Человек, однажды встретившись в вагоне поезда дальнего следования с жадно внимающим ему собеседником, порой неожиданно для себя, начинает рассказывать о своем житье-бытье. В своих откровениях он не скрывает даже того темного и порочного, в чем и самому-то признаться обычно стыдно. Выйдя из вагона, человек потом удивляется: «И чего это меня понесло?». В народе такое явление условно называют «синдромом случайного попутчика». Встретились, поговорили и попрощались, чтобы больше никогда не увидеть и не услышать друг друга, бесследно растворившись в тумане прошлого.
ВСТРЕЧА
Тепловоз, сочным басом гуднув на прощание, отвалил от перрона. Дорога предстояла долгая, и я принялась обживать купе: разложила по полкам и рундукам нехитрые пожитки, переоделась в удобные «спортивки», достала книжку, которую давно мечтала прочитать да все как-то времени не хватало. За окном замелькали картинки из жизни российской глубинки. Я задернула занавесочку, прячась от ярких солнечных лучей, удобно примостилась на нижней полочке и с наслаждением погрузилась в чтение.
Поезд мчался по равнинам, покрывая километры, изредка притормаживая свой бег на станциях, названия которых мне были совсем не знакомы. Никого в мое купе не подсаживали, и этому обстоятельству я была, признаться, отчасти рада. Не надо ни с кем любезничать, поддерживать бессмысленный – о природе и погоде – разговор, дабы соблюсти правила приличия. Так, я ехала в пустом гостиничном «номере» на колесах и упивалась своим одиночеством.
За окном уже начало смеркаться, когда на одной из станций дверь в мое купе распахнулась и на пороге появилась «дама, приятная во всех отношениях». От нее, такой ухоженной, со вкусом одетой, исходил тонкий аромат лимона и ощущение теплоты. Спутница искренне мне улыбнулась:
- Давайте знакомиться. Мария Вадимовна. А Ваше имя?..
- Жанна.
- А по отчеству?
- Можно без отчества. Его постоянно путают, называя меня то Владимировной, то Владимовной. А вообще-то я, как и вы, Вадимовна.
Тут мы рассмеялись: надо же, в одном купе и обе - Вадимовны! Тонкий ледок отчужденности между нами как-то сразу растаял. Возникло чувство, что мы давно знакомы. Я кивнула на объемную дорожную сумку Марии:
- В отпуск едете?
- Подарки везу внукам, детям. Своим любимым и родным…
Последние слова моя новая знакомая произнесла, как мне показалось, с щемящей грустью и болью. Потом тихо добавила:
- Я перед ними в таком долгу! Вы даже не представляете, как я виновата!
- И в чем же?
- Вам это интересно?
- Конечно.
Читать роман, когда перед тобой сидит собеседник, похоже, с непростой судьбой, и который, возможно, готов поведать интереснейшую, а главное - непридуманную историю из своей жизни, мне показалось пустым занятием.
Я отложила в сторону книгу и подбадривающе улыбнулась:
- Ну, рассказываете. Так и время быстрее пролетит.
ОТРАЖЕНИЕ
Маша очнулась на «лежбище котиков», как она в шутку называла свою некогда стильную, а сегодня полуразваленную двуспальную кровать. Будний день уже был в разгаре, но женщина никуда не спешила. Она давно потеряла работу.
Мария спросонья пошарила по прикроватной тумбочке, пытаясь отыскать свое «лекарство»:
- Черт, как голова-то трещит. И где моя «калявочка»? Неужели все выдули?
Бормоча себе проклятья под нос, она стала вспоминать вчерашний день. Так, сначала в дверь постучали Варька с Веркой, принесли бутылку водки. «Беленькая» как-то быстро закончилась, а подруги только-только вкус «распробовали». Побежали за второй, показалось мало. Потом была третья.
На огонек заглянул сосед Николашка. Не с пустыми руками пришел. «Пропуск» он показал с порога и, протопав в кухню, водрузил его на стол:
- Ну что, девчата, по маленькой?
