Человек с простреленной головой лежал на полу в криво нарисованном мелом звездчатом многоугольнике. Свечи, расставленные вокруг, бросали зловещие отблески на странные символы в углах уродливой пентограммы. В двух шагах от покойника застыл высокий, крупный молодой человек, которому никак не удавалось примириться с увиденным ужасом.
- Дьявол! Отец его все-таки вызвал? – прошептал он, наконец, и нервно дернул богатырскими плечами. Ткань жалобно затрещала. Сын покойного раздраженно поморщился, но вовсе не от того что ему было жаль старого сюртука. Просто, до этого момента убежденный атеист не верил ни в бога, ни в черта. Но теперь его взгляды начали стремительно меняться.
Дверь сзади стукнула, и Павел Антонович оглянулся. На пороге огромного кабинета стояла полноватая немолодая дама в сером домашнем платье. Ее глаза, такие же темные как у молодого человека, смотрели растерянно. В руках у женщины был пистолет.
- Утром в спальне нашла. Непонятно, откуда взялся! – проговорила она, удивленно глядя на сына. Затем глаза ее скользнули по письменному столу, книжным шкафам и, наконец, обратился на человека, распластавшегося на паркете. Дама вскрикнула, сделала несколько шагов вперед, закрыла рот рукой и повалилась навзничь. И если б Павел Антонович ее не подхватил, то она бы, верно, разбила себе голову.
Через час сын несчастных родителей ходил из стороны в сторону по батюшкиному кабинету. Свечи догорели, но убирать их, как и стирать пентограмму, Павел Антонович не велел. Вдруг, судейские чиновники все же поверят, что виной всему дьявол. Хотя надежды на это было немного.
- Утянут ведь в Сибирь! Или меня или родительницу мою! – проговорил бывший гусар, скрипнув зубами. – Добро бы за благородное дело борьбы с самодержавием! А то ведь – ни за что!
Молодой человек оглядел оскверненную ужасным ритуалом комнату и тяжело вздохнул. Хорошо было бы позвать священника. Если б тот окропил дом святой водой, стало бы как-то спокойнее. Но идти в храм после стольких лет ерничанья и насмешек над бедным отцом Дмитрием было невозможно! А кто еще мог разобраться в этой чертовой мистике? Павел Антонович сморщил лоб и, вдруг, осознал, что делать!
«Эта блаженная не откажет! Чем я хуже соблазненной девицы или попавшегося на уловки шулеров дурака? Им-то она помогла!» - прошептал бывший гусар и уселся за стол. Он достал лист бумаги, обмакнул перо в чернила и написал:
« Уважаемая Марья Николаевна! Батюшка убит не то дьяволом, не то матушкой! Приезжайте и помогите своему несчастному соседу в этом разобраться! Клянусь более не смеяться ни над Иисусом, ни над матерью его! А от себя обещаю, что безбожную поэму «Гаврилиада» ныне покойного господина Пушкина сегодня же сожгу, а пепел над полем развею!
Навечно ваш должник, Павел Серпуховской»
Молодой человек отложил листок, взял новый и, слегка успокоившись, начал другое письмо.
« Мой бесценный друг, - вывел он уже куда более уверенным подчерком. – Со мной случилась беда! Я получил огромное наследство!»
Вышла какая-то странность, но ничего исправлять новый хозяин Серпуховки не стал. Он лишь принялся подробно описывать посещение усадьбы странными гостями и последовавшие за их отъездом ужасные события. Павел Антонович еще долго скрипел пером, затем запечатал оба письма и позвонил в колокольчик. В кабинете тот час появился слуга, более всего похожий не на человека, а на побитую собаку. Молодой барин отдал ему запечатанные конверты и приказал отправить корреспонденцию адресатам.
В тот же день худенькая пожилая дама в скромном платье из дорогого английского сукна сидела в кресле напротив Павла Антоновича и очень внимательно рассматривала злосчастный пятиугольник. «Неужто, эта святоша знает, как сатану вызывать? Никогда бы не подумал!» - промелькнула шальная мысль в голове Павла Антоновича. Наконец, дама обратила на соседа чуть смущенный взгляд обрамленных сетью морщинок глаз и проговорила:
- Вы зря считаете меня Видоком в юбке. На бывшего начальника французской уголовной полиции я нисколько не похожа.
- Так вы, графиня, не верите, что отца сатана застрелил? – удивился бывший гусар. Марья Николаевна чуть кивнула.
