ЖЕНЯ
Сначала нас в палате было трое: Я, Женя и Александр.
Первым в палате меня встретил Женя и тут же поздравил меня с тем, что они с Александром не храпят. Потом рассказал о простых правилах общежития и помог поднять изголовье кровати.
- Я тут вообще с января... больше месяца! Тут со мной уже столько перележало и только меня как на выписку, так то кровотечение откроется, то температура скакнёт, то судорогой ногу скрутит... С этой ногой я вообще встрял...
В это время я раскладываю вещи в шкаф и прикроватную тумбочку и Женя замолкает уставившись на мою сумочку с лекарствами.
- Ого! Видимо ты сильно болен? Что у тебя?
- Печёнка! Кусок отрежут по-быстрому и домой.
- Но ты всё равно неплохо подготовился!
- Я не жадный, если что поделюсь не пожалею! - говорю я и прячу сумку с лекарствами подальше в ящик.
- Ну да. Так вот про ногу. Я же сюда с кишечником и ещё чёрте-чем улёгся, а в реанимации просыпаюсь, а ноги нет! Я её щупаю - есть! Но тут же понимаю, что ноги -то как раз и нет! Ну я орать, ругаться, материться, а они не поймут и успокаивают, что мол не кипешуй товарищ, ногу мы как раз не тронули... стому тебе вывели, а ногу отрезать даже в мыслях не держали! Я из-за этой ноги на день дольше в реанимашке пролежал. Ну не чувствую ногу и всё тут! В палату перевели и тут такое началось… Из меня говно сочиться, а я всё про ногу эту ***ву понять не могу! Они мне и психиатра привели, а он чё, послушал и сказал, что это от наркоза отходняк такой! Частое явление! Температура, судороги, боли… Короче, неделю они со мной промучились и на выписку… И вот ты представляешь, в день выписки у меня жар, судороги… Я лежу подняться не могу… Врач мой сидит рядом, за руку держит и тут звонок… Сынок звонит… Всё, говорит, батя, мама умерла… нет больше мамы, говорит!
Женя склоняет голову. Отворачивается. Плачет. Пытается что-то сказать сквозь слёзы, но не получается. Рот и руки его дрожат и не слушаются. Я вижу как простынь рядом с ним сжимается в кулаках. Я молча сижу на кровати. Что я могу сказать этому постороннему мне человеку, которого знаю всего полчаса? Подойти и обнять сочувственно сжав плечи? Сказать, мол, ну что ты парень, встряхнись, ты ж мужик как-никак! Постепенно плач сменяется редкими всхлипываниями. Александр, который на самом деле довольно-таки моложавого вида старичок, видимо не в первый раз присутствующий при таком раскладе, словно не обращая никакого внимания на происходящее, начинает с треском расклеивать корсет на своем животе и с каким-то особенным усердием склеивать его обратно.
- Они, кончено, охуели! Сразу вызвали мне того же психиатра, который с умным видом заявил, что переживая мнимую потерю ноги, я интуитивно предчувствовал наступающую потерю в жизни важного человека…. Да пошёл он ну хай! Психиатр! Она уже полгода раком болела! И причем, сразу четвёртая стадия…. Это пятьдесят восемь и я с тридцати трёх канителюсь… Восемь операций, химии, облучения… А она вот так раз и всё! Я Когда в больницу ложился, то говорил, что лучше подожду, повременю… ну пока ей получшеет… А она нет, мол, давай лучше быстро отстреляйся там и ко мне возвращайся! Вот и вернулся! Короче, меня даже на похороны не отпустили… Тут же еще этот вирус ебучий!
Женя встает и хромая подходит к холодильнику. Достает бутылку с водой и быстрыми глотками выпивает ее. Всю, целиком, до дна, разом! Раздается характерный треск опустевшей пластиковой бутылки, геометрически ломающейся в его ладони. Этот треск словно больничный фирменный знак. Где бы я не лежал и сколько человек в плате не было бы, всегда найдется кто-то, кто будет испытывать особую жажду и особое наслаждение именно допивать пластиковую бутылку с водой в три-четыре часа утра и именно чтоб до треска! А может это сигнал… Сигнал себе, окружающим, в космос… Сигнал, что я еще жив и у меня есть силы! Силы вот так взять и выпить ноль пять воды до самого треска!
