Евгений Бриммерберг
Грядущая философия.
Октябрь 2020 г. - февраль 2021г.
Предуведомление. В этом сочинении я, наконец-то, достиг того, что само ответило на те вопросы, на которые не мог ответить я, поскольку эти вопросы находились за пределами моей видимости. Но в какой-то момент все стало на свои места. Так что философия состоялась и грядущее ее в ней запечатлелось.
1. В искусстве вечность слишком порочна для целомудренного сознания. Она снимает с него ответственность. Искусство должно быть в данный момент сущим. Оно и должно быть творцом этого момента. В нем опознается действительность бытия и свершается судьба мира. Оно освежает течение времени, ускользает от разрушения и устанавливает новую картину мира, в котором свободно дышится и обостряется явь творения. Творение - запоздалое слово. От него уже ничего не осталось, кроме скуки бытия и безответственности мышления. Где бы я ни употреблял это слово, я не понимаю, что оно значит. По мере определения человеком своей сущности устанавливается сознание его бытия. Из всех возможностей только данная интегрируется в уже наличное его существо. Человек постепенно заключается в пределы устанавливающего его определения, сущность которого становится бытием его сознания. То есть, он сознает только то, в бытии чего он стал. Это и есть творение, которое носит не разовый, а эволюционный характер и распространяется на всю совокупность времен, приводящих к самосознанию. Постепенно раскрывается картина мира, присущая самобытности осознанного бытия. Человек в этих пределах мыслит себя и достигает самосознания исключительной особенности своего существа. В этой особенности он достигает своего понятия, которым является его имя - Я. Так что Я является замкнутой определенностью, возникшей из предопределяющей сущность необходимости. Помимо уже свершенного Я остается еще большая часть этого Я, не включенная в необходимость его существования. Распространение Я на неопределенную его часть, которая осталась позади установления его сущности, а теперь оказывается впереди его сознания своей определенности, многозначно. Ведь она состоит из возможностей, которые никогда не будут включены в существенную организацию Я, которая уже свершилась и другой быть не может. Человек - ограниченное своим Я существо, его понятие не распространяется дальше сознания определенности присущего ему бытия, он выложен перед собой во всей полноте заключенного в нем смысла. Но именно смысл этот обращает внимание на лежащую за пределами Я неопределенность и требует расширения Я до неприсущего ему смысла.
Поскольку сущность Я имеет органическое происхождение, сознание - бытийное, а понятие - смысловое, идея Я заключается в восприятии понятия мирового явления, единожды присущего определенности Я. Небытие не входит в состав определяющей Я исключительности, но в качестве предопределяющей его определенность выходит за пределы Я и является недостаточным смыслом его определения. Смысловая недостаточность Я, которая покоится в небытии, открывает ему путь в ничто, в перспективу времени. Ведь ничто именно то, что в бытии не стало сознанием, следовательно, только в него может стремиться образующее понятие бытия сознание или идея. Идея, следовательно, есть стремление покинуть бытие в ничто, сверх-Я предопределенного смысла, освоение области предустановленного в существе Я понятия.
Деконкретизация Я в установлении смысла неопределенности приводит к переходу его определенности в неопределенность и неопределенности - в определенность. Я становится абстрактным интенциональным синтезом бытия и небытия, определенности и неопределенности. Интент, который приходит на смену Я, включает в себя и то, и другое. Он полное определение понятия как его незавершенности, неисчерпанности и невозможности становления в том, что не может быть понятием. Поэтому интент довольствуется возможной полнотой мира как несокрытой действительностью. Творение времени есть главный фактор бытия, отрицающего себя в себе посредством расширения смысла. Смысл бытия есть то, что выводит бытие из своей определенности, вовлекает во время и устанавливает прочность идеального понятия интенциональной собранности. Избавление от конкретности в сверх-Я понятии требует абстрактных методов выражения. Поэтому идея не идет на поводу у видимого или знаемого, а упорно устанавливает свой вид на открывшуюся ему недействительность небытия. Небытие настолько прочно внедряется в сознание, что заставляет отказаться от своей определенности ради высшего смысла, в котором Я находит свою полноту. Оно уже не противостоит вечности, не решает вопрос о смерти и бессмертии, а достигает предельной полноты жизни в синтезе абстрактного и конкретного, поскольку интент располагает такой возможностью.
