Если вдуматься, цель этих моих мемуаров - тройственная: рассказать о «трудностях перевода» в прямом и расширительном смыслах (что естественно с учётом специфики мест работы), поговорить о перемене времён и вспомнить персонажей этого времени перемен.
К первой теме я буду, конечно, возвращаться. Ну, например. В самом начале моей новой карьеры был один ирландец, менеджер налогового отдела, который обладал классическим лицом русского пьянчужки (ирландцы часто обладают таким лицом) и, конечно, любил поддать (ирландцы это любят ещё чаще). С частотою раз в месяц, не реже, он приходил в понедельник на работу с побитым этим самым лицом. Происходило одно и тоже: в пятницу вечером его принимали менты на пути домой из какого-нибудь бара (ирландских баров в Москве тогда было два: «Рози О’Грэйдис» и «Сэлли О’Брайенс»). Услышав пьяное «я нэ говорью по русски» стражи порядка решали, что этот синяк еще над ними и издевается, в результате чего сильно лупили.
Впрочем, с другим работавшим у нас менеджером - мальтийцем по национальности - был случай похлеще и, кстати, не связанный с русским языком. Того две снятые им жрицы любви напоили клофелином, дав, видимо, лошадиную дозу, чтобы уж наверняка. Подробностей того, кто вызвал «Скорую», я не знаю - знаю лишь, что оказался наш рыцарь мальтийского креста в какой-то самой обычной московской больнице (койки в коридорах, висящая пластами штукатурка, запах - ну, вы понимаете), где провёл около двух недель. Дело в том, что в результате действия чудо-вещества он забыл не только известные ему русские слова, но и - полностью - английский язык. В результате он всё время бормотал исключительно по-мальтийски (опять же, кто слышал мальтийскую речь - поймёт), а врачи гадали, что это за диковинные звуки, и не могли установить личность. Английский к нему потом вернулся и он вырвался из больницы, но и Россию вскоре, что неудивительно, покинул.
Но теперь пора, наверно, вернуться к двум другим заявленным темам (а именно переменам и персонажам) на примере первых проектов помимо давшего мне, так сказать, путёвку закона о банкротстве.
Одним из таких первых клиентов был человек, имя которого, равно как и название его компании сейчас, наверно, мало кому что-то скажет - а ведь о нем можно было бы снять фильм наподобие голливудского байопика. Обойдусь-ка снова без псевдонимов: человека звали Алексей Королёв, а его детище - Центральный Московский Депозитарий (кратко - ЦМД). Алексей раньше был офицером Советской Армии - военным программистом или кем-то в этом роде, потом на заре приватизации переквалифицировался в брокеры (благодаря чему был знаком с разными чубайсами и варданянами), а потом с группой таких же как он демобилизовавшихся технократов нашёл себя, создав ЦМД - специализированного регистратора акций, ставшего ко времени нашего знакомства крупнейшим в России. Независимая регистрация прав на акции и хранение реестров акционеров были тогда нишевым и высокотехнологичным бизнесом, казавшимся очень привлекательным в пору, когда иностранные деньги валом валили в страну и у всех были иллюзии на предмет скорого воцарения у нас цивилизованной рыночной экономики, а с ней и национального фондового рынка.
Кстати, удивительно, что в те годы всеобщих понтов мой герой был исключительно скромным человеком. Помню, только через пару лет после нашего знакомства он похвастался мне, что купил первую «иномарку» (тогда было такое слово) - и не «Бентли» или «Мазератти», а просто СААБ. В этот момент стоимость ЦМД была несколько десятков миллионов долларов.
И ещё (снова о языках): ни Королёв, ни его приспешники практически совсем не говорили по-английски, что позволило мне в те годы, когда всеми проектами у нас рулили иностранцы, стать его основным спарринг-партнером и наблюдать всю историю изнутри.
Я тогда сделал несколько проектов для иностранных инвесторов, думавших купить долю в ЦМД, а потом и для него самого в той же связи. Последний такой отчёт я должен был сдавать Алексею 17 августа 1998 г. - может, более молодым пользователям сети интернет эта дата уже ни о чем и не говорит... Тогда скажу лишь, что в этот день родное правительство объявило дефолт по ГКО (государственным казначейским облигациям), выпуск которых стал крупнейшей пирамидой современности - куда там мавродям и прочим властилинам.
Я застал клиента курящим сигарету за сигаретой в своём кабинете (до этого не видел его курящим) и с явно несколько спутанным сознанием - в силу действия то ли каких-то веществ, то ли обстоятельств. «Всё! Ты понимаешь, это (конец)! Какой на хер отчёт? Какое привлечение инвесторов? Нету их больше, инвесторов!»
Отчёт я, тем не менее, официально направил, а следующие месяца три был занят, главным образом, выбиванием своего личного кредита, только что взятого в «Диалог-Банке» (опять же, может, кто ещё и помнит такой) и там же зависшего - разумеется, в тот момент, когда я был в процессе покупки квартиры и внёс депозит.
Выбивание заключалось в каждодневных митингах в лобби офиса банка на Тверской-Ямской. Когда надоедало митинговать, мы шли покупать все, что возможно, вернее, что осталось, в располагавшийся по соседству супермаркет «Олби-Дипломат», где по неведомой причине ещё принимали карточки, в том числе, этого Диалог-Банка. Однажды во время такого продуктового рейда я даже дал изобличительное интервью корреспондентам какой-то немецкой телекомпании. Помню, оператор и интервьюер одной рукой держали соответственно камеру и микрофон, а другой - продуктовые тележки.