- Но вы же что ни день в церковь ходите! А раз во Христа верите, то и дьявола верить должны! – обиженно воскликнул Павел Антонович.
- Разумеется, я в него верю. Но враг человеческий душу погубить стремиться, а не тело. Да и фигура на полу нарисована из ряда вон плохо. Я знаю, отец учил меня геометрии. А все ритуалы следует проводить очень тщательно, - спокойно ответила дама. - Люди в беде вашей виноваты! Но как их разыскать, я не знаю.
Молодой человек снова удивился странной осведомленности соседки в богопротивных делах, но теперь его волновало совсем другое.
- Не поможете, либо меня, либо матушку в Сибирь упекут! – закричал он. – Господам судейским лишь бы виноватого найти! Вот они и решат, что я отца застрелил, а матери пистолет подбросил! Не поверят они в дьявола, если даже вы не верите! Хотя был он здесь! Точно был!
Павел Антонович вздрогнул и пристально уставился куда-то за ширму. Похоже, предполагал, что сатана мог притаиться где-то там. Марья Николаевна участливо посмотрела на юношу, уже подходившего к порогу умопомешательства.
- Ваш покойный муж считал, что по уму вам равной в губернии нет. Кто же еще в этом деле разберется, если не вы? – продолжил уговоры Павел Антонович и голос его задрожал. Марья Николаевна задумалась. Сосед глядел на нее словно теленок, угодивший по глупости в волчий капкан, бросить его не позволяла совесть. Но как помочь несчастному, было совершенно непонятно. «Главное условие для деятельности есть порядок, - внезапно вспомнила она слова отца. – Разберись во всем хорошенько, задачка сама собой решиться».
- Хорошо, я попробую понять, что случилось, - осторожно проговорила старая дама, и глаза ее, внезапно, вспыхнули ярким светом. «Словно у командира, наконец, решившегося на сражение, - подумал Павел Антонович. – Недаром, старушка - дочь прославленного генерала».
– Расскажите, знали ли вы, что Антон Семенович сатану вызвать намеревался? И зачем это ему было нужно? - спросила Марья Николаевна, и взгляд ее стал очень внимательным. - Что вы обо всем этом знаете?
Молодой человек, густо покраснел и зачем-то стал смотреть куда-то в сторону.
- Не бойтесь, меня шокировать. Мне уж давно не шестнадцать лет, - проговорила графиня и мягко улыбнулась. Павел Антонович смущенно взглянул на нее и, наконец, опустив глаза в пол, прошептал:
- Батюшка всю жизнь до женского полу сильно охоч был. Да только в последнее время его визиты к красавицам не радостью оборачивались, а бедой. Мне он, конечно, ничего не рассказывал, а камердинеру жаловался. Говорил, что прелестницы беспутные смеялись над старостью его и неспособностью счастьем любви насладиться.
Произнеся это, молодой человек стал уже не розовым, а малиново-красным. Говорить о подобном приличной женщине дворянину, ясное дело, не полагалось! Но что ж делать, когда на нее одна надежда?!
- Я все поняла, - тихо проговорила тоже чуть покрасневшая Марья Николаевна. – Я ведь вдова, а не невинная девица. Ваш батюшка, верно, решил дьявола вызвать, чтобы юность свою вернуть? Как Фауст у Гете?
- Верно! – обрадовался бывший гусар, которому больше не нужно было распространяться на щекотливую тему. – Отец принялся писать письма родственникам, да знакомым. Всех он, будто в шутку, выспрашивал, не знает ли кто, как сатану вызвать. Большинство корреспондентов над ним посмеивались, а кое-кто и проклинал! И когда отец совсем отчаялся, ему пришло письмо из Москвы от некоего господина Смита.
- Англичанина? – заинтересовалась Марья Николаевна.
Павел Антонович сморщил лоб и проговорил:
- Кто его знает. Батюшка о таинственном чародее ничего не рассказывал даже верному слуге. Да только этот господин больно хорошо язык наш знал. Никогда я о таких чужестранцах не слыхивал.
Марья Николаевна кивнула головой и спросила:
- А появился чародей в вашем именье внезапно?
- Нет. Отец сообщил, что в июне приедет гость с помощником. И случится это обязательно в день полнолуния. Вчера днем они у нас появились и вечером уехали. А сегодня утром я нашел отца в его кабинете с простреленной головой.
