ЗИГЗАГИ СУДЬБЫ
РАЗГОВОР У ВЕЧНОГО ОГНЯ
Жизнь наша полна самых разных событий: ярких и бесцветных, добрых и трагичных. Какие-то мы помним всю жизнь, а какие-то стирает время. Есть ли гармония, баланс всего, если вспомнить в целом всю нашу жизнь? Не может быть, чтобы жизнь наша была полна либо одним лишь счастьем, либо только горем. У кого-то счастливое детство, у кого-то старость… Может ли быть в целом все в жизни в балансе хорошего и плохого?
Невольно мы задумываемся о жизни, философствуем, пытаясь понять какие-то истины, но обычно это происходит, когда прожит достаточный период жизни, накопились знания из опыта жизни своей и окружающих людей. Хочется верить, что счастье обязательно находит каждого из нас, какими бы путями-дорогами не вела нас судьба.
У каждого жизнь своя и свои повороты судьбы. Моего героя я встретил случайно.
Вышел как-то я из музея ветеранов войны в городе Барнауле на площадь, по обычаю подошел к бесконечным спискам на стенах музея с фамилиями тех, кто отдал свою жизнь в разных войнах и интернациональных бригадах в разных странах.
Больше всего погибших было в военных действиях, что шли на Кавказе, тех, что мы называем «Чеченская война». Это прошло и через мою жизнь, человека родившегося после Великой Отечественной войны - время, которое я считаю самым страшным в 90-е годы прошлого века.
У списков с погибшими на Кавказе стоял худощавый мужчина. Лицо его словно окаменело от тех, мыслей, что были у него в тот миг, казалось, что он там, вместе с погибшими на войне.
Настроение у нас было чем-то схожее, и я заговорил с ним.
- Памятник генералу Шаманову хотят поставить в Барнауле, тоже наш барнаулец.
- Знаю, - коротко ответил мне мужчина, - служили вместе.
Заинтересовавшись этим ответом, я решил продолжить разговор о событиях тех лет, которые меня очень давно интересовали, так как казались самыми страшными страницами в жизни новой России, да и всей моей жизни. Мой собеседник по-прежнему не был словоохотливым. Однако постепенно все-таки разговорился, видя, что мной руководит не простое любопытство, а сопереживание тем, кто прошел через эту трагедию. Может, накипело и хотелось ему тоже выговориться перед незнакомцем, как это часто с нами бывает. А может, просто совпал настрой наш, что предполагал доверие.
Разговор шел сумбурно. Все больше о парнях, что погибли, перед которыми он считал себя в неоплатном долгу только потому, что выжил.
Так или иначе, он порой говорил, хотя и вскользь о себе, это не могло меня не заинтересовать. Нечасто случаются такие перипетии в судьбе одного человека. У Максима (назовем его так) все складывалось какими-то зигзагами. Постараюсь рассказать о нем с долей последовательности, которой не было в нашей беседе. Я не претендую на точность событий в силу обычной забывчивости человеческой, тем более по прошествии немалого времени после встречи, но это и не столь важно, ведь таких парней было немало, порой оставшихся безвестными, героев нашего времени.
ДЕТСТВО МАКСИМА
Как часто бывает, родился он в Барнауле, можно сказать, без отца, во всяком случае, в ранние годы своей жизни его рядом не было. А так хотелось, как и всем, чтоб был рядом папа, как и у других детей, что жили рядом. Однако он не успел этого вполне осознать, так как вскоре не стало и мамы. Она уехала туда, где казалось женщинам быть не место, в Афган. Поехала туда, можно сказать, следом за отцом Максима, оставив сына у родителей. Сказала, что вернется скоро, но судьба обернулась иначе, война в Афгане затягивалась, быстро возвращались либо по ранению, либо в цинковых гробах.