2.Предположение двойственно: если предустановленные возможности исчерпаны в одном значении, то я имею дело с полноценным творением, которое имеет смысл в сознании своей личности. Личность эта претерпевает свое становление на протяжении того, что называется ею жизнью. Но тот факт, что жизнь прерывается на протяжении непрерывного становления этой личности, говорит о неявном воздействии на нее не входящих в ее состав возможностей, так что я вынужден признать: акт творения лишь одна из предустановленных возможностей. Большинство возможностей, из которых произошел выбор одной возможности, исключено из состава ее творения в качестве личности сознания бытия. Это дает мне основание говорить, что мне противостоит бессознательное, в котором я пребываю и которое я должен включить в состав единственной возможности, расширив сознание своего Я до интенционального бытия. Конкретность Я есть первое основание в развитии личности. Я становится абстрактным не потому, что теряет свою личность, а потому что передает себя в интенциональную сферу, создающую черты реальности, выходящие за пределы обозначенного в Я мира. Внедрение определенности Я в неосознанную возможность бытия подвергает модификации уже установленные формы, нарушая их предопределенность и априорную значимость. Искаженная форма кажется таковой лишь в отношении к предвзятости, мыслящей Я в определенном виде. Форма, в действительности, свободна от каких-либо определений по причине того, что она устанавливается в неопределенном процессе личности, и по причине того, что не все возможности включены в момент ее первоначального и дальнейшего становления. Так что форма подвижна и в этом смысле полностью выражает и отражает жизнь.
Следовательно, не присутствие Я в мире творения, а интенциональная обозначенность делают дальнейший процесс становления возможным. Ведь мало того, чтобы возможность предопределила что-то: надо чтобы действительность этой возможности была возможной, а это возможно только в том случае, если определенная собой возможность в отношении к неопределенной возможности сознает свое бытие. Так что то напряжение, которое возникает между двумя видами возможностей, и есть вдохновение, которое движет искусством и устанавливает в абстрактном выражении предельно действительную для него конкретность. Ведь абстрактное получает конкретное выражение только тогда, когда из возможного становится действительным, то есть тогда, когда интент полностью согласен с той ролью, которую он исполняет.
3.Предположение есть, следовательно, единственное основание для мышления. Двойственность начального основания такова: если исключительные возможности все действительны, то их действие должно достичь какого-то результата, в котором они не выражены для одной единственной исключительной возможности, которой среди них нет, поскольку каждая из них есть в своей исключительности. Таким образом, ни одна из действительных возможностей никак не проявляет свою действительность в отношении к другой, но поскольку каждая из них действительна, то их взаимодействие есть равновесие начал или нейтральное состояние бытия как действительное ничто. Ничто это отличается от избранной действительной возможности только тем, что ее нет среди ничто и она есть бытие, в котором нет ничто.
Так что вторая часть этого двойственного основания заключается в предположении наличия одной единственной возможности, ставшей действительной не вследствие своей исключительности, а по причине возможности ставших действительными самих возможностей. Так что предполагаемые возможности входят в состав действительной возможности и поддерживают ее существование. Но поскольку эти возможности, входящие в состав действительности, не являются сами действительными, они являются внешними самим себе, то есть - своей действительности, в составе действительности. Так что внешний мир является не только возможным, но и действительным в своей возможности.