- Вообще, она третья моя жена была… Первая сына мне вот родила и померла сразу… Но я молодой был и еще раз женился! Но неудачно. Уже через месяц я её с мужиком дома застал! Но она меня как-то убедила… разжалобила что ли. Простил я ее короче говоря! А уже через месяц мне такое порассказали про нее, а потом, когда она с другом моим переспала, то я и друга лишился и её выгнал! И вот тут я встретил Алёну! У меня сын… у нее дочь… Мы сразу сошлись, слюбились. Я ей так и сказал, чего уж тянуть, давай продадим свои холопы и купим одну трёшку и будем жить вместе и детей воспитывать! Так и прожили… А теперь её нет… И куда мне возвращаться теперь? У дочки новый жених, она точно делить хату захочет… я ей зачем? А ещё сын… мой сын! Родной! Он мне каждый день звонит, мол, бать что да как, а она не разу! А я же ее как родную… А еще же внук у меня… Я же внука больше всех люблю!
Внук был действительно для Жени чем -то особенным. Или стал таким после смерти жены. Видимо, внук стал теперь для Жени единственным чисто и искренне любящим его человеком. С равным горем оценивал Женя то, что не попал на похороны жены и может не выписаться к дню рождения внука!
Вообще, Евгений, был беспокойный пациент. Каждый день после врачебного обхода он оставался категорически не доволен врачами и считал, что они просто отказываются заниматься его лечением, пустив процесс его выздоровления на самотёк. Каждый раз мне приходилось напоминать ему, что сказали врачи и что порекомендовали.
После того как уже меня привезли из реанимации, Женя активно ухаживал за мной и помогал всем чем мог. Но не долго… Через пару дней его выписали! В день выписки он долго решал какие-то организационные вопросы, сильно возмущался расплывчатостью формулировок в эпикризе и в конце-концов набрал сына и сказал:
- Всё сынок, забирай меня! Только я домой не хочу, ты меня на кладбище сразу отвези… Я хочу убедиться… лично!
Голос его опять задрожал. Он заплакал и крепко прижал ладони к глазницам и словно вкручивая их, пытался остановить слёзы… А я смотрел на него молча и стал переклеивать свой белый с кровавыми подтёками бандаж.
АЛЕКСАНДР
Самое важное в больнице… кто твой сосед по койке! В этот раз слева у меня была стена отделяющая меня от туалета, а справа мне достался Александр. Ему было 68 лет и он совершенно не выглядел на свои годы. Главное его достоинство было то, что он чаще молчал и задумчиво смотрел в потолок, а потом сразу засыпал. В разговор он вступал только если тема его действительно волновала, а как оказалось волновало его совсем мало. Он не пропускал ни завтрака, ни обеда, ни ужина и ни разу не пожаловался на качество больничной еды. Он ни разу не переспросил у лечащего врача полученных рекомендаций. Я не помню чтобы он хоть раз посетовал на судьбу или диагноз... Он даже не слушал наш трендеж, а ложился на койку, закрывал глаза и тут же засыпал. Выписали его в тот самый день когда меня увезли на операцию и мы даже не попрощались… Но он всё-таки запомнился и разговор наш надолго врезался мне в память…
- Ты из Ростова? - спросил он меня как-то.
- Да.
- Красивый у вас город. У меня в Ростове родственники жены живут… очень странные люди! Каждый раз когда мы у них останавливаемся, они накрывают роскошный стол, и главное, что спиртного они ставят больше чем еды. А я не пью… много лет уже как… и они это знают! Так вот, они сами напиваются и пьют все дни, что мы у них гостим, а потом рассказывают нам как классно время провели и как круто побухали, хотя мы к спиртному и не прикасались.
- Да это нормально, - как бы оправдывая земляков, отвечаю я, - Я сам, пока не заболел, мочил по три дня и не замечал даже…
- Да я по молодости лет спортсменом был и да и по службе не положено было…
- Что ж там за служба такая? При Советской власти, мне кажется, бухануть с «кем надо» и было главным двигателем карьеры!
- Да я в ГАИ, в полку сопровождения служил… Я даже Брежнева в кортеже сопровождаю как-то!
- Повезло вам!
- Да уж… Везение оно везде не последнюю роль играет! Я уже с диагнозом давно по больницам разным мыкаюсь и такого насмотрелся… Тут кому как повезёт… У кого-то, глядишь, такой букет и месяца не потянет, а чрез пару лет встречаешь человека, а он цветёт и пахнет… вылечился! А другой, туда-сюда, и месяца не пройдёт, а хлоп и готово! Вот мы, как-то раз, кого-то в область сопровождали и нас с трассы выкинуло прямо в дерево… Открываю глаза… в больнице! Весь на растяжках, жена плачет, говорит напарник вообще не выжил, на месте мол скончался… А через два дня, смотрю, напарник в палату заходит! Я думал, что рехнулся, а он на койку ко мне садится и говорит: Саня, мол, я сам в шоке! Очнулся в морге… Что? Как? Почему? Откуда? Ничего не помню! Пока достучался, думал околею от страха… вокруг же одни жмурики!
