Марвин,
или
У этой корзины нет дна!
Литературный матч, в четырёх четвертях, с перерывом и овертаймом
Первая четверть
Знакомство
10 (40)
Промозглым ноябрьским вечером 1991 года от Рождества Христова, 1412 года по Хиджре, и 74 года Октябрьской революции, у которой, как всем нам было известно, есть начало, но не обнаружено конца, брёл я уныло по тёмным казанским улицам от центра, от Кольца, в сторону дома, и размышлял о том, что ожидает всех нас впереди. Что будет дальше со страною и со мною?
Мысли эти навевала дата – 7 ноября, красный день календаря, всегда начинавшийся гулкими демонстрациями и заканчивающийся народными гуляниями.
В тот незабываемый день впервые ничего подобного не происходило. Тихо и пустынно было на городских улицах, продуваемых холодным ветром перемен. На углах зданий трепетали на ветру новые непривычные ещё государственные флаги, воспринимаемые более, как киношные белогвардейские триколоры. Флаги эти, вывешенные на растрескавшихся фасадах государственных учреждений, и, на стенах, не ведавших ремонта жилых домов, свидетельствовали о том, что Советская власть рухнула окончательно. Кончилась власть коммунистов, оставив после себя грязные разбитые мостовые, по которым шёл я, высоко поднимая ноги, и то и дело, перепрыгивая через лужи. Еще остались нам в наследство от сметённой катастрофой цивилизации её пещеры - обдающие тёплой вонью обшарпанные подъезды, несущие на стенах следы наскального народного творчества. На стенах подъездов, в отличие от наглядной агитации на улицах, не говорилось ни о Ленине, ни о партии. Зато упоминались разнообразные варианты народных наименований половых органов, прилагались их изображения, выполненные с различной долею таланта, а также сообщалось, что имярек из такой-то квартиры «козёл», а то и того хуже!
В один из таких подъездов, в родной «хрущёвке», что на улице Газовой, я и стремился, с тем, чтобы, потянув подъездную дверь без ручки и замка, подняться на третий этаж, открыть аглицким ключом обитую дерматином дверь своей квартиры, раздеться в прихожей и пройти в свою комнату на носочках, дабы скрипом полов не разбудить спящих родителей.
Далее я намеревался, надев наушники, прослушать лицензионный диск группы «Супертрэмп», купленный в магазине «Мелодия», который я таскал с собой полдня, держа конверт под мышкой, словно градусник. Наутро эту пластинку должны были прослушать и соседи, которых просвещал я в музыкальном плане при помощи мощных колонок.
На подходе к дому столкнулся я нос к носу со странным типом. Тот был высокого роста, одет в роскошную куртку «Аляска», распахнутую на груди, так что был виден дорогой спортивный костюм, и обут в заморские баскетбольные кроссовки, неприлично белеющие на нашем мокром грязном асфальте.
Странный тип буквально налетел на меня, так, как бежал, перед собой не глядя, вращая по сторонам длинноволосой головой, громко свистя и призывно выкрикивая: «Ричи! Ричи!»
Вблизи, я смог рассмотреть глубокий шрам, идущий сверху вниз по правой щеке незнакомца.
Я отпрянул в сторону. Незнакомец пронёсся мимо. Затем, заскрипев кроссовками, как тормозами, он, резко остановившись, обратился ко мне.
- Слышь, чувак, ты Ричи не видел?
Я, невзирая на обстоятельства, никогда не упускающий возможность «повыёживаться», ответил, с важным видом, что знаю лишь одного Ричи. По фамилии Блэкмор. И видел его вот только вчера, но, увы, на обложке пластинки.
- Ах, да! – поправился запыхавшийся незнакомец. – Я имел в виду собаку… Собаку в ошейнике… Кудрявую такую… Ризеншнауцер, если разбираешься в породах. Ты её не встречал?
Я припомнил, как мимо меня пробегал какой-то пёс. Этого я забыть не мог, так как всегда относился к собакам с плохо скрываемой антипатией, вечно напрягаясь в их присутствии.
- Видел, - ответил я. - Минут пять назад пробегало мимо меня что-то подобное.
- Где?! Куда?! В какую сторону?! – вскричал эмоциональный незнакомец.
- Да, тут недалеко. В скверике у ДК имени Кирова, - ответил я.
- Дружище! Покажи, я не знаю, где это находится! Пойдём туда скорее, очень прошу! – настойчиво взмолился странный тип.
Поколебавшись несколько мгновений, я двинул в сторону скверика.
- Побежали, что ли! – предложил беспокойный товарищ, и, подхватив меня под руку, увлек вперёд.
Чертыхаясь про себя, я прибавил ходу. Так мы домчались до сквера.
Проклятый пёс как раз там ошивался. Опустив морду, он болтался меж аллей, чего-то вынюхивая.
- Ричи! – закричал мой спутник со злым облегчением в голосе.
Пёс, заслышав знакомый голос, бросился к нам со всех ног. Сначала он уткнулся мордой в хозяина, радостно поскуливая и виляя хвостом. Затем обратил внимание на меня и злобно зарычал.
Надо сказать, что зарычал он не просто так. При виде собак, этих зубастых тварей, у меня начинается неконтролируемый выброс адреналина. Видимо в раннем детстве напугала меня какая-то собака, и страх перед её сородичами засел в глубинах моего подсознанья на всю оставшуюся жизнь. Я отпрянул, выставив перед собою «Супертрэмп», как щит. Диск выскользнул из конверта и, упав на ребро, покатился по мокрой, блестящей в свете фонарей, дорожке. Пёс побежал за ним, нагнав, схватил зубами, и, довольно урча, приволок к ногам хозяина.
Страх во мне мгновенно сменился гневом. За неподобающее обращение с виниловой пластинкой я был готов вступить в сражение с драконом, не то что с ризеншнауцером.
Заметив это, незнакомец, закричал.
- Ну-ка, фу!
Не до конца было понятно, кому адресовал он выкрик – мне или Ричи?
Вскоре всё же стало ясно, что команда адресовалась Ричи, который и был подвержен короткой, но интенсивной экзекуции брезентовым поводком.
Закончив воспитание собаки, незнакомец обратился ко мне.
- Ты не переживай! У меня такой же точно диск дома лежит. Я его только вчера купил. Крутанул разок. Лажа полнейшая! Сейчас зайдём ко мне, и я отдам тебе его, взамен этого, покусанного. Только, давай, заглянем, ненадолго, к одной даме. Она тут недалеко живёт. Тоже собачница. Мы с ней вчера познакомились. Я тут всего несколько дней живу, в вашем районе. Уже местные гопники разок докопались, из-за волос. Смешные! Пришлось доказывать им, что не лох!
О проблемах с длинными волосами на улицах Казани я знал не понаслышке. Но развить эту тему в разговоре с незнакомцем не успел. Ибо он говорил на ходу, перескакивая с темы на тему, и я не сразу заметил, что шагаю рядом с ним невесть куда, увлеченный его неукротимой энергией.
- Как зовут? – спросил он, не прекращая движения, и протягивая мне широкую ладонь.
- Домский.
- Прикольно. Тогда меня Марвин. Это если представляться по фамилиям. А по имени - Андрей. Осторожно, лужа!
Андрей вовремя подхватил меня под локоть, и я счастливо разминулся с лужей.
- Домский это не фамилия, - пояснил я ему. – А прозвище, а может, будет литературный псевдоним в дальнейшем. Кто знает. И вообще, Андрей, не надо мне твоего диска. Этот вроде не сильно пострадал.
- Что ты! Мне не жалко. Диск уже твой. А этот, - он выхватил конверт у меня из подмышки, - этот мы отправим в полёт!
С этими словами он запустил пластинку в арку проходного двора. Я проводил прощальным взглядом её бреющий полёт. Подхваченный осенним ветром, диск по нисходящей траектории исчез в чернильной темноте. Лишь после этого поступка, приглядевшись внимательней, я сделал открытие, что Андрей Марвин был слегка пьян.
- Заодно посмотришь на мою коллекцию пластинок, - объявил мой спутник торжественно, продолжая увлекать меня вперёд, в неизведанное.
Слова о коллекции пластинок заинтриговали меня. И я, до того пребывающий в сомнениях, решил провести остаток вечера в компании внезапного знакомого.
Забегая вперёд, сообщу вам, друзья, что вечер этот, по калейдоскопу событий, превзошёл все вечера, случавшиеся до того в моей молодой и бестолковой жизни!
9 (39)
Быстрым шагом мы втроём – мой новый знакомый, его взбалмошный пёс и я, шагая в восемь ног, добрались до искомого двора. Во глубине двора на лавочке, поёживаясь на осеннем холодке, сидела молодая симпатичная женщина. Возле неё крутилась большая белая собака. Завидев сучку, Ричи устремился к ней. То же проделал и его хозяин. Я - вслед за ними.