Уже изрядно выпившие «девчата» не сопротивлялись. Предложение гостя было поддержано радостными пьяными голосами:
- А наливай! А то уйдем.
Выставленная на стол гостеприимной хозяйкой нехитрая закуска – хлебушек, початая банка баклажанной икры, селедка, чудом уцелевшие в «хрущевском» холодильнике огурчики – убывала на глазах. Колька, так тот вообще не закусывал. Помочит усы в стакане с водкой, глотнет содержимое, не моргнув глазом, горбушкой «бородинского» промокнет губы и крякнет: «Вкусна, зараза!»
После очередной стопки Манька, как ее звали-величали в развеселой компании, чувствует, как начинают, словно туманом глаза закрывает, расплываться раскрасневшиеся от принятого градуса лица собутыльников. Звуки отделяются от картинки, постепенно затихают, сознание мутнеет и, наконец, совсем отключается. Машка валится на кровать и затихает. На следующий день все повторяется, за исключением некоторых деталей. Иногда в этой пьяной круговерти появляются новые лица – щербатый хмырь, ощупывающий масляными бегающими глазками всех женщин за столом, разухабистая крикливая товарка, вцепившаяся мертвой хваткой в граненый стакан с «беленькой», дедок в замызганной тельняшке и трико с «пузырями» на коленках, мычащий о своих былых мужских победах. Да, в «нехорошей» квартире кто только не перебывал. Участковый со счету сбился.
Маша взглянула на выстроившуюся в углу кухни батарею пустых бутылок, на стол с объедками, напоминавшими о вчерашней гулянке. Увы, «лекарства» нигде не было, а организм требовал. Тело ломило и бросало в пот, руки тряслись, ноги отказывались слушаться и подгибались. В довершение ко всему тупая боль сковала обручем голову. Качаясь, Мария подошла к зеркалу. Оттуда на нее смотрела безобразная незнакомка с опухшим от вечных пьянок лицом, засмоктанными лохмами. Набрякшие веки, синяки под глазами, стеклянный взгляд… Разве это она, Маша? А где та, хрупкая, с тонкими чертами миловидная женщина? Где?!
Мария с ужасом отпрянула от зеркала, схватила первую попавшуюся бутылку и запустила в свое отражение. Послышался удар, на пол посыпались сверкающие осколки. И тут в прихожей неожиданно раздался звонок.
ГОСТЬ
Маша распахнула дверь и увидела вполне приличного мужчину. Незнакомец улыбался:
- Здравствуйте. Вот решил нанести вам визит.
Заметив в глазах хозяйки квартиры беспокойство и смятение, он мягко напомнил:
- Мы с вами познакомились третьего дня у магазина, и я проводил вас до дому.
Мария силилась вспомнить хоть что-нибудь о той встрече, но не могла. А все водка проклятая! Нежданный визитер поспешил женщине на выручку:
- Я Олег Владимирович. Ну так как, гостей принимаете?
- У меня выпить нечего, - выдавила Маша и тут же осеклась. - Чай есть. Будете?
- Спасибо. От чая не откажусь.
Олег Владимирович скинул пальто, направился к зеркалу, чтобы причесать растрепавшиеся волосы, и тут обнаружил, что оно разбито.
- Какая, однако, неловкость вышла! Кому-то зеркало помешало. Не беда, мы сейчас все уберем. Где у вас совок, веник, а, Мария Вадимовна?
Мария Вадимовна... Так ее звали когда-то. Господи, как давно это было! И вдруг Машу словно прорвало. Она разрыдалась. Вся ее прошлая жизнь была как те осколки зеркала, поблескивавшие на полу. Олег Владимирович, обняв несчастную женщину, гладил ее по волосам и молил: «Говорите, говорите! Выплачьтесь!»
