Часто форма не соответствует содержанию. Тогда мы теряемся. Пристаём к начальству: «Говорили, что в праздник 8-го марта (9-го мая, 31-го декабря!) работать не будем. А теперь приказываете выходить». - «Работа - всегда праздник, - возражает начальство. – Не хочешь работать – пиши заявление по собственному». – «А что, кто-то хочет?» - «Желающие найдутся. На твоё место – точно!»
Уверен, что начальство ни Канта, ни Гегеля не читало. Но возражать ему бесполезно. По мнению начальника, подчинённые априори бездельники. Разводят свою липовую философию, вместо того чтобы пахать!
Поэтому вопросы формы и содержания лучше в кабинетах не поднимать, чтобы не нарушить привычную форму каким-нибудь неугодным боссу содержанием.
Так и в жизни. Легче называть её абсурдом и травить анекдоты, прикрывая ржачем (то есть формой) заведомый маразм (то есть содержание).
Иван Алексеевич Леонтьев, хирург и одинокий сорокатрёхлетний мужчина, частенько размышлял на эту тему и удивлялся, почему никто не замечает очевидного? Скажем, утрату логики и превосходство силы над разумом. Человек стал непонятен самому себе и не задумывается над тем, что глупость чревата преждевременной гибелью. То есть живёт, словно родился первым, наподобие Адама на пустой Земле.
Так он думал о других людях, но забывал при этом о себе.
В конце июня неожиданно от инфаркта умер студенческий друг Леонтьева, весельчак и рубаха-парень Коля Драгунец. Отпевание, похороны и поминки украшало ослепительное солнце, безоблачное небо и молодой, разгорячённый воздух. Радость жизни противоречила печали смерти. Мужчины были одеты в лёгкие светлые рубашки с коротким рукавом. У женщин на лицах то и дело вспыхивал опасный курортный румянец.
Иван Алексеевич и Настя сидели рядом за накрытым столом в ресторанном зале.
- Леонтьев. Иван Алексеевич, - представился он соседке.
- Светлая. Настя, - сказала молодая женщина.
Он едва не улыбнулся, услышав её фамилию. Но сдержался и взял себя в руки.
- Ужасное событие.
- Очень.
Оба замолчали, так как вдруг почувствовали друг к другу неуместный интерес.
В блюдах смущённо ёжился рис. Зеркальные овалы на стенах были занавешены. Все говорили тихо и вспоминали в хвалебных речах Колю. В окна било солнце, обманывая яркостью и молодостью всех собравшихся.
Когда подали горячее и принесли из холодильника водку, народ встрепенулся. Стали есть и пить бурно и жадно наперекор мрачности события. Мужчины закурили. Женщины расстегнули верхние пуговки блузок. Кто-то из ресторанных шестёрок оголил зеркала. Казалось, вот-вот зазвучит танцевальная музыка и начнётся обычная, лихая и ханжеская туса.
Какой-то лохматый мОлодец, похожий на режиссёра Фёдора Бондарчука в роли Карла Маркса и Распутина одновременно, принёс стул и вклинился между Иваном Алексеевичем и Настей.
Леонтьев закурил и отвернулся. «Ещё пару часов посижу, и откланяюсь, - решил он про себя. – Драгунца не вернуть, а водки я и дома выпью».
Он ушёл, посочувствовав предварительно вдове и пообещав ей не забывать Колю.
А через три дня Настя сама позвонила Ивану Алексеевичу.
- Здравствуйте. Вы меня не узнаёте?
- Нет.
- Настя Светлая. Мы познакомились на поминках.
- А! Да! Вспомнил. Здравствуйте!
- Добрый вечер.
- Добрый! Совсем не ожидал.
Она помолчала и вдруг предложила:
- Давайте встретимся. Хотите?
- Когда?
- Например, завтра. У меня выходной. Могу подъехать, куда скажете.
- Ну, не знаю, куда.
- Куда-нибудь в центр.
- В принципе, можно.
- Давайте, на Патриках?
- Хорошо.
- В два часа дня.
Иван Алексеевич решил продемонстрировать себя мужчиной и сказал:
- В час.
Настя согласилась. Так и началась история их случайной, загадочной дружбы.