- Познакомься, это Домский! – обратился Андрей к женщине.
- А это …, - представил он её.
Имени уже не помню. Помню только, что была рыжей и кудрявой. Пусть будет Ирина.
Ирина улыбнулась мне слегка смущённо. Марвин, плюхнувшись рядом с ней на скамейку, тут же привлёк девушку к себе.
- Что ты делаешь, Андрей! – воспротивилась Ирина. – Неудобно ведь при человеке.
- Бросьте, Ира! Домский наш человек, - наигранно возмутился Марвин, подмигнув мне. – Он самого Ричи Блэкмора знает!
- А кто это? – поинтересовалась Ирина.
Мы с Марвиным, не сговариваясь, засмеялись.
- Забей! А где шампанское? – вдруг всполошился он.
- Уже нет! – развела Ирина руками, указав на пустую бутыль под лавкой.
- Ну и дела! – разыграл Андрей возмущение. – Так ты всё выпила одна?!
- Да что там оставалось-то?! Пять капель! К тому же надо было мне хоть как-то согреваться, пока ты бегал за своей собакой.
- Значит, пить нечего?! – воскликнул Марвин. – Так не пойдёт! Нет – нет. Так не пойдёт, – повторил он, раздумывая вслух.
Достав из внутреннего кармана куртки пачку денег, он, отсчитав несколько купюр, протянул их мне, со словами,
- Домский, дружище! Тут, недалеко, на углу улицы, киоск. Сходи, не поленись. Купи, пожалуйста, шампанского. Возьми сразу пару бутылок и какие-нибудь шоколадки. Спроси, нет ли у них «Сникерсов» или «Баунти»?
Итак, едва познакомившись, Марвин уже вовсю манипулировал мною! Однако следует признать, что получалось у него это так естественно, что обидеться было невозможно. К тому же он оказывал мне доверие! Ведь, собственно говоря, я мог бы, и исчезнуть с его деньгами, которые компенсировали бы и улетевший покусанный диск, и осталось бы ещё деньжат на несколько пластинок.
Очень захотелось шампанского с шоколадкой! Ведь ни то, ни другое не входило в мой тогдашний ежедневный рацион. Потому, я, честный сластолюбец, взяв деньги, поспешил к киоску.
О, эпоха киосков! Словно грибы из-под земли повырастали вы с началом перестройки, и плодились, и размножались до самого конца изобильных на чудеса девяностых. Похожие на доты, защищенные металлическими решётками и стальными пуленепробиваемыми дверями, с узкими оконцами-бойницами для обмена товара на деньги. С надёжно укрытым храбрым личным составом из продавцов и охранников. И жгли вас, и взрывали, и сносили конкуренты! Но вы, питаясь от невидимой грибницы, настоянной на алчности и серой безнадёге, вылезали вновь, из растрескавшегося асфальта на перекрёстках и остановках нашего невзрачного о ту пору города!
Подойдя к такому типичному киоску, я постучал в зарешеченное оконце и спросил пару бутылок шампанского. Крошечное окно со скрипом растворилось. Возникшая наманикюренная ручка, обильно украшенная золотыми кольцами, изящно взяла деньги. Затем в амбразуре оконца появились одна за другой две обёрнутых серебряной фольгой бутыли и сдача.
Стараясь не выронить бутылки, я пытался засунуть сдачу в карманы пальто.
В этот момент чья-то тяжёлая рука легла на моё плечо.
Вздрогнув и обернувшись, я увидел перед собой двух молодых людей, примерно моего возраста. По внешнему виду гопников. Или, как они сами себя именовали, уличных пацанов.
- Братан, - обратился ко мне один из них, дыша «свежачком», и, словно с ленцой, растягивая слова. – Деньгами не выручишь?
- Выручил бы, с радостью! – ответил я. - Вот только денег у меня нет. Отсутствуют.
- А это что ты в карман засунул? – спросил гопник, с укоризной. – Ай – яй – яй!
Пользуясь тем, что руки мои были заняты, он бесцеремонно полез ко мне в карман.
Это было грубейшим нарушением уличного кодекса чести! И я, поборник честных правил, недолго думая, дал нарушителю бутылкою по голове!
Эффект был потрясающий! Вымогатель рухнул, как подкошенный. Пробка из бутылки вылетела. Шампанское полилось широкою рекой, и всё на моё драповое пальтецо. Второй контрагент отпрянул и застыл на месте. Я и сам испугался: не зашиб ли упавшего? Однако тот, вскоре, успокоил всех. Поднявшись на ноги и обхватив голову руками, живучий подонок завыл, причитая:
- Бобон, Бобон! Мочи его, суку патлатую!
Бобон хотя и был здоровее своего подельника, пребывал в нерешительности.
Пришлось срочно брать инициативу на себя. Долбанув опустевшей бутылкой по углу киоска, я получил подавляющее преимущество в виде «розочки» - бутылочного горлышка с острыми краями, страшного уличного «оружия возмездия»!
- Давай, Бобон! – предложил я здоровяку, выставив перед собой розочку и сжимая в другой руке оставшуюся целой бутыль. – Давай, и ты попробуй шампанского!
Сейчас мне и писать-то об этом страшно, а тогда бывал, порою, я безбашенным каким-то!
Мы стояли друг против друга на троллейбусной остановке. Стал накрапывать дождь. Редкие прохожие, завидев не столь редкую для Казани тех времён сцену, переходили на противоположную сторону дороги. Тогда сделать это было легко. Машин было немного. Движения почти не было. Особенно по вечерам. Любую улицу можно было спокойно перейти в нужном месте.
Я сделал выпад вперёд. Бобон отступил. Я совершил ещё один выпад. Бобон отступил снова. Я понял, что он ничего не сможет со мной сделать! Расслабившись, до некоторой степени, я принялся высказывать Бобону всё, что я думаю о нём, и об ему подобных мразях. В тот момент, я, непривычный к уличным потасовкам, совершил непростительную ошибку. Оставил за спиной первого противника! Расплата наступила незамедлительно! Как поётся у Высоцкого «мне кто-то на плечи повис». В моём случае это был не «кто-то», а очухавшийся гопник. Пришёл он в себя всё же не до конца, так как скинул я его с себя достаточно легко. Вот только с «розой» и бутылью мне пришлось расстаться. Я выронил оба предмета обороны. «Розочка» раскололась, бутыль же нет. Целёхонькою укатилась на обочину. Не успел я подивиться столь разной участи стеклянных сестёр, как здоровяк набросился на меня, и принялся мутузить своими огроменными кулаками. Уворачиваясь кое – как, и прикрывая голову, я понял, что конец мне настал! Мелькнула мысль: «Обидно! Так и не попробовал шампанского!»
В тот же миг, разгоняя панические настроения, с другой стороны улицы раздался ободряющий крик,
- Держись, Домский!
Затем прозвучала короткая команда,
- Ричи, фас!
Спустя ещё мгновение здоровяк отскочил от меня, крича благим матом, и пытаясь отбиться от вцепившегося ему в ногу свирепого пса!
Его подельник бросился куда-то со всех ног.
К нам подбежал Марвин, и принялся оттаскивать Ричи.
- Что тут происходит? – спросил Марвин невозмутимо.
- Деньги отнять хотели! – ответил я, восстанавливая дыхание.
- Отняли?
- Нет!
- Молодец!
- Прошу заметить, это были мои деньги! – сообщил Марвин прислонившемуся к стене и держащемуся за ногу здоровяку.
Рычащий Ричи держал его в плену.
- Давай-ка, Домский, проучим этого недоумка! Чтобы он выработал уважение к чужой собственности.
- Не надо мне про собственность! – ответил я Андрею, наверное, не к месту. - Я ненавижу надвигающийся капитализм!
- За капитализмом будущее! – возразил он мне. – Ты скоро нашу страну не узнаешь! Увидишь, как всё у нас изменится в лучшую сторону.
- Что-то пока не видно улучшений, а наоборот сплошной развал.
- А «Супертрэмп» ты мог купить в Союзе? А пиво баночное?
- Что же теперь, за пиво родину продавать?
- Может, я пойду? – вклинился здоровяк в нашу беседу.
- Вы, что, хотите нас покинуть? – обратился Марвин к гопнику. - Деньги отнимали? Отнимали! Надо понести заслуженное наказание!
Здоровяк громко сопел, не отвечая.
Высоченный Марвин, подхватив Бобона сзади под руки, развернул его ко мне, и приказал,
- Давай, «пробивай фанеру».
Что означало – бей в солнечное сплетение!
Я неспешно расстегнул у здоровяка куртку на груди. Тот попытался было пнуть меня. Но двинув ногой, тут же застонал от боли. К тому же Ричи предупредительно зарычал.