ОСКОЛКИ
Захлебываясь от слез, Мария рассказывала абсолютно постороннему человеку о том, как судьба свела ее с будущим мужем - студентом-технарем Игорьком, какая потрясающая у них была любовь и как все завидовали их счастью. Вспоминала, как родились дочурка Светик-Семицветик и сынуля Павлуша. Детки подрастали, Маша с супругом работали.
Все шло своим чередом, но тут грянули девяностые. Жизнь стала трудной, непредсказуемой. Впрочем, Игорь оказался хватким мужичком. Вместе с друзьями организовал небольшой кооператив. Если говорить честно, то это была конторка по типу «купи-продай». Поначалу дело не ладилось. Муж нервничал, порой терял веру в свои силы и надежду выбраться из долговой ямы, но рядом всегда была Мария. Она умела находить такие слова, которые, как снадобье, лечили израненное мужское самолюбие. Жена успокаивала: мол, прорвемся, главное - верить в успех. И надо же, права оказалась! Вскоре Игорь Афанасьевич сколотил со старыми приятелями фирмочку по строительной части, заказы хорошие пошли. Теперь соучредители мешали ему развернуться и стать полноправным хозяином компании. Но разве для нувориша это проблема? Он вытеснил из бизнеса прежних друзей. Как? Об этом Мария Вадимовна не распространялась.
Бизнес отнимал у Игоря много сил и времени. Глава семейства нередко появлялся дома за полночь. Маша, как умная жена, упреками не досаждала, скандалы не устраивала. Наоборот, старалась любимого ублажить: всегда встречала его с улыбкой, помогала раздеться, подавала тапочки, и пока он плескался в ванной, разогревала ужин. Муж часто уезжал в командировки, а она терпеливо ждала от него звонков и только вздыхала: так надо. Он возвращался на несколько дней и снова исчезал, разрываясь между чужими городами. Любимый перестал дарить Маше цветы, духи, какие-то приятные мелочи, которые прежде привозил из каждой поездки. Женщина успокаивала себя: «Замотался, наверное, не до магазинов. Вон не успел добраться до кровати - уже отключился. А что подарки? И без них проживу. Главное - он рядом». Мария с любовью смотрела на безмятежно спавшего мужа, светло улыбаясь своему женскому счастью, поправляла сползшую с Игоря шелковую простыню и осторожно выскальзывала из комнаты. В коридоре она на несколько секунд задерживалась у детских спален, по привычке прислушиваясь к звукам за дверьми, но за ними было тихо - сын и дочь уже выросли, отучились в институтах и жили самостоятельно. Они тоже стали редкими гостями в отчем доме. Нет, иногда, по большим праздникам, приезжали, вся семья собиралась за большим столом, и тогда было шумно и весело, как в добрые старые времена.
В постоянных заботах и хлопотах Маша не заметила, как муж стал отдаляться. Первый звоночек прозвенел однажды, но женщина не услышала его. Не верила, что счастье, как птица, может вот так легко, в одночасье, вспорхнуть и улететь. Теперь Игорь все чаще позволял себе прийти домой далеко за полночь. Почти всегда навеселе. Не в помаде, но от его костюма исходил запах дамских духов. Поначалу мужчина пытался держать оборону: говорил, мол, с партнерами встречался, надо было «обсосать темочку за рюмашкой». «Да, посидели, да выпили, но это бизнес, дорогая!» - заплетавшимся языком пытался объяснить он супруге. Маша все сносила, ни слова упрека. Но ведь сердце женское не обманешь. Обнаглевший муж потом и вовсе стал сутками пропадать, даже не удосуживаясь придумывать оправдания. А зачем? Это Машкина забота, чтобы их семейная жизнь в глазах друзей и знакомых выглядела благопристойно. Но счастье... Счастье уже покинуло этот дом.
...Мерно, под стук колес, позвякивали на столике в купе стаканы с остывшим чаем. Мария Вадимовна устремила взгляд в черноту за окном и зябко дернула плечами: совсем недавно и ее жизнь была похожа на эту беспросветную тьму.
