Никитич и Тихон

Морозова Анна Николаевна
Вышел как-то Никитич на крыльцо подышать морозным воздухом, глядь какой-то комок чёрный по снегу белому катится от калитки да прямёхонько в сторону дома. Слепой Никитич принялся было тереть слабовидящие глаза кулаками, испугался сперва, чёрт его знает, что это могло такое катиться. А когда протёр их, то комок этот уже подкатился к крыльцу. Жалобно и почти не слышно издал тихий звук, издали напоминающий приглушенный писк с хрипотцой.
- А чего так тихо? - задавая вопрос черному кругляшу, Никитич делал важный наигранно равнодушный вид. - Эх ты! Пришёл. А кто-то звал тебя? А? Я что ль приглашал?

Крошечные зелёные глазки непонимающе смотрели на Никитича.

- Ну, говори! - на секунду глянув в его сторону, Никитич деловито продолжил вдыхать морозный воздух и кто знает сколько бы так продлилась их беседа, если бы не ветер, внезапным порывом отбросивший чёрный комок к поленнице дров, разместившейся у  ступенек крыльца.

- Э! Не балуй! - то ли комочку, то ли ветру произнёс он и кинулся вниз по ступеням. Присел на корточки и протянул в его сторону ладошку. Малюсенький чёрный котёнок непонимающе глядел на протянутую руку мужчины и осторожно обнюхивал её.

- Страшно тебе, парень? - заглядывая в глаза котёнку, спросил Никитич. Тот вроде бы даже понял вопрос и пропищал в ответ протяжное почти беззвучное "мя-а-а". Никитич высунул вторую руку из кармана, всё это время греющуюся в там, и взял в две ладошки котёнка.

- Ты чего такой тихий? Тишка что ли? Ну, будем знакомы! Я Захар Никитич, для тебя можно просто Захар, а можно Никитич, это как тебе будет удобно.

Так и зажили вдвоём Никитич с Тишкой. Оба они нашли интерес друг в друге. Никитич не любил громких звуков, кот их не издавал вообще. По мере взросления его голос совсем пропал. Как любил повторять Никитич: "Голос ты, Тишка, совсем отморозил". Тишкин же интерес обстоял в молоке, которое не пересыхало в его миске, да в рыбе, которой его кормил дед - рыбарь, да в натопленной печке, на которой Тишка всё время спал. Всё время он спал и ел, ел и спал. Даже на двор ходил редко, особенно по зиме. В дырку сходит, что в полу для него имелась, нужду справит под полом и опять спит.

Как водится, кошки лучшие охотницы на мышей и птиц, но Тишка был котом, охотился он одно что на жуков. Да и ни к чему ему было зазря носиться за живностью, если еда в неограниченном потоке поставлялась ему прямо в чашку, которая пододвигалась к его носу. В спящем состоянии нос кота принимался ходить ходуном. Чуя рыбный дух, мозг давал команду просыпаться, глаза подёргивались, мурчание так и хотелось вырваться наружу, но получалось что-то наподобие обрывистого и хриплого: "А-а". Тишка вставал и принимался за трапезу, а дед наблюдал.

Развлекались они как могли. Никитич любил садить кота запазуху, тот сразу сворачивался комком и принимался храпеть, переминать лапами. А ещё нравилось Никитичу носить кота на плечах. Бывало подойдёт он к спящему Тишке, примется гладить, а тот как растянется в длинную колбасу, лапы в стороны разведёт, выгнется весь в обратном направлении и лежит так, зная уже, что хозяин тотчас положит его себе на плечи и обмотает вокруг шеи. Часами мог ходить по двору Никитич с лежащим на его плечах котом. Даже мелкие дела старался выполнять так, чтобы не прогонять любимца: и ведро с водой в дом занесёт, и калитку к ночи на засов запрёт, и печку растопит, а кот всё знай на дедовских костлявых плечах лежит, вроде бы и неудобно ему там, а неудобней всё же отказывать старику в этом привычном желании потаскать товарища на себе.

- Помощничек! Дармоед! Молокосос! Прихвостень! Лежебок! Лодырь! Увалень! Лапоть! Мурло! - как только старик ни называл кота, а в конце всегда добавлял - Тиша! Тишка! Тишок! Тишина!

Как-то кот повадился точить когти об дверные косяки. Дед сразу и не заметил этого, не обращал внимания на них. Наталья, соцработник, которая ухаживала за Никитичем, два раза в неделю ходившая к старику, мыла как-то полы и приметила.

- Захар Никитич, кот что ли косяки твои в труху превратил? - задыхаясь, сидя на корточках обратилась она к Никитичу и не дожидаясь ответа, принялась дальше возить тряпкой на пороге у двери.

- А ну... - дед робко подошёл к Наталье, посмотрел на косяк, - Ну, точно! - недоумевающе произнёс и перевёл глаза на мирно прикорнувшего на печи кота. - Тихон! - крикнул он, но кот и носом не повёл.