Та история завершилась взаимозачётом с выдачей нам банком тридцати пяти тысяч долларов (по тем временам - немыслимая сумма), кои были привезены домой на метро в пластиковом пакетике. Мне удалось немыслимым образом завершить-таки сделку по покупке квартиры, но речь не об этом.
Речь о том, что где-то через месяц после страшного семнадцатого августа наша кредитный контролёр со звучным именем Люба Ниссельбойм (мне кажется, это хорошее имя для кредитного контролера) позвонила мне сказать, что ЦМД заплатил за этот отчёт об оценке. Полностью. В валюте (а рубль просел в четыре раза). За отчёт, которым в новых реалиях Алексей мог... в общем, совершенно бесполезным стал этот отчёт. В условиях, когда все компании выживали и выбивали деньги из банков, чтобы не увольнять людей. Может, вам это ничем особенным и не покажется, но я тогда буквально прослезился. И ведь Штирлиц ещё не знал, сколько раз в профессиональной карьере ему цинично не заплатят за хорошо сделанную и вполне востребованную работу.
Через пару лет Алексей вполне восстановил свой бизнес и снова прочно занял первое место на рынке регистраторских услуг. Например, ЦМД держал реестры РАО ЕЭС и почти всех его региональных энергетических дочек (если вы знаете, о чем я). Это важно для дальнейшего рассказа. Он говорил даже, немало мне льстя, что все мои прогнозы из финансовой модели приснопамятного отчета об оценке сбылись с высокой точностью и лагом именно на те два года.
Здесь я, наверно, углубляюсь в неинтересные публике технические тонкости. Дело в том, что оценка бизнеса по методу так называемых дисконтированных денежных потоков делается путём построения финансовых прогнозов и последующего их... нет, не разоблачения, а дисконтирования: ведь, как мы все знаем, чем будущее более отдалено, тем выше вероятность, что планы наши не сбудутся. Например, чтобы спрогнозировать рост бизнеса этого моего клиента, мне надо было сделать предположения, сколько компаний переведут в следующие пять лет свои реестры к независимым регистраторам, какую долю этого рынка может взять ЦМД, как будет расти число сделок с акциями в России (потому что за каждую перерегистрацию брался тариф), ну, и так далее. Не Ванга, конечно, но тоже.
В этой связи вспоминается история, свидетелем которой, скажу честно, я не был и которую рассказываю со слов моей коллеги тех лет Goulnara Panina, но которая мне очень нравится (и опять же относится к теме трудностей перевода). К Гуле пришёл братковатого вида потенциальный клиент заказать оценку бизнеса, который он намеревался купить.
- Слушай, - говорит - а вы, когда компанию оцениваете, за сколько лет прибыль берёте - за два или за три?
- Ну, как Вам объяснить, там все несколько сложнее. Сначала мы берём денежные потоки до бесконечности, потом...
- Да что я, мудак что ли - платить до бесконечности???
Но я опять отвлёкся, а закончилась эта история так. Когда электроэнергетику в России, как, впрочем, и все остальное, прибрали к себе сечины, ковальчуки и прочие, они справедливо решили, что независимый регистратор им там ну совсем не нужен. И порешали вопросик хорошо освоенным способом - отъемом у ЦМД лицензии из-за каких-то придуманных нарушений и передачей реестров акций своему карманному регистратору. Надо ли говорить, что обращение в суды всех инстанций моему герою ничего не дало. Даже не попытались помочь ему и чубайсы с варданянами: у тех в сувереннной демократии образовались какие-никакие медоносные полянки: Роснано там... Это тебе, конечно, не залоговые аукционы, но на булавки, то есть, фильмы Дуни Смирновой и прочее, хватало.
Не надо, наверно, говорить и о том, что столь точно сбывавшиеся до той поры мои прогнозы роста фондового рынка накрылись чекистской звездою.
И тогда Алексей нанял меня на последнее задание: помочь ему продать его бизнес - вернее, то, что от него осталось. Ведь там были и уникальное ноу-хау, и программное обеспечение, и люди - а лицензию при переходе в правильные руки, понятное дело, тут же вернули бы.
Но я не смог ему помочь. К нам стали приходить уверенные в себе ребята из госбанков с гарвардами за плечами и в хороших костюмчиках. За этой видимостью скрывались стервятники с длинными шеями без пёрьев (в смысле, без принципов), предлагавшие, пользуясь ситуацией, какие-то гроши.
И Алексей сделал то, чего никто не ожидал - просто ликвидировал своё предприятие, хотя это было и хлопотно, и вообще означало невозможность вернуть хоть что-то. Это был безо всяких скидок жест «врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»» - только без внешних эффектов, но уходящий под воду Андреевский стяг вполне можно было домыслить. Когда Никита Михалков в фильме «Двенадцать» изрекает «Русский офицер бывшим не бывает» и всё такое прочее - это невыносимо пошло (как, собственно, и всё, что в последнее время снимает Михалков). А мой герой просто взял и сделал.
Вот и вся история. Почти вся. Несколько лет мы не встречались, а потом ещё раз мельком видел Алексея. Выглядел он плохо - то ли инсульт, то ли что то в этом роде. Он тогда пытался начать новый бизнес - какую-то якобы уникальную платформу для телеконференций с неограниченным числом участников - и хотел вывести ее и на российский, и на западные рынки. Сейчас было бы самое время. Но что-то явно не пошло. Ни об успехах этой платформы, ни о нем самом я больше не слышал.