- Не вздумай рыпаться, - предупредил Марвин здоровяка. – Не то захромаешь на обе ноги!
- Бей! – скомандовал он мне.
Я, размахнувшись, влепил громиле в центр груди.
Удар вышел, прямо скажем, неважнецкий. Не сильный и не точный.
- Разве так бьют?! – вскричал Марвин.
Здоровяк же, совершенно неожиданно закричал,
- Обезьяна!
Мне стало обидно.
- Кто обезьяна? – спросил я, разозлившись, и концентрируясь для второго удара.
Но Бобон, глядя поверх меня, орал на всю улицу,
- Обезьяна, на помощь!
Оглянувшись, я увидел, что из ближайшей подворотни, - из той самой, в которую недавно улетел мой диск, - вывалилась немалая тусовка. Впереди, увлекая остальных за собой, бежал мой давешний клиент. Судя по повадкам, он и был Обезьяной.
Ситуация вновь поменялась! На этот раз не в нашу пользу.
Несдобровать бы нам: но выручил подкативший троллейбус!
Мы, проявив сноровку, впрыгнули в рогатый транспорт. Толстяк, безуспешно пытаясь задержать нас, не придумал ничего лучшего, как пнуть Ричи здоровой ногой. Пёс, не спускающий обид, взвизгнув, развернулся и бросился на обидчика. В это время двери закрылись и троллейбус тронулся.
- Ричи! Ричи! – Марвин принялся громко повторять уже знакомую мне мантру, высунув вихрастую голову в узкую форточку.
Заслышав команду, Ричи бросился за троллейбусом. Двуногие же псы отстали.
8 (38)
Стартовали мы с остановки «Роторная». Следующей была ВДНХ.
Марвин, пройдя к водителю троллейбуса, попросил подождать бегущую следом собаку. Троллейбус остановился, открыв заднюю дверь. Долго ждать не пришлось. Ричи влетел в салон. Пёс был до того возбуждён, что сходу набросился с лаем на стоящего на задней площадке высокого человека в шляпе и длинном плаще.
- Уберите пса! – закричал человек в плаще. – Иначе… иначе я прибью его саксофоном!
И вправду он двинул Ричи в бок весомым чёрным кофром.
- А вы, что, в самом деле, настоящий саксофонист? – спросил Марвин у человека в длинном плаще, оттаскивая Ричи.
- Да, я настоящий саксофонист! – ответил высокий человек, задрав голову с выдающимся красным носом.
- Вот это удача! – вскричал Марвин. - Выпить хотите?
- Хочу! – ответил саксофонист. – Угощаешь?
- Дерьмо вопрос! – развеселился Марвин.
Тут только я заметил в его руках бутыль шампанского. Он, ни взирая на опасность, не преминул подобрать её!
Марвин вдарил по дну бутыли широкой ладонью и пробка впечаталась в потолок троллейбуса. Он попытался заткнуть горлышко, но белая пена продолжала струиться у него между длинных толстых красных пальцев. Не давая пропасть добру, Марвин приложился к горлышку и, задрав голову, начал пить. Кадык ходил вверх – вниз по мощной шее. Затем он передал бутыль саксофонисту. Музыкант, отерев горлышко белым батистовым платочком, сделал пару больших глотков и передал бутыль мне. Я был рад, что и мне досталось несколько капель. Хотя бы вкус почувствовал: он был кислейшим!
Троллейбус проехал остановку «Танковое кольцо» и двинулся в сторону посёлка Борисково. Людей в салоне, по случаю позднего времени, было немного.
Марвин вновь прошёл к водителю троллейбуса и о чём-то с ним договорился.
- Всё на мази! – сообщил он, возвратившись. – Идём на второй круг.
- В смысле? – спросил я у него.
- Расклад такой, - доложил нам Марвин, улыбаясь. – Сейчас выходим через остановку, на транспортном кольце. Я там бывал. В том месте расположен замечательный киоск, с неоновым наружным освещением. Принимаем там, что выберем согласно нашему идеальному вкусу. Тем временем троллейбус возвращается, забирает нас, и мы все вместе едем ко мне – продолжать музыкальный вечер!
- Я не поеду! – отказался саксофонист. – Меня жена ждёт!
- Принуждать мы никого не будем, – ответил ему Марвин. – Это не в наших правилах. Но, раз я обещал вас угостить – то угощу!
- Идёт! – согласился саксофонист. – Только собаку придержи.
- Не бойтесь! Она вас больше не тронет. Выходим!
Троллейбус высадил нас на остановке Борисково.
- Всё в силе, амиго? – крикнул Марвин водителю, через весь салон.
Тот кивнул, утвердительно. Не потому кивнул, что плохо знал по-русски, а потому что не хотел кричать через салон. В те времена узбеков и таджиков можно было встретить только на базаре, и в Советской армии. Троллейбусы водили наши люди.
Три человека и собака десантировались дружно с задней площадки троллейбуса и оказались перед киоском с горящей завлекающими огнями неоновой витриной.
- Как в Нью-Йорке! – восхитился Марвин. - Там все киоски с неоновым освещением.
- Но, в Нью-Йорке нет уличных киосков, - возразил саксофонист.
- Вы были в Нью-Йорке? – быстро уточнил Марвин.
- Бывал, - просто ответил музыкант.
Мы восторженно посмотрели на него, словно на человека, побывавшего на Луне.
- Что будем пить? – спросил Андрей.
Люди припали к витрине. Пёс что-то вынюхивал в урне.
- Неправильная постановка вопроса, - вымолвил музыкант, после паузы.
- А какая правильная? – поинтересовался Марвин.
- Понадеемся на честность и откровенность продавцов, - сказал саксофонист, отбив в оконце такт длинным музыкальным пальцем.
Побеседовав с кем-то для нас невидимым, он обернулся и сказал,
- Давайте деньги.
- Сколько? – спросил Марвин.
- Семь рублей пятьдесят копеек.
- Гони сдачу, Домский, - потребовал Маврин.
- Ах, да! – спохватился я и вынул сохранённые в боях деньги из карманов мокрого пальто.
- Маэстро! – протянул я деньги музыканту.
Так у нас оказалась пятизвёздочная фигурная бутылка с надписью: «Коньяк Наполеон».
Я вытащил из кармана смятую шоколадку.
- Жаль, стакана нет, - посетовал Марвин.
- Пардон! – предупредил саксофонист.
Он раскрыл кофр и, словно иллюзионист, извлёк из него гранёный стакан.
- Ноты могу забыть! Но стакан – мой главный инструмент!
- Коньяк поддельный, – предположил Марвин.
- Естественно, - согласился музыкант. – Но, подделка подделке рознь. Этот «Наполеон» подделан не абы где, а прямо здесь, на Борисково, и предназначен для местного употребления. Это значит, что качество гарантировано! А вот эти польские ликёры, подделаны в Польше, и нет никакой гарантии, что, приняв их вечером, проснёшься утром.
- Убедили! – согласился Марвин. – Домский наливай!
Я налил. Сначала выпил музыкант. Потом Марвин. Следом я.
Напиток был не очень мерзким.
- Ну, как? – спросил саксофонист.
- Вполне! Пойдёт! – кивнули мы, морщась и зажёвывая шоколадкой.
- Герман! – представился музыкант.
Мы с Марвиным пожали ему руку.
- Ну что, ещё по одной, - предложил неугомонный Марвин.
Возражений не поступило.
Однако ни разлить, ни выпить мы не успели. Наше внимание всецело привлекла идущая по противоположной стороне улицы группа молодых людей, одетых все как один в широкие штаны, лётные куртки и спортивные шапки.
Холодок пробежал у меня по спине.
- Это «борисковские», - шепнул я собутыльникам.
- Что это значит? – спросил Марвин.
- Это значит - непременно докопаются! У них такие принципы!
И точно, завидев нас, группировка стала переходить дорогу. Двинулась в нашу сторону.
Выручил нас Герман. Музыкант извлёк из открытого кофра инструмент и заиграл «Белые розы» из репертуара сверхпопулярной поп-группы «Ласковый май». Толпа, став перед нами полукругом, внимала молча. Непритязательная мелодия, засверкав новыми красками, лилась мощным потоком в свежем осеннем воздухе. Марвин, достав из кармана ключи, стал в такт постукивать ими по стакану. Ричи, подтверждая своё неравнодушие к музыке, уселся возле хозяина и начал подвывать. Я, дабы дополнить ансамбль, стал притоптывать и бить в ладоши.
Когда Герман закончил играть, Марвин, картинно поклонившись публике, произнёс:
- Наш бродячий оркестр приветствует героических борисковских пацанов!
