То, что, как любит выражаться господин Акунин в книжках про Фандорина, воспоследовало, стало моим звёздным часом, но одновременно - и началом конца карьеры, что я объясню позже. На самом деле, я просто оказался в нужном месте в нужное время, а именно в 2008 году, когда Россию накрыл кризис, в этой самой России и рядом с господином Мотлинсоном.
Сначала, как говорится, ничего не предвещало. Когда в америках вовсю уже банкротились всякие Lehman Brothers, находились комментаторы, в том числе и западные, говорившие, что Россия будет тихой гаванью и всё такое. Они даже зарабатывали речами на эту тему на корпоративах русских олигархов - на разогреве у какого-нибудь Шнура.
Потом рухнула нефть, с ней, естессно, и рубль, и все пришло в движение. Этот момент как раз и описан в интермедии в конце этой главы. Пошли какие-то проекты по реструктуризационной части, поначалу не очень завидные. Например, Томми через своих знакомцев по бывшему Роскреду подогнал проектик по анализу петербургского банка «ВЕФК», взятого под контроль российским банковским регулятором в лице Агентства по страхованию вкладов. Субподряд указанному Агентством соисполнителю был, кажется, процентов двадцать пять - за меньше регулятор ничего не регулировал. В ходе этой работы пришлось пару раз встречаться с замглавы упомянутого Агентства Мирошниковым - он теперь в международном розыске.
Зато его фактическая начальница - председательша Центробанка с лицом училки Э.С.Набиуллина - на месте и, кажется, прекрасно себя чувствует. Кстати, однажды мы писали на ее имя какое-то письмо и я, дабы проверить внимательность нашего маркетинга, в тексте, который они должны были вычитывать, в фамилии Эльвиры Сахипзадовны переставил буквы. Надо ли говорить, что письмо так и ушло с шапкой «госпоже Наибуллиной». Пришлось вытаскивать его из экспедиции - так же, как в интермедии в конце главы. Вот вечно мне неймется.
Что касается банка «ВЕФК», то его владелец - благообразный седой дядечка по фамилии Гительсон - искренне удивлялся, за что у него отнимают банк. Действительно, он не делал ничего такого, чего не делали владельцы почти всех без исключения российских банков, а именно размещал средства вкладчиков (уверенных, что они держат их в банке) в венчурные проекты своих неаффилированных с банком компаний (т.н.живопырок), ну и, как говаривал пастор из «Берегись автомобиля» в исполнении актера Баниониса, оставалось немного. Ещё Гительсон запомнился тем, что через каждые два слова вставлял слово-паразит, которые я больше никогда ни от кого не слышал: «бомАть». Я не знаю, что это означало, а спросить было как-то неловко. Наверно, каббалистическое заклинание какое-нибудь.
Через месяц Гительсон скрылся, но заклинание его не спасло: вскоре он был пойман Интерполом при заходе его яхты в один из портов Нидерландов.
А потом к нам обратились иностранные банки-кредиторы «Русала». Если кто не знает, это самая крупная алюминиевая компания в мире и принадлежит она довольно харизматичному Дерипаске. Эта реструктуризация долгов - и по сей день одна из самых больших и сложных в мире. Двадцать миллиардов долларов долга (только лохи развивают бизнес на свои, когда деньги тебе суют кто ни попадя), больше семидесяти иностранных и отечественных банков, всевозможные схемы проектного, синдицированного и прочего хитро...сплетенного финансирования. В результате такой беспорядочной долговой жизни алюминиевого гиганта западные кредиторы совершенно не представляли, что им делать, когда, по выражению Уоррена Баффета, «спала вода и стало видно, на ком нет плавок».
Как я сказал в прошлой серии, Томми руководил реструктуризацией по всей Европе, а к тому времени перебрался в Москву, поэтому нашему офису и удалось ухватить этот проект. Иначе им непременно рулил бы Лондон. Кстати, удивительно, но ни одна из фирм «Большой Четверки», несмотря на все их уверения, так и не стала по-настоящему международной, и их отделения из разных стран жестко конкурируют друг с другом. Теперь мне даже иногда доставляет удовольствие доносить одному офису какой-нибудь из этих фирм на другой, что тот ворует у него работу. Так что тогда мне правда сильно повезло.
