Игренька
(этот рассказ написал мой дядя Алексей Саввич Мелехин, в нём реальные события
из жизни родственника Матвея Николаевича Пономарёва.)
- Помню, в раннем детстве вся наша семья жила в деревне Сосновка, - рассказывает бабушка, - деревня как деревня, очень похожа на многие сибирские деревни. Домов в ней было чуть более ста. Все они составляли одну широкую улицу, просторно раскинувшуюся сверху донизу по всему лысому бугру, окружённому густым хвойным лесом. Наш домик стоял внизу. Впереди дома – зелёная лужайка, на которой с утра до вечера прогуливались гуси и утки, а чуть дальше пробегал весёлый ручеёк с родниковой водицей, несший свою прохладу из непроходимой бескрайней тайги. Во дворе у нас всегда было людно, шумно. Много малышни своей и соседской. Приходили часто и взрослые поделиться новостями, обговорить хозяйские дела. Особой достопримечательностью нашего двора была всяческая живность: здесь и свинки-хрюшки, шкодливо пахавшие своими рыльцами бороздки, в поисках клубней; здесь и вечно голодные курочки, беспрерывно клюющие свою добычу; здесь и проказницы козочки, ухитрявшиеся забраться на крыши придворных построек и даже хвастливо пройтись по гребню тонкого досчатого (деревянного) забора. И лишь ягнята невозмутимо, спокойно, сбившись в кучку, наблюдают за всеми этими событиями оживлённого двора. Однако, украшением и гордостью нашего небогатого по тем временам хозяйства, была единственная лошадка. Игренькой все мы звали своего любимца. Звали так за редкий характер – удалой, подвижный, игривый. Он был уступчив и безобиден. Никогда и видом своим не давал понять, что разборчив в работе. Другие перебирают: одну работу делают с охотой, за другую берутся с опаской, а третью вовсе не замечают. Нет, наш Игренька не таков. Надо человеку – значит надо. И делал своё дело он с душой и интересом. Охотно возил летом повозку, зимой – санки, легко мог пронести на своей спине седока. Мог пройти и по борозде, волоча за собой нелёгкий плуг. Он был настоящим другом человека и, казалось, незаменимым работником в хозяйстве. Игренька знал и хорошо чувствовал, что мы все его очень любим. Любил и он нас, но старался скрыть это. А вот любовь свою к нашему отцу он не скрывал. Понимал его с полуслова, с полувзгляда. Бывало, скажет отец, - Игренька, надо ехать! И Игренька уже стоит у повозки, дескать, я готов – запрягайте. Особо ему нравились прогулки на водопой, к речке. – Пошли, Игренька, попьём, - и Игренька, подпрыгивая, бросается вскачь, по кругу обегая своего хозяина, взвизгивая от удовольствия при этом. С водопоя обычно шли спокойно. Шагать рядом со своим хозяином было высшим благом, шагать так, чтобы его, Игренькина голова, почти касалась папиного плеча, и чтобы все это видели. Особо гордо он проходил с отцом по двору на глазах всего шумного дворового мира. В их скучных глазах он мог наблюдать нескрываемую зависть. Он делал вид, что ничего не видит. Он – занят. Ему не до этого. Есть хозяин двора – он шагает рядом, и есть главный работник в этом дворе – Игренька. Но наш Игренька гордился не только тем, что был близок к хозяину и обласкан им. Было в жизни событие, составившее ему особую честь и славу. ... Стояла снежная морозная зима 1927 года.