Но поскольку мир действительный в отношении к миру возможному достиг определенности, которая есть предмет сознания и существо разума, то и человек, появившийся в качестве такой личности, есть свободное произведение, доведенное до своего предела в становлении действительного состояния возможностей. Осознание временной перспективы этого становления есть кратчайшее расстояние до идеи творения мира из расположенного в конечном начале его Творца. Ведь предел становления и есть начало творения, а поскольку этим пределом является идея Творца, то он и есть начало творения. Так что творением называется то, что в пределе становления исходит из начала. Творение есть акт осознания ставшего в идее бытия. Бытие же есть сотворенное в начале ставшего самосознание идеи. Поскольку это идеальное самосознание распростирается над сотворенным, мы говорим, что оно - Бог, то есть то имя и слово, которым обозначается замкнутая в себе возможность творения в его действительности. То есть, Бог есть единство и тождество возможности и действительности творения. Поскольку же сознание этого творения пребывает в мире, мир есть умопостигаемая сущность творения, то есть, такое состояние идеи, в котором достигается ясное понимание божественного происхождения мира. Идея божественного происхождения мира и является смыслом самой идеи, поскольку никакого другого смысла, выходящего за пределы самой идеи и, следовательно, ее отрицающего, нет.
4.Время ограничено жизнью. Нет того времени, которое соединяло бы жизнь с жизнью. Поэтому время не связано со временем временем. Оно появляется и исчезает вместе с жизнью. Я не могу сказать, что мое время следует за жизнью другого человека. Но времена связываются идеей времени, которая заключается в том, что времени помимо жизни вообще нет. Так что я не могу сказать, что Бог существует во времени или что вечность чем-то отличается от ничто или устойчивого небытия в бытии идеи. Вне жизни я не могу сохранить себя во времени вечности, поскольку вечность исчезает из времени и в сознании своего бытия не является. Поэтому вечности, в которой будто бы сохраняется исчезнувшая из времени жизнь, нет и быть не может. Время, можно сказать, накладывается на время в жизни одного и того же, поэтому жизнь одна и не может быть разной. Бытие этой жизни принимает разные формы, но все они находятся в одном и том же времени, которое не идет от чего-то к чему-то, а лишь видоизменяется в одном и том же.
5.Поэтому утверждение, что творение имеет цель, ложно: в себе оно одно и то же, а в жизни лишь меняется сознание его бытия. Бытие, поскольку сознание его меняется, не ведет ни к чему, а лишь усиливается собой. Бытие мира сегодняшнего отличается от бытия мира вчерашнего лишь устойчивостью по отношению к ничто, но для сознания оно остается той же противоположностью жизни, которую она теряет со временем. Так что безразлично, в каком виде бытие предстает перед сознанием: лишь человеческая конкуренция придает этому значение. Но для жизни безразлично, в каком виде она исчерпает свое время. Время свершается независимо от уровня развития сознания-бытия. Фронтальное понимание становления процесса времени было бы возможно в том случае, если бы какая-либо возможность имела приоритетное значение перед всеми остальными. Но поскольку каждая из этих потенциальных возможностей стремится к жизни, заключенной во временном сознании ее бытия, то все равно, каким временем ограничена ее явность: ведь время этой явности ничем не отличается от времени другой явности. Явность их такова, что принадлежит одному и тому же существу мира, которое в силу своей возможности оказывает действительное влияние на становление идей. Идеи же определяют время сознания бытия в той или иной явности. Но уже тот факт, что в явности отражается любая другая явность, говорит об общем источнике зарождения мира, в котором пребывает сознание бытия и протекает жизнь.