Пикантность ситуации заключалась в том, что «Русал» был также крупнейшим аудиторским клиентом нашей фирмы ABC. Кстати, когда я задавал нашему главе риск-менеджмента вопрос, почему Дерипаска, у которого, как выразился другой мой клиент, «десять кладбищ за спиной» (в фигуральном, конечно, смысле, в фигуральном), может быть нашим клиентом, а какие-то более мелкие, но и менее одиозные персонажи не могут... - не давал ответа. Ну ведь не из-за потенциального размера нашего аудиторского вознаграждения, правда? Впрочем, много позже я равно не понимал, чем Абрамович, по мнению британской судьи, лучше Березовского - не тем же, что ее супруг, вероятнее всего, болеет за «Челси»?
Ну вот, опять отвлёкся; вернёмся к рассказу. Я, конечно, тоже к тому моменту уже научился доказывать потенциальным клиентам с одинаковой убежденностью, что роль аудитора не мешает нам делать в отношении компании неаудиторскую работу или, наоборот, что аудиторские и прочие услуги - две вещи несовместные (если этим аудитором был один из наших конкурентов). Но Томми включил своё обаяние так, что этот вопрос у растерянных иноземных кредиторов даже не возник - а «Русал», оплачивавший этот банкет, конечно, предпочитал видеть в роли консультантов противоположной стороны нас, нежели кого-то совсем незнакомого.
Кстати, через несколько месяцев я оценил в полной мере ещё одно Томмино качество, а именно непоколебимое спокойствие. Дело было так. Он ехал в машине с молодой, да ранней аудиторской партнершей нашей фирмы, отвечавшей за аудит «Русала», и в ходе непринужденной беседы сказал ей, что для нас получить этот проект было большой удачей, ибо он приносит много денег и даёт возможность субсидировать другие вещи. Партнерша эта на следующий день побежала к руководству «Русала» и передала это, для убедительности несколько приукрасив: мол, Томми назвал вас stupid cash cow и ещё земляным червяком. Нас вызвали... ну, не к Дерипаске, конечно (мелковаты мы для него), но тоже к высокому русаловскому начальству. Пришлось как-то изворачиваться.
Я бы, наверно, эту девушку, крепившую таким образом свои отношения с клиентом (она, кстати, потом ушла в «Русал» на высокую должность), сразу придушил - Томми же сохранял абсолютное самообладание. Он просто попросил меня учесть, что все, что мы говорим коллегам-аудиторам, будет передано, а скорее, и переврано. Высокие, высокие отношения.
Жаль, что научиться таким вещам все равно нельзя. Помню, когда мы встретились с Томми утром перед очередным собранием кредиторов, он сказал мне: «Представляешь, я летел сюда вместе с М. (одним из русаловских руководителей, которому предстояло презентовать на собрании жесткие предложения компании по реструктуризации долга, которые кредиторы явно встретят в штыки - АЕ) - так он весь полёт спокойно читал книжку! У этих людей надо учиться...»
Но как? Как, например, подобно господину Дерипаске (эту сцену я лично наблюдал на одном из собраний) в ответ на вопрос какого-то банкира сначала впериться в него на полминуты своими удавоподобными глазами, а потом изречь: “Lions talk to lions, mice talk to mice”? Нет, таким, видимо, надо родиться.
Впрочем, и у Томми были свои маленькие слабости в виде любви к красивой жизни. Когда мы прибыли на очередное собрание кредиторов в Париже, местом нашего расселения он выбрал «Ритц» на Вандомской площади. Я до сих пор пользуюсь украденным там деревянным рожком для обуви. Более того, поскольку ружье на стене (то есть лимузины, упоминавшиеся в прошлой главе) должно выстрелить, скажу что наутро за нами по указанию Мотлинсона был подан именно шикарный лимузин. Около места проведения собрания возникла несколько неловкая ситуация, поскольку одновременно с нами на мопеде подъехал французский банкир - председатель комитета кредиторов. К нам появились некоторые вопросы, улаженные Томми с присущей ему легкостью, но эти расходы пришлось отнести на счёт фирмы, что в общем контексте проекта было не очень чувствительно.
Платили нам за работу по нашим меркам действительно очень много, но и трудились в моей команде в пиковые периоды до сорока человек, срочно мобилизованных во вновь созданный Отдел реструктуризации под моим чутким руководством. Нашей задачей было предоставление, как метко говорил мой ключевой сотрудник и будущий друг Andrei Mitrofanov , «пытливым кредиторам» информации и советов по финансовой части для анализа и принятия решений. Андрей теперь занимает место, на котором до сих пор мог бы быть я, а тогда, помню, я терпеливо пытался обьяснить ему, чем restructuring отличается от due diligence (для непосвященных: это финансовый анализ простых, непроблемных компаний), которым он тогда занимался.