Ранение ее было тяжелым, и вернуться домой к сыну из госпиталя не удалось. Романтика военная страшна последствиями. В глубине души маленького Максимки жила обида на мать, что оставила его маленьким, когда она была особенно нужна ему маленькому. Большинство из нас ощущает себя недолюбленными. Собственно говоря, он не особо помнил маму, не помнил и ее родителей, своих дедушку и бабушку. Поэтому вряд ли можно было ощущать свое детство счастливым. В то же время оно было обычным, если не считать, что каждому хочется, чтоб мама и папа были рядом.
Когда мамы не стало, никто не знал кто и где его отец, Максима направили в детский дом Барнаула. Передача на воспитание деду и бабушке в те годы была не принята.
В детском доме часто себя защищать надо пока сверстники не признают своим, так и Максимке пришлось отстаивать свое «я» кулаками. Этот детдом в Барнауле был с музыкальным уклоном, потому явно не вписался он круг детей, его окружающих. Не удивительно, что решили подобрать для него детский дом со спортивным уклоном. Так он оказался в Магадане, и довелось Максиму попутешествовать, увидеть, какая огромная страна Советский Союз. Путешествие на северо-восток было большим, на годы.
Ничем особенным интересным этот детский дом не мог отличаться. Суровый климат, ветхие и какие-то серые постройки вокруг, вдали сопочки. Таким встретил Максима Магадан. Близость моря и прекрасные виды на бухту, притягивали к себе, они завораживали, но их он приметил позднее.
Среди видов спорта мальчишке всегда более интересны, борьба и бокс. Он выбрал бокс. К тому же, бокс ему и подходил больше всего. На всю жизнь бокс отложил отпечаток на его фигуру и движения. Во всем старательный, он вскоре стал участвовать в разных соревнованиях, даже международных, что проходили в Магадане и не только. На тренеров ему повезло. Так продолжились его путешествия по стране. Максим старался помогать малышам, что жили в детдоме. Если удавалось заработать что-то, то можно было малышей побаловать, ведь еда в те 90-е не была в детдоме столь обильна, а потому ничто не было лишним. Конечно, поварихи старались подкормить своих воспитанников. На тепло и ласку ни сил, ни времени у них не оставалось. Да в ту пору считалось, что строгость в воспитании только на пользу.
Читая книги приключенческие и про войну, он скоро понял свою маму, что помогала раненым в Афгане, и стал ею гордиться. Любил Максим фантазировать и грезить путешествиями по морским просторам, как в приключенческих книгах. Он даже пытался выучить название деталей парусных судов (грот-мачта, грот-стеньга, бушприт и другие). Читая про капитана Немо, он представлял морские глубины, и появилась мечта стать подводником, чтоб увидеть, что же там, в глубинах морей и океанов.
Но окружало Максима и многое другое. Уже за забором детского дома старая зона лагерей, еще со времен ГУЛАГов. Таких зон в Магадане и его окрестностях было много. Бывшие ссыльные часто оставались в тех местах, находя там работу и жилье, были и заключенные, которым разрешалось ходить и работать за территорией, которая была огорожена колючей проволокой с вышками для охраны с разных сторон.
Максима с детства тянуло к мужчинам, и часто он крутился рядом с дядей Ваней, который занимался хозяйством в детском доме, был и дворником, и садовником, и сантехником, и электриком. «От скуки на все руки», - так часто говорили о таких людях. «Без него как без рук» было в женском коллективе детского дома. Сами выросшие без особой ласки и тепла сотрудники не могли одарить этим детдомовских деток.
Видно было, что дяде Ване много где довелось поработать прежде, обо всем он рассказывал любопытному парнишке, в том числе о море, которое было рядом, и о том, как был матросом на рыболовецком траулере. Все это подогревало интерес Максима к морским путешествиям, к людям, кто бороздил морские просторы. Морская романтика привлекала его все больше, ведь море было совсем рядом. Незаметно в мечтах и фантазиях прошли годы.