ТОСКА
Особенно тяжко Марии было по вечерам, когда с наступлением темноты за окном замирала будничная жизнь. Ее дом, в котором всегда было шумно от детских голосов и веселой воз¬ни сынишки и дочурки, словно впадал в оцепенение. Женщине порой казалось, что даже настенные часы боялись своим тиканьем нарушить это безмолвие. Подруга по имени Одиночество украдкой, под покровом ночи, входила в дом, осторожно садилась на краешек старенького кресла-качалки и молчаливо наблюдала за Машей.
Звенящая тишина давила на Марию Вадимовну. Она пыталась найти спасение в обычных женских хлопотах (их, как известно, каждый день - воз и маленькая тележка), но привычная, изрядно надоевшая работа домохозяйки не отвлекала от мрачных дум. Тогда Маша вспомнила о книгах. Их в ее библиотеке было предостаточно - это богатство досталось Марии от родителей. На полках практически невозможно было найти современную печатную продукцию, женщина ее принципиально не покупала. Да, красивые книжицы, с яркими обложками, но стоит начать читать текст, как сразу наткнешься на орфографическую ошибку. Машу с ее высшим филологическим образованием от таких огрехов редакторов и корректоров коробило. К тому же новомодная литература казалась Марии Вадимовне неглубокой, бессодержательной, с однотипными сюжетами и героями. Нет, подобное чтиво не для нее. Она с удовольствием перечитывала изданные еще в советское время томики Сергея Есенина, Марины Цветаевой, Томаса Манна, Жорж Санд, а чаще брала в руки семейные фотоальбомы и часами рассматривала снимки. Вот супруг встречает ее из роддома с голубым «конвертом», в котором сопит Павлуша. Игорек стоит в рубашке в клеточку, в потертых джинсах. Рядом, доверчиво прильнув к ноге отца, Светланка - ангелочек с дивными золотистыми кудряшками и пышными бантами. Счастливый муж прячет за спиной охапку цветов. Для Машульки любимой. А на этой фотографии уже подросшие Света и Паша в костюмах лисички и зайчика замерли у новогодней елки на детсадовском утреннике. Внимание, сейчас вылетит «птичка»! У Пашки тогда длинные картонные уши не хотели стоять торчком, и он их всю дорогу поправлял, а Светланка постоянно теряла пышный рыжий хвост - его в последний момент приладили к костюму с помощью немыслимо сложной системы крючков и крючочков, которая почему-то не сработала. Что там дальше? Ага! Отличный кадр! Загорелая четверка - мама, папа, сын и дочь - весело плещется в ласковом Черном море. В тот год вся семья впервые выбралась в Сочи и не могла поверить, что есть на земле такие райские уголки. Боже, а каким чудным вином Игоря и Машу угощали их друзья! «Гранатовый браслет», розовый, белый мускат и, конечно же, «Изабелла». Они такого прежде не пробовали. И как забыть те томные, по-южному черные ночи, когда они, оставив уснувших детей на попечение добрых знакомых, сбегали в какое-нибудь уличное кафе, танцевали под звездным небом, тесно прижавшись друг к другу, почти до самого рассвета!
Захватившие Марию воспоминания иногда прерывал неожиданный скрип кресла-качалки и невнятные, едва слышные звуки, очень похожие на чьи-то печальные вздохи. Верно, это гостья-невидимка напоминала хозяйке дома о своем присутствии. Мария вздрагивала, вглядывалась в темный угол комнаты, как будто хотела рассмотреть там кого-то, встряхивалась: «Э, мать, да тебе уже привидения чудятся! Нервишки-то совсем ни к черту. Пора лечиться». Но Маша не любила докторов, не признавала никаких таблеток, все махала рукой: так пройдет.