Марь Николаевна нахмурила брови и спросила:
- А отчего вы, а не камердинер?
- Так запретил он во время ритуала его тревожить! Сказал, пока сам не позовет, никому не входить. Слугу запороть обещал, коли его ослушается! Тот теперь простить не может, что не вмешался. За один день сущим стариком сделался. Руки трясутся, слов с первого раза не разбирает.
Павел Антонович с досадой махнул рукой и тяжело вздохнул. Старая дама чуть наклонила на бок голову, нахмурилась, а затем спросила:
- Так вы думаете, что это господин английский вашего родителя сатану вызывать научил?
Молодой человек неприлично фыркнул, дернул плечами и проговорил:
- Уж не знаю, как ему это удалось. Батюшка за последнее время совсем беспамятен стал. Ничего ему не втолкуешь! Я оттого и в отставку вышел, что он с имением справиться не мог. А тут, вдруг, пентограмму эту заучил, знаки непонятные. Странно.
Лицо старой графини будто расправилось и ее лучистые глаза засветились пониманием.
- Моя старинная подруга с юности мистическими вещами увлекалась. Она писала мне о книгах, в которых говориться, как дьявола вызвать можно, – проговорила Марья Николаевна, быстро перекрестилась и добавила, - Может, ваш таинственный гость что-то подобное Антону Алексеевичу привез!
- Очень возможно! – воскликнул бывший гусар, подскочил к книжному шкафу и стал выкидывать из него один фолиант за другим.
- Не то! Все не то! – восклицал он в нетерпении.
Пожилая дама встала и направилась к соседу. Павел Антонович обернулся, услышав ее шаги, и сердито крикнул:
- Нет ничего похожего! Глупость вы мне посоветовали!
И хотя Марья Николаевна вовсе ничего ему не советовала, ей стало неловко от его слов. Она с детства терялась, когда на нее повышала голос. От смущения дама покраснела, но тут же взяла себя в руки. «Отцу было бы стыдно за меня, если бы я отступила», - решила Марья Николаевна и стала разглядывать отброшенные молодым человеком книги.
- Да что вы там разглядели на полу? – раздраженно спросил Павел Антонович.
- Пока ничего интересного, - смущенно ответила графиня. Молодой человек досадливо сморщился, но внезапно женщина добавила, - Однако, мне кажется странным, что Антон Алексеевич увлекался приготовлением соусов.
Бывший гусар, широко шагнув, тут же оказался рядом. Он поднял кулинарную книгу с пола и развернул.
- Рукописная, - удивленно проговорил он. – И язык внутри совсем не французский. Что-то знакомое, но толком понять не могу.
Марья Николаевна взяла у молодого человека тяжелый фолиант и сняла с него бумажную обложку. На темной коже ту же проступили цифры 666. Набожная женщина чуть было не выронила книгу из рук. Число дьявола напугало ее. Но дочь соратника самого Суворова не могла позволить себе отступить. Тяжелой поступью она подошла к столу, села на кресло и раскрыла проклятый том.
Разобрать старинную латынь было не просто. Марья Николаевна листала страницы и скорее чувством, чем разумом понимала, что до нужного места пока не добралась. Наконец, где-то в середине книги графиня нашла искомое.
- Что? Что там?! – закричал Павел Антонович, подскакивая к соседке. Он уж по лицу понял, что разгадка гибели отца совсем близко.
- Это обман, фальшивка. Теперь я догадываюсь, как Антона Алексеевича убили, а пистолет жене его покинули, - удовлетворенно проговорила графиня.
- Вы в книге это прочитали? – недоверчиво спросил Павел Антонович.
- Да, друг мой. Она мне все объяснила, - мягко сказала старая дама, и лучистые глаза ее ласково посмотрели на молодого соседа. Тот опустился в кресло и, с удивлением уставился на тощую старушку. «Святая или сумасшедшая?» - подумал он, сморщив лоб. Она, меж тем, очень серьезно проговорила:
- Вся книга на одной бумаге написана, а середина на другой. К тому же подчерк там иной и гравюры грубее. Да еще в этом месте подробные указания даны, как сатану вызывать. И способ призыва врага человеческого так составлен, чтобы батюшку вашего умертвить легче было.
Молодой человек вытаращил глаза.
- Первое, что требуется это все двери и окна закрыть. Вроде бы для того, чтобы сатане легко войти было. Только для него никакой засов не помеха. А убийце, напротив, в открытое окно влезть куда удобнее.
