула ногу и вполголоса ответила:
«Муж не пустил! Да и я, после полбутылки, как домой дошла, уже никакая была. А ты так явно руки не распускай, с Тонькой Сначала разберись, вон она, с бабами сидит».
Собрав посуду, оставленную моими казаками, она вернулась за тот стол, где сидели подруги – и Тонька, и Лилия Михайловна, разливавшие, как я мог отсюда видеть, по бокалам «Шампанское»
Доев спартанский завтрак, я пересек зал в направлении к нашим работницам общепита.
«Приятного аппетита, девицы!» - сделал я им пожелание. Девицы!…Там все были в том возрасте, когда «баба ягодка опять!» и лишь одна Тоня, которая была моложе всех лет на 15, могла с натяжкой претендовать на это звание.
Я по-хозяйски уселся на стул, освобожденный до этого Галкой, которая зачем-то побежала к буфету, находившемуся в зале при входе... И только я раскрыл рот, чтобы заговорить с Антониной, как она вскочила и направилась в сторону подруги. Проследив за ее напряженным взглядом, я понял причину возникшего беспокойства – в зал, со стороны входа, вошла ее свекровь.
Перехватив в центре зала Антонину, заведующая баней подождала, пока к ним присоединится Галка и они втроем пошли на кухню.
С этого момента мое внимание полностью переключилось на фельдшерицу. Ухаживая за ней, я плеснул из бутылки шампанского ей и себе. Она произнесла короткий тост, обращенный будто бы ко мне, отпила глоток из чашки, игравшей здесь роль рюмки и тоже поднялась по направлению к выходу.
Я внимательно провожал ее взглядом. Из перечисленной здесь троицы она лучше всех походила на роль моей очередной жертвы. И стати у нее были потрясающие: что грудь, что широкие, развернутые бедра, что манящие, подрагивающие при ходьбе тяжелые ягодицы…
Какая у нее грудь, я прочувствовал еще с минувшей зимы. Встретившись у этого же ресторана на ледяной тропке, я успел подхватить ее, поскользнувшуюся, под грудь. Полностью поддержать я ее не смог и она все же опустилась на колени. Я не сразу поднял ее тяжелое тело, делая вид, что я напрягаюсь из последних сил, я повернул ее к себе, успев как следует прощупать налитые здоровым питанием ее женские прелести.
На всякий случай я заранее извинился, но она одновременно со мной произнесла свои слова благодарности. И я видел, что неудовольствия от моего прощупывания заметно не было.
Сейчас я думал, что надо было пробовать и дальше развивать успех, но, как часто это бывает, долгая подготовка, скорее, отдаляет от цели. Лет 20 назад, когда она только прибыла сюда со своим мужем, тогда еще бравым капитаном, я думаю, он имел преимущество надо мной, зеленым спортсменом. Но сейчас, после долгого перерыва в нашем знакомстве, когда я набирался необходимого опыта, а он, будучи старше и меня, и ее лет на пятнадцать, заметно старел, я думаю, он не мог уже уделять необходимого внимания своей цветущей супруге.
Ладно, над этим можно поразмышлять на досуге, а сейчас, глядя на удаляющийся объект моего долгого вожделения, я понимал, что главное сейчас быстрота и натиск. Тем более, что ее кажущаяся неприступность Снежной Королевы была подтоплена бокалом «Шампанского» и довольно игривой темой обсуждения моих похождений в этом узком кругу.
Я дал ей время скрыться за дверями зала и, словно нехотя, поднялся ей вслед. Я знал, что она идет теперь в свой медицинский кабинет и очереди страждущих и болящих с раннего утра там не наблюдалось.
Кабинет ее был на переходе между двумя зданиями –корпусами этого дома отдыха, буквально в двух шагах от выхода из ресторана. Выходя из зала, я успел услышать приглушенный стук закрывающейся двери медицинского кабинета. Заметно ускорившимся шагом я проследовал туда.
Войдя в кабинет, я увидел эту роскошную даму, стоящей у окна.