Предчувствие, что лично для меня все это хорошо не кончится, появилось, когда мы впервые прибыли в офис «Русала». Он находился как раз в здании на Николоямской, где я начинал свой трудовой путь в консалтинге. Моя прежняя аудиторская фирма оттуда давно съехала. Но обычно присущей мне ностальгии при «возвращении в прежние места» на этот раз не было, тем более, что внутри это здание какой-то фабрики позапрошлого века подверглось полной перепланировке. Зато перед глазами был описанный в предыдущей главе пожар на чердаке, случившийся ровно за десять лет до этого.
Я не буду здесь вдаваться в подробности самой этой реструктуризации, на которую потом ориентировались во всех «цивилизованных» (здесь теперь принято делать вот так пальчиками двух рук) российских переговорах по долгу. Неспециалистам это неинтересно, а для специалистов всё описано в многочисленных презентациях (в том числе, и Вашего покорного слуги). Скажу только, что несовершенство российского банкротства, о котором я рассуждал в ранних сериях этой эпопеи, сделало позиции кредиторов «Русала» весьма шаткими и компенсировалось это отчасти только тем, что господин Дерипаска надеялся, когда закончится кризис, продолжать отношения с ними. Сейчас-то, когда в результате усилий национального лидера по поднятию России с колен нашим компаниям скоро из-за границы все равно никто никаких денег давать не будет, этот фактор в подобных переговорах тоже стремительно исчезает.
По этому поводу вспомнилась история, когда кредиторы «Русала» сочли, что им нужен все-таки «план Б» на случай неудачи переговоров - ну, или просто чтобы стращать Дерипаску. Для нашей фирмы ABC (напомню, аудитора «Русала») вырабатывать такой враждебный план действий против любимого клиента все же было too much. Поэтому была выбрана другая фирма «Большой Четверки».
Как я уже упоминал, собрания кредиторов «Русала» проводились обычно в Париже (потому что у британских властей к Дерипаске уже появились, как теперь говорят, вопросики). С учетом числа участников, для таких собраний снимались залы на несколько сот человек. И вот на трибуну вышел партнёр этой другой фирмы, которого, кстати, я знал по проекту в Лондоне, описанному в рассказе «Факторинг, чековые жопки и девять нигерийских любовниц» из книги «Детали и дали» (кто ещё не успел - налетай, не ленись, покупай... в общем, здесь реклама). Поэтому, хоть это не комильфо, процитирую самого себя из того рассказа: старшие партнеры лондонских фирм держат себя, как античные боги, сошедшие на Землю и случайно тут подзадержавшиеся. Этот был именно таким.
Он обвёл зал проникновенным взглядом, выдержал должную паузу и изрёк: «У меня есть для вас две новости: хорошая и не очень. Мы разработали для вас детальный «план Б». Но проблема в том, что мы не можем сказать, сколько денег кредиторы смогут вернуть в результате осуществления этого плана, сколько времени на это уйдёт и вернут ли они вообще что-либо».
Зал взорвался хохотом. По-моему, дальнейшую презентацию английской знаменитости никто не слушал. А мне вспомнилась в тот момент одна из любимых историй моего папы: тоже в Париже, кстати, выступал знаменитый математик (забыл, кто именно, а в интернете не нашёл). Тема лекции была сугубо прикладная: «Экономия ткани при раскройке одежды». Зал заполнили парижские портнихи. Учёный начал: «Для упрощения давайте представим, что человеческое тело имеет форму шара». Тут все портнихи встали и вышли, и оратор заканчивал доклад в одиночестве.
Но вернёмся к нашему рассказу. Западные банкиры действительно не знали, что делать, хотя и выбрали комитет кредиторов во главе с пожилым французом (да-да - тем, с мопедом), все время говорившим “Let’s focus” (что в силу его акцента звучало как “let’s fuck us”). Сначала они почему-то думали, что с ними должно рассчитаться российское правительство (как будто это оно заставляло их давать деньги Дерипаске). Бесплодное взывание к государству заняло какое-то время; все что удалось получить в ответ - это письмо за подписью Mister DvOrkovich (помощника тогдашнего временного президента Медведева), что, мол, мы одобряем усилия сторон разрешить ситуацию в интересах общества, работников, дружбы народов и всего такого прочего. Русаловцы, тогда, помню, ещё хвастались что Дворкович даже сделал две правки от руки в подсунутом ими проекте письма.