6. Сознание времен есть дух. Дух связывает присущие жизни времена в разных формах существования. Дух объединяет времена в общем представлении, располагая их по мере происхождения событий. Так что дух связан с историей и эволюцией. Можно сказать, что в нем развивается абсолютная идея творения. Абсолютная идея есть становление духа в процессе возникновения сознания живого времени. Дух не может быть бесконечным, поскольку он именно сознание конечного, становящегося в пределах своего времени, но он открыт в этой конечности, не замкнут ни в каком пространстве, под которым понимается возможность присутствия в нем сознания времени. Именно в пространстве духа идея сознания времен выступает как сущность мирового порядка. Мировой порядок вообще есть история создания времен. Дух есть иллюстрация этого мирового порядка, который поддерживается по причине того, что времена вписаны в состав духа и не могут быть переустановлены для изменения мирового порядка. Невозможно вернуть ту жизнь, которая определила собой время, поэтому мировая сущность духа необратима. Дух столь же прочен, сколь незыблем порядок событий, сконструировавших существо мира. Когда я говорю, что дух находится вне времени, я имею в виду, что он объединяет собой времена, является общим событием всех времен и собственным явленным миром в сознании его существования.
7. Конкретный дух есть реальность, абстрактный - идея. Реальность мира существует в идеальном порядке. Это значит, что разум может постичь только ту сущность, которая во времени предъявляет свою реальность. Но поскольку всякая реальность существует в идеальном видении, постижение заключается в придании конкретного выражения абстрактному образу. Это значит, что абстрактный дух сам образует свою конкретность, находя реальное воплощение своей идеи. Дух становится реальным не потому, что он погружается в конкретное содержание вещей, а потому что доводит их содержание до реального выражения, то есть придает им смысл абстрактного образа в мировом порядке. Вот почему абстрактное искусство является условием возможности существования искусства реального: абстрактный дух проникает в реальное содержание, доводя его до конкретного выражения, так что реальность в этом содержании выступает в идеальном выражении. Реальное содержание а идеальной форме и есть признак подлинного искусства, но поскольку каждое такое произведение принадлежит своему времени и ограничивается жизнью его создателя, то абсолютный дух принимает лишь временное участие в создании чего-либо. Он вообще принадлежит свободе, не выраженной ни в чем, и есть выражение самой этой свободы. Так что он является необходимым основанием для преждевременного выбора. Преждевременный выбор есть условие возможности дальнейшего существования времени в избранной жизни в соответствии с ее временем и пределом бытия.
8. Понятие преждевременного выбора связано с необходимостью установить состояние духа при отсутствии мыслимой реальности и переходе ее в немыслимую. Такую потерянность духа в отсутствие его реальности можно соотнести только с понятием Бога, поскольку предполагается, что ни реальность, ни идеальность не касаются его. Дух, покинувший мыслящее существо человека, его реальность, не может избавиться от присущих ему времен, поскольку все они присутствуют в прошлом и не зависят от реальности настоящего. Сознает их человек или не сознает, закончив свое время и исчезнув из пределов бытия, ничего для духа, исчерпавшего свою конкретную реальность, не меняет. Дух продолжает сохранять память времен помимо человека, без всякого его присутствия. Поэтому естественно предположить, что он имеет отношение к чему-то такому, что само выходит за пределы человеческой жизни и является не только потерей для человека, а, напротив, вечно творящим дух существом. Поскольку дух единственное, что соприкасается и с Богом, и с человеком, а при потере человека он не может избавиться от своей причастности к Богу, то и сущность времен неизбываемо хранится в нем в ожидании преждевременного выбора. Так что дух в реальном воплощении возникает не на пустом месте: ему предшествует память времен благодаря его причастности к Божественному откровению, которое становится светом пробуждающегося познания в пределах нового времени, избранного для бытия.
9. Естественная жизнь, присущая времени, инстинктивно передается от одной к другой. У нее нет общего сознания, принадлежащего культуре. Культура духа объединяет времена в едином субъекте, бытие которого есть откровение сущности творения в идее Бога. Бог хотя и касается Духа, но не касается человека, поскольку дух непроницаем для его личности. Ведь дух состоит из времен, личности которых давно утрачены и память о которых осталась в сотворенной духом культуре. Культура есть торжество духа над смертной жизнью. Именно принадлежность к культуре дает человеку надежду на вечную жизнь, под которой понимается сохранение бытия времен, а не личное состояние Я. Бытие времен есть определение духа. Дух есть бытие времен, покинувших человека и причастных к Богу. Культура откровения, которая вознеслась и преобразилась в Боге, став из личности Я истиной, предотворяет умственное проникновение в осознанный мир времени, которое транслируется от одного состояния истины до другого ее возрождения. Вопрос о истине, передающейся от одного живого существа к другому во времени, становится основным смыслом жизни. Провидение, которое управляет этим процессом и стережет истину, столь же неподвластно времени, сколь и время не подозревает о его присутствии. Поскольку истинное намерение творения далеко от желания выжить и требует такого состояния, в котором культурная традиция духа непрерывно восполнялась бы новыми произведениями, искусство возвышается над жизнью и придает ее прозрению видимый облик.