На прежде насупленных лицах, расцвели улыбки, от которых стало всем светлей. Из толпы раздался одобрительный гул и подобие аплодисментов.
- Что-нибудь ещё желаете послушать? – спросил Герман.
Публика загудела. Каждый выкрикивал своё. Не дождавшись консенсуса, Герман заиграл «Гуд - бай, Америка» любимой всеми свердловской рок-группы «Наутилус Помпилиус»!
Наступила тишина. Все, включая меня и Марвина, слушали зачаровано. Красивая мелодия кружила над остановкой и исчезала в тёмном борисковском небе.
В это время из-за поворота появился троллейбус.
- К сожалению, нам пора! – объявил Герман, опуская инструмент, – Подают наш троллейбус.
С этими словами он подхватил кофр, подошёл к самому высокому и здоровому пацану, по виду предводителю, и пожал ему руку. Затем мы стали жать руки всем подряд, словно две хоккейные команды после матча. Пройдя, таким образом, через толпу мы двинулись к ожидавшему нас троллейбусу.
- Постойте! - раздался вдруг зычный голос предводителя.
Мы, понятное дело, остановились. Ладони у меня вспотели.
Главшпан подошёл к нам. Пристально посмотрел сначала на меня. Потом на Марвина и его пса. Затем, вытащив из кармана трёшку, протянул её Герману со словами:
- Благодарю за музыку! Приезжайте к нам ещё! Про нас тут разное болтают. Но, мы на Борисково сами люди культурные и культурным гостям всегда рады.
- С-спасибо! – только и вымолвил Герман.
Главшпан, вернулся к своим соратникам. Мы же, быстрым шагом двинувшись к троллейбусу, запрыгнули в него.
Понятливый водитель, наблюдавший в окно за всем происходящим, тут же закрыл двери и спешно тронулся с места.
- Спасибо, друг, что не проехал мимо! – поблагодарил его Марвин.
Герман вручил водителю, на радостях, заработанную трёшку.
- Хотите, всю ночь буду вас катать? – обрадовался водитель троллейбуса.
- Не могу, меня жена ждёт! – ответил Герман.
Мы, не откладывая в долгий ящик, допили борисковский «Наполеон». Герман заиграл любимую песню водителей троллейбусов: «Троллейбус, который идёт на восток» ленинградско - корейской группы «Кино». Водитель и мы с Марвиным громко пели. Ричи нам старательно подвывал.
Троллейбус, искря дугой и мягко покачиваясь на ухабах, шёл прямо на восток!
7 (37)
- Выключи свет в салоне! – крикнул Марвин водителю, когда мы стали подъезжать к «Роторной».
Огни в троллейбусе погасли. Музыка смолкла. Мы медленно подкатывали к месту недавней стычки.
Улица показалась пустынной. Но мы всё же решили, на всякий случай, сойти на следующей остановке.
Тепло распрощавшись с водителем, мы двинулись через тёмные безлюдные дворы к дому Ирины.
Девушки во дворе, понятно, уже не было. Домофонов тогда в Казани не имелось. Я бы непременно справился у Германа, есть ли домофоны в Нью-Йорке, если бы догадывался об их существовании. Мы, беспрепятственно войдя в подъезд, поднялись на пятый последний этаж. Марвин позвонил в дверь. Ирина открыла почти сразу после звонка.
- Почему не спрашиваешь, кто там? – пожурил её Марвин.
- Я знала, что это ты! – ответила рыжая девушка, затягивая узкий поясок на фланелевом халатике.
- Я не один, а с бэндом! – Марвин повернулся к нам, представляя.
- Домского ты уже знаешь - это артист разговорного жанра. А вот это Герман – первая труба Татарстана!
- Простите, но я саксофонист! – заметил Герман.
- Ах, да! – поправился Марвин. – Золотой саксофон республики!
- Заходите! – пригласила нас Ирина.
- Я ненадолго. Меня жена ждёт, - предупредил Герман.
Проблемы возникли с собаками. Дружные на улице, в доме они принялись рычать друг на друга. Их развели. Ричи заперли в комнате. Хозяйская собака осталась на своём посту в прихожей.
Мы же прошли на кухню.
- Чем будешь угощать столь дорогих гостей? – спросил Марвин у хозяйки.
Мы с Германом запротестовали, было. Но вскоре нам были вручены ножи и мы, усевшись над ведром, стали чистить картошку. Очистки падали на прочий мусор.
Если кто поинтересуется, почему мы чистили не в отдельный пакет, отвечу: мусорных пакетов о ту пору в нашей стране не было! Обычные пакеты берегли, стирали и сушили на верёвочке.
Я знаю, что в некоторых районах Нью-Йорка это практикуется до сих пор.
Много чего не было ещё элементарного у нас. Но сейчас речь не об этом.
Пока готовилась картошка, мы выпили оказавшейся в доме «Московской особой» закусывая сельдью иваси, хлебом и плавлеными сырками «Орбита».
- Классика! – воскликнул довольный Герман, откинувшись на оклеенную синей полиэтиленовой плёнкой стену, и вытягивая длинные ноги.
- Вы джаз играете? – спросил я у него.
- Играю! – кивнул Герман. – Тебе нравиться джаз?
- Я в нём совсем не разбираюсь, к сожалению, - ответил я.
- В джазе нечего разбираться. Его надо чувствовать! Вот, например. Вы позволите? – спросил Герман у хозяйки, доставая саксофон.
- Валяйте! – кивнула раскрасневшаяся захмелевшая Ирина, ёрзающая у Марвина на коленях.
- Берём любую мелодию. Какую желаете?
Марвин с Ириной были увлечены друг другом. Я пожал плечами.
- Ну, раз сегодня седьмое ноября, сыграем революционную мелодию.
Продув мундштук, Герман заиграл «Вихри враждебные». Мы начали, было, подпевать. Но музыкант принялся импровизировать, порой искажая мелодию до неузнаваемости.
- Ну, как? – спросил он, закончив свои рулады.
- По-моему, без искажений было лучше, - ответил я честно.
- Ну, я же говорю, джаз надо чувствовать, - сказал Герман невозмутимо, убирая инструмент. – Наливай!
Мы выпили ещё. А потом ещё два раза, под горячую картошку, которую мы ели прямо из шипящей сковородки.
Марвин с Ириной почти не ели, прильнув друг ко другу.
Наконец, им стало совсем невмоготу, и они, сорвавшись с места, переместились в ванную комнату. Почти сразу оттуда стали доноситься женские стоны, перешедшие в страстные крики. Псы завыли в унисон. Один - из комнаты, другой - из прихожей.
Чтобы заглушить этот безумный гвалт Герман вновь расчехлил свой инструмент и стал играть «Прекрасное далёко».
Псы выли. Женщина стонала. Саксофонист играл. А я, вглядываясь в темноту за окном, гадал - раздумывал: что же будет со всеми нами?
Как ни хотел, не мог заглянуть я в будущее. И то ужасное прошлое, что ныне у меня за плечами, казалось мне манящим и волнующим «прекрасным далёко».
Но, кто, не будучи пророком, может прозреть завесу лет? Я точно не мог сделать этого. И в запотевшем кухонном окне, я видел лишь своё размытое отражение.
6 (36)
Наконец возня в ванной закончилась. Вышли Марвин с Ириной, поправляясь на ходу. Мы допили бутыль.
У меня зашумело в голове.
- О – о! – сказал Марвин, заглядывая мне в лицо. – Друга то нашего повело.
- Мне… нужно… прогуляться, - отвечал я, подбирая слова. В те годы не был я ещё приучен к обильным возлияниям. – Домой я точно не пойду, … в таком виде…
- Ничего страшного, - сказал опытный товарищ. – Пойдём ко мне. Жена у меня только завтра приедет (впервые я услышал, что Марвин женат!). Подрыхнешь у меня.
Кое-как одевшись в прихожей, держа Марвина под руку, я доковылял по освежающему ветерку до его дома. Жил он рядом. В одной из типичных серых хрущёвок, из которых в основном и состоял наш район.
- Ричи останется с тобой! – сказал собаколюбивый хозяин. – Ты давай, ложись вот сюда, на тахту. Какую колыбельную тебе поставить?
- «Супертрэмп», - ответил я.
- Херня это! – заявил музыкально – продвинутый хозяин. – Вот настоящая музыка.
- Что это? – спросил я слабым голосом.
- «Бон Джови»!
- Какой «Боржоми»?
- «Бон Джови»! Уши прочисть! Настоящая Америка! Одевай наушники, а то соседи уже спят.
Я надел наушники. Марвин опустил иглу на крутящийся диск и в уши мне ударил мощный прочищающий уши хард!
- Ну, как? – прочёл я по губам Марвина.
- Отлично! – ответил я.