БОЛЬ
По вечерам, укладываясь в постель, женщина долго не могла уснуть. Она прислушивалась к тиканью часов в зале и шорохам на улице: все ждала, что вот сейчас на выложенной плиткой дорожке к дому раздадутся знакомые шаги, повернется ключ в замке, распахнется дверь и на пороге появится Игорек. Может, он подойдет к ней, наклонится, нежно поцелует в щеку и привычно скажет: «Привет, родная! Я по тебе так соскучился!» Как раньше...
Стрелки часов монотонно отстукивали минуты, часы. Муж все не возвращался. Промаявшись полночи, женщина выбиралась из постели, брела в зал, открывала бар и нацеживала себе рюмочку-другую своей «елочки». Да, книги и «альбомотерапия» ей уже не помогали.
Мария Вадимовна нашла для себя другое «лекарство» - темно-зеленый тягучий ликер с терпким вкусом еловых хвоинок. Этот аромат напоминал ей о Новом годе и связанных с его наступлением неизвестных и волнительных, но обязательно счастливых перемен.
Лишь под утро Маша забывалась беспокойным сном. Из некрепких объятий Морфея ее вырывали звуки наступившего дня или доносившееся из ванной фырканье умывавшегося мужа. После обычного утреннего «омовения» он был весь такой чистенький, пахнувший пеной для бритья, с приглаженными волосами. Маше хотелось броситься ему на грудь, прижаться, почувствовать его сильные руки, но холодный взгляд любимого пригвождал ее к полу.
- Даже не подходи ко мне! Ты мне отвратительна, - с презрением цедил муж сквозь зубы. Уже несколько месяцев он не делил с Машей супружеское ложе. Игорь временно поселился в бывшей детской, а потом и вовсе съехал на съемную квартиру. Молоденькой и капризной любовнице больше не хотелось каждый раз после жарких свиданий отпускать его к законной жене. Мария Вадимовна не верила в предательство супруга, она надеялась, что девица поиграет с ним в любовь да и бросит. Или он сам одумается (ведь умный мужик!), поймет, что все эти шуры-муры - пустое. От состоявшегося и состоятельного бизнесмена юной чаровнице нужны были только деньги. Увы, Игорь Афанасьевич, как большинство мужчин после 45, ощущал себя мачо, был слеп и не собирался возвращаться домой. Вскоре он прислал к Марии адвоката, чтобы «разрулить тему со штампом в паспорте». Словом, развод и девичья фамилия. Так и просил передать ей через своего поверенного супруг. Несчастная женщина почувствовала, как земля уходит из-под ног, и рухнула на диванчик в прихожей. Все. Это конец. Больше нет Их, а есть Он и Она - бывшие супруги.
Когда адвокат удалился из ее дома, Мария Вадимовна бросилась к бару, налила полный стакан «елочки» и выпила залпом. Не захмелела. Выпила еще и еще. Слезы обиды текли по щекам. В порыве ярости Маша схватила один из семейных альбомов и начала выдергивать из него фотографии, с которых на нее смотрел то смеющийся, то серьезный муж. Она с исступлением рвала эти снимки, разбрасывала вокруг себя и топтала, топтала их. Вот тебе за мою поруганную любовь! Вот тебе, неверный! Не хочу тебя видеть и слышать!
Маша не помнила, сколько еще она так бесновалась. Час? Два? Или три? Уставшая и опустошенная, она упала на кровать и отключилась. Очнулась около девяти часов. Страшно ломило в висках, сердце готово было вырваться из груди. Женщина накапала в стакан настойку валерианы, с отвращением проглотила лекарство. Подошла к окну, раздвинула жалюзи. Солнышко ворвалось в ее комнату. Там, за стеклом, народ спешил по своим делам и радовался прекрасному летнему утру. Прекрасному... Не-е-ет, оно не может быть прекрасным без Него. Для Нее.