10. Поскольку Бога посредством духа познать невозможно, Бог мыслит человека в душе. Душа есть благостороннее отношение к человеку. Если Бог и является собой в непознаваемости, то он является в душе, поскольку именно душа в своей непосредственной явности непознаваема. Душа не принадлежит человеку, человек принадлежит ей. Бездушный человек лишь субъективное становление времени, отмеченное в духе как бытие истины. Но истины мало для человека, если он не познается в ней как душа. Душа есть способность истины быть и в духе вершить времена. Способна ли душа проникнуть в Бога? Достичь его и остаться в нем вечно? Этот вопрос задают не ставшие собой люди, люди, которые не отмечены в духе истинного созерцания Бога. Поскольку в душе они принадлежат Богу, странным кажется их вопрос. Или они не знают о душе, о присутствии ее в них? Душа сопровождает человека всю жизнь и является одной и той же на всем ее протяжении. В этой душе человек сознает себя человеком, а в бытии времени он лишь подтверждает ее наличие. Душа непознаваема именно потому, что принадлежит Богу, а не человеку, а человек не может познать то, чему принадлежит. Но быть в сознании бытия своего времени живой истиной он может. И именно душа дает ему такую возможность. В порыве страсти он может даже одухотворить истину, придав ей черты своего времени, полагая бытие ее неизбежным доказательством творения. Так что душа поддерживает дух в его прикосновении к Богу, ее непознаваемость столь же внятна для человека, как и идея ее божественного откровения. Только в душе идея Бога из бытия превращается в самооткровение, в котором человек обретает не только себя, но и свою судьбу в абсолютной свободе духовной истины.
11. Требуется своевольное решение, чтобы в мире, в котором гибнет время бытия, утверждать его бессмертие. Помимо того, что оно сохраняется в духе погибшей во времени души Я, бытие которой исчезает из сознания, требуется вера в то, что дух действительно принадлежит Богу, а душа, посредством которой Я существует, действительно является мной на протяжении жизни, подтверждая творение Бога и внушая надежду, что я бессмертен в этой душе. Ведь если бы душа не снизошла в возникшую посредством становления естественную организацию сущего, не ведающего бытия в отсутствующем сознании, не появилась бы осмысленная личность моего Я в идее сотворенного Богом мира. Я так и не постиг бы своего времени, а продолжал бы бессознательное существование в качестве животного, принадлежащего природе. Но именно Бог сотворил себя в сознании своего Я посредством вложенной в меня души, и именно я через посредство этой души знаю, что я есть творение Бога, и знаю вообще о том, что он это совершмл. Так что через посредство меня он становится одушевленным существом, а я через идею его бытия опровергаю свою ничтожность и становлюсь единственным доказательством его существования. Через меня он существует, через него я есть. Но поскольку я знаю его в душе, которая принадлежит ему, а мной является, я могу с полным правом быть, полагаясь на свой разум и обретя веру в свою свободу.