Кстати, мне пришлось несколько раз общаться с Аркадием Дворковичем и он всегда производил на меня приятное впечатление. Тогда вообще в руководстве страны ещё были люди с нормальными лицами - сейчас их, кажется, совсем не осталось.
И при всей своей нелюбви к российскому правящему режиму, должен сказать, что тогдашняя позиция правительства сыграла ключевую роль в успехе той реструктуризации. Да, оно не стало выкупать долги западных кредиторов, зато сказало российским госбанкам дать денег «Русалу» на поддержание штанов, когда цена на алюминий упала ниже плинтуса и средств не хватало даже на текущую деятельность, не говоря уж об обслуживании долга. Ещё госбанкам было сказано следовать условиям, на которых «Русал» договорится с иностранными банками.
Но самое главное произошло, когда «Русал» пошёл на IPO в Гонконге. Я видел отчёты двух уважаемых фирм, сделанные перед этим IPO. И та, и другая сказали, что стоимость компании примерно равна ее долгу. Опять же для неспециалистов поясним, что это значит: что акции компании стоят ноль. На IPO же они были куплены за много миллиардов, из которых, в том числе, частично рассчитались с кредиторами.
Почему? Свои взгляды на аналитиков фондового рынка (опять же - делаем пальчиками - как бы независимых от трейдерских подразделений тех же инвестбанков) я тут уже высказывал. Когда я читал их отчёты, то, будучи погружённым в этот кейс, рыдал от смеха. Но главное - очень большой пакет акций на IPO купил один инвестор, разогрев, таким образом, спрос. Он на тот момент сохранял инкогнито, но все знали, что это слонёнок - тьфу, то есть ВЭБ.
Но это IPO и всяческие пати фор эврибади с распитием шампанского и раздачей стеклянных тумбстоунов по случаю успешного завершения реструктуризации долгов «Русала» проходили уже без меня, поскольку за несколько недель до этого я покинул фирму ABC. Конечно, было немного грустно. Зато на основе дела «Русала» я разработал увлекательную игру по реструктуризации, которую по просьбе моего друга Стюарта Лоусона проводил для студентов МБА на его курсе в бизнес-школе «Сколково». Тут мне тоже пришлось быть на разогреве у звезды - лидера «Мумия-Тролля» Лагутенки, с которым Стюарт дружил и которого пригласил в качестве inspirational спикера. Впоследствии я преподавал эту ролевую игру многим банкам-клиентам и даже зарабатывал ей деньги, да и сейчас иногда трясу стариной и организую ее для сотрудников моего нынешнего работодателя. Ведь такое обучение - гораздо веселее, чем посредством лекций.
Так почему же, спросите вы (если, конечно, дочитали досюда) этот кейс стал началом твоего конца - не мужского, как в известной эпиграмме Гафта на Козакова, а консалтингового? Потерпите главку-другую - всему своё время.
А вот ещё одна интермедия - очень старая, времен, когда я ещё трудился в «Четверке» и вновь, в общем стиле этих замёток, о культурных различиях.
Интермедия 7
Лондонский подход и культурные различия
Вот наблюдаю я за всем, что происходит у нас под аккомпанемент свинцовых ноябрьских дней - затяжным пике рубля, разгоном инфляции, начавшейся (пока только начавшейся!) новой волной банкротств, которые опять, как всегда, конечно, никого ничему не научат. И вспомнился мне забавный эпизод времен прошлого «кризиса». В кавычках потому, что какие у нас кризисы? Скорее напоминания, что цены на сырье иногда, как это ни удивительно, падают, а экономика сильно-таки зависит от выкрутасов властей.
А история была вот какая. Решил я в своей предыдущей консалтинговой конторе в конце 2008 года начать пропагандировать среди российских банков так называемый London Approach применительно к реструктуризациям долга. Это такие добровольные правила поведения банков и их несчастных должников, когда этих самых банков много и денег на всех не хватает. Если кратко - не тяните одеяло на себя, уважайте друг друга, будьте честны и открыты. Как в той задачке про двух заключенных - только с бОльшим числом участников.
В то время я еще не понимал всей абсурдности пропаганды этого идеализма средь наших банков - что государственных, что частных. Знание, которое, как известно, умножает печаль, пришло позже. А тогда с изумлением смотрел на зампреда родного ЦБ, который, когда мы с коллегами ему эти светлые идеи излагали, в свою очередь, с непониманием смотрел на нас - мол, а мне-то почему до этого всего должно быть дело!