После встречи на Патриарших прудах, кафе, кино и неоднократных вечерних прогулок по бульварам, они, наконец, поцеловались. Было жарко, Настя разгорячилась и, целуясь, вжалась откровенно в Леонтьева. Сквозь платье он почувствовал настойчивость её крепкого тела, податливость спины и бёдер. Ему понравилась физическая беспечность женщины, прикрытая скромностью. Настя откровенно хотела его, и он захотел Настю.
Спустя неделю вопрос решился сам собой. После джем-сейшена в клубе Алексея Козлова на Бронной они, не сговариваясь, поехали к Леонтьеву. Он жил в Старосадском переулке, в квартире умершей пять лет назад его бабушки. Комод, сервант, круглый стол наполняли квартиру, словно экспонаты краеведческого музея. Висел тонкий, сладковатый запах старины. Телевизора не было. Компьютер ютился в кухоньке. Иван Алексеевич здесь ничего не трогал. Немного по лености и чуть-чуть из-за того, что пригляделся.
Нарушать привычную обстановку казалось нелепым и бессмысленным занятием. Типа как заводить машину, давно стоящую в гараже без бензина.
Насте тут понравилось. Она почти сразу разделась и легла в постель. Мужчина устроился рядом и вдруг почувствовал себя не только влюблённым, но и счастливым. Настя легко поддавалась ласкам и отвечала на них не самозабвенно, как бывает, когда женщина забывает о партнёре и наслаждается сама собой, а тихо, послушно и с опытной готовностью.
У Насти было очень красивое тело, полноватое, немного народное, но гибкое и подвижное. Крепкие, сочные груди. Пониже спины всё было именно так, как на мраморных греческих скульптурах. Ни морщинки, ни складочки, ни лишней ямки или бугорка. Иван Алексеевич целовал её всю, разглядывая и возбуждаясь от подрагивания женской плоти. Если честно, ему давно уже не хотелось быть мужчиной с такой силой и с таким самозабвением. Настя буквально перетряхнула его и заново собрала в тот летний вечер.
Постель стояла у окна. После всего женщина села и не отрываясь стала глядеть в чёрное окно.
Леонтьев лежал на спине и с удовольствием рассматривал голую женскую спину.
- Можно, я буду называть тебя Ваней? – спросила Настя. Голая спина у неё была похожа на идеальный гимнастический или даже музыкальный инструмент.
- Как хочешь, - ему понравилась идея женщины.
- Жарко, - она рассмеялась, не оборачиваясь. – У меня даже сиси закипели. Надо, чтоб остыли. У тебя будет сигаретка?
Иван Алексеевич, ставший Ваней, вылез наружу, обвязал бёдра полотенцем и собрался идти за сигаретами.
- Ходи голым, если хочешь. Не прячь свой клювик, - она сказала это так неожиданно, что он растерялся.
- Какой клювик?
- Х/…/й. Или ты стесняешься?
Ваня оторопел. Настя улыбнулась.
- У тебя х/…/й. У меня п/…/а. Я привыкла называть вещи своими именами. Чего тут такого?
- Не знаю. Мне это неприятно.
Женщина накинула на себя одеяло.
- Хорошо. Проехали мимо и забыли, - добавила она, словно помечая что-то в записной книжке. - Пусть будет по-твоему. А как насчёт сигаретки?
Он ушёл в коридор и, порывшись в сумке, нашёл пачку «Мальборо». Чёрт знает почему, но мужчина почувствовал, что он здесь не главный. От женщины исходило властное спокойствие. Постояв в коридоре, он даже решил, что утром отправит Настю восвояси и больше встречаться с ней не будет.
«Сиси» и всё остальное казалось ему низкосортицей и пошлостью.
Тем не менее Настя осталась той ночью у него. Мало того, утром Ваня отдал ей второй ключ и тем самым согласился на её присутствие в его жизни. Утром Ваня уходил на работу в больницу, а вечером видел женщину либо у себя в кухне, либо в комнате, либо в постели. Чем она занималась днём, он не знал. Иногда она прибиралась, ходила за продуктами в магазин, готовила еду.
Однажды вечером между ними возник интересный разговор.
- Извини меня, - сказал Ваня. – Но так дальше продолжаться не может. Понимаешь, о чём я?
- О чём?
- О наших взаимоотношениях. Давай разберёмся и решим, кто мы друг другу.
Настя посмотрела на него пристально, словно опять что-то пометила в записной книжке.