-Матвей, готовь Игреньку и сани – поедем за сеном,- говорит отец моему брату Матвею, которому в ту пору шёл девятый год. Выглядел он коренастым. приземистым крепышом, понимавшим толк в хозяйстве. Щедро разлитое солнцем морозное утро Игренька встретил радостно, как бы предчувствуя большое событие. Вмиг стал у саней, подчёркивая свою готовность к делу. Дорога к стогам была не наезжена, по сугробам почти в пояс едва добрались к большому стогу заготовленного с лета пахучего сена. С него вилами и так, в охапку, отобрали и утрамбовали санный возок, перевязали крепкой верёвкой - и в путь. - Матвей с отцом пошли за возком, подталкивая его сзади, пока не выбрались на большую дорогу. Теперь все с радостью почувствовали, как легко и привычно
поскрипывали полозки саней. Игренька тоже почувствовал радостное облегчение и потому шёл легко и весело. Но вдруг... Что это? Игренька встревожен, под кожей у него мелкими волнами прокатывается дрожь, уши навострены, шея вытянута, спина то сгорбится, то вдруг выпрямится. – Это к беде, - сказал отец. Смотри в оба, а сам взял вилы. Оглянулись, а за ними по дороге шагах в сорока, быстрыми скачками, настигая возок, мчится матёрый. Угловатая, тяжеловесная голова, красно-зелёные злые глаза, раскрытая пасть с белыми клыками в ней, придавали особую лютость этому хищнику. Медлить было нельзя. Отец быстро сполз с возка, похлопал по крупу Игреньку, успокаивая его, на Матвея только бросил волевой уверенный взгляд, дескать держись, не робей, а сам юркнул незаметно по краю возка и мгновенно оказался один на один с матёрым, стремительно рвавшемся к своей добыче. – Не промахнуться бы, - мелькнула мысль. - Главное – устоять, ведь он бешенный, несётся во всю прыть, промахнёшься – смерть. Волк в один миг сомнёт и зарежет.Чуть подавшись вперёд, в вилы вложил все силы. Ловить цель почти не пришлось. Злая волчья пасть сама напоролась на вилы. Железо лязгнуло, скользя по зубам хищника. Вначале отцу показалось вроде, что голову удастся прижать вилами в заснеженную, покрытую ледяной коркой дорогу, но на самом деле повисшая на его вилах волчья голова, описала над ним дугу, за головой через него перевалилась, сопровождаемая оглушительным визгом и страшным рёвом вся туша дикого зверя. Ещё одно усилие на вилы, за которым последовало два-три безысходных вздрагивания и ноги зверя вытянулись; красные, стеклянные глаза его уже ничего не выражали, они застыли... –Всё! – в который раз, заново тяжело пережив страшную оказию, закончил , не хвалясь, воспоминания, отец. Матвей был потрясён всем, что так быстро произошло. Страх, ужас и папина победа в одночасье всё смешалось... Подбежал, обхватил, прижался к отцу, - Пап, а пап, ты цел? Тебе ничего? Бросив негодующий взгляд в сторону бездыханно растянувшегося волка, Матвей ещё крепче обхватил отца, -У-у-у, какой зверюга! Как ты его! Пап, тебе не страшно было? - А кому ж не страшно? Да...ловко мы его. Главное, не терять голову, быстро и уверенно действовать, как получилось у нас с тобой, - ответил отец, поправляя лихо сбившуюся на бок с запотевшего лба, шапку. То, что отец сказал: «ловко мы его», было воспринято Матвеем с гордостью, укрепило его достоинство. Ему казалось, что слова: «мы его» равно относятся и к Игреньке. По-другому он и не мог думать. А Игренька заметно повеселел, шаг его стал поувереннее, возок пошёл полегче, хотя груза и прибавилось пуда на три-четыре. Деревенские мальчишки с восторгом встретили необычную возницу, за которой на верёвке волочился, поверженный в схватке с человеком, волк. Выбегали с дворов на улицу мужики и бабы. Все как могли выражали своё удивление, свою похвалу. А пацаны не отставали от Матвея. –Матвей, это было всё на твоих глазах? - Волк-то, как он? Страшно было? - А отец? Ух-ты! Один на один!? - Вот это да! Сила! -А - Игренька, Игренька-то не сробел?! Молодец! Ай да молодчина наш - Игренька, - хвалила нашего любимца вся улица.Долго ещё в далёкой Сосновке из дома в дом ходила слава о наших мужчинах Пономарёвых, теперь уже вашего прадедушки Николая и дедушки Матвея. Долго также говорили и о нашем общем любимце Игреньке.
Алексей Саввич Мелехин
Шепси. Август 1986 год