Но я не сдавался. Устраивал всякие мероприятия с участием важных особ типа лорда-мэра лондонского Сити. И даже сходил к депутату, возглавлявшему в Думе один из профильных комитетов. Назовем депутата, к примеру, Б.
Я рассказал Б., как было бы здорово, если бы государство поддержало Лондонский подход. Усадило бы банки за круглый стол и стукнуло по нему кулаком - договаривайтесь, мол, конструктивно! И какие бы политические очки набрал лично Б., продвинув столь своевременную идею.
Это было моей ошибкой, чуть, как говорят в таких случаях, не ставшей роковой.
Через пару недель я сидел в своем замечательном кабинете на 32-м этаже одной из башен Москва-Сити. (Кабинет был замечателен тем, что находился в углу, имел треугольную форму, а поскольку башни Сити сделаны из стекла, то и все стены кабинета были, соответственно, стеклянными, и, поработав, можно было просто развернуться на кресле и отдохнуть, любуясь панорамой Москвы... Но, впрочем, песня не о нем.) Поскольку «последствия мирового политического кризиса», как это было принято официально именовать, уже вовсю набирали обороты, засиживался я допоздна.
Часов в девять позвонила наша PR-менеджер и сказала, что только что ей звонили из Reuters с просьбой о комментарии. Мол, сегодня довольно сильно упали котировки российских еврооблигаций и курс рубля. (Прискорбно, ну и что?) А то, что было это вызвано некими заявлениями, которые сделал депутат Б. во время своей поездки... ну, скажем, в Южную Корею. (А что он сказал?) Он заявил в интервью, что Центральному банку надо ввести мораторий на все выплаты российскими компаниями по внешним долгам. (Что это он? Собачатины объелся? И все равно - почему наша уважаемая международная консалтинговая фирма должна этот бред комментировать?)
Так ведь Б. дальше сказал, что именно наша уважаемая международная консалтинговая фирма ему это насоветовала.
Дальнейшее проплыло в голове, наверно, за доли секунды. Сначала ощущение безраздельного абсурда. Потом из темноты начало выплывать понимание того, что произошло. Это он так интерпретировал наши рассуждения о том, что ЦБ и правительство должны помочь банкам выработать общие принципы, схожие с London Approach, один из которых - объявление добровольного моратория на взыскания по кредитам, чтобы дать должнику передышку и возможность согласовать план реструктуризации долгов. Как можно это извратить таким вот образом???
А наше PR-создание на том конце трубки продолжало бодро рапортовать. ЦБ, мол, уже выпустил официальное заявление, в котором дезавуировал слова Б. и сказал, что никакого моратория он объявлять не собирается. Но коллеги из Reuters сомневаются. Ведь и в девяносто восьмом за пару дней до 17 августа наш всенародный рубил воздух ребром ладони: «Дефолта, панимаеш, не будет!!» И коллеги вот спрашивают, что же вы такого депутату Б. посоветовали и главное - зачем?
В отдельных частях организма возникло чувство незащищенности - ровно обратное тому, которое сулит реклама женских прокладок. А мозг стал рисовать всякие картинки в стиле Босха. Как завтра утром Б. вызывают для объяснений к... Нет, лучше даже не думать, к кому его вызывают.
- Кто Вас надоумил такое сказать, нанеся тем самым многомиллиардный урон многим уважаемым, дружественным нам предпринимателям и экономике России в целом?
- Так ведь уважаемая фирма ABC...
- Кто конкретно из фирмы ABC? В глаза смотреть!
- Ну этот, как его... Е.
- А ну разобраться с этим Е. и доложить по результатам!
- Есть!
И тяп по Ляпкину, ляп по Тяпкину.
Пробормотав что-то вроде «пока никаких комментариев», я дрожащим пальцем набрал своего непосредственного начальника Томми. Изложил ему кратко, что произошло, и завершил свое сбивчивое (по причине крайне возбужденного состояния) выступление тем, что у нас, кажется, проблемы. На что Томми, вторя герою Вицина из «Операции Ы», заметил, что «не у нас, а у Вас», что он мне давно говорил, что надо тихо делать свою работу, а не выпендриваться и не корчить из себя властителя умов. Короче, чтоб я сам теперь из всего этого выпутывался.
Прав был старина Томми, как всегда, прав.
Надо ли говорить, что спал я той ночью не лучшим образом. Босх в голове продолжал рисовать свои апокалиптические картинки. Под утро я схватил загранпаспорт и стал лихорадочно перебирать страницы, чтобы понять, есть ли у меня открытая британская виза. Вполне возможно, думал я, мне самому придется применить «лондонский подход». А вернее, отход. Хотя границы для меня наверняка уже закрыли...
