Мы сидели на переговорах по проекту «Западный скоростной диаметр». С одной стороны длинного стола - представители правительства Санкт-Петербурга и мы - его консультанты, с другой - потенциальные концессионеры и кредиторы в одном лице: ВТБ и Газпромбанк. На стене над торцом стола висел большой портрет губернатора Полтавченко.
Если кто не знает, этот (уже, кажется, канувший в Лету) похожий на старого казачьего атамана деятель отличался гипертрофированной воцерковленностью. Рассказывали, что одним из его вопросов кандидатам при приеме на работу было: «По какому рецепту Ваша жена готовит кутью?»
Переговоры шли трудно. Люди из упомянутых банков все время забывали, какую «науку они в данный момент представляют», в смысле, выступают ли как кредиторы или акционеры, чьи интересы часто могут быть противоположными. Более того, порой не совсем было понятно, на чьей стороне некоторые высокопоставленные чиновники Города. Кстати, после выигрыша конкурса этим консорциумом и прямо в ходе переговоров курирующий вице-губернатор перешёл в ВТБ, а начальник профильного комитета - в Газпромбанк. Ну, а что - они были хорошие профессионалы.
Поэтому наша команда играла роль эдакого коллективного Верещагина, которому обидно за державу, когда все уже вокруг на всё дали добро. Ну, я конечно, несколько преувеличиваю: были и в питерском правительстве люди, пытавшиеся противостоять постоянно растущим аппетитам «частного» партнера. Забегая вперёд, скажу, что в итоге удалось сделать проект так, что мне за него не стыдно и на него до сих пор смотрят как на (снова извиняюсь за нашу жаргонную кальку) «лучшую практику». Жалко, что эта практика становится совсем теоретической, то есть, невостребованной - но об этом я уже говорил в первой части этой главы.
Господа банкиры не ожидали такого упорства с нашей стороны и считали, что моя команда портит весь праздник не только им, но и себе: могли ведь быстренько на всё согласиться и получить свой success fee. Они боролись с нами как могли. Будучи все выходцами из западных инвестбанков, издевались, обвиняя в незнании основ проектного финансирования. Потом нажаловались главе своего банка - а банк этот был крупнейшим аудиторским клиентом моей тогдашней фирмы XYZ. В результате аудиторские партнеры были вызваны на ковёр к этому главе - маленькому квадратному человечку. Он, наверно, смешно смотрится рядом со своей статной жаркой восточной журналисткой. А потом уже я был вызван на ковёр (дался этот ковёр - его-то, кажется, и не было вовсе) к управляющему партнеру нашей славной конторы.
- Нам указали на то, что ты и твоя команда портят жизнь нашему crown jewel client, а скоро - переназначение аудитора. Ты вообще знаешь, сколько нам платят за аудит?
- И что вы хотите? Чтобы я сдал все позиции на переговорах? Так прямо и скажите.
- Нет! Что ты! Что ты! И вообще - как я могу тебе указывать, что делать на проекте, которым ты руководишь! Просто, ну, будь, что ли, как-то повнимательнее к нашему дорогому клиенту...
- Извините, я не совсем понял. Поясните, что вы конкретно хотите, чтобы я сделал? Желательно в письменном виде.
Никаких указаний я, конечно, не получил, но думаю, что тот случай был одним из “Series of unfortunate events”, приведшей к моему вынужденному уходу из описываемого мира. (NB: так назывался сборник дурацких детских историй, которыми увлекался мой сын в Лондоне. Их потом все перевели на русский как «Тридцать три несчастья». Удивительно! Только что вышел прекрасный «Гарри Поттер» - и тут же дети переключились на эту дрянь...)
Но только что описанная история интереснее не последствиями для автора, а как иллюстрация к рассуждению в начале этих мемуаров о том, что объединение аудита и консалтинга в одних и тех же фирмах - явный пережиток старого быта.
Вернёмся к рассказу. В начале одного из дней переговоров моя сотрудница явилась на их место с опозданием, вся белая и сказала, что старое лицо кавказской национальности, которое ее везло в пойманной на улице тачке (дело было до Убера), попало в ДТП по своей инициативе, что только чудом все не закончилось плачевно и что это всё явно было инспирировано нашими банками-оппонентами. Сначала меня разобрал праведный гнев, что они дошли до таких пошлых вещей, как Ласкер, который, по словам О.Бендера, обкуривал соперников дешевыми сигарами. Но потом я засомневался. Не из-за аморальности, а потому, что зная людей напротив, понимал, что они столь высокого мнения о себе, что нашли бы более элегантный способ угробить мою коллегу. Ну, хотя бы машину - пофекультяпнее, чем раздолбанные «Жигули».
Кстати, моя сотрудница работает теперь в этом банке.
В решающий момент переговоров, когда страсти накалились до предела, по портрету губернатора Полтавченко вдруг потекли струйки воды. «Смотрите, губернатор мироточить начал!» - воскликнул я. Все засмеялись, обстановка разрядилась и вскоре уже праздновали подписание договора. А это просто сломался кондиционер (не путать с концессионером) над портретом.