Думалось порой об отце, который затерялся где-то на огромных просторах Советского Союза. Так прошел не один год, Максим окончил девятый класс к тому времени, когда нашелся отец. Оказалось, что после Афгана отец уехал на Север, женился и жил там. О рождении ребенка не знал, как это не редко случается. То, что нашелся отец, стало важным событием для Максима, тем более, что его жена Татьяна была добрым человеком и с радостью вместе с мужем усыновила Максима.
После встречи с отцом Максим узнал деда, бабушку и других родственников. Бабушка была родом из Белоруссии, она работала завклубом, а в прошлом в органах госбезопасности, что наложило на нее свой отпечаток, сделало ее резкой и грубоватой. Про таких женщин говорят: «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». А потому любви и тепла от нее увидеть не пришлось Максиму. К тому же, вырос-то внук вдали от нее.
Максим старался общаться с отцом, с дедом, отцом, дядями, которые рассказывали порой о своих армейских буднях во время воинской службы. Мужчины любят, собравшись об этом вспомнить. Все они, оказалось, служили танкистами. Невольно, слушая их, представлял себя танкистом, хотя мысли о море не покидали, думал, что в армию пойдет на службу морскую. Дед любил лошадей, а конь у него был какой-то уникальной породы, потому к нему не редко люди обращались за советом. Лошади и другая домашняя скотина в ту пору на селе в домах были не редкость. Максиму было приятно, что его дед пользовался авторитетом у сельчан.
Так как 9 классов Максим окончил еще в Магадане, то пришлось подумать о будущей учебе. Пошел он в речное училище. Как везде учеба сочеталась с практикой, а на практике все учащиеся уходили в плаванье. Пусть это было не море, а большая река Обь, но это уже была взрослая жизнь, отличная от всей прошлой. Возиться с железками научился с детства, и Максиму нравилась его новая жизнь. Он становился взрослым. А взрослая жизнь часто для мальчика начинается с армии.
Много поплавать ему не довелось. Пришла повестка из военкомата. Максиму пришлось спешно уволиться в связи с призывом на военную службу, даже зарплату не успел получить.
Тогда он и представить не мог, какие путешествия и приключения ждут его. А его ожидала страшная романтика, которая называлась войной, которая стала его жизнью на долгие годы.
Новое путешествие было в другую сторону, на запад.
Призвали его в вооруженные силы СССР, а так как призывников в подводники уже набрали, то он попал в десантные войска и направлен был в Псков.
Упертый по характеру Максим старался не отставать от других ни на маршах, ни в стрельбах, ни в прыжках парашютных, ни в чем другом. Вооруженные силы – это армия, здесь всегда нелегко, а в те годы в средине девяностых и подавно, голодное это было время во всей России, в том числе у военных (даже офицерам не всегда жалование платили во время и довольствие, а что говорить о рядовых солдатах). Вскоре в этом убедиться смог Максим и его сослуживцы.
На Кавказе, куда их спешно направили спустя всего лишь чуть больше месяца «учебки», шли военные действия. И если детство Максима было детством обычного мальчишки СССР, то в последние годы это была уже не совсем та страна, хотя жизнь в Сибири по инерции еще чем-то походила на жизнь прежнюю.
И вот эта жизнь уже явно позади.
ВЗРОСЛЕНИЕ
Мы с Максимом стояли у списков тех, кто погиб, словно отдавали долг памяти погибшим. Вместе подошли к вечному огню, где лежали свежие цветы – память тех, кто был здесь до нас и совсем недавно. Молча постояли у вечного огня и направились к танку со значком десантных войск. Все притягивало воспоминания, но рядом бегали дети, взбирались на эту военную технику, стоящую у музея. Малышам и невдомек было, что такое война.
- Как они сближают время прошлое и время нынешнее, - подумал я, глядя на детей.
Мы присели на скамью в сквере у музея, наблюдая за детьми. Пригревало весеннее солнышко, по небу плыли легкие белые облака; легкий ветерок приносил аромат цветущей сирени; пели птицы, перелетая с куста на куст, что росли в сквере.
