Глубокая тишина осени

   
В  ноябрьский  день,  то  ветер, то  солнце, то  мокрый  снег -  в  одном  часе  предзимья  несколько  перемен  погоды.
А   листопад  всё  ещё  идёт своим  чередом. Хлопни  в  ладоши на  околице  деревни  Михейцево – и вспугнёшь  стайку  листьев  берёз, взлетят, и  давай  порхать и  кувыркаться  в  прозрачном  воздухе, как  в непонятном  танце.
   На  просторном  широком  поле  табунятся  грачи. Взлетают, кружатся над  околицей, над  полем. Было  предостаточно суеты  и криков -  не сразу  молодёжь  привыкает  к  дисциплине  полёта.
Видя  всё  это, становится  понятно, что  вестники  весны  готовятся к  отлёту.      
Вот и пришёл  этот  грустный  час. Грачи  огромной  стаей  сделали  прощальный  круг  над  деревней, покричали  вразнобой и  полетели  в сторону  полуденного  солнца.   
Смешенный  лес  начинался  почти  сразу  за  оврагом, овраг  перейдёшь и направо.
Золотистые, как  восковые  свечи высоко  поднялись вековые  сосны  вдоль опушки, и  плывущие  гурьбой  серые  облака, словно  цеплялись за  их  кудрявые  вершины. Попадались  высокие  шатровые  ели, необхватные  в комле -  богатыри. 
 Березняк  уже  сквозил, тепло, весело светятся  редкие  листья  берёз. Птиц  почти  не слышно – улетели  многие, и  лишь  неугомонные  сороки, трещат  бестолково.
Я  вздрогнул, поднял  голову  на  оранжевый  ствол  сосны  и  увидел красноголового  дятла. Крохотные  корольки суетились  на  ветках  осины с  синей- синей  корой.
Иду  дальше  по тропке, вдруг  что – то  рыжее – рыжее  мелькнуло в  лапах  ели. Пригляделся – белка. Шустро  повёртывала  головкой и  удивлённо  смотрела  на меня. Зачем  пришёл  человек  в  лес  в  пору  предзимья, и  что  будет  делать  дальше?
Вдруг оголтелые, крикливые  чёрные  вороны заметались в  поднебесье  над  опушкой. Всё  видя, всё  замечая.
В лесу  стояла -  гулкая, глубокая  тишина, от  болотины  тянуло  холодом, сыростью. Болото  выгибалась  дугой и  шла  широкой  полосой зелёного изумрудного  мха. Местами  края  влажных  моховых  кочек  были  густо  обкиданы  красными  бусинками  клюквы.
Всё  казалось, что  оттуда из  глуши  долетает жуткое  уханье, страшное бормотанье, тяжкое 
сопение, словно  кто – то ворочается, в трясине.
  Комолый  лось,  увидев  меня, дёрнулся и  выскочил  разом из  трясины и  побежал к  чернеющему  боку  ельника.                Я  вышел  на  просеку, на свою  тропинку. И  вдруг  увидел огромного  петуха -  глухаря, важно шагающего в  середине. А  через  минуту, заметил другого  глухаря, пролетающего  низко  надо мной. Это  было  свидетельством того, что  здесь -  глухариный  ток.
Смешенный  лес,  стоял  какой- то  гордый и  таинственный. Весь  наполненный до краёв  глубокой  и  задумчивой  тишины и  покоя, как  это  бывает  только  поздней  осенью.
    Как – то  необыкновенно  приятно  было  слушать тихую  песенку  пеночки. Птаха  тенькает  и тенькает  себе, как  будто её  не касается и вовсе  поздняя  осень. Пусть  эта  мелодия  песенки не  звонкая, одним  словом – осенняя.
   Иду  дальше и  опять  отдыхаю. Запах  багульника, палой  листвы  смешивался с  запахом  хвои, дождевой  воды.
По  руслу  речушки  Липенки, как  карасики  плывут  жёлтые, оранжевые, багряные  листья. Белесые  полотна  паутины  тускло  мерцают  каплями  дождевой  воды.
Какими – то  растерянными стаями носятся  дрозды, высматривая  любимые  ягоды  рябины.
  Мне  было  интересно  наблюдать за  юрким  дроздом -  рябинником: дрозд  прилетел, сел на вершину  рябины, поклевал – поклевал сморщенную  гроздь, улетел  куда – то  и  через  минуту  вернулся.   
Стою, и наблюдаю за  ежом – отшельником: ёж сначала  свернулся  клубком, что – то его насторожило, растревожило, нервно задёргал  головкой, оглядывался  удивлённо, словно  ожидал, искал  кого – то, и, не  найдя  сердито  зафыркал, пополз  медленно  в кусты.
Начинался  мелкий  и нудный  дождь. Он  тихо – тихо  шуршал  в траве, словно  мыши  в  стоге сена, в  пожелтевших  папоротниках, и  как – то  ещё  глубже подчёркивал глубокую  лесную  тишину  поздней  осени.