Самый главный вопрос человечества – «Зачем мы живём?"
А.П.Чехов.
В ленинградский аэропорт «Пулково» Ритина семья прибыла заранее. Её, опаздывающую, с большим волнением ожидали сыновья-подростки Артур и Волик, а также Фаина Зиновьевна и Давид Аронович – родители Эдика, давно надоевшего ей и числившегося мужем только в документах. Они не были вполне уверены, что строптивая Рита приедет, от неё всего можно ожидать…
Семья улетала навсегда в Германию. Но для Риты слишком непросто было принять это решение, хотя документы на отъезд были оформлены. Есть люди, которые без труда, полушутя оставляют Родину. У Риты же не укладывалось в голове, как можно уехать из родного Петербурга, Северной Венеции, для неё – лучшего города на Земле! С богатыми культурными традициями! В котором живут талантливые, эрудированные и принципиально вежливые люди! Где ещё в пригородных электричках можно услышать подобное от ухоженных старушек в соломенных шляпках и вязаных крючком перчатках:
–– Моя старшая сестра была дружна с Рахманиновым… Да-да она поддерживала его решение. И всё-таки он велик!
Или:
–– Доронина не давала мне играть. Уйдёт на больничный. Я – в гриме, мысленно в роли. И вдруг в последний момент прилетает с температурой и – кубарем на сцену…
–– А с Ахматовой ты знакома? Мне она покровительствовала. Придёт на репетицию мрачная, отрешённая. В тёмном платье, стоит, как тень. У меня мурашки по телу. Дотронется до плеча и всё, как рукой снимет.
«Нет, нет и нет! – повторяла она накануне в присутствии всех членов семьи со слезами на глазах. – Никуда я не поеду! Это выше моих сил. Я не смогу там жить без языка, без любимой работы, без Невы и Невского проспекта, где родилась и прожила 34 года». Но семья была в курсе, что у неё есть и другая причина, более основательная – безумная любовь, которая ни для кого уже не оставалась тайной. В том числе и для мужа.
В день отъезда, в воскресенье, пока ещё семья спала, Рита вышла на улицу, остановила такси и поехала на работу в реанимационное отделение скорой помощи, где всё ещё числилась старшей операционной сестрой. Знала, что Кирилл – опытный, уважаемый хирург – предмет её счастья и страданий, тоже был на смене. Решила сделать последнюю попытку отвоевать, наконец, его навсегда, всё ещё надеясь, что он станет удерживать. Представит, как пусто будет без неё, и сердцем почувствует, что она умрёт с тоски в разлуке. Но Кирилл разбавил водой медицинский спирт, разлил в мензурки и предложил всем выпить за отъезд. Коллеги тоже не понимали её причуд, говорили:
–– Спроси любого из нас, кто не хочет уехать в Германию? Вот видишь; таких нет.
–– Ритуля, не дури! Я взял в кадрах твою трудовую, прячь в сумочку, отвезу тебя в Пулково, – сказал Кирилл приказным тоном, не терпящим возражений. Так он обычно говорил с ершистыми пациентами. Почувствовав себя маленькой непослушной девочкой, которой больше нельзя капризничать, Рита попыталась возразить:
–– Мы уже не успеваем.
–– Поедем на «скорой»…
Они помчались, включив на всю громкость сирену и синюю мигалку, сначала по трамвайке, через мосты, потом по автостраде. Все машины, уступая им дорогу, разлетались в стороны словно брызги из под колёс. Вскоре родной город был уже позади, больше она не будет дышать его воздухом, радоваться белым ночам, разведённым мостам. Рите казалось, что везут спасать её, безысходно больную своей напрасной любовью, от которой всем плохо. Вспомнила как, утопая в этой любви, не приходила домой по два дня и отключала мобильник. Семья беспокоилась. Она возвращалась и тактичные родственники-евреи делали вид, что ничего не произошло, а муж Эдик говорил: "Пришла? Жива-здорова? Вот и хорошо. Ложись отдыхай." Она молча уходила спать, но чувствовала себя большой грешницей. Ей хотелось разрубить этот узел: жить по закону, по совести, а главное – по любви. Их «скорая» мчится, Кирилл рядом, дышит у щеки, гладит её руку, но всё не так, как прежде. Как-будто проверяет пульс. Червяком лезут в память известные строчки:
У взгляда тихого – томленье.
Невнятность вздоха у щеки.
Нежданно мне прикосновенье
Твоей очнувшейся руки…
Неужели это конец? Конец всему, что было, конец истории их любви. И её не удержать... Не может быть! Как страшно... Рита держит Кирилла цепко за руку, шепчет:
–– Вот бы разбиться! На бешеной скорости! Вместе с тобой! Чтобы никогда уже не разлучаться.
Она вообразила всю картину аварии и даже цвет и запах их разлившейся крови на асфальте. Он горячо шепчет в ухо:
–– Пойми, малыш, я не имею права быть помехой для светлого будущего твоих сыновей. Ты им нужна. Очень нужна!
–– Да. Я знаю... Но ничего не могу с собой поделать.
Водитель постарался и они успевают к концу регистрации рейса. Ватными ногами бредёт она туда, куда указал Кирилл; к стойке, где написано: "Петербург-Берлин". Сыновья молчат. Фаина Зиновьевна и Давид Аронович улыбаются, а невозмутимый Эдик, как всегда:
–– Приехала? Жива-здорова? Паспорт не забыла? Вот и хорошо.
Как в тумане поднимается Рита по трапу. Ноги в унисон душе не хотят подчиняться, не слушаются; будто ведут её на эшафот. Очнись, дорогая, возьми себя в руки, ты должна, должна... ради светлого будущего своих детей, как настоятельно внушал Кирилл. Теперь уж, больше не её Кирилл. Прощай, любимый! Прощай, родина!
Продолжение: http://proza.ru/2021/03/13/811
На фото: акварель автора.