Но «Западный скоростной диаметр», как я уже сказал, и тогда был нехарактерным проектом, а теперь-то он вообще, думаю, невозможен. Преобладали другие, от которых нарастало чувство неловкости.
Однажды я общался с руководящим сотрудником жилищно-коммунального комплекса правительства Москвы по проекту установки сети платных туалетов в Москве по «контракта жизненного цикла». К сожалению, это был не Петр Петрович Бирюков - мой кумир, который, по меткому определению другого человека из Города ещё лужковских времён, которому надо было мне его описать, «говорит, как Черномырдин, а выглядит, как Луи де Фюнес». А тот мой собеседник, диктуя мне по буквам свой адрес электронной почты, произнёс:
- ... «С» со столиком.
- Что?
- Ну, «с» со столиком, - собеседник явно стал раздражаться, что я не понимаю столь элементарных вещей. Мол, как с такими вообще можно иметь дело.
Оказалось, речь шла о букве “G”. Когда я ушёл- таки из компании XYZ, какое-то время был безработным и у меня стал расти животик, Елена Ерофеева звала меня «С со столиком» и это укоренилось в нашем вокабуляре.
Но здесь эта история приведена, чтобы проиллюстрировать степень нашего взаимопонимания с потенциальным клиентом. Я рассказывал ему, что для обеспечения наилучшего результата для Города нужно разработать критерии конкурса, написать конкурсную документацию, провести предквалификацию, потом конкурсный отбор, потом «финансовое закрытие», потом... и на это на всё уйдёт полтора года и миллиона два долларов. Он смотрел на меня как на идиота. «С» со столиком. Я же не знал, что «вах, такой жених» был давно уже к этому моменту выбран, и разговор шёл просто о том, чтобы всё облечь в приличную форму.
Туалеты эти жуткого золотого цвета и, думаю, золотые для города по цене, стоят по всей Москве до сих пор, но большинство из них, кажется, не работает - если только не взломаны со всеми (вытекающими) последствиями.
Но та история была ещё из переходных времён между Лужковым и Собяниным. Впоследствии все стало профессиональнее, масштабнее и циничнее. Один из последних проектов, которыми мне пришлось заниматься - гигантский контракт на поставку и обслуживание подвижного состава для крупнейшей московской транспортной компании. Опять же на конкурс пришли всякие «Бомбардье», «Симменсы» и прочие. Но довольно быстро они просекли, что конкурсная документация составлена таким образом, что победить может только одно российское предприятие - разве только не написали в критериях, что название должно начинаться на букву «Т». Все знали, что организатор конкурса от правительства Москвы - совладелец этого предприятия (с него лепил своего персонажа - продвинутого мэра-коррупционера новой формации - актёр Деревянко в сериале «Домашний арест»). Конечно, компания «Т» конкурс и выиграла. Непонятно было только одно - как это предприятие может за предложенные деньги построить то, на что подрядилось. Но и это скоро выяснилось: была сделана и быстро удовлетворена заявка на десятки миллиардов рублей в Фонд национального благосостояния. О такой возможности изменения правил игры после окончания конкурса другие конкурсанты, конечно, заранее уведомлены не были.
С учетом того, что, как говорил известный персонаж, «фамилия моя была слишком известна», я сгорал от стыда. Приходилось ведь даже проводить всякие роуд-шоу для конкурсантов, ещё не знавших, что их здесь не стояло. Когда же я пытался убедить клиента соблюдать хотя бы элементарные приличия, на меня орали, что я за деньги города работаю на его противников.
Я смотрел на них - умных, цепких, профессиональных, с ностальгией вспоминал прошлое поколение московских чиновников (того же Бирюкова или бывшего комсомольского вожака Орджоникидзе, через слово говорившего матом) и мне становилось страшно. Я смотрел на километры свежевыложенной гранитной плитки и вспоминал туберкулёзную больницу в центре Москвы на улице Достоевского, где лежал мой парализованный одногруппник Олег Загвоздин (ему как раз сегодня было бы 53 года). Вонь, вода по стенам, висящая пластами штукатурка, любые лекарства и уход - за свои деньги.
В конце концов я нашёл способ для моей команды досрочно соскочить с этого проекта. Да, потом ещё были иски от неудачливых (правильнее сказать - незадачливых) конкурсантов, меня даже вызывали как свидетеля в транспортную прокуратору (она, представляете, оказывается, находится на верхнем этаже станции метро «Краснопресненская» с шикарным видом на зоопарк). Это, конечно, ничего не изменило.
Вы спросите, зачем я уделяю столько внимания небольшому эпизоду. Просто, пожалуй, именно в этот момент я окончательно понял, что места мне на этом новом российском празднике жизни нет (здесь саундтрэком должна идти песня Любови Успенской «А я сяду в кабриолет»). Поэтому особо не сопротивлялся, когда руководители фирмы XYZ, сами-то на протяжении многих лет не зарабатывавшие для конторы ни рубля (таких на зарубежном языке называют словом apparatchik), сказали, что я им не люб из-за излишней ершистости. Но об этом - как-нибудь в другой раз.
В общем, вот такое ГЧ(Н)П - Главное, Чтобы Не П..здовали. А теперича - обещанная статья конца 2015 г.
Интермедия 6