Дама подошла к ставням и внимательно осмотрела подоконник.
- Так я и знала, - тихо проговорила она. – Зарубки здесь.
- Похоже, что кто-то-то крюк закидывал! А к нему, думаю, веревка была привязана, – скрипнул зубами подошедший к окну Павел Антонович. - Злодеи, словно пираты торговый корабль, дом наш штурмовали!
Графиня кивнула головой и продолжила свои объяснения:
- Далее велено нарисовать на полу пентограмму и лечь на нее лицом вниз. Догадываетесь зачем?
- Чтоб застрелить человека легче было, - мрачно проговорил бывший гусар.
- И где спальня вашей матушки располагалась, преступные чародеи, наверное, знали?
- Да им батюшка весь дом вчера показал! - в отчаянии закричал молодой человек. Теперь он уже сам отлично понимал, что случилось. Злоумышленники утром уехали, а ночью один из них забрался по веревке в дом. «Нарочно ночь полнолуния выбрали, чтобы подлые дела свои вершить удобнее было. В полной-то темноте крюк-то забросить нелегко! – с досадой думал бывший гусар.
- Надобно их догнать! Коня загоню, а подлых господ настигну! – крикнул он Марье Николаевне, но тут же с досадой сморщился и сжал кулаки. А после упавшим голосом проговорил. – Зачем убивать несчастное животное? Преступники уж, верно, в Москве.
- И успели там затеряться, - согласилась с ним вдова.
- Что же делать? – воскликнул Павел Антонович и снова сжал кулаки.
Марья Николаевна вздрогнула, и лицо пошло красными пятнами. Она не справилась! «Дура!» – прозвучал в ее голове крик давно умершего отца. Впрочем, Марья Николаевна тут же постаралась успокоиться. Было необходимо понять, чего же недостает для решения задачи.
- Скажите, умеете ли вы рисовать?- наконец, спросила она бывшего гусара.
- Умею, и совсем недурно, - холодно отозвался тот.
- Тогда, - может, вы попробуете портреты чародея и его слуги изобразить? Полиции они бы очень пригодились.
Павел Антонович пожал плечами, взял чистый лист, обмакнул перо в чернильницу и принялся за работу.
- Вот, извольте, - проговорил он, закончив, и протянул бумагу Марье Николаевне. – Только я цвет волос не передал. А у них и борода, и усы, и локоны, и брови были ярко-рыжими, почти морковными. Только ресницы обыкновенные, русые, как, к примеру, у меня.
Пожилая дама посмотрела на рисунок, чуть нахмурилась и наклонила голову набок. Странные господа выглядели так, словно собирались маскарад и желали ни в коем случае не быть узнанными. Внезапно, в уме Марьи Николаевны все сложилось. Лицо ее просветлело, и она спросила соседа:
- А не могли бы вы, Павел Антонович, мошенников этих без бороды и усов изобразить?
- Зачем это? – настороженно отозвался бывший гусар.
- Опять же для полиции. Бороду с усами легко сбрить можно, тогда человека узнать не просто будет. А злодеев поймать нужно, чтобы убийцы по стране нашей свободно не ходили, - твердо заявила вдова.
Павел Антонович кивнул и опять взялся за перо. По мере рисования лицо его бледнело, а руки стали все больше и больше трястись. Внезапно, он смял бумажку, кинул ее на пол и закрыл лицо руками.
Марья Николаевна осторожно подняла рисунок и взглянула на портрет одного из злодеев. С листа на графиню глядело лицо столь прекрасное, что его едва ли можно было забыть. Старая дама приблизила свою руку к русым волосам соседа и погладила его, словно ребенка.
- Я считал, что она святая! И грех на нее думать! Ведь я никогда не встречал девушки покорнее и ласковее, - вдруг, взвыл Павел Антонович. – Все прихоти мои исполняла! Ничего взамен не требовала! Я ей раз пощечину залепил, из ревности глупой. Так она руку мою поцеловала!
- Это-то вас и насторожить должно было. Бесплатное угощение только в мышеловке бывает, - грустно проговорила Марья Николаевна.
- Но вы же мне безо всякой выгоды для себя помогали! – воскликнул Павел Антонович. – Или нет? – Глаза молодого человека мгновенно сузились. Он явно ожидал какого-то подвоха.
