Как заграница,- спросил Георгий Алексеевич, узнав, что во время отпуска я с супругой побывал на отдыхе в Греции. А, знаете, я ведь в Советское время тоже по странам, как их тогда называли социалистического лагеря проехал! В 1979 году по путевке Райкома Партии была организована поездка в Болгарию и Румынию. С колхозов района были отобраны женщины- передовики производства, ну, а меня, в то время молодого зампреда одного из колхозов, послали руководителем этой женской компании. В Болгарии все было просто и понятно – как в соседнюю республику на выходные съездили – попили ракии, позагорали на знаменитых Золотых Песках (Злато Пясцы), словно в Анапе побывали, а вот в Румынии возникли проблемы. Не знаю, чему уж там детвору в школах обучают, но молодой переводчик, которого отрядили для показа местных достопримечательностей и связи с общественностью, в первый же день огорошил нас сообщением, что во время Второй Мировой войны, бравые румынские солдаты оказали мощное сопротивление фашистам и чуть ли не спасли от них СССР. Колхозницы с удивлением переглядывались между собой и посматривали в мою сторону.
Вначале я подумал, что товарищ оговорился, либо шутит, но он продолжал без тени смущения упорно, даже, с какой то бравадой, гнуть эту тему, расписывая в подробностях «геройства» румын. А Вы, ведь меня знаете, за мной не заржавеет, я терпелив только до точки кипения, потом меня уже не унять! Поэтому в очередной раз, когда он затеял свое повествование и поднялся недовольный шепоток наших женщин, у многих из которых еще свежа была в памяти война, я встал, и громко, чтобы слышали все женщины, произнес: «Я родился уже после войны, но мать и старшие сестры рассказывали мне о «прелестях» немецко-румынской оккупация. Я подчеркиваю, немецко-румынской! Наше село попало как раз под зону румынской ответственности. Да будет Вам, уважаемый, известно, что Румыния вступила в войну на стороне фашистской германии. Так вот, Ваши хваленые «освободители» отличались неимоверным мародерством и жадностью – они гурьбой вламывались в хаты станичников и буквально обирали их до нитки. Выносились продукты, корм для скотины, без стеснения да с угрозами уводилась и сама живность. Из сараев тянули косы, грабли, сеялки, инструменты. В нашем доме такой румынский "защитник" даже пытался отвязать старое колодезное ведро. Когда моя старшая сестра, пытаясь пристыдить, закричала на "бравого солдата", тот, громко гогоча, пальнул возле уха ребенка из винтовки. Слух восстановился только недели через две, но не полностью, оставив румынскую метку на всю ее жизнь. Мои родственники после такого постыдного налета чуть от голода не погибли, а ты тут нам байки какие- то рассказываешь». Меня откровенно понесло, и, с трудом сдерживая кулаки, я напоследок сказал- «Если не прекратишь чушь нести, в следующий раз получишь по своей лживой роже! Ты меня понял?!» Переводчика как ведром воды смыло. Но, на этом инцидент не закончился...
На завтра я был вызван в наше посольство, куда написал кляузу на меня переводчик. Повезло, что разобраться в ситуации доверили сотруднику, прошедшему войну. Выслушав мои контрдоводы, он махнул примирительно рукой, и сказал кому-то в соседнюю комнату, что в отношении меня инцидент исчерпан. По отечески пожурив за горячность, так, думаю, на всякий случай, в заключении все же посоветовал быть в разговорах с румынами поаккуратнее, ибо «ребята эти ненадежные и с хорошей гнильцой!».
Переводчик больше так и не появился, поэтому прощальный вечер, который был организован в одном из ресторанов Бухареста, проходил без него.
Столы в огромном зале были организованы в соответствии со страной проживания. Дружной компанией сидели по-европейски приодетые ГДР-овские немцы. Рядом - подвыпившие, и от того, наверное, покрасневшие и разбитные болгары в белых рубахах с цветастыми вышивками. Чуть подальше от нас расположились веселые, тогда еще братья поляки. Из Советских были только мы, которые сиротливо сидели за почти пустым столом. То была последняя изощренная месть переводчика, который оплатил только выпивку без еды, да и та оказалась отвратительного качества. Можно было, конечно, прикупить что-либо из съестного, но из скудных грошей, которые разрешалось вывозить нашим гражданам при поездке «за рубеж», к последнему дню уже ничего не осталось.
По всей видимости вечеринка шла по своему давно отработанному сценарию, который из-за отсутствия переводчика нам был не всегда понятен. Фигляристый ведущий что-то громко выкрикивал, воодушевляя народ, а переводчики за каждым столом сообщали гражданам той, либо иной страны на какой конкурс их сейчас приглашают. Конкурс с танцами для нас был более-менее понятен. Здесь впереди планеты всей оказались немцы. Они вполне профессионально станцевали вальс, да и в фокстроте им не было равных. Поляки дали всем жару в твисте. Ну, а мы... В связи с наличием единственного мужчины, то есть, меня, наша команда участия в танцах не принимала. И дело здесь было не в неумении, просто из-за отсутствия выпивки, да и голодный желудок оптимизма не придавал, веселиться как то особо и не хотелось. Мы были рады за веселящихся соседей, но не более. От того, видимо, наш стол был самым тихим и целомудренным.