- Не кричи! Я всё слышу! – рассмеялся Марвин. – Не забывай, что ты в наушниках.
Накрыв меня пледом, и, погладив Ричи, хозяин удалился.
Я, привыкший засыпать под музыку, тут же вырубился. Минут через двадцать я всё же снова проснулся.
К этому было три причины. Во-первых, окончилась первая сторона пластинки. Во-вторых, хотелось отлить. И, в-третьих, и это было главной причиной, Ричи открыл дверь в комнату и, глухо рыча, стоял передо мною.
Будучи трезв я, может, испугался бы. Но, выпив, я всегда герой! Поэтому я смело двинул псу по морде тапкой. Ричи, обидевшись, убрался в прихожую. Я, сделав все дела, вернулся на предоставленное ложе. Перед тем, как лечь перевернул пластинку. С неуместным любопытством я исследовал крутой импортный «вертолёт», понажимав на нём все кнопки. Звук в наушниках мне показался тихим, и я крутанул на усилителе ручку громкости до приемлемого звучания. Вслушиваясь в гитарное соло, я заснул сном младенца.
Пробуждение моё было незабываемым! Меня, словно героя новогоднего фильма «Ирония судьбы» трясла изо всех сил какая-то незнакомая молодая женщина.
- Ты кто такой?! – кричала она мне.
- Дайте поспать, наконец, - ответил я, переворачиваясь на другой бок.
- Водой его полить надо! – предложил другой женский голос.
- Не надо меня водой! – запротестовал я. – Что я вам, Ипполит?
- Дайте, я его тряхану! – раздался вдруг баритон.
- Я тебя сейчас так тряхану! Мало не покажется!
- А что ты нам спать не даёшь?! – ответил баритон уже с некоторого отдаления.
- Я даю вам спать! Спите, спокойно! Мы за вас отомстим!
- Может милицию вызвать? – предложил женский голос.
Услышав про милицию, я, сделав над собою усилие, приподнявшись, присел на тахте.
- Не надо милиции, - заявил я, продирая глаза, и оглядывая стоящих предо мною людей.
Это были молодая красивая брюнетка, пара старух, лет пятидесяти, и неопределённого возраста мужик, с печатью алкоголика на плоском лице.
- Кто вы такие? – спросил я у них.
- Это ты кто такой? И что ты делаешь в моей квартире? – закричала брюнетка.
- Так вы жена Андрея? – догадался я, наконец. – Но вы же завтра только должны вернуться.
- Уже завтра! – ответила она раздраженным голосом. – А где Андрей?
Я посмотрел на часы. Было только начало четвёртого.
- Андрей? – переспросил я. – Пошёл провожать саксофониста.
- Ах, ещё и саксофонист был? – сказал женщина, однако в голосе её неожиданно почувствовалось облегчение.
- Да был саксофонист! – раздался вдруг голос Марвина, входящего в открытую дверь. – Что здесь происходит?
Взглянув на него, я был потрясён. Всю ночь бухает человек и развлекается, а выглядит огурцом!
Соседи, сбивчиво, рассказали ему, что сначала посреди ночи заиграла, вдруг, громкая музыка! Потом же началось и вовсе ужасное. Стал доноситься непереносимый монотонный скрежет.
- Так ты что, наушники выдернул и автостоп отключил? – закричал на меня Марвин, бросаясь к проигрывателю.
Я лишь развёл руками.
- Хотел звук настроить!
- Настроил! Настроил тут соседей! Звукооператор!
- Дорогие соседи! - обратился Андрей к собравшимся. – Прошу простить нас за причинённые неудобства. Это я виноват, что не обучил своего друга пользоваться сложной радиоаппаратурой. А в качестве компенсации, - Марвин сделал паузу. Соседи подались вперёд. – В качестве компенсации, каждый из пострадавших получит по баночке немецкого пива. Только вчера оно прибыло утренним самолётом из Мюнхена.
С этими словами Марвин стал извлекать из холодильника одну за другой красивые банки с изображением рыцаря и вручать их по одной смущённым соседям.
- А у нас ещё один пострадавший дома, - добавил мужик с испитым лицом. – Брательник мой.
- Пусть придёт! – сказал Андрей.
- Но он спит!
- Значит, останется без пива. Пиво выдаётся лично в руки, по одной банке.
Когда соседи убрались, Марвин закрыл за ними дверь и выпустил из ванной Ричи.
- Простите меня, - сказал я. – Я не нарочно.
- Катя, познакомься. Это наш новый друг Домский, - представил меня Марвин жене.
Катя мне холодно кивнула.
- Я на самом деле хороший! – заявил я ей.
- Не сомневаюсь! – сказала Катя. – Не смотря на то, то мой муж пьяница, вокруг него, каким-то образом собираются всё больше хорошие люди.
- Значит и я не так уж плох! – воскликнул Марвин. – Давайте-ка по пивку!
- А там что, ещё осталось? – спросил я.
- Загляни, - предложил Марвин.
Я, заглянув в холодильник, увидел, что он забит разнообразными пивными банками.
Марвин вытащил три зелёных банки.
- Попьём датского! – сказал он весело.
Скоро и мы с Катей повеселели. Я - от хорошо пошедшего датского. Катя же - от всего. От глупой ситуации – ей соседи позвонили на домашний телефон (о сотовых тогда не знали и в Нью-Йорке), и ей пришлось мчаться от родителей на такси на эту съёмную квартиру. От схлынувшего напряжения и радости увидеть снова мужа. И, конечно, от молодости! Ведь мы были тогда очень молоды. Нам было чуть за двадцать! Жизнь только начиналась! И всё вокруг менялось вместе с нами.
Лишь одно немного беспокоило: что будет дальше со всеми нами? Что будет дальше со страной? Однако беспокоило не сильно и не постоянно. Жизнь бурлила весенними ручьями в любое время года!
- Кем работает ваш муж? – спросил я у Кати, когда Марвин вышел покурить в коридор.
- А он что, не рассказал ещё?
- Нет, - ответил я. – Но, можно мне предположить? У меня игра такая – я пытаюсь угадать профессии людей.
- Предположите! – разрешила Катя, улыбаясь обворожительно.
- Он бандит!
Катя, грациозно откинувшись на тахте, рассмеялась.
Вошедший Марвин удивился.
- Над чем вы это тут вдвоём угораете?
- Домский предполагает, кто ты по профессии.
- Ну и кто же? – оживился Марвин.
- Бандит! – покатывалась со смеху Катя.
- Всё гораздо хуже, Домский, - ответил Марвин, сделав серьёзное лицо.
Выдержав паузу, он объявил,
– Я баскетболист!
- Баскетболист! – простонал я.
- Да! Я – баскетболист! И рано, или поздно буду играть в НБА! – ответил Андрей максимально серьёзным тоном.
- А что это? – спросил я.
Марвин с Катей, не сговариваясь, рассмеялись.
- Забей! – ответил мне Андрей, стараясь успокоиться.
Так я познакомился с баскетболистом мистером Марвиным!
5 (35)
- Я провожу тебя, - заявил неугомонный Марвин, увидев, что я засобирался.
- Не беспокойся, доберусь! Теперь я в норме, – ответил я заботливому хозяину.
Лишь, после того, как он сильнее необходимого сжал мой локоть, я спохватился:
- Конечно, проводи!
Катя лишь головой покачала, закрывая за нами дверь.
- Ты представляешь, что было! – воскликнул Марвин, когда мы, выйдя из подъезда, вдохнули свободный воздух улицы.
- Не представляю, - ответил я. - Мне кажется, что к этому вечеру уже нечего добавить.
- Так тебе только кажется!
Марвин, присев на лавочку у подъезда, пригласил меня сесть рядом.
- Не торопись, Домский! Присаживайся. Закуривай.
Красивым жестом он достал мягкую пачку финского «Мальборо».
Мы закурили. Марвин курил нервными быстрыми затяжками. Я пытался пускать дымные кольца в холодное чернильное небо.
- Оставив тебя отдыхать, я, захватив несколько баночек пива, двинул назад, к Ирине. В другой раз, я бы не стал лишний раз напрягаться. Но у неё оставался наш саксофонист. Я его привёл к ней, и теперь думал, как бы мне его проводить. Решил, что мы с ним пойдём ловить мотор на улицу Павлюхина.
- Ну, да! Его же жена ждала! – вставил я.
- Какая жена, брателло? Ты, я вижу, человек наивный и в людях совершенно не разбираешься. У него же на лице написано – нет никакой жены!
- Ничего себе! – удивился я. – А зачем же он весь вечер про жену вспоминал?
- Или цену себе набивал. Или, готовил повод, на случай, если что пойдёт не так, свалить по этой причине.