- По-моему, всё ясно, - сказала она. – А тебе нет?
- Не очень, - признался Ваня. – Я не понимаю, зачем ты сюда приходишь и чего добиваешься. Горячего чувства ко мне ты не испытываешь, это очевидно. Планов насчёт меня не строишь. Прописываться здесь не собираешься. Ключ от моей квартиры для тебя не дороже сигареты. Беременеть не планируешь. Замуж тоже не спешишь. Возможно, я очаровал тебя как половой партнёр. Но на женщину с потребностью в голом сексе ты не похожа. Тогда что? Коллекционируешь впечатления? Изучаешь нашего брата? Томишься от скуки? Открой свой секрет, Настя. Я в растерянности, и больше так существовать не могу.
Женщина пожала плечами.
- Мне казалось, что ты понимаешь всё без лишних разговоров, - сказала она.
- Понимаю? Что?
- Что я тебе нужна.
Ваня чуть не подскочил до потолка.
- Ты мне? – переспросил он. - Для чего?
Настя отодвинулась от мужчины подальше, словно оберегая себя от возможной агрессии с его стороны. Она чуть сощурилась, всматриваясь в Ваню, вздохнула, как бы убедившись в своём диагнозе, и призналась:
- Я хотела тебе помочь, только и всего. На самом деле, лично мне ты нафиг не нужен. У меня таких, как ты, было… - она вдруг провела ребром ладошки по шее. – Просто тогда, тем летом, на похоронах Коли…
Она прервалась, задумавшись о чём-то о своём.
- Что? Ну, что?
- Мне стало тебя жалко. Ты был такой брошенный. Бесполезный. Никчёмный. Мне захотелось тебе помочь. Подать руку. Вот и всё.
В тот вечер, оставив Настю дома, он бродил в одиночестве по ночным улицам и думал. Услышанное его озадачило. Его впервые назвали брошенным и пожалели. Ваня мало сказать, что рассердился. Он ощутил смесь мужской обиды и ненависти. Смесь была взрывоопасной. Бывшая его жена, тележурналистка и выпендрёжница, получила по мозгам именно за то, что унизила мужа высокомерной жалостью и начала сравнивать его со своими бойкими и хваткими коллегами. Ваня считал их дураками и выскочками, а бывшая жена, наоборот, умными и оборотистыми людьми. Доходило до смешного. Она открыто тусовалась то с одним, то с другим «центровым» парнем с телевидения, а он орал на неё и требовал прекратить эти позорные отношения с ними. Эти бл/.../ки, как он называл поведение жены, выходя из себя и срываясь на крик. Она в ответ бросала в него всем, что попадало ей под руку, заходилась в истерике и обзывала его дебилом.
Ваня работал травматологом, третий год писал докторскую о костных артрозах, ездил даже два раза на конференции в Европу и дебилом себя не считал. Просто они с женой не сошлись характерами и интересами. Рожать детей она не собиралась по причине будущей карьеры. Жена была красавицей и обаяшкой, но чересчур спесивой, самовлюблённой и расчётливой Он терпел её почти шесть лет, но в конце концов вышел из себя и указал на дверь.
Настя Светлая показалась ему подарком судьбы. Спокойная, внимательная, нетребовательная. Да ещё с такой фамилией. Почти ангел. С крылышками на красивой, соблазнительной спине.
И вдруг!..
Оказывается, Настя его пожалела. Одарила своим женским богатством.
А кстати, в чём оно? Кто она, откуда? Какая у неё профессия, работа, умения, способности? Они никогда не говорили о её жизни, её желаниях, её мыслях. Он не спрашивал Настю, а она сама на эту тему не заговаривала. Ваня знал про себя, что он разумный эгоист. То есть что он не полезет в душу человеку, не будет трепать его личную жизнь, доставать заботами и участием, если тот об этом не попросит. Keep distance! My home is my castle! По-русски: не то чтобы моя хата с краю, но каждый имеет право жить по-своему желанию! Но сегодня он понял, что такая позиция чревата проигрышем. Как тогда, с женой, свившей себе гнёздышко со змеями, пока он делал вид, что равнодушен к ней из человеколюбия.
Он осмотрелся и понял, что оказался на Патриарших. Вот памятник дедушке Крылову, вот сонные липы, вот чёрное зеркало пруда, вот лаковые отражения фонарей. Здесь они первый раз гуляли с Настей и впервые поцеловались. Здесь он ощутил её горячее тело, едва прикрытое лоскутом летнего платья, и здесь впервые подумал о Насте как о желанной женщине.