ДЕД
На самом деле, это похоже на ад... Его перевели к нам в палату по расселению… Женщин стало больше, вот мужские палаты и уплотнять начали! Сначала мы не понимали, то ли он икает, то ли задыхается… Трубка у него шла через гортань и выходила из ноздри и поэтому он не разговаривал с нами. Звуки, которые он издавал были похожи то на стон, то на плач, то на скулёж животного… На предложения о помощи он отказывался жестами или произносил еле уловимо «Омано! Осипо!» , а потом откидывал голову на подушку и обессилено закрывал глаза. Затихал он не на долго, минут на пятнадцать-двадцать. А потом всё
начиналось снова! Но никто не возмущался, здесь все такие! Здесь каждый вправе!
Утром, во время обхода, врачи остановливались у его кровати с извечным и единственным вопросом:
- Икаете?
А он только широко кривил рот в пустой, без снятой на ночь челюсти, улыбке и сверкнув двумя крайними золотыми зубами на выдохе произносил:
- Та!
А потом пытался объяснить что-то, но получался набор каких-то звуков.
- Ничего не понятно! - отвечали врачи и уходили.
Спокойно уходили, буднично… Они шли к другим пациентам, которым тоже хочется жить, но которых они понимают...
А еще у него была оплачена сиделка и она тоже его не понимала, кино знала, что нужно делать и делала… А ему это не нравилось и он всем своим видом показывал как ему это не нравится! Когда трубку из гортани вынули, то он тут же попытался высказать ей всё своё недовольство… Так мы поняли, что он не русский, а из какого-то ближнего зарубежья… Но что самое интересное, что когда у него получалось, то он брал телефон и смотрел на нем новостные программы и все ток-шоу про политику! Причем, ток-шоу с говноканалов как наших, так и украинских. Мы так и не поняли его политических взглядов! Самое неприятное, что смотрел он это не в наушниках, а на полную громкость и иногда даже посреди ночи! Но никто не возмущался, здесь все такие! Здесь каждый вправе!
Вообще-то, из-за короны, вход в отделение (как и в саму больницу!) родственникам и навещающим строго запрещён. Поэтому я прилетел на операцию без жены и оплачивал сиделку на три послеоперационных дня… Но каждый день, записавшись на какой-то прием к первому попавшемуся специалисту, к нам в палату приходила его жена… Приходила, садилась рядом с ним, брала его за руку и плакала. Они подержатся за руки и он попросит снять ее маску, чтобы разглядеть лицо. Они долго держатся за руки и видно, что для него это важно! Для него это лекарство от страха. Держа жену за руку он чувствует, что она его любит, а это придаёт ему сил и делает осмысленным процесс борьбы за жизнь, за выздоровление! Потом старшая Сестра возмутится в очередной раз и женщина, извинившись не перед ней, а только перед ним, уйдёт. А через час он перезвонит ей и выдавит из себя:
- Нухак? Ошла?
И вот тут мы остались вдвоём! А ему как раз вынули трубку и он стал потихоньку приходить в себя… стал проваливаться в крепкий сон! Храпел он безбожно громко и с надрывом искренне задыхающегося человека! Но икота не проходила и он икал и стонал вперемешку с храпом. Я переместился на койку у окна, чтоб хоть чуть подальше было… Но храпел он так, что иногда дежурная Сестра приходила посреди ночи или в разгар рабочего дня, чтобы закрыть нам двери.
Выяснилось, что у него зашита попа и выведен калоприёмник. Сидеть ему нельзя. Можно только лежать и ходить. Ходить нужно много, чтобы внутренности зафункционировали и стали правильно сокращаться и икота с отдышкой ушли, но он слишком слаб и стар... из него всё время что сочится и что-то где-то подтекает и пахнет… И это говно. Когда он лежит, то приспускает штаны и пытается руками отладить калоприёмник и повязки с тампонами, но когда встаёт... видно, что жидкость просочилась сквозь штаны и стекает вниз по ногам, капая вниз на пол... запах при этом резко заполняет всё окружающее нас пространство. Я пытаюсь говорить с ним, но это бесполезно, я пытаюсь помогать врачам донести его состояние, но они только удивленно поворачивают на меня головы во время обхода.
И он всё время недоволен сиделкой! Она спрашивает его что не так, а он как только может пытается донести до нее, что всё что она делает должна делать его жена!
А вчера к нам на подоконник прилетел голубь... Скользил лапками, царапался, но упорно пытался заглянуть в палату...и если такой конец жизни человеческой, то зачем мы живём вообще? Кися, я не хочу так уходить! Будь со мной до самого конца! Не отпускай мою руку!