Посмотрев на моё удивлённое лицо, Марвин рассмеялся. Хотел, было, ещё что - то добавить, но сдержался. Затем, взглянув на меня ещё разок, он всё же не выдержал и засмеялся громко. Я, глядя на него, тоже начал посмеиваться. Вскоре мы, глядя друг на друга, уже гоготали в голос на пол улицы!
В окошко на первом этаже застучали.
- Пойдём, - сказал мне Марвин, поднимаясь со скамейки. – Расскажу на ходу.
Мы двинулись, не торопясь. Лужи подёрнулись первым ледком. Воздух был бодряще свеж. Во дворах не машин, не людей. Древний город спал и видел сны.
- Захожу я, значит, к Ирине в подъезд. И уже снизу слышу, как у неё собака воет. Теперь- то я знаю, что это верный признак того, что её хозяйку в это время кто-то покрывает!
- Не может быть! – воскликнул я.
- Ха! – Марвин выплюнул окурок. – Увы, мой наивный друг! Как только я открыл дверь, вой сразу прекратился. То ли собака мне обрадовалась. То ли музыкант закончил … свой этюд! Но застал я их… вот… прямо… тёпленькими и смущёнными.
- И что ты с ними сделал? – спросил я со страхом в голосе, ожидая услышать душераздирающий рассказ о мести ревнивого любовника.
- Да, ничего! – удивил меня Андрюха в очередной раз. – Допили пиво. Я попрощался с Ириной. Потом посадил саксофониста на мотор. И пошёл домой.
- Даже пива попил с ними! Вот это выдержка! Сильно переживаешь? – спросил я у Марвина сочувственно.
- Послушай! – вдруг вспылил Марвин. – Ты точно такой наивный? Или это у тебя утончённое издевательство такое!
Я не знал, что сказать в ответ. Да и не нужно было слов. Андрюха, посмотрев на меня внимательно, сильно хлопнул меня по плечу.
- Тогда знай! Я не только не переживаю, чувак! Но, я просто взорваться готов от радости! Одним выстрелом убиты сразу два зайца! Причём, они сами себя застрелили. Во-первых, я избавился от ветреной подруги. Во – вторых, Герман мне теперь по гроб жизни обязан! Будет играть «Лестницу на небеса» у меня на лестнице!
- А как ты его найдёшь?
- Легко! В Казани не так уж много кафе с живой музыкой. А он, наверняка, лабает в одном, или, даже, в нескольких из них. Подумай сам: джазовый музыкант, с первого такта, не подбирая, начинает играть популярные песни? Просто так, что ли?
- Точно! – удивился я. – А я ещё подумал, какой широкий кругозор у музыканта.
Марвин покачал головой.
- Меня волнует ни то, как найти Германа. А то, как бы скрыться от Ирины. Не дай Бог жена узнает! Уже хватало нам скандалов. А эта прошмандовка и скандала – то не стоит.
Из этой жесткой фразы я сделал вывод, что Марвин всё же обиделся на ветреную подругу.
Однако раздумывать над постоянно меняющимися ситуациями, совсем не было времени – мы промаршировали к очередному ларьку.
4 (34)
Спустя пару дней, отец постучал в дверь моей комнаты, и прокричал громким голосом, что ко мне какой-то молодой человек. Голос он повысил не потому, что был рассержен, а для того лишь, чтобы перекричать музыку. Убавив звук, я вышел из комнаты. Отец ждал меня за дверью.
- Что это за тип? – спросил он у меня, понизив голос до шёпота.
- Так, дай взглянуть сначала.
- Раньше он к тебе не заходил. Вид у него бандитский. Лицо наглое, со шрамом.
Услышав про лицо со шрамом, я устремился в коридор.
Заняв своим большим телом пол прихожей, Марвин стоял в дверях. В руках он держал пластинку в белой обложке.
- Привет! Вот, как и обещал, компенсирую тебе покусанный диск.
- Да что ты, Андрей! Не стоило…
- Бери - бери, - Марвин вручил мне «Супертрэмп», надоевший ещё до прослушивания.
- Проходи, - пригласил я гостя.
Марвин, усевшись на обувницу, принялся расшнуровывать свои огромные кроссовки.
- Отец, познакомься. Это Андрей Марвин, баскетболист! – представил я гостя.
Марвин вошёл в квартиру, нагнув голову, чтобы не зацепить люстру. Доски пола заскрипели под весом его тела.
- Вижу, что баскетболист! – сказал отец, сделав шаг назад и глядя снизувверх на высокого гостя. - А что, у нас в городе появилась баскетбольная команда? Раньше, помню, был «Буревестник».
- Да, теперь снова будет баскетбольный клуб в Казани. Недавно основали, - ответил Марвин, осматриваясь.
- И как назвали? – поинтересовался отец, большой любитель спорта.
- Никак название придумать не могут. Пока называется просто: УНИКС. В честь спортивного комплекса, в котором мы тренируемся и играем. Потом придумают, наверное, что-нибудь поблагозвучней.
- Лишь бы не «Динамо», - сказал отец.
- УНИКС? – удивился я. – Так это же наш университетский центр. Я на его строительстве сотни носилок с бетонным раствором перетаскал, когда, ещё до армии, в РСУ при университете подрабатывал.
- Вас как зовут? – спросил Марвин у моего отца.
- Рамиль Сагдеевич, - ответил отец.
- Рамиль Сагдеевич, можно я сяду, а то сейчас упаду в обморок! – начал Марвин свой очередной номер.
- Садись, вот, на диван не стесняйся. А что случилось?
- Рамиль Сагдеевич, я в шоке! Подтвердите, пожалуйста, слова вашего сына. Он что, может поднять носилки с раствором? Он - студент университета? И, самое невероятное, он, что, отслужил в армии?!
- Вы, вообще, где познакомились? – обратился отец ко мне, удивлённо.
- Недавно, на улице! – сказал я правду.
Отец насупил густые брови.
- Да вы не беспокойтесь! Я настоящий баскетболист и тоже студент университета. Учусь на физфаке уже целый семестр. Вот, если что, мой студенческий билет.
Марвин вынул из нагрудного кармана и протянул отцу синюю корочку, казавшуюся в его руках миниатюрной.
Отец, заглянув внутрь документа, тут же вернул его владельцу.
- Ну и шутники вы! – сказал отец, успокоившись. – Слова своего сына подтверждаю. И носилки таскал, и студент - историк, теперь заочник, правда. У нас на заводе «Точмаш» работал, и в армии отслужил!
- Ничего себе! – наигранно удивлялся Марвин.
Отец, раскусив, наконец, гостя, погрозил ему пальцем и вернулся к телевизору, по которому народные депутаты вели бесконечные споры о том, как завтра жить. Отца они ещё не достали.
Мы с Андреем прошли в мою комнату.
- Нормалёк! – резюмировал гость, рассмотрев плакаты на стенах.
Там висели «Битлы», «Роллинги», «Пинк Флойд» и прочие герои рок-н-ролла. Также там присутствовали портреты моих футбольных кумиров Диего Марадоны и Фёдора Черенкова, вырезанные из иллюстрированных спортивных журналов. Обнажённых девок я по стенам не развешивал, так как стеснялся родителей.
Марвин, улыбаясь, вытащил из спортивной сумки бутылку рислинга.
- Штопор есть в этом доме? – поинтересовался жаждущий гость.
Я принёс с кухни штопор и стаканы.
- Отец будет? – поинтересовался Марвин.
Я отрицательно помотал головой.
- Даже не показывай ему! Не соблазняй!
В эти дни папа был «в завязке». Я кратко объяснил это Андрею.
- Понял, - кивнул Марвин, не особо расстроившись.
Мы, смакуя, выпили. Закусили «барбарисками». Бутылку я спрятал под стол.
- Что это ты слушаешь? – спросил Марвин.
- Бена Уэбстера.
- Это что за чёрт?
- Джазовый саксофонист, - ответил я.
- Ты же в джазе не разбираешься, как я понял?
- Вот слушаю, врубаюсь!
- Ну и как?
- Пока тяжеловато! – признался я честно.
На следующий день после нашей беседы с саксофонистом Германом, я сгонял в «Мелодию» и приобрёл там две джазовые пластинки. Уже упомянутого Бена Уэбстера и другого чёрного саксофониста Лестера Янга. Это были мои первые джазовые записи.
- Давай послушаем что-нибудь другое, - предложил Марвин, усаживаясь на палас, перед моей музыкальной тумбочкой, набитой пластинками. – Ставь вот это. Он вытащил альбом шведского гитариста Ингви Мальмстина, с изображением трёхголового огнедышащего дракона на конверте.
Комната наполнилась гитарным рёвом.