Как это иногда бывает, совместное молчание сближает. В какой-то момент мы заговорили вначале о чем-то нейтральном, типа природы и погоды, но постепенно разговор вернулся к теме защиты родины, боевому братству, каким стали те, кто выполнял долг перед родиной в разных частях Земли.
Мой собеседник был погружен в свои мысли, поэтому разговор наш был вялым, как бы, между прочим.
- С тех девяностых лет стали больше смотреть телевизор, все волновало, тревожило, было много разных репортажей. Информация была порой противоречива, поэтому потом много по интернету смотрел ролики и читал, - задумчиво сказал я после некоторого молчания.
- Много лживой, искаженной информации в интернете, так воспринимается нами, кто был там, - репортажи Сладкова и некоторых других военных корреспондентов были более правдивые, чем у некоторых других, - задумчиво уточнил Максим.
- У меня сложилось впечатление, что все было очень страшным на той необъявленной войне, - продолжил я беседу.
- Любая война страшна, недаром террористы называли происходящее адом и приглашали в ад наши федеральные войска, - сказал мой собеседник, - оно так и есть для всех во сне и в памяти постоянно двухсотые и трехсотые солдаты и офицеры, только в разное время разное вспоминается. Но как сказал «дед», майор один в мае 1995 год:
- Не так страшен черт, как его малюют. Жалел он солдат: «дети совсем, - говорил он о новичках «карандашах».
- Всем хочется верить в лучшее и надеяться на лучшее, - пробурчал я.
- Оно так, - поддержал меня Максим, - Когда в июне Шатой, что когда-то назывался Советское, был взят, думалось, что конец войне; когда в марте 1996 года Ханкалу взяли тоже так думали, что конец, но до конца было, ох, как далеко. Если бы не то Хасавюртовское , может и правда закончилась бы война, как говорил Трошев, хотя он был из местных, но и он не понимал масштаба происходящего. А может потому и не понимал, - уточнил Максим. - Днем была видимость, что вокруг все люди местные мирные, а ночью было все иным – боевики и те, кто их прикрывает, из каждого окна и забора можно ждать пули. Война ведь она как, если не ты, то тебя, на ней надо быть отчаянным и бесстрашным. Думали, всех врагов перебьем, и война закончится, но никто не задумывался, что с таким главнокомандующим как Ельцин этого не случится. Чего от него было ждать, если американцы для него лучшими друзьями стали, а ведь всегда для нашей страны США врагом были.
- Да, - согласился я и рассказал о своих впечатлениях тех лет, - много страшного было. У меня из памяти не выходит судьба комбрига танкиста Ивана Савина. Несколько дней его искали после боя в новогоднюю ночь 1994-95 в Грозном, едва нашли и опознали, до такой степени его боевики изуродовали, скальп сняли. Несколько ранений у него было разных до этого, и в ногу, и в голову, а тут еще и такое. Издевались боевики над военными, и головы отрезали, и уши, и глаза выкалывали, даже распятыми находили.
Максим поморщился, стараясь, видимо, стряхнуть свои страшные воспоминания.
- Всякое было. Дудаев же листовки распространял, и по радио предлагал сдаваться, как когда-то немцы в годы Великой Отечественной войны, но это лишь обман был. Воевали с террористами, боевиками, а там все было, были и рукопашные схватки. Исполняли свой воинский долг, несмотря на угрозы кровной местью. Второй штурм Грозного был в 1999 года тоже на новый год. Тогда ждали еще одну бригаду и с трех сторон должны были подойти к городу, но они опоздали по какой-то причине на сутки. Много было разных неувязок в той войне в штабах, танки наши шли в бой без прикрытия, да и радиосвязь нашу боевики нередко слушали, знали, где и как, потому и было много погибших. Когда мы в Дуба Юрт пришли вызволять ГРУшников, это было понятно всем. Этот бой у Волчьих ворот был очень тяжелым. «Духи» тогда кричали: «Русским хана». Их было тысячи боевиков вместе с Хаттабом. А у нас три БМП, один БРМ и два танка. Вот только танков боевики не ожидали. Они уверены были, что танков не будет, а это было в нашу пользу. Я же во второй чеченской уже танкистом был. Наши «коробочки» и решали все. А главное – решительность Буданова, который без разрешения командования отправился в Дуба Юрт на выручку. Досталось ему тогда за это, но не мог он оставить без помощи тех, кто ее просил.