Все-таки склонны мы преувеличивать свою значимость в этой жизни!
Конец у этой истории оказался малоинтересным. На следующее утро Б. опубликовал по всем каналам опровержение. Мол, корейские журналисты грубо извратили его слова - может, переводчик чего не так перевел, а может сами журналисты не поняли, что с них взять. А как там было на самом деле - никто уже, наверно, не узнает.
Мы тоже, скоординировавшись с Б., разъяснили, где только могли, «что конкретно мы имели в виду». И для меня все обошлось практически без последствий. Ну разве что на какое-то время стал снарядом для соревнований в остроумии коллег и всех, кто был в курсе, как я «обрушил финансовые рынки».
Б., правда, через какое-то время потерял пост председателя своего думского комитета и стал простым депутатом. А уж было ли это как то связано с описанной историей или просто стало следствием политической борьбы - сказать не могу.
У меня, как и у всех нас, конечно, было множество и других забавных ляпов в работе. Куда ж без них. Например, много лет назад мы отправляли важное письмо тогдашнему министру финансов Кудрину, и в исходящем номере, состоявшем, по нашим правилам, из инициалов партнера (которого звали Daniel John Craw) и фамилии получателя, из-за какого-то технического сбоя исчезли одна буква и косая черта, и в шапке письма первой строчкой гордо значилось: DJ Kudrin. Заметили поздновато. Еле успели вытащить из канцелярии Минфина, а то нам бы устроили дискотеку.
Но такие случаи, как правило, подразумевают только один вывод: как говаривал Жванецкий, «тщательнЕе надо». А в истории с "лондонским подходом" мораль (если она вообще в ней есть, в чем я сильно сомневаюсь), наверно, другая: всё, что мы делаем даже с самыми благими намерениями, может иметь совершенно непредсказуемые последствия. Поэтому либо сиди и не отсвечивай, либо уж изволь - будь готов.
У меня вот после того случая довольно-таки надолго отпало желание заниматься, как говорят в инофирмах, thought leadership. Кстати, причины любви корпораций к высокопарно-демагогической терминологии, приводящей к полной подмене смысла слов, заслуживают отдельного анализа. Ну ладно, выпуск всякого рода исследований, докладов и презентаций, как правило, на некоммерческой основе (что и означает термин thought leadership), можно еще иногда (хотя и крайне редко) назвать "умственным лидерством". Но автоматически называть так каждую выпущенную брошюру?? "We issued a thought leadership on..." Да откуда вы знаете, поведете вы за собой умы или нет? Меня как-то спросили ребята из европейского маркетинга, когда я говорил о важности thought leadership: "Which specific piece of our thought leadership do you mean"? Кусочек умственного лидерства... Бедные взросшие в неволе ребята, не знающие изначального смысла слов...
Или вот еще слово talent, которым вдруг стало принято именовать сотрудников (кадры, по-нашенски). Вообще любых. Когда я впервые пришел в мир иностранных фирм, это называлось "human resources", и мне было немного обидно, что я ресурс. Но talent - по-моему, явный перебор. Ау, где вы, таланты...
Это я так, отвлекся, но если надо привязать к вышеизложенному случаю, то вот, извольте, вторая мораль: западные концепции и термины, перенесенные на нашу почву без должной адаптации могут и звучать нелепо (все эти «дорожные карты», «вызовы» и т.д.), и восприниматься совсем по-другому. В причинах этого стОило бы как-нибудь покопаться. А пока - последняя иллюстрация.
На заре своей карьеры переводил я одному лондонскому партнеру - большому светилу в области несостоятельности, приехавшему просвещать наших чиновников в рамках не оскудевшего тогда еще международного содействия российским рыночным реформам.
- I am an accountant, - начал он.
- Я - бухгалтер, - честно перевел я.
- Ну что же Вы сразу неправильно переводите! - возмутился один из наших, - Посмотрите на него. Ну какой он бухгалтер?! (А начальник мой - и правда, настоящий английский джентльмен. Высокий, статный, в хорошем костюме).
- Мы прекрасно знаем, как выглядят бухгалтерА! (см. незабвенную одноименную песню группы «Комбинация»).
После недолгих дебатов на полном серьезе договорились, что слово accountant следует переводить как «их бухгалтер» - в противовес нашему, в нарукавниках. Запад есть запад, восток есть восток...