Ваня сорвался с места и бросился назад, на Старосадский.
В квартире было тихо. Настя исчезла. Постель аккуратно заправлена и нигде никаких женских следов. Ключ женщина оставила на письменном столе вместе с короткой запиской.
«Я ушла. Прощай. Ты балбес. Надо жить, а не сомневаться. Н.С.», - прочитал Ваня написанное аккуратным, ровным почерком. Словно заглянул в страницу записной книжки.
Он сел на постель, долго чего-то ждал, пока наконец не уснул. В семь утра он собрался и уехал на работу. О Насте не думал. Опыт! Легче всего переживается то, что сам не считаешь ни грехом, ни бедой, ни потерей.
Рутина не столько нудна, сколько безопасна.
Вечерами Ваня ходил в читальный зал Ленинки и писал свою диссертацию о костях и артрозах. Настя испарилась там, куда Ваня больше заглядывать не собирался.
Следующим летом, в июне, поехал на поминки в семью Драгунца. Прошёл год и следовало посидеть за столом вместе с вдовой и знакомыми. Вспомнить Колю, выпить поминальные граммы, хорошо поговорить о прошлом.
Как удивился Ваня, когда за столом, прямо напротив себя, он увидел Настю. Женщина похудела, была одета в чёрное и выглядела очень привлекательно и изысканно. Она почти всё время молчала, только изредка улыбалась каким-то своим мыслям. На Ваню смотрела равнодушно. Словно видела его впервые и, кажется, случайно.
Под тёмной дорогой материей у Насти зримо выделялись твёрдые груди.
«Сиси!» – усмехнулся про себя Ваня.
Рядом с ней сидел сорокалетний угрюмый парень. Без галстука и правой руки. Настя то и дело подвигала ему ближе тарелку, подавала хлеб, накладывала горячее и платочком утирала подбородок. Ухаживала, причём так органично, как будто всю жизнь была сиделкой при инвалиде. Наклонялась к нему и называла Тимошей. Он благодарно тряс головой и, целуя подругу в щёчку, произносил имя Настёна.
Хирург почувствовал, что его начинает тошнить.
Вдруг с соседнего конца стола раздался вопрос:
- Ты был на Донбассе, Тимофей? По контракту?
- По совести, - ответил однорукий. Голос у него был очень громкий и немного презрительный. Очевидно, он считал собравшихся виноватыми в том, что он побывал на нелепейшей войне и потерял там руку. – Воевал за нашу Родину. А что вас интересует?
- Ну, как там? Страшно или не очень? И зачем всё это?
- Давайте я сама вам расскажу, - сказала Настя. – Тимоша столько всего пережил, что ему пустые расспросы неприятны. Он - наш защитник и требует уважения. Понятно?
Ваня понял, что его сейчас вырвет, вылез из-за стола и, сославшись на нездоровье, уехал. Он вдруг почувствовал, что не может видеть Настю рядом с этим одноруким парнем, слышать её голос и думать о том, что она, видимо, вновь спасает кого-то от чего-то и торчит рядом с инвалидом из каких-то своих, женских и ей одной очевидных, помыслов.
А ещё через полгода, зимой, Ваня узнал, что Настя и Тимоша насмерть разбились в легковом «Ниссане» во время поездки в Петербург. Женщина была за рулём и не справилась с управлением на обледеневшей дороге.
Об этом Ване рассказала по телефону вдова Коли Драгунца. Оказывается, Настя помогала когда-то Коле после перенесённого им инсульта и тогда сдружилась с его женой.
- Добрая женщина эта Настя, - сказала, расчувствовавшись, вдова. – Всем старалась помочь. Жалко её. Таких добрых женщин всё меньше и меньше.
«Великий промысел Божий, - подумал Ваня ни с того ни с сего. - Кант, Гегель, форма, содержание, хрен моржовый… ПошлО всё это в п/…/у!»
Склоняя философов, о себе он опять подзабыл.
Он убрал телефон в сумку, осторожно, словно опасаясь чужого взгляда, перекрестился и вернулся к докторской диссертации, которую следовало заканчивать.
* * *
февраль- март 2021,
Саморядово