Что ж, вернемся от бесполезных рассуждений о том (выражаясь словами вермонтского старца), как нам обустроить Россию, к основному предмету этих замет - описанию персонажей и ситуаций. Ведь и старцу Россию обустроить удалось только на выделенном ему участке высокого берега Москвы-реки в Троице-Лыкове - а нам-то куда уж.
Было ещё два англичанина, с которыми мне пришлось тесно работать по возвращении в Москву из Лондона в самом начале нулевых. Оба они будут фигурировать в ещё одной интермедии в конце следующей главы. Одного назовём Дэн Кроу; он тогда был моим куратором, поскольку считался специалистом по России, поработав несколько лет на реструктуризации долгов банка «Российский кредит» после дефолта девяносто восьмого года.
Дэн хамил всем подряд, чесал ляжки на встречах и похож был на какого-то бультерьера, только с красной ... лицом и в очках. Впрочем, со мной он был мил, поскольку нанят я был в Лондоне и десантирован в Москву по инициативе нашего начальника по российским проектам и по совместительству - главы практики реструктуризации фирмы ABC по всей Европе Томми Мотлинсона (о нем чуть позже). Утомляло только то, что каждый день в шесть часов в рамках обсуждения текущих проектов и планов Дэн заставлял меня идти пить с ним в бельгийскую пивную «Манкс энд Нанз». В конце вечера он, блеща русским, просил у официантов счёт, но тем всегда слышалось «ещё» и они продолжали приносить пиво. Это могло продолжаться бесконечно.
Вообще, как и многие экспаты тех лет, господин Кроу во время наездов в Москву увлекался излишествами нехорошими. Однажды он явился в офис к обеду, разя перегаром, с сильно подбитым глазом и расстёгнутой ширинкой.
- Ну, скажи ты ему, - недовольно бросила мне коллега. Дело в том, что я считался в московском офисе засланным казачком офиса лондонского (поскольку был им нанят и состоял на его довольствии) - и, значит, как бы отвечал за все, что происходило с его представителями.
- А почему я? Что, я и за ширинку его в ответе? Сама скажи.
Что произошло, так и осталось тайной, но Дэн проходил в таком виде весь день.
Это ещё что: я знал, что высшим классом у экспатов считалось умудриться отнести стоимость жриц любви на командировочные расходы («чарджить в экспенс-репорте», прости господи) - прямо как в анекдоте про «гвозди, гвозди, гвозди... ремонт молотка».
А коли уж мы затронули тему: во время упоминавшегося в прошлых сериях проекта по продаже шклозавода «Кастрычник» нам с Кроу пришлось ночевать в городе Бобруйск, поскольку в посёлке Елизово, где располагался завод, гостиниц (по крайней мере, таких, которые могли быть предложены вниманию иностранных консультантов) не было. Надо сказать, что город полностью соответствовал воспевшему его популярному в те годы мему «В Бобруйск, жывотное». Запомнилось полное отсутствие уличного освещения, какие-то покрышки на обочинах дорог (в Бобруйске есть большой шинный завод) - а больше, пожалуй, ничего не запомнилось. Когда мы заселились в отель и сели ужинать, разговаривая, натурально, по-английски, из ниоткуда вдруг стали слетаться (пардон за очевидную метафору, как ночные бабочки) и садиться за соседние столики целые стаи барышень. Судя по длине юбок и боевой раскраске, настроены они были весьма решительно.
Что же в этом плохого, спросите вы? Ну, как бы обьяснить. По всей видимости, лучшие представительницы бобруйских дам полусвета отбыли в Москву, где тоже, наверно, рассортировались в соответствии со своими технико-тактическими характеристиками: кто в гостиницу «Интурист», кто на Тверскую, а кто на Ленинградку в районе Химок. Те, что похуже, переместились в Минск. Описывать то, что осталось в Бобруйске, не буду - додумайте сами. Скажу лишь, что весь ужас начался, когда мы разошлись по номерам. Мне пришлось выдернуть телефонный шнур и забаррикадировать дверь какой-то тумбой. Впрочем, Дэн на утро был помятым, но претензий не высказывал, так что, возможно, в его лице судьба улыбнулась нескольким из бобруйских чаровниц, особенно с учетом его жадности.
У Кроу с женой не было детей, деньги они вкладывали в покупку британской недвижимости, но когда он привез супругу в Москву, то безапелляционно заявил, что жить они будут у нас. Впрочем, возможно, дело было не в экономии, а в нежелании засвечиваться перед гостиничными красотками. Прибыв, Дэн вел себя примерно как дядюшка Юлиус из «Карлсона», если вы знаете, о чем я. Он вручил какой-то мелкий подарок моему старшему сыну Саше, а потом нудно весь вечер требовал его благодарить. Младший Данила, которому было года четыре, вообще от ужаса куда-то забился, а поутру страшным шепотом сообщил: «Англичанины проснулись! Я слышу их звук...»