-«Ну и что тебе теперь надо?» - ленивым голосом протянула она. Я нашел взглядом ключ в дверной скважине и повернул его на один оборот. Не останавливаясь, я подошел к ней, взял за руку. Она, изменившимся взглядом, с любопытством взглянула в мои глаза, и, настороженно, попыталась освободиться.
Я, не отпуская ее руки, шел за ней к двери. То ли потеряв равновесие от резкого телодвижения, то ли оттого, что я попытался ее остановить, она буквально рухнула на банкетку – медицинскую скамейку, обтянутую дермантином.. Упершись руками, она попыталась встать, но я снова лишил ее равновесия, задрав ее достаточно свободную юбку и спустив до колен ее трикотажные белые штанишки.
Мои штаны были загодя расстегнуты, я, продолжая наступать, вытащил свое «орудие» поверх плавок и прижался им и оголенными ногами сзади, к ее пышным бедрам, раздвигая руками ее могучие ягодицы…
Она еще вполголоса пыталась уговорить меня, взывала дежурными словами к моей совести, пока я вовсю работал руками: одной – за левую грудь, освобождая ее от бюстгальтера, другой – со стороны правого бедра, просунув ее дальше, между ног, вползая внутрь пальцами…
Я думаю, она сопротивлялась не всерьез и вскоре наступившую тишину нарушали лишь потрескивания скамейки, на которую я поставил ее коленями и позвякивания медицинской посуды в стеклянном шкафу, который мы нет-нет, но задевали в своих бурных движениях…
Закончил я с ощущением полета, с высшим наслаждением во всех внутренних и внешних органах, растворяясь в ее чреслах…
То, что обе мои предыдущие подруги устроили мне буквальную обструкцию, после совместного обсуждения темы, руководствуясь лозунгом: «Я подруге – не соперница», обоюдно, уступая меня одновременно друг дружке, меня сильно не озадачило. Я даже не пытался внести конструктивное решение в этот запутанный клубок интересов.
После фантастической фантасмагории с Лилией Михайловной они, обе, перестали быть мне интересны. Но меня просто ошарашил полный отказ со стороны моей последней Прекрасной Дамы. Лилия Михайловна с надменным выражением лица ледяным тоном сообщила мне, что это ее «падение», когда я цинично воспользовался ее слабостью, ничего не значит и что она держит меня за развратного негодяя, дав понять, что она знает все и о моем совращении ее младших подруг.
Она сказала, что для них, всех троих, высшими ценностями являются семейные, и что она ни в коем случае не допустит потери доверия со стороны супруга, теперь уже полковника и что она даже мысли не допускает стать дурным примером для своей, теперь уже замужней, дочери.
Я долго всерьез переживал из-за потери такой (возможной) шикарной подруги, и я даже не пытался заполнить возникшую в душе пустоту, восстановлением отношений с кем-либо из бывших недавно столь близких подруг. Но я не могу даже себе признаться, о чем я больше жалел – о потерянной любви мамы или о невозможности подобраться к упомянутой ею дочери.
Она была вся в мать – такой, какой я помнил ее 20 лет назад. Такая же стать античной богини, роскошные белокурые волосы, уложенные в сложную прическу, тонкие черты лица, будто изготовленные рукой Фидия, Пигмалиона или еще какого античного гения…
И, если меня останавливали 20 лет назад буквально на пороге мои тогдашние предрассудки: мол, чужая жена не может быть предметом чистой любви, тем более, с ребенком на руках. То эта, выросшая на ее руках дочь, отвечала всем нахальным моим требованиям. И даже ее замужество осталось в прошлом – она к тому времени была уже разведена…
Но как подобраться к этой красавице на глазах ее непреклонной теперь матери? Да и, небось, на меня, в предварительных целях, для создания иммунитета, наверняка мама успела то, что надо, наговорить. Во всяком случае, к дочке, пока я работал там, невозможно было подобраться даже при случайных встречах. Она останавливала все мои попытки совершенно ледяным взглядом и отвечала на любые вопросы куда уж более односложно.