- Хочу тебя, и похвалить, и пожурить, Домский, - заявил мне Марвин, вынырнув из тумбочки лишь для того, что пропустить ещё стаканчик. – То, что ты пластинки собираешь – молодец. Это не магнитофонные катушки или кассеты, которые вскоре осыплются и размагнитятся. И вкус у тебя, хоть и странный, но хороший. Как это, например, понимать, что ты и «Дип Пёрпл», и «Аквариум», и «Дюран Дюран» и Высоцкого слушаешь. Это всё равно, водку с пивом мешать, и портвейном запивать!
- Иногда можно поэкспериментировать! – возразил я.
- Верно! – согласился Марвин. – Пример неудачный. А вот, то, что у тебя фирменного винила почти нет, это плохо. На фирме звучание совсем другое. И «вертолёт» у тебя дешёвый! Надо высшего класса купить. И «усилок» слабенький. И колонки должны не на стене висеть, а на полу стоять.
- Да, как-то руки всё не доходят, - ответил я виновато.
- Ничего, Домский, я тебе из Америки современный крутой проигрыватель привезу, когда в отпуск по окончании сезона в НБА приеду.
- Дай – то Бог! – только и ответил я. – Хорошо бы тебе туда попасть!
- Попаду! Даже не сомневайся!
Мы допили бутылку. Марвин мечтательно откинулся.
- Знаешь, что такое НБА?
- Смутно.
Марвин посмотрел на меня словно отличник на двоечника, не способного найти на карте Америку.
Вдруг он резко поднялся.
- Пойдём ко мне! – сказал он решительно. – Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Когда мы вышли в залу, то услышали, как мать из комнаты родителей кричит отцу, курящему на балконе.
- Рамиль, иди скорей! Ельцин выступает!
Отец чуть не сбил нас с ног.
- Ельцин по телевизору выступает! – сообщил он нам. – Хотите послушать?
- В другой раз, папа! – ответил я, стараясь не дышать в его сторону.
- Эх вы! – сказал отец. - Не понимаете важности момента! Наконец-то настоящий мужик страну возглавил! Он им, ****ям, покажет!
Отец умчался к телевизору. Мы с новым другом – баскетболистом аполитично ускользнули.
3 (33)
На город опустились сиреневые сумерки. Тусклые жёлтые фонари горели через один, растворяя разлитую в хрупком воздухе персидскую синь.
Пропустив трамвай с висящими позади школярами, мы, перейдя улицу, зашли в молочный магазин, где купили бутылку молока и пару бутылок кефира.
Мне были доверены бутылки с крышками из зелёной фольги. Марвин неся в одной руке молоко, другой придерживал большую спортивную сумку.
Пройдя пару кварталов, мы оказались у знакомого дома и поднялись в знакомую уже квартиру.
- Жены нет дома? – спросил я у Андрея.
- Сразу после свадьбы, - сообщил мне Марвин, - мы договорились с Катей, что у меня будет один выходной день в неделю – для встреч с друзьями. Сегодня, как раз такой день. Ты мой друг. И мы с тобой встречаемся. Прошу понять меня правильно.
Тогда я даже не понял смысл шутки. Да о чём говорить, в те времена мы ещё жили в чистом незамутнённом информационном пространстве. Помню, какой я испытал шок, когда мне сообщили, что мой любимый Фредди Меркьюри «ездит на задней передаче»!
Теперь я мог уже спокойно, почти трезвым взглядом, рассмотреть квартиру Марвина.
Если хочешь составить мнение о человеке, посети его жилище. Оно само расскажет о своём хозяине.
Вот описание квартиры - типичная советская «хрущёвка», со стандартной мебелью, но, чем наполнил её жилец!
Сразу бросались в глаза две больших коллекции. Одна – пивных банок. Другая - виниловых пластинок. Обе коллекции размещались на складных деревянных стеллажах. Вставленные друг в друга разноцветные банки возвышались в несколько рядов от пола до потолка. Вертикально поставленные пластинки занимали полку в пол – стены.
Стены были увешаны плакатами потрясающего для тех времён качества полиграфии. Почти на всех плакатах были изображены незнакомые чернокожие баскетболисты. Я остановился у плаката с единственным белым игроком. Тот был изображён сидящим, словно птица, в большом гнезде, свитом прямо на баскетбольном кольце. Свесив ноги в огромных кроссовках, он улыбался, с высоты баскетбольного щита.
- Кто это? – спросил я у Андрея.
- Это Лари Бёрд. Суперзвезда НБА! – ответил хозяин возвышенным тоном.
- А эти негры – тоже звёзды НБА?
- Ну, во-первых, не негры, а чёрные, - поправил меня Марвин. – Так в Америке принято выражаться, чтобы никого не обидеть. У них там, не то, что у нас. Всё относятся друг к другу с уважением.
- А как же Ку-клукс-клан и суды Линча? – поинтересовался я.
- О, да ты вспомнил! Это всё уже в прошлом! Теперь там равенство всех перед законом, невзирая на цвет кожи. Все живут одинаково хорошо, что белый, что чёрный. Посмотри видеофильмы. Обрати внимание – если два полицейских, то если один белый, то другой обязательно чёрный. Нам до Америки, как до Луны! Отстали мы от них на сотни лет! Я, может, там и останусь, по окончании карьеры.
Я вздохнул.
- А ностальгии не будет по Родине?
- Да брось ты, Домский! Выйди на улицу. Посмотри вокруг. Какая уж тут ностальгия? К тому же, не забывай, что железного занавеса больше не существует и всегда можно приезжать в гости.
- На Родину в гости? К тому же, не ты ли утверждал недавно, что у нас всё скоро изменится в лучшую сторону.
- Ну, ты, клещ, к словам не цепляйся. Я был разгорячён! Изменится, кончено, но не так быстро! Давай лучше выпьем. А то надоело мне пересохшим горлом тебя просвещать.
Достав из холодильника баночку пива, Марвин бросил мне её небрежным жестом. Я, еле удержав в руках холодную жестянку, спросил:
- А пиво ты, где берёшь?
- В основном в Москве покупаю. Друзья привозят из поездок. Это вот, что мы с тобой пьём, в Энгельсе местные немцы подарили. Мы с ними на днях товарищеский матч играли. Им это пиво из Германии родственники привезли. Да, скоро, они и сами туда переберутся. Все валят из «Совка», друг мой.
- Так у нас, уже, вроде как не «Совок».
- Посмотрим, что дальше будет. Будет-то, конечно, лучше, чем сейчас. Но вот вопрос – когда? - сказал Марвин.
- Волей – неволей придётся посмотреть, - согласился я.
Открыв баночку и отхлебнув пива, я поморщился от непривычного металлического привкуса.
- Что морщишься? – спросил у меня Марвин.
- Холодное. Зубы сводит, - ответил я, дипломатично.
- Пей мелкими глотками. Не торопись, - посоветовал он мне.
Вытащив из сумки свежий номер «Советского спорта», Марвин сообщил мне, что направляется в туалет.
- Ты не скучай. Посмотри, пока, пластинки.
Я с радостью приступил к изучению его коллекции, состоящей большею частью из фирменного американского и немецкого винила. В основном был представлен тяжёлый рок.
Аппаратура для прослушивания тоже была дорогой и качественной. Одни венгерские колонки «Видеотон» чего стоили! Проигрыватель «Корвет», два советских усилителя высшего класса, отдельно эквалайзер.
Не на одну девушку не смотрел я с такой любовью, как на хорошо собранную аудиоаппаратуру. Дрожащими от страсти руками я провёл по выпуклой панели усилителя мощности. В горле у меня пересохло. Я нежно прикоснулся, затем сжал и немного покрутил выжидательно торчащие тумблеры на эквалайзере. Затем, осмелев, засунул палец в разъём для наушников.
Звук бурлящей в унитазе воды прервал мои исследования современной электроники.
2 (32)
Марвин, отерев руки полотенцем, вынул газету из подмышки и показал мне передовицу.
- Смотри. Ещё один советский хоккеист в НХЛ уезжает. И все, кто уехал, подписывают там контракты на миллионы долларов. Миллионы долларов! Ты представляешь, Домский?
Вручив мне газету, Марвин опустился на заскрипевшее под ним кресло.
- Какой сейчас курс доллара знаешь? – спросил он у меня.
- Рублей пятьдесят за доллар, где-то, - ответил я неуверенно.
- Хрен ты угадал! – закричал Марвин обрадовано и торжественно. – Уже сто десять рублей за «грин». Я-то слежу за этими вещами! Мне надо. В апреле доллар стоил тридцать рублей, ещё недавно, в августе, пятьдесят, а сейчас уже сто десять! И неизвестно, как он вырастет к концу года? А вырастет он обязательно – тенденция, однако!
- Да уж! – вздохнул я, не зная, что и сказать на это.