ПАДЕНИЕ
Теперь Мария все ночи и дни напролет проводила одна. Чтобы не сойти с ума, она выходила на улицу. Хотелось раствориться в толпе, почувствовать себя ее частицей. Каждый раз, покидая дом, Маша знала, что по возвращении никто не встретит ее у порога и не скажет: «Здравствуй, любимая!» или «Как я по тебе соскучился!» Каждый раз, укладываясь в холодную постель, она знала, что никто, кроме Игоря, не согреет ее. Она готовилась к его приходу, беспричинно веря в свое женское счастье, но бывший муж не появлялся, не звонил, вообще ничем не напоминал о своем существовании. Эта ситуация изматывала Машу. Сон не шел. Выручала лишь «елочка». Мария Вадимовна и не заметила, как алкоголь прочно вошел в ее жизнь, превратив в свою рабу. Так бывает у женщин, и, как говорят медики, подобная зависимость плохо лечится. Маше на тот момент это было неинтересно. А жаль...
Однажды Мария Вадимовна, прогуливаясь по скверу, присела на лавочку возле детской песочницы. Двое близняшек возились с ведерками и лопатками в песке, выстраивая какие-то замысловатые фигурки. Девочка случайно зацепила рукой строение братца, и тот заверещал: «Мама! Она мне все испортила!» Девчушка, всхлипывая, оправдывалась: «Я не специально». Глядя на эту сценку, Мария вспомнила другую, как две капли воды похожую на ту, что произошла с ее Светланкой и Павликом. Слезы непроизвольно потекли по щекам. Какая-то женщина подсела к Маше и стала ее утешать:
- Да брось ты! Детвора песочницу не поделила! Что ревешь? Разберутся! Эка невидаль! Поди, не твои?
Маша кивнула головой, мол, не мои.
- Так к чему слезы лить? - пробормотала незнакомка. - Пойдем, подруга, лучше выпьем.
Маша так истосковалась по людям, по разговорам «за жизнь», что послушно встала и пошла за женщиной, которая привела ее в занюханный кабачок в подвале жилого дома. Там, обжигая горло водкой, Мария вдруг почувствовала, что мир перевернулся: исчезли обозленные, замученные люди, появились другие, что были добры и внимательны к ней. И оттого ей хотелось выложить этим самым ЛЮДЯМ все, что наболело и долгое время не давало покоя: про развод с мужем, про встреченных ею сегодня на игровой площадке близнецов, которые так похожи на ее сына и дочь в детстве, про постылые одинокие ночи. Она говорила взахлеб, между слезами и глотками горячительного, между долгими паузами и короткими перекурами. Когда Маша наконец попыталась подняться со стула, то не удержалась на ногах. Новая знакомая подняла ее и осклабилась:
- Ну что? Куда идем?
- На Зеленую, 121, - с трудом выговорила Мария.
А потом наступило утро. Болезненное. До жути. Маша, чуть живая, приподнялась на локте, откинула простыню со второй половины кровати и тихо ойкнула:
- Ты кто?
Лежавшая рядом женщина сонно чмокнула губами и выдала:
- Я - твоя подруга.
А потом, злясь на наглые лучи солнца, добавила:
- Ну, Варька я! Че ты, совсем уже, что ли? Не ты ли мне вчера рассказывала о Светке, Пашке и... как там его... Игорьке твоем ненаглядном? Ты это... того... не грусти. Дай денег - вмиг все поправим! Про горе-печаль сразу забудешь!
Мария подтащила валявшуюся рядом с кроватью сумку, открыла ее, пошарила в кошельке, вытянула оттуда пятисотрублевую купюру и отдала Варваре.
- О'кей! Обернусь мигом! - натягивая пальто, зачастила Варька и тут же исчезла.
Мария Вадимовна еще не знала, что рецепт от душевной боли «про горе-печаль сразу забудешь» будет ей слишком дорого стоить. Вскоре ее дом превратится в притон для бомжей и любителей выпить на халяву. Но самая большая беда, о которой она тогда и не подозревала, придет тихо - Маша станет алкоголичкой. Диагноз ей поставят потом, много позже.