- Натаха по-детски как-то хихикнула и в предвкушении дальнейшего развития событий, встала и направила взор к Тишке.

Ни что не предвещало беды, но тут дед подошёл к коту и прям в ухо ему:

- Спишь, сучок!?

Кот от неожиданности поднял голову, открыл огромные глаза и уставился на Никитича. В глазах его явно читалось: "Чего тебе надо, старый пень!". Наталья принялась смеяться, а кот перевёл взгляд на неё. Слишком ненормальным, недобрым что ли показался этот смех Тишке. Натаха залилась смехом пуще прежнего, да так, что рука, держащая грязную, свисающую половую тряпку, заходила ходуном. Тут Тишка, видимо, испугавшись этой тряпки, подскочил вверх и намеревался было приземлиться на своё же место, да задние лапы его соскользнули с гладкого оштукатуренного угла печи, и кот рухнул. И всё бы закончилось хорошо, как говорится сколько кот не падает, да всегда встаёт на лапы. Только вот около печи стояло ведро с помоями, которое Наталья хотела было сперва вылить, но отложила на потом - после полов.

Тишка весь вошёл в вонючее содержимое того ведра, а содержимое это почти полностью из него вышло. Фонтан из грязной воды, рыбных отходов и всевозможных очистков, почти на метр взмыл ввысь и щедро обдал зловонным своим потоком белую печь, деда с Натахой и весь вымытый пол.

Тишка резким прыжком вытолкнул себя из ведра да не смог с первого раза выпрыгнуть, ведро повалилось на пол и кота вымыло оттуда остатками помоев. Кот принялся нервно грести лапами и пытаться встать, несколько раз пробуксовав, ему всё же удалось взять себя в лапы и унестись в открытую настежь дверь.

Натаха с Никитичем стояли с открытыми ртами и понимали, что зря занялись воспитанием мирно спавшего животного. Когда был вымыт второй раз пол и даже помойное ведро на несколько раз; когда был выпит чай, от которого не смогла отказаться Наталья, и были рассказаны Никитичу все деревенские сплетни, в которых он особо и не нуждался – так, слушал из уважения к человеку; когда уже стало смеркаться, Тишка тихонько зашёл в дом. Они его сразу увидели. Он стоял уже совсем сухой и молча смотрел на них. Кот наверняка думал стоит ли вообще заходить в кухню или, может, немного подождать ещё. Так он и стоял, как вкопанный, пока Никитич не пригласил его.

- Ну, заходи уж, раз пришёл. - тихо и по-доброму сказал он.
Кот сразу почувствовал хорошее расположение духа хозяина и вошёл. Сразу посмотрел к печке, там обычно находилась его миска. Она была до верху наполнена молоком. Тишка подошёл и принялся лакать.

Наталья улыбалась и смотрела на чёрного, как уголь кота. Хорошо он смотрелся на фоне подбеленной, после случившегося, печки, работа её удовлетворила и про себя она отметила, что она сегодня на славу постаралась. Дед тоже улыбался и что-то своё думал, видно было, что что-то его терзало.

- Ладно, Захар Никитич, коровы уже пришли, пошла я домой. - засобиралась Натаха.
- Спасибо, дочка! - поблагодарил он её.

Она ушла, а дед ещё долго размышлял под лакание своего пушистого друга. Ведь по большому счёту виновата была Натаха. Это она заметила на дверном косяке следы от Тишкиных когтей. После её замечания, Никитичу захотелось показать своё превосходство, и он крикнул на кота. Воспитательная работа обернулась против них же. Никитичу в тот день не моглось как-то, старость давала о себе знать, а работа Натахина как на зло удвоилась, время для её выполнения растянулось, а дед был таким человеком, что не приляжет, если рядом будет работать человек. С детства выработанная привычка работать вместе со всеми давала знать и в старости. Как это - отдыхать, когда кто-то возле тебя трудится, особенно женщина, как-то это не по-мужски, думал он и превозмогал недомогание. Делал вид, что тоже чем-то занят, ходил из угла в угол, шаркал ногами.

- Хех, старый пень! Давно бы уже отдыхал, если б не стал ругаться на тебя, Тихон.

Тишка уже допил и, не поворачиваясь к старику, умывался.

- Ты прости, Тишаня. Я не только тебя подставил, а и себя.

Через пять минут кот уже лежал на диване с Никитичем и смотрел телевизор.

- Ух, братец, а воняешь-то ты как! - наглаживая своего любимца, приговаривал Никитич.

На следующий день Никитич принёс из сарая подарок для кота. Это был такой же чёрный, как его кот, валенок.

- На, Тишка, терзай! - дал дед команду и совсем даже не надеялся на её исполнение. А Тихон обнюхал подарок и тут же принялся точить об него когти, да так, что пыль потом ещё долго в хате стояла.