- А теперь, посчитай. Если, мне удастся заключить в НБА стартовый минимальный контракт. Ну, пусть, даже, на половину «ляма» зелёных, то, сколько это будет в рублях?
Я призадумался.
- Не морщи лоб. Есть калькулятор!
Марвин, прямо с кресла, протянув длинную руку и, чуть подавшись вперёд, достал лежащий на серванте калькулятор.
- На-ка, вставь в розетку, - протянул он мне шнур с вилкой и установил калькулятор на коленях. – Там удлинитель под столом.
Я подсоединил калькулятор к сети.
- Итак, умножаем пятьсот тысяч на сто десять. Получается.… Ох! Взгляни сам!
Подойдя, я посмотрел на длинный ряд ярких зелёных циферок, выстроившихся на продолговатом узком экране.
- Пятьдесят пять и шесть нулей! – посчитал я.
- И, сколько это будет, историк хренов?
- Пятьдесят пять миллионов?
- Совершенно верно! Пятьдесят пять миллионов рублей! За сезон! Ты представляешь! Ни фига ты, я вижу, не представляешь!
Марвин, поднялся, и в волнении заходил по комнате. Для этого путешествия ему хватало трёх шагов, в одну, и в другую стороны. И это от окошка до входной двери!
Остановившись, в задумчивости, у холодильника, он достал нам ещё по пиву. Одну из опустошённых банок он ополоснул над раковиной, и поставил в коллекцию.
Вторую, также вымыв и, отерев сухой тряпкой, бросил в раскрытую сумку.
- Подарю завтра охраннику в спортзале. Есть там один, усатый. Он тоже пивные банки собирает, - сообщил Андрей, поймав мой недоуменный взгляд.
Набравшись смелости, я спросил мечтателя:
- А если ты не попадёшь в НБА? Не пройдёшь по конкурсу. Или, как там у них всё происходит?
Марвин посмотрел на меня долгим немигающим взглядом. До сих пор поёживаюсь, как вспомню.
- Надо ставить перед собой высокие цели, - произнёс он, наконец, торжественным голосом. – И жертвовать всем для их достижения.
- И чем же ты жертвуешь? – решил я идти до конца.
- Чем я жертвую? – Марвин посмотрел мне в глаза и ответил. Ответ потряс меня. – Выпивкой!
- Не понял! А чем мы сейчас занимаемся? – поднял я руку с банкой.
Марвин криво улыбнулся.
- Ты не поймёшь. Не дай Бог тебе этого понимания!
Никогда, ни до, ни после, не было у нас с Марвиным такой доверительной беседы. Вокруг него всегда крутилось великое множество народу. Лица сменялись, словно в калейдоскопе. Одноклубники, соперники, болельщики, поклонницы, боевые подруги, лихие друзья – собутыльники, просто собутыльники, случайные знакомые, которым несть числа. К тому же и времена менялись и темы разговоров. И менялись не в лучшую сторону.
Этот же вечер был уникальным. Осенний ветер пригоршнями бросал в окна капли дождя. Мы сидели в тёплой советской квартире. Пили пиво из немецких банок. Со стен на нас смотрели американские баскетбольные звёзды.
- Я борюсь с этой вечной жаждой! Борюсь изо всех сил. То, что в тот день, когда мы с тобой встретились, я пригубил немного коньячка – исключение. Надо было снять стресс. А так, обхожусь баночным пивом и лёгкими винами.
- А совсем без выпивки нельзя? – спросил я.
Марвин покачал длинноволосой головой.
- Мне нельзя. Я или психом стану, или прибью кого-нибудь. У меня организм так устроен с юных лет. Я вырос в Челнах. А ты знаешь, что это за город? Это «бычий» город. Постоянно приходилось доказывать, что ты не лох. Улицы там без названий, а люди без имён – одни «погоняла». В джинсах никто не ходит – все в широких штанах. А я, всем назло, рассекал в джинсах и с длинными волосами. Нелегко приходилось. Но, я не сдавался. Иногда с пятерыми схватывался. Знаешь, откуда этот шрам? Заточкой хотели по голове ударить, но я отпрянул – вот по щеке и прошло. Отец у меня начальник на КамАЗе. С матерью они развелись, когда я был ещё маленьким. Жили мы с матерью. Но отец всегда помогал. Он меня и в баскетбольную секцию привёл, к хорошему тренеру. Если бы не баскетбол, жил бы я на улице, и жизнь моя сложилась бы по-другому. Я себя знаю! Когда совсем невмоготу стало, отец меня в Казань к бабке, матери своей отправил. Так что в Казани я с шестнадцати лет живу. В Казани лучше. Тут люди добрые.
- Ничего себе, добрые! – прервал я, удивившись. – Если бы не подошедший нам на счастье троллейбус, грохнули бы нас недавно добрые люди. Прямо на остановке бы и закопали.
Андрей ухмыльнулся,
- Ты просто злых людей не видел, домашний мальчик.
- Я, если что, на казанских улицах рос и в армии отслужил, - ответил я, заносчиво.
Марвин улыбнулся чему-то своему.
1 (31)
- Ладно, я тебя не за этим позвал, - сменил Андрей тему. – Взгляни-ка сюда.
Он сдёрнул покрывало с телевизора (с советских времён бытовала ещё традиция покрывать телеприёмники) и мне предстал великолепный японский телик «Фунай» и, что привело меня в настоящий восторг, видеомагнитофон!
- Видик! – воскликнул я восторженно.
- Видик – видик! – ответил Марвин с нарочитым безразличием в голосе.
Видеомагнитофон был о ту пору запредельной мечтой советского человека. Особенно молодого человека.
Под телевизором на полке лежало несколько десятков видеокассет. На кассетах фломастером были выведены надписи на английском языке. Из русских я заметил только «Вий» и «Джентльмены удачи».
- Порнуха есть? – спросил я у Андрея.
Тот словно не услышал
- Вот то зачем я тебя позвал! - сообщил мне Андрей.
Он вставил в видик одну из кассет. На экране телевизора побежали продольные полосы. Затем появилось изображение огромного спортивного зала, на паркете, которого шёл баскетбольный матч.
- «Чикаго Буллс» против «Лос-Анджелес Лейкерс»!
Андрей был весь в игре. Рост позволял ему сидя на полу находиться на уровне экрана. Он комментировал и засыпал меня информацией без остановки. Забыл даже отхлебывать пиво.
- Смотри – смотри. Какая комбинация! Ты знаешь, что игроки НБА должны выучить и держать в голове три десятка вариантов атаки? Видишь этого – это Мейджик Джонсон! А это – Майкл Джордан!
Я впервые видел игры НБА. Вообще до этого не интересовался баскетболом. Так, смотрел иногда игры сборной СССР, на уровне олимпиад. Не более.
Увиденное потрясло меня. Меня вообще всё потрясало о ту пору. Так и трясся с утра до вечера.
Я смотрел на голубой экран и думал о том, какие разные мечтания бывают у людей. Русский молодой человек мечтает скакать за пол – лимона долларов с мячом в руках, как обезьяна, на потеху жующих жвачку толстопузых америкосов.
Я же мечтал об утеплённой джинсовой куртке.
После просмотра, на перемотке, множества моментов из игр НБА, в голове у меня царил настоящий сумбур.
- Мне пора, - сказал я, когда часы показывали половину третьего.
Марвин, посмотрев на меня, произнёс:
- А теперь, в качестве бонуса за терпение, пять минут порнухи.
Сонливость с меня, как ветром сдуло.
Андрюха залез куда-то под диван и извлёк из-под него заветную кассету.
Ладони у меня вспотели. До этого я видел порно только раз в жизни, в видеосалоне, за большие деньги: пришлось выложить один рубль сорок копеек!
Марвин вставил кассету в видеомагнитофон. Нажал кнопку воспроизведения. И…. Началось такое!
На экране появился Борис Ельцин! Он выступал, стоя на трибуне, перед депутатами народного съезда и говорил, размахивая кулаком, примерно следующее: «Россияне! С проклятым прошлым покончено! Нас ждёт прекрасное будущее!»
Я с недоумением посмотрел на Марвина. Тот непонимающе погонял кассету взад и вперёд. В течение всех трёх часов записи были Ельцин, Гайдар, Бурбулис, Мурбулис и прочая нечисть.
- Всё понятно! – Марвин рассмеялся. – Катька кассету нашла. Она порнуху на дух не переносит. Затёрла её, и записала вот это говно! И вот нам от неё привет – новые герои России!
- Всей стране привет! – вздохнул я, разочаровано. – Что-то мне подсказывает, что настоящая порнуха ждёт нас впереди!
- Посмотрим, что будет дальше! – сказал Марвин, поднимаясь с паласа.
- Волей – неволей придётся посмотреть, - согласился я, одеваясь в прихожей.
/конец первой четверти/