Сами видите, сколько погибших у нас с Алтая.
- Случалось, что и в плен наши парни попадали, а это хуже всего, - с грустью продолжал Максим рассказ. - Тем, кто в плен попал, наверное, еще хуже было, торговали ими как рабами, в заложниках держали, выкуп требовали, в ямах-«зинданах» держали, издевались.
Я слушал его и вспомнил кинофильм «Невеста» герой, которого призван был в армию и попал в Чечню. Родные похоронили его, когда пришел груз 200, а оказалось, что он жив и девушка, считавшая его погибшим, встретила его в больнице случайно при прямом переливании крови. Почему-то этот фильм хорошо мне запомнился, а ведь герой фильма был второстепенным, главной героиней фильма была девушка, с которой они до армии случайно познакомились накануне его призыва в армию.
- Вижу, что и первую и вторую войну прошел, - спросил я, хотя это уже было ясно и без подтверждения.
- Да, и первую, и вторую, и Цхинвал, - подтвердил мой собеседник. – Когда необходимо, военкомат собирает всех срочно со всей страны. Так я в Цхинвал попал, а на вторую… жизнь привела. Никому кроме войны не нужен оказался.
Максим говорил неохотно, видно все вставало перед глазами в его памяти, и от этого было тяжело.
- Когда вернулся в Барнаул и в военкомат пришел, - уточнил он, - мне сказали, что меня уже похоронили и памятник поставили за счет Минобороны, а когда в Речпорт пришел в отдел кадров, тоже работы для меня не нашлось и зарплату свою искать неизвестно где, никто толком не сказал. Помыкался, устроился на временную работу по объявлению на вахту, и пошел в военкомат, чтоб стать контрактником, и так до 2004 года. Контракт закончился, когда в госпитале был. Потом реабилитация и поиск возможностей в мирной жизни.
- Как это похоронили, - переспросил я.
- Военнослужащие часто без документов были в боях, особенно при тяжелых ранениях, да и узнать не всегда можно было, то сгорели, то изуродованы. Да и сведения в документах о семье, а там где кровная месть, приходится думать о своих родных, заботиться уже о них. Наверняка и сейчас множество в Ростове в морге лежат неопознанные двухсотые, никому не нужные, не преданные земле. Случалось, что и на Алтай отправляли по ошибке. Так Тумаев по ошибке был отправлен на Алтай, были и другие. Может кто-то из них в моей могиле лежит. Был я возле могилы… так же постоял, как здесь, помянул, поговорил с ребятами…
Я стою у своей могилы…
Вот и памятник для меня…
Это жизни дорога, милый…
Дни продлились… День ото дня,
Словно новые в жизни строки,
Довелось мне еще пожить
И извлечь для себя уроки,
Чтоб понять, себя не винить…
В том бою умирало много.
Выжить мне удалось… Вот так…
И другой там лежит во гробе…
Так случается воинский брак…
Неопознанных хоронили,
Дав порой других имена…
Только матери где-то выли
Или ждали… Но не меня.
Довелось мне раненным выжить…
Нашпигован я весь войной…
Вся душа, как могила вырыта…
Все для нас… молодой страной…
Есть для нас награды и памятник,
Но во сне я всегда в бою…
Имена тех, погибших, выбиты…
В моем сердце… Я не таю,
Вот могила, а похоронная,
У отца средь бумаг лежит…
Не дана была жизнь мне вольная
Девяностых столь страшных лет…
Нашпигован всюду я пулями,
Осколки снарядов во мне…
Жизнь идет… А чего-то жду ли я?
Нет, не жду я даже во сне.