ПРИЗНАНИЕ
...Рыдающая Маша билась в объятиях Олега Владимировича:
- Я виновата! Не знаю, как мне дальше жить!
- Мария Вадимовна! Мария! Машенька! - Олег гладил женщину по волосам. - Все будет хорошо! Ты должна жить! Все будет хорошо...
- Ну почему? Зачем? - ревела Мария. - Почему вы ввязались во всю эту историю?
- Почему? Хороший вопрос, - проговорил Олег Владимирович. - А вы помните того паренька, что был влюблен в вас в десятом классе и клал вам... тебе цветы на подоконник?
- Это были вы? Господи! Никогда не поверю! Простите, вы...
Олег мягко перебил ее:
- Ну что ты, Машенька, «выкаешь»? Давай на ты! Знаешь, я тебя так любил!.. И люблю по-прежнему. Выходи за меня замуж. Ты же свободна?
Мария Вадимовна была совершенно растеряна. На нее вот так сразу свалилось все: ушедшее в прошлое замужество, пустота от того, что детей рядом нет, и зябкое, доводившее до истерии одиночество. А тут красавец мужчина предлагает руку и сердце. Дикость какая-то! Или везение?
- Мальчишка с соседней парты? - силилась вспомнить Маша. - Олежка? Светлов? Каким ты стал! Если бы не признался, то ни за что бы тебя не узнала.
Да-да, это был он, ее давний поклонник. Олег говорил и говорил, словно извинялся за школьную любовь, за то, что они глупо расстались, за то, что все эти годы он мечтал лишь о ней. Потеряв свою семью в страшном ДТП, он вернулся сюда, в город, где прошло его детство, юность и где продолжала жить любимая. Светлов начал наводить справки о ней. Так он узнал, что Маша развелась и живет одна. По вечерам он дежурил у ее дома. И видел, как оттуда буквально выползали помятые, неприличного вида люди, что неприятно поражало его, изредка появлялась сама Мария. Он не решался подойти к ней, но однажды не выдержал и сделал шаг навстречу. Маша не признала его. Она была - как бы это помягче сказать? - не в форме. Погрузневшая, опухшая, нарочито бесшабашная и пьяная... Пусть так, но это была ЕГО Машенька! Олег Владимирович не мог больше наблюдать, как женщина опускается на дно. Надо было действовать. И он пришел к ней, чтобы протянуть руку помощи.
Олег взял подругу за подбородок и заглянул в ее заплаканные глаза:
- Машенька, родная! Ты хочешь вернуться к прежней жизни?
- Да, да, да! Ведь ты поможешь мне?
- Конечно! Это именно то, что я хотел услышать. Без твоего искреннего желания все исправить было бы глупо что-то предпринимать. Я обязательно помогу тебе выкарабкаться. Теперь я всегда буду рядом.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Олег Владимирович устроил Марию в приличную клинику закрытого типа, где всем заправлял их бывший одноклассник и старый приятель Владимир Иванович Бортников. Женщину приставили к опытному врачу. Это была миловидная, хотя и в возрасте дама. Эмма Германовна Шлиц отличалась бесконечным терпением, непоколебимым спокойствием и умением тонко чувствовать душевное состояние пациента. После предварительного медицинского обследования она назначила Марии Вадимовне капельницы, уколы и прописала кучу таблеток. Новая пациентка оказалась покладистой. Она в точности выполняла все указания лечащего врача. Маше так хотелось вырваться из порочного круга и вернуться к себе - той, какой она была еще совсем недавно.