- Мне добраться до имения вашего было не трудно. К тому же, совесть моя теперь чиста будет! Я не оставила ближнего своего в беде. Да только если вы бы меня как-то оскорбили, я бы тотчас уехала. И еще соседям рассказала о поступке вашем. Я, конечно, правоверная христианка, но унижать себя никому не позволю, - твердо заявила Марья Николаевна. – Батюшка мой в гробу бы перевернулся, если б я поступила иначе.
Павел Антонович тяжело вздохнул и тоскливо уставился в окно.
- Не стоит себя винить, - тихо произнесла графиня. – Любой человек ошибиться может.
- Ошибиться! – выкрикнул молодой человек. – Да из-за меня отца застрелили! Не женился бы я на этой бессовестной актерке, ничего бы не случилось!
- Вы венчаны? – спросила Марья Александровна.
- Да, - тихо проговорил молодой Серпуховской.
- И вы писали своей жене, что ваш батюшка искал чародея, чтобы омолодиться?
- Я был дурак! И бог меня за это наказал!- закричал Павел Александрович.
- Бог спас вас и матушку вашу! – укоризненно проговорила графиня Ростова. – Преступления хитрой актрисы могло бы и не открыться, а тогда Анну Николаевну признали бы виновной в смерти мужа. Сами знаете, его любовные похождения всей губернии известны. Все решили бы, что у жены терпение лопнуло, и она Антона Алексеевича от злой обиды застрелила. А ваша смерть, после получения наследства, была бы супруге вашей очень выгодна. И хитрая женщина сумела бы это устроить. Но теперь вы намерения ее знаете и сможете себя защитить.
Судебный чиновник согласился с тем, что приезжий чародей застрелил Антона Алексеевича. Однако, разыскивать виновницу несчастья он не захотел.
- Ваш рисунок – не доказательство, – сказал следователь - Может, вы из ревности решили вашу супругу в преступлении обвинить.
- И к кому же я, по-вашему, ревновал? – взвился Павел Антонович.
Судейский чиновник поджал губы и нахмурился.
- Что вы молчите? Договаривайте, коли начали! – потребовал Серпуховской. Я уж теперь ничему не удивлюсь.
- Вы, видимо, в Москве давно не были и новостей наших не знаете, - осторожно начал следователь.
- Да не тяните! – закричал в нетерпении его собеседник.
- Одно очень значительное лицо зачастило в театр, где супруга ваша служит. И еще она в таких украшениях на сцене появляться стала, что и великой княжне надеть не стыдно, – чиновник, вдруг весело фыркнул и добавил. – Хотя для роли бедной поселянки они едва ли подходят.
- Я все понял! – возмущенно закричал Павел Антонович. – Вы верите, что она в смерти родителя моего виновна! Но покровителя ее боитесь.
Его собеседник вздохнул и, несколько сконфуженно, добавил:
- Я с такими господами, как друг красавицы вашей, связываться не стану. Мухи мы приставучие для людей такого рода. Он пальцем щелкнет, да прибьет. И отвечать не станет. Лучше о разводе позаботьтесь. Священные узы брака разорвать не просто, но можно. И денег для бывшей благоверной не жалейте! Иначе живым из этой передряга вам не выйти! Как отец говорю.
Через час колокольчик следователя затих вдали, а Павел Антонович остался в комнате один. Кулаки его сжимались все сильнее и сильнее. Ему предложили отступить перед неприятелем! Да не на время, как князь Кутузов из Москвы, а навсегда!
- Ну, уж нет, господин следователь! Я не дам злодейке разгуливать по нашей земле и людей губить, - проговорил Павел Антонович, скрипнув зубами. – Пусть трусливые чиновники бояться! А боевому офицеру такой расклад не с руки! Я черкесским пулям не кланялся, не поклонюсь и сановному подлецу, что убийце покровительствует!
Павел Антонович тут же представил себе прекрасный, схожий с мадонной лик жены и тут же в его разгоряченном мозгу возникла новая мысль: «Что если моя благоверная дурит значительное лицо точно так же, как меня? И, ежели, он нрав ее узнает, все его заботы о ней быстро закончатся? Только вот как это устроить?»
Бывший гусар чуть успокоился и задумался.
« Ум – хорошо, а два – лучше», - наконец, решил он и поспешил вон из комнаты. Вскоре, вороной жеребец уже мчал его по дороге к соседнему именью.