Пролетели годы… события…
Только тех, очень трудных лет.
Те, ушедшие… их на свете нет…
Только в памяти. Есть иль нет?
Я стою у своей могилы…
Похоронен в ней кто-то другой.
Жизнь моя – как острые вилы,
Меж этими зубьями бой!
Стих произвел на меня глубокое впечатление, я представил, каково это вот так быть похороненным, каково родителям было получить груз 200 и хоронить.
- Наверняка ранения имеешь тяжелые, если с тобой такое могло приключиться, что убитым посчитали. Смотрю, награды не носишь, а ведь наверняка есть.
- Есть, все есть, но во время первой чеченской нам не советовали одевать награды, они же блестят на солнце и снайпер может подумать, что это огонь, подстрелит, не стоило провоцировать снайперов. Курить тоже нельзя было, тоже огонек. Потом как-то и не было желания одевать награды. В прошлом году, когда генерал Шаманов на Алтай приезжал, звали, хотели вручить еще одну медаль «За отвагу», но я не пошел. До сих пор не получил, лежит где-то в военкомате, наверное. Как говорил генерал Рохлин, воевать со своим народом это не героизм. Как-то мне раненому в ногу Лев Рохлин помогал забраться в танк, говоря: «садись, сынок, без тебя не справимся». Разные были командиры, но были и такие.
Солнышко спряталось за крышу соседнего дома, мой собеседник заторопился.
- Ну, а хорошее что-то в твоей жизни есть, - спросил я.
- Хорошее есть в жизни каждого человека, вот женщину встретил любимую, какую искал, вроде семья теперь есть, иногда в деревню к отцу езжу, – чуть улыбнулся Максим, - Общаюсь с ребятами, с кем вместе служил. Кого-то я нахожу, кто-то меня. В интернете много чего есть. Да и сюда вот прихожу. Жизнь идет.
ПОКА ЕСТЬ КОМУ ЗАЩИЩАТЬ РОДИНУ БУДЕМ ЖИТЬ
Мы распрощались, и он быстрым шагом направился к автобусной остановке, а я смотрел ему вслед. Худощавая фигура удалялась, а в памяти моей она осталась вместе с памятью о тех девяностых, что остались в прошлом веке.
Я еще некоторое время предавался воспоминаниями о той войне, которая уже позднее стала называться борьбой с террористами. Не сразу страна узнала, что борьба идет с международным терроризмом, что на Кавказе халифат хотят установить, а главным представителем было арабское войско Хаттаба в несколько тысяч человек, но участвовали кроме Аль-каиды и другие иностранные добровольцы. Среди боевиков тогда на Кавказе были не только чеченцы, но добровольцы многих национальностей, воевали там украинцы, уйгуры, индийцы и другие. Это все стало известно лишь позднее, когда кое кто из них, просто попал в плен, либо был убит, и только тогда стало известно, кто был среди боевиков и террористов.
Вся страна сейчас знает теперь героев Псковского ВДВ, которые приняли бой с Хаттабом и боевиками Басаева, их было 90 человек из 32 разных регионов страны, в том числе были там десантники и с Алтая. Осталось живыми только шестеро. Десантники и танкисты, что шли им на помощь, среди которых был и Максим, не смогли пойти на помощь во время. Об этом бое и погибших десантниках лишь спустя несколько дней позволили себе доложить Путину правду.
- Не просто было таким, как Максим, потом адаптироваться в мирной жизни, - подумалось мне, - в условиях безработицы, разве что в охрану объектов, но и там платили им гроши. Было грустно за этих парней, что отдали свои лучшие годы, выполняя воинский долг, не жалея здоровья и жизни, в то время когда кто-то предпочитал уклониться от срочной службы в армии, кто-то думал только о богатстве. Это все было реалиями 90х.
По-прежнему на площади бегали дети, ветерок приносил запах сирени, но солнышко уходило, чтоб вернуться вновь уже завтра.
Будет день – будет жизнь.