По окончанию танцевального конкурса, ведущий предложил присутствующим устроить конкурс на лучшую песню на родном языке. Каждый стол старался как мог. Однако, то-ли люди уже подустали на предыдущих конкурсах, то-ли сказалось действие алкоголя, но пение было не дружным, слова, как правило, забывались, и лишь изредка песня все-же допевалась. За спетую до конца песню, ведущий начислял баллы и предлагал соседнему столу попробовать спеть не хуже.
Отметив пассивность голодного и от того "дюже смирного" стола, ведущий видимо махнул на нас рукой. Он не учел только одного момента – петь на Кубани могут и умеют в любых случаях- и за здравие, и за упокой, и хорошо поевши, и, даже на голодный желудок! Только тональность песен меняется в зависимости от состояния души поющего. Да, и, что за работа на Кубани без песни?!
«А, шо, якшо ми зараз, та заспиваем? – обратились ко мне женщины на кубанском диалекте - «Заспивайте, заспивайте, чего ж стесняться то?»- выразил я им свое согласие. Многим девчатам в прошлом доводилось петь на церковном клиросе, поэтому, посовещавшись, они вновь обратились с вопросом- «А може клерикальную?»- «Да хоть про лешего пойте – это не болгары, они ни то, что старославянского, они и русского то никто не знает! Спивайте!». Петь вызвались три "дивчины", которые не раз помогали песнопениями священнику.
Внезапно без предупреждения ведущего среди гомона и уже пьяных выкриков, послышались чистые, как слезинки тающих сосулек голоса, которые переплелись в кубанском многоголосом пении. Дружно-жующая и громко-галдящая публика при первых звуках доярок и работниц горошкового цеха, как по мановению волшебной палочки застыла в изумлении, и, забыв про недожеванную пищу и недопитое в фужерах вино, жадно стала искать глазами исполнителей. Тем временем девахи пели проникновенно, с разбивкой по голосам, да так, что мурашки начинали бегать по коже. Было видно, что аналогичный отклик песня получила и у остальных слушателей. Публика не понимала слов, но мелодия и звенящие голоса были настолько проникновенными, что, видимо, каждый начинал думать о своем, сокровенном. В зале ни то, что голосов, шепота не было слышно. В немом удивлении застыли не только гости за столами, но и официанты. Двое из них создали даже пробку в дверном проеме, остановившись с главным призом - дымящимся жареным поросенком на широком подносе с кокетливо-торчащим запеченным яблоком во рту.
Я часто слышал пение наших девчат на колхозных полях в периоды отдыха от работы, на свадьбах, праздниках, но тогда, исполняя христианский гимн, они пели просто в ударе. Казалось, что и девчата преобразились – это уже не были не по моде одетые, неловкие и угловатые колхозницы – это было трио, от которого исходили божественные звуки, которые, несмотря на их непонятность для окружающих, парили над сознанием, проникая до глубины сущности каждого слушателя вне зависимости от их национальности и вероисповедания! И, когда пение закончилось и наши дамы, как положено, по-станичному раскланялись на три стороны, и сели за стол, в зале еще некоторое время царило полное безмолвие. Затем раздались первые хлопки, которые мгновенно переросли в оглушающие овации. Такого воодушевления публики, зал, наверное, не знал с момента своего рождения. Со всех столов поднялись люди, они окружили наш стол, что-то говорили на своих языках, благодарили за пение, интересовались откуда мы. И хотя ни слова, сказанного ими, мы не понимали, но информация воспринималась на каком то подсознательном уровне, от чего общаться было легко и непринужденно.
Увидев спартанское убранство нашего стола, с соседи стали передавать бутылки со спиртным и подносы с едой. Да и поросенок с яблоком, по общему согласию тоже оказался на нашем столе, которым уже наши девчата щедро поделились с другими столами. Выпив с моего молчаливого разрешения (помня категорические наставления перед поездкой компетентных органов по- поводу выпивки, ну, как по Высоцкому: «Нет, ребята, только чай…!», сделал вид, что не замечаю процесса) по сто грамм, и хорошенько закусив, повеселевшие девчата исполнили еще несколько песен. Затем, забыв про протокольные мероприятия, кто-то, отмахнувшись от ведущего, попросил спеть «Катюшу», ее уже дружно подхватил весь зал. В общем, такого веселого застолья ни я, ни мои девчата уже давно не видели! Причем, это было никакое не заискивание перед представителями страны- победибельницы,Боже упаси, это была простая народная дань уважения мастерству наших кубанских девчат!
Алексеевич хитро прищурился- «Так, что и мы за границами побывали, и в грязь лицом не ударили. А, нехай знают наших!!!»
В.В.Захаров, март 2021г.