Через несколько лет, когда Дэн давно уже был партнером в Лондоне за российские подвиги и наши пути разошлись, я узнал, что он попал в коррупционный скандал: кажется, за мзду он раз за разом входил в преступный сговор с собственниками британских компаний среднего размера, помогая им надувать кредиторов. Кроу был без шума и пыли отправлен в отставку.
Надо сказать, что эта история меня нисколько не удивила, учитывая повадки моего супервайзора. Удивляло сначала, наоборот, как такого сделали партнером - но только до поры до времени, а точнее пока я не узнал получше Томми Мотлинсона - моего следующего героя.
Если вы заметили, ещё одна подспудная тема этих записок - как люди преуспевают (или наоборот) в мирке, который я описываю. К «наоборот» я вернусь позже, а здесь хочу сказать, что Томми был крайне успешен, хотя по интеллектуальности и джентльменству и рядом не стоял с описанным ранее Марком Хоуманом. Впрочем, наверно, «хотя» здесь - неправильный оборот.
Одной из сильнейших сторон Томми был подбор людей на конкретные задачи сообразно их талантам. В моем случае, как он сам говорил, это было умение хорошо писать и править отчёты (сам-то Мотлинсон их не то, что не писал, но даже не особо читал). А Дэна он ценил за, в точности по выражению актера Серебрякова, «силу, наглость и хамство». Это и сделало его незаменимым на проекте по «Российскому Кредиту», где, с одной стороны, надо было убеждать западных кредиторов, что предложение им расстаться с большей частью их денежек соответствует передовым международным подходам к реструктуризации долга (здесь-то блистал, в основном, сам Томми, отличавшийся неотразимым обаянием), а с другой - иметь дело с российским клиентом, совладелец которого, по рассказам того же Томми, приглашал его на встречу в свой гостиничный пентхаус и предлагал для начала выбрать для утех одну из дюжины содержавшихся там юных дев. Этот совладелец потом логично входил в Комиссии Совета Федерации по делам молодежи и по физической культуре.
Кстати, в результате проекта акционеры «Российского Кредита» (как, собственно, и других обанкротившихся в 1998-м банков) вполне сохранили своё благосостояние. Пару лет назад меня везли из Батуми в Тбилиси два молодых грузинских сотрудника упоминавшегося выше ЕБРР и показали тянувшиеся на километры огороженные владения Бидзины (в прошлом - Бориса) Иванишвили, крупнейшего совладельца Роскреда. Они стали наперебой рассказывать о чудесах на землях этого маркиза Карабаса, в том числе, построенном прямо в чистом поле огромном концертном зале и бродящих по полям слонах и жирафах. «Ребята, а вы знаете, - спросил я - что ваш славный институт развития всё это софинансировал?»
Они не поняли. А ведь ЕБРР был одним из крупных кредиторов «Российского Кредита».
Я всё это говорю от зависти, конечно, потому что в девяносто восьмом году конкурировал с фирмой Томми за Роскред и проиграл. Помню, возвращался с презентации менеджменту банка в сентябре (как раз в одном из перерывов между упомянутыми в одной из прошлых серий митингами за возврат собственных денег в другом банке) и увидел, что улица Николоямская, где располагался офис моей тогдашней конторы, перекрыта и заставлена пожарными машинами. Оказалось, горел чердак нашего офисного здания. Конкурс на выбор консультанта я проиграл, а в офис мне удалось потом попасть только где-то через месяц, и все мои сохранившиеся личные вещи сильно пахли копчёным, как «Таллискер» какой-нибудь.
Когда Томми нанял меня в Лондоне и отправлял в Москву, везти меня с семьей в Хитроу он прислал белый лимузин со своим личным водителем. Лимузин благополучно застрял в маленьком дворике нашего тихого предместья, и это напомнило опять же Николоямскую, рядом с которой в те годы в сталинском доме жили Пугачева с Киркоровым. Я часто проходил через их двор по пути, например, на обед в «Американский Бар энд Гриль» и наблюдал их лимузин, тоже белый, длиной, наверно, метров в десять, на котором бедный шофёр пытался маневрировать. Мне было его искренне жаль.