12. Душа есть единственное доказательство существования Бога и того, что он себя сотворил. То, что он сотворил себя собой и есть в этом творении Я, предполагает его бесконечную удаленность от себя в этой близости. Если в своем Я, которое он отпускает от себя, он и есть и познан в качестве своего творения, то бесконечная удаленность от этого творения делает его окончательное познание невозможным даже для него самого, поскольку в виде познающего себя он может быть только конечным, а если бы он был познан, то он изначально был бы конечным и не смог бы ничего сотворить, поскольку был бы уже сотворен. Но неведение того, что он есть, в конечном превращает это конечное в бесконечное, полагая его в несуществующем времени в качестве истинного духа, не претерпевшего свою судьбу. Поэтому Бог претерпевает свое познание, пребывая в конечном на вечные несуществующие времена и узнавая себя только на время течения своей жизни в принадлежащей ее конечности душе. Душа, в которой жизнь претерпевает свою смерть, есть то, что с неминуемостью отрицает конечность Бога, поскольку, если бы человек был бессмертен, Бог был бы конечен, а значит, не смог бы ничего сотворить и человека не было бы. Так что моя смерть есть естественное доказательство бесконечности Бога, то есть несотворенности его в конечном виде. А если Бог не сотворен, то он есть неоскудевающий источник творения, в котором он не может быть познан, поскольку творит прежде, чем посредством сотворенного может быть познан. Поэтому он есть бесконечное порождение жизни, ведь в жизни его душа отделяется от него в творении, создавая мир бытия или творческую реальность духа. Явность Бога заключается в том, что он творит непрерывно, оставаясь вне творения и будучи наиреальнейшим существом на свете, поскольку в основании творения он и находится. Творению же достаточно быть в качестве следствия его существования.
13. Сотворив себя в смертной душе, Бог не только должен терпеть свою конечность, но и должен приложить все усилия к тому, чтобы та часть его творения, которая есть Я в его душе, поскорее закончила свое существование. Поэтому он непреклонно влечет ее к смерти, обманывая надежной на вечное существование. Доверчивая душа не только стремится поскорее расстаться с жизнью, но еще и стремится сохранить ее, чтобы было чему жить вечно. Так, обманутая собой в поиске истины, она оканчивает свою жизнь безвозвратно и навсегда, не ведая о дальнейшем существовании в намерении Бога творить дальше и иным, чем она способом. И даже если дальнейшая душа снова станет душой, обретя подобное предшествующей душе Я, она будет той же самой, не помня о себе иной ничего, кроме того, что всегда только есть и что никогда не было такого, чтобы ее не было, поскольку она есть конечное творение Бога, а Бог есть всегда. Так что как абстрактное присутствие Бога она есть вечная потребность в творении, а как конкретное достижение творения она есть явственное присутствие Бога в личности своего Я. Познавая себя в духе, она сознает преемственность своего бытия в последовательности культурных произведений, так что дух наполняет ее творением с избытком, побуждая к дальнейшему достижению творческого обновления мира. Мир не может жить в прошлом, поскольку жизнь души из него ушла в безысходную духовную опустошенность: так что полнота жизни зависит от той души, которая пребывает во времени, а не в духе. Время есть расходный материал жизни, с его течением жизнь создает духовную ценность, которая является достоянием бытия, а не живой стихией сознания. Время вычеркивает из памяти дух, который создал ее культуру, так что бескультурная жизнь полна собой - страстями, аффектами и прочим волнующим ее составом. Но проходит время, жизнь достигает бытия и обретает установленную в духе ценность души.
