Одно время в детстве я сильно хотел быть врачом. Началось всё с моего шатающегося зуба. Где-то услышав про то, как от него избавиться, я привязал к нему нитку, второй конец к дверной ручке и дождался, когда к нам зайдёт соседка. Не было мне тогда ещё и 6 лет. Соседка даже не заметила, как ассистировала в операции.
С этим зубом на ниточке я ходил неделю по посёлку и показывал всем подряд. Всеобщее внимание к моей персоне мне очень нравилось. Тогда, наверное, я впервые познал что такое хайп, хотя, естественно, этого слова не знал.
Вскоре я народу поднадоел со своим зубом, и от меня начали отмахиваться. Но подвернулся новый случай, после которого за мной чётко закрепилась слава будущего врача.
А было дело так. Прыгали мы по обычаю с пацанами с зонтами с сарая. Десантировались до тех пор, пока один из бойцов не сломал себе руку при приземлении. Как-то неудачно он упал на бок. Обычно у нас там ноги ломали.
Все конечно же со страху разбежались, но только не я. Внимательно осмотрев плачущего пациента и поняв, в чём дело, я из своей рубашки сделал больному повязку через шею и доставил его бледного родителям.
Как и полагается, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным и в тот же день я был основательно выпорот за то, что якобы заставил угрозами малявку украсть дома зонтик, залезть на крышу и оттуда столкнул его. После порки я получил ещё и неделю ареста.
Надо признать, что ремня и крапивы я получал частенько. И потому что бы довольно шкодливым дитём, но чаще мне доставалось по наговору. Валили на меня все и всё.. Когда к нам приезжала бабка, жизнь моя вообще превращалась в кошмар. Она частенько использовала наказания в целях предупреждения какой-либо шкоды. Иногда часами заставляла стоять на коленях в углу и нередко на какой-нибудь крупе, а то и на остром полене. Единственное, что до меня доходило после этих экзекуций, так это понимание несправедливости мира, даже, когда наказывали по делу.
После этого перелома никто в посёлке уже не сомневался, что из меня растёт будущий врач изувер, который сам создаёт себе клиентов. Тем не менее, как только мой арест закончился, ко мне обратилась пациентка лет двенадцати.
- Вовка, ты правда разбираешься во врачебном деле? - робко спросила в 2 раза старше меня девочка.
- Есть немного, — ни грамма не соврал я, так как сам искренне верил в это.
- У меня почему-то кровь начала идти, я скоро умру, да? - заплакала Светка.
Девочка была со своим отцом у нас на заработках. Поговаривали, что мать у неё гулящая и неизвестно где. Я понятия не имел в то время, что это такое, да и девочка всегда старательно обходила эту тему стороной. Её отец, впрочем, как и подавляющее большинство работяг у нас, был пьющим. Практически все заработанные в лесопункте деньги народ тут же пропивал. Мы с друзьями по вечерам брали пустые картофельные мешки и шли в Зелёный ресторан - в кусты за магазином. Собранную там стеклотару утром можно было обменять на конфеты. Главное, надо было успеть раньше хитрых стариков со старухами, которые тоже промышляли собиранием бутылок.
Светка была доброй девочкой, хоть и какой-то затюканной и забитой. Теперь, по прошедшую стольких лет, на всё смотришь совсем по-другому, и понимаешь все эти как и почему, которые тогда казались странными, и 12-летнюю девчонку на хозяйстве у отца-алкаша становится жаль ещё больше.
Но вернёмся к моей врачебной практике, а то я отвлёкся совсем. Крови я не боялся, так как порезы, синяки и ссадины шли всегда рядом со мной, как тень. Да и дрался частенько, так что из носа хлюпало нередко.
Я приказал Светке идти в наш шалаш в кустах возле дороги, а сам побежал домой за старыми радио-наушниками, которые служили мне стетоскопом.
- Ну и где у нас кровь идёт? Что болит? - спросил я пациентку по возвращению.
Девочка замямлила что-то невнятное и слёзы покатились у неё из глаз уже градом.
- Раздевайся и ложись, буду тебя обследовать! - жёстко скомандовал я, уже по уши войдя в роль.
Произошедшее дальше меня просто шокировало. Девочка молча стянула с себе платьице, потом трусики, легла на импровизированную кровать из сухой травы и отвернулась в сторону.
Даже несмотря на то, что у меня были к тому времени уже две старшие сестры и мама довольно долго таскала меня в женскую баню, но устройство девочек к 6 годам я себе представлял с большим трудом. Наверное, потому что этот вопрос меня никогда ещё не интересовал, и я просто не обращал на это внимание. Девочка, в моём понимании, отличалась от мальчика исключительно платьями, косичками и бантами. Ну ещё разве что повышенной плаксивостью и ябидностью. Даже колготки носили по тем временам все.
Я на всякий случай посмотрел себе в штаны и сделал не подлежащий сомнению вывод: у девочки был кем-то явно удалён краник. Причём, этот "хирург" не удосужился зашить образовавшуюся рану, из которой сочилась кровь.
- Что-то серьёзное? - плача спросила Светка.
Из какого-то фильма я знал, что пациентам нельзя говорить всю правду о состоянии их здоровья, чтобы их не травмировать.
- Одевайся! - уже не так уверенно, как раньше, приказал я, - Надо рассказать взрослым.
- Меня отец убьёт, если узнает, - по-новому зарыдала моя пациентка.
Я на мгновение задумался и понял, что и мне тоже достанется. Не хватает ещё, чтобы на меня повесили эту операцию по удалению аппарата для пи-пи. Тем не менее, я понимал, что ничего не понимаю и надо всё рассказать какому-нибудь взрослому.
Приказав Светке никуда из приёмной палаты не выходить, пошёл искать подходящего взрослого. К счастью, в магазине был привозной день и народа в центре посёлка было.
Из всех присутствующих в очереди возле закрытого на обед магазина наибольшее доверие я испытывал к тёте Аннушке. Она была бабкой моих кронштадтских приятелей, которые летом у нас отдыхали. Подойдя к ней, я отозвал её в сторону и выдал весь диагноз.
- Там возле дороги в кустах в шалаше Светка. Дело серьёзное и не терпит отлагательств. Какой-то гад удалил Светке... и так далее.
Аннушка как-то загадочно на меня посмотрела, сказала мне стоять в очереди, а сама пошла к девочке. Меня, честно сказать, удивила тогда эта её невозмутимость и отсутствие какой-либо паники, и даже малейшей обеспокоенности.
Вернулись они обе через минут двадцать, как раз, когда уже подходила Аннушкина очередь. Мне было приказано забыть этот врачебный приём и никому о случившемся не рассказывать, что я и делал все эти годы.
В качестве компенсации за моральный ущерб мне был куплен кулёк шоколадных конфет. Можно подумать, я бы без конфет всем разболтал. За кого они меня принимали вообще? Врачебная этика и всё такое, это же и ежу понятно. Но конфеты тем не менее съел. Светке надо было осенью в школу, и она уехала к бабке. Врачом быть после того случая мне больше не хотелось.