Слова уже были сказаны, маршруты отмечены на картах. Да вот только ветру, это никак не помешало перепутать все планы.
Три группы вышли в финал в общегородского соревнования для школьников по ориентированию на местности, и по сигналу разошлись в разные направления.
Сбор объявлен через 3 часа, на базе.
Группу нашу из 2 человек вел студент пединститута Федор.
Не прошло и часа, как поднялся ветер, усиливающийся с каждой минутой.
Небо затянуло большой черной тучей, хоть синоптики и не предвещали грозу.
Под порывом ветра мы шли, низко согнувшись, чтоб встречный ветер не бил в лицо, видимо в это время и сбились с пути.
Начался дождь. Согласно маршрута, нам предстояло пройти небольшой лесок, а перед нами предстал лес, настоящий большой лес, где мы и решили переждать непогоду.
Проклятый дождь никак не заканчивался, и мы совсем выбились из сил.
Пройдя немного в глубь, чтоб спрятаться от дождя, наткнулись на какую-то хижину или шалаш, вдруг выросшую, как из-под земли.
У входа стояла пожилая женщина, в военном дождевике, будто поджидавшая нас, назвавшая себя бабой Элей.
Помогла пройти во внутрь, где была допотопная железная печка, согрелись горячим, травяным чаем из железных кружек.
Меня знобило, поднялась температура, баба Эля все поила меня настоем из трав и кореньев.
Утром, проснувшись, я увидела у бабы Эли на руке, среди ниточных вязок, мой браслет.
Я даже обиделась и спрашиваю:"Вы почему без спроса браслет мой взяли, это мне дед сделал?".
Она резко выпрямилась, посмотрев на меня долгим изучающим взглядом и подала завязанный узелок, сказав при этом:"Вот твои вещи".
В нем была выстиранная моя одежда, документы и браслет.
"А откуда у Вас браслет такой?"- не отставала я.
"Любимый подарил, с времен войны еще, погиб он"-немногословно отвечала она.
"А мой дед тоже воевал, недалеко отсюда, в партизанах"- ответила я.
"Как зовут твоего деда?"- как то быстро среагировав на мои слова, заинтересовалась баба Эля.
"Николай Петрович"- отвечаю - "Иволгин".
"У нас вообще-то небольшая семья: Мама, папа, дедушка и я, даже сестры или брата нет" -разболталась я.
Баба Эля замолчала, отошла и больше не произнесла ни слова до самого нашего ухода.
Сашок и Федор, которые были со мной в группе, успели у нее выведать, что она тоже воевала медсестрой в партизанах. После войны работала фельдшером, одна на целую округу окрестных деревень, а живет тут, неподалеку, в деревне с дочерью и внучкой, а летом в этих местах собирает травы, коренья, лечит людей и слывет знатной целительницей.
После обеда, мы засобирались возвращаться на базу.
Перед уходом Баба Эля сказала: "А сестра у тебя есть, не кровная, увидишься скоро, а это",- она сняла браслет с руки подавая мне, покажи деду.
"Да как же я покажу"-говорю я -"он же не видит ничего, с войны еще, ранен в глаза".
Баба Эля опять резко выпрямилась, как натянутая струна.
"Ну, с Богом,"- совсем чужим глуховатым голосом сказала она.
Проводить нас до дороги пришла ее дочь. Она совсем была непохожа на бабу Элю.
Но, тем не менее, что- то знакомое было в ее образе: черные волосы на прямой пробор и родинка, величиной с крупную горошину на правой стороне возле губ.
"Как у мамы"- мелькнула догадка, а вслух произнесла: "Вы похожи на мою маму".
Она улыбнулась и потрепала мне волосы на макушке, в точности, как делала мама.
Когда поднялись на склон, я обернулась, еще раз посмотреть на эту хижину, но, ее как не бывало.
"А где шалаш-то?"- недоуменно воскликнула я.
Удивленно переглянулись и ребята.
И только дочь бабы Эли молчала, поторапливая нас. Мы вышли на дорогу, как раз успевая к автобусу, который отвез нас на базу, где стоял из-за нас полный переполох.
За три часа доехав до города, уже дома, за семейным ужином, я увлеченно рассказывала о загадочных приключениях и встречей с бабой Элей в лесу и хижиной, невесть куда вдруг пропавшей.
Дед, до этого безучастно сидевший с приемником, вдруг насторожился, стал вслушиваться в наш разговор и с интересом переспрашивать, подробно, несколько раз, где, в каком квадрате мы были, какая местность вокруг и как выглядела бабушка Эля.
А когда я поведала о браслете, ему и вовсе стало плохо.
Еле откачали его пилюлями, даже укол поставили.
Тут он и поведал нам, что в этих местах они партизанили, даже сам строил этот блиндаж, который с помощью железнодорожных ручных рычагов выдвигался из земли и также уходил в землю с тайным выходом в стволе дерева.
Их, троих партизан, Петра, Николу и медсестру Нору забросили в тыл немцам.
При выполнении операции все трое были тяжело ранены.
Петр и Нора умерли в госпитале, как ему сказали, а его удалось спасти, только вот зрения он лишился.
А теперь, прошлое возвращается отголосками боли гибели любимой и его друга.
Под впечатлением воспоминаний деда, мы не спали всю ночь, а под утро, открыв дверь на продолжительный звонок, я увидела на пороге бабу Элю, ее дочь и внучку.
Из комнаты, будто предчувствуя встречу, прихрамывая спешил дедушка.
"
"Ну, здравствуй, Никола! Это я, Элеонора"."Вот, привезла дочку твою и внучку".
"Знакомься"-срывающимся от волнения голосом произнесла она.
Они стояли посредине комнаты вчетвером, обнявшись, рыдая и громко всхлипывая.
Тут же присоединились к ним и мои родители.
Я суетливо бегала вокруг них, обнимая каждого, пытаясь втиснуться в тесный родственный круг.
Дедушка, давно овдовевший, уехал с бабушкой Элей в деревню на свежий воздух, а мы часто приезжали к ним.
Месяца через четыре, после лечения бабой Элей, дед стал видеть одним глазом очертания и свет, а через полгода, после проделанной операции на этом же глазу, увидел через столько лет, свою любимую Нору.
С двоюродной сестрой Эдитой, мы стали близкими подругами и в следующем году участвовали в городском соревновании по ориентированию на местности уже вместе, и заняли одно из призовых мест, а еще, стали участниками движения "Партизанские тропы" помогая искать без вести пропавших солдат Великой Отечественной войны.
Таинственный блиндаж, за которым присматривала баба Эля, смазывая подъемные рычаги и сохранившая фронтовые партизанские аттрибуты: железные кружки, ложки самодельные и ножи, а также каски, карты, письма стали достоянием городского музея, и экскурсии проводились в сопровождении живых свидетелей партизанской войны Муромцевой Элеоноры Андреевны и моего деда Иволгина Николая Петровича.