Да, пафоса Томми было не занимать. Однажды я прибыл в город на Неве на проект по расследованию деятельности телеком-активов «питерских связистов» (не путать с питерскими чекистами и питерскими юристами, хотя эти множества пересекаются). Менеджером проекта был индус довольно почтенного возраста, который заявился в комнату для переговоров прямо с самолёта - с совершенно несчастным выражением на отмеченной красным пятнышком физиономии, одной рукой рукой везя за собой огромный чемодан, а другой держась за живот. «Нет, я отдаю Томми должное, - жаловался индус на индийском английском - он умный, обаятельный, остроумный... Но смотри: он всучил мне везти свой багаж (сам Томми прилетал другим рейсом - АЕ), а у меня запор был, я на ночь сильное слабительное принял, а ему всё равно!»
Готов согласиться со всем в этой оценке моего героя. Он действительно был обаятелен (говорю в прошедшем времени исключительно потому, что речь тут идёт о делах давно минувших дней - дай бог Томми здоровья). Благодаря этому обаянию он выигрывал проекты, разруливал сложные ситуации и пользовался успехом у женщин, хотя был лыс и не красавец. Говорят, на Арбате в тротуар перед театром Вахтангова даже вмонтирована бронзовая табличка «Томми от Тони». А потерявшим самообладание я его видел, пожалуй, только один раз - когда обьявил ему об уходе и он запрещал мне попрощаться с моей командой, «поскольку ты - часть прошлого». Но в итоге всё же разрешил - под своим присмотром.
Вообще, наши отношения с Мотлинсоном не всегда были безоблачными. Когда года через три после моего найма стало ясно, что реструктуризация не пошла (об этом я тут уже писал), он сообщил, что лондонский офис прекращает выплачивать мне жалование и я перевожусь полностью на московское довольствие. Это означало снижение моей зряплаты где-то на тридцать процентов. На вопрос, мол, а как же контрактные обещания, данные при найме, Томми, не моргнув глазом, парировал, что он не обещал платить мне вечно.
Но в целом общение с ним всегда доставляло мне удовольствие, потому что очень уж я ценю чувство юмора. В отличие от большинства московских экспатов, Томми вполне сносно говорил по-русски, поскольку в юные годы изучал русскую филологию в колледже и даже провел год на стажировке, кажется, в Воронеже. Помню, как он со своим прекрасным акцентом рассказывал, что в его московском «клубном» доме находится «элитный гастроном «Ёжик»» или, когда на какую-то встречу нас повезли на микроавтобусе, сначала жаловался, что клиент подумает, что “this is a potato delivery”, а в конце вопрошал по-русски «Гдэ нашь грузовик?».
Роднила нас и ирония по поводу риторики нашей славной фирмы. Например, в какой-то момент в официальный обиход были введены термины “Channel A” и “Channel B” применительно к выигрышу новых проектов (что означало: у аудиторских клиентов или прочими путями), а маркетинговым лозунгом услуг в области финансового консультирования стало что-то вроде “Gain, hold, penetrate!” Томми жаловался, что когда впервые стал всё это читать на мониторе, подумал, что компьютер взломали хакеры, переадресовали его на порносайт и речь тут идёт о сексуальных техниках.
Но особенно веселили меня его рассказанные в лицах истории про секретаршу Машу, выделенную ему, когда он переехал в московский офис. Вот одна (кстати, тоже насчет монитора): один раз Томми должен был, как и все сотрудники, сдать какой-то онлайн-тест по риск-менеджменту, но его срочно сдернули на встречу. Комп он не выключал. «Когда я вернулся, - рассказывал он - Masha looked a bit sheepy”. А на экране красовалась надпись: «С трёх попыток из двадцати вопросов Вы не ответили правильно ни на один. Ваш тест заблокирован; Вам следует встретиться с руководящим партнером по риск-менеджменту».
Это Маша решила проявить инициативу и помочь боссу. Ещё как-то она отправляла Томми в командировку в Алма-Ату:
- Вот распечатка билета на самолёт, вот листочек с номером такси в аэропорт...
- Зачем, с Павелецкого вокзала же такой удобный поезд есть (в смысле, в «Домодедово» - АЕ).
- Томми, Вы уверены?
- Конечно!
Через полчаса:
-Как Вы и просили, я сдала билет на самолёт; вот новый - на поезд, Вы прибываете в Алма-Ату через неделю...
От себя хочу добавить, что я был неблагодарной сволочью, высмеивая секретарш Большой Четверки. Я ещё не знал, что меня ждёт в мире международных институтов развития. Я вообще не знал, что там окажусь, поэтому мы с Томми беззаботно смеялись над ответами на вопросник ЕБРР, которые дал один российский клиент:
- Q:Please provide the list of your employees broken down by sex.
- A: For our employees, alcohol is a bigger issue.
- Q: How do you raise your employees’ gender awareness?
- A: Our employees are generally aware of each other’s gender. To raise this awareness, we hold corporate parties from time to time.
Засим до связи. Томми продолжит фигурировать в следующей серии в связи с делом «Русала».