Олег Владимирович приходил к Марии каждый день. Он приносил фрукты, цветы и всегда оставлял возлюбленной милые записочки с признанием в своих чувствах. Как-то раз приехали дети. На протяжении всего больничного свидания Светлана нервно теребила носовой платок, запиналась, пыталась подобрать нужные слова, но это давалось ей с огромным трудом, а Паша отмалчивался и старательно отводил от матери глаза. Маша никогда не забудет эту дурацкую сцену в приемном покое. Разговор не клеился, то и дело в воздухе повисала неловкая, тяжелая пауза, и, чтобы не мучить себя и детей, Мария Вадимовна, сославшись на необходимость пройти очередную процедуру, спешно попрощалась с сыном и дочерью. Она не могла не заметить, как дети облегченно вздохнули, натянуто улыбнулись и, пожелав ей скорейшего выздоровления, быстро покинули клинику. Уже в палате Маша расплакалась. Господи! Что она натворила со своей жизнью, если даже для любимых дочки и сынули стала чужой?!
Приехавший через час Олег застал подругу не в лучшем расположении духа. Маша рассказала ему про визит Светы и Павла, ничего не скрыв от близкого человека. Светлов обнял Марию, погладил ее по голове, как маленькую девочку, и прошептал на ухо:
- Все будет хорошо, Машенька. Ты только верь мне...
Марию Вадимовну выписали в канун Нового года. Олег Владимирович приехал в клинику с букетом белых роз. Они вызвали такси и отправились в центр города. Маше не терпелось окунуться в предпраздничную суету. Влюбленные гуляли по знакомым улицам, держась за руки, заглядывали в магазины, где шла бойкая торговля мишурой, фейерверками и елочными игрушками, а потом завернули в тихое кафе. Тут-то Олег вновь попросил руки Марии. Женщина покраснела, как школьница, хотя ждала этих слов.
- Я согласна, - тихо прошептала она.
На следующий день Олег и Маша подали заявление в загс, а в феврале их расписали. На бракосочетании присутствовали только Владимир Иванович Бортников и Эмма Германовна Шлиц. Ни Света, ни Паша не приехали, объяснив свой отказ болезнью детей. Мария проглотила обиду. Чему тут удивляться? Сама виновата!
На свадебном столе стояли только бутылки с соком – в доме Светловых на спиртное было наложено табу. Гости за обе щеки уплетали угощение и весь вечер нахваливали хозяйку. Маша рдела от удовольствия, прижималась к плечу супруга, а тот незаметно поглаживал ее руку: «Все прекрасно, дорогая».
РАССТАВАНИЕ
- Я теперь самая счастливая женщина на свете, - с улыбкой подытожила свой рассказ попутчица. - Все в моей жизни хорошо, осталось наладить отношения с детьми и внучатами. Вот везу им гостинцы. Очень переживаю: примут ли они меня?
- Конечно примут! Вы же их мать и бабушка. Да, оступились, да, наделали ошибок, но вы все переосмыслили, изменились. И любить своих детей меньше не стали, - подбодрила я Машу. Потом осторожно спросила:
- А что Олег Владимирович? Почему он с вами не поехал?
Мария Вадимовна призналась, что пока не готова представить Свете и Паше нового мужа:
- Мы с Олегом подумали, что не стоит торопить события. Съезжу к сыну и дочке, поговорим по душам, а там, смотришь, и они в гости к нам пожалуют.
Маша задумчиво уставилась в окно, потом перевела взгляд на наручные часы и спохватилась:
- Ой, времени уже много! Заболтала я вас. Пора на боковую. Завтра рано вставать.
Щелкнул выключатель, купе погрузилось в темноту. Под убаюкивающий стук колес я сладко заснула. Проснулась оттого, что состав сильно дернулся. Возле самого уха зазвенели стаканы. Видимо, мы только отъехали от станции. Я глянула на соседнюю полку. На кровати лежала аккуратная стопочка постельного белья. Ни попутчицы, ни ее вещей в купе не было. Наверное, сошла с поезда. Я кинулась к окну, но станция уже скрылась из виду, зато на столике лежала записка: «Счастливого пути!» Что ж, Мария Вадимовна, и вам счастливого пути!