14. Субъективный дух, который продолжает свою жизнь во времени в качестве души, исключает какое-либо понятие бытия. Смысл бытия относится к области духа и заключается в том, что дух объемлет времена в идее Бога. Сознание этой идеи и есть смысл бытия. Что это бытие мыслится в духе, следует из того, что сущность культуры доступна для восприятия в любой момент жизни. Сущностью культуры и называется мышление, которое застигает врасплох непосредственную явленность творения. Что творение мыслится в непосредственной явленности, есть величайшее достижение становления, на пути которого свершалась эволюция сознания. Необходимость обозначать явленность в пределах мышления и есть разумное познание, из которого складывается осмысленная картина мира. Выраженная в образах, означающих мыслимое, она вообще является предметом искусства или истиной. Истина есть устанавливаемая в мышлении связь творений, выходящих за пределы духовного развития и видимых в промысле становящегося самоопределения Бога. Свобода творчества заключается в признании установленных истиной достижений: свободно лишь то, необходимость чего устанавливается в творческом усилии. Это вполне соответствует превращению первой возможности в действительную в начале становления и доказывает, что это событие есть результат творческого усилия, а не случайное возникновение. Но именно в этом случайном возникновении творческое усилие и проявляется. Не было бы никакого случая, если бы это усилие не подвело необходимость к его возникновению в свободном происхождении. Так что именно случайность подтвердила тот факт, что в основе необходимости лежит свободным образом выраженное творческое усилие. Посредством этого усилия промысел достигает истинного откровения.
15. В одушевленном Я самосознание явленного для себя бытия во времени и идея Бога совпадают. Это и есть реальность духа, прозревающего себя в истине. Что следует понимать под современностью? Единое пространство времен, одушевленных личностью Я в сознании свершаемого жизнью бытия. Ведь именно жизнь устанавливает новую форму сознания бытия в одушевленном пространстве духа. Одушевленное пространство духа в данный момент и есть факт наличия культуры в творящемся произведении. Только душа способна сотворить то, устойчивость чего подвигает дух к новому откровению истины. Провидение совпадает с усилием по обретению его внешнего облика в откровении духа. Неведомая ясность еще не свершившегося бытия обретает сознание личности в становящейся естественным путем жизни. Жизнь выносит свою истину в духовном откровении, приобщая Я к ее созданию. Именно Я является движущей силой истины, ее живым промыслом. Мышление же как сущность духа есть достояние культуры. Только культура мыслит своим собственным содержанием, только дух управляет развитием ее формы. Так что целая иерархия соответствий выстраивается помимо жизни и ее индивидуального проявления. Стремление к понятию этого соответствия и есть бытие, включающее одушевленную идею как границу своего существования. Именно в пределах идеи и личной души вырисовывается контур творения, продвигающий свою одухотворенную форму в познании заключенной в откровении истины. Ведь только истина творится, а все остальное прозябает в культурном воздействии на мыслящую личность. Востребованность культуры заключается в том, чтобы толкать истинное провидение к дальнейшему совершенству.
16. В Я дух достигает максимальной конкретности. Бог наделяет это Я душой. В Я проходит естественная жизнь во времени. Я является всеобщей идеей духа, в котором оно присутствует во все времена в разные времена. Я есть основание разума, в котором оно познает Бога и мировое устройство. Из этих компонентов складывается Я, которое является волевой инстанцией, воздействующей на дух волей. Ничто, кроме воли, Я не принадлежит. Все остальное лишь определяет его. Воля же есть свободная душа Я. Воля как намерение определить посредством Я истину недействительна, но она и есть та возможность, которая предопределила исключительность выбора. Лишь та возможность стала действительной, которая невозможна. Воля и есть эта недействительная возможность, которая в становлении достигла сознания истины и стала в ней невозможной действительностью. Воля, которая движет жизнью в соответствии с замыслом творения, хотя и не раскрывается в истине, но являет себя со всей очевидностью: именно в истине жизнь обретает право на существование, установленное в естественном порядке вещей и в согласии с мировой идеей творения. Именно воля не только устанавливает жизнь во времени и сохраняет душу, но и создает идею ее существования в духе и через посредство него - в Боге. Воля к познанию Бога - естественный стимул жизни. Без этой воли Я не смогло бы сохранить свою конкретность в собранном временем процессе жизни. Безжизненное Я опрокинулось бы в бездну, пустоту небытия, а жизнь распалась бы в несуществующие фрагменты. Воля столь же необходима для сохранения души, как Я - для удержания естественного процесса жизни в границах времени. Но именно в этом наборе присущих Я компонентов ему незачем быть. Так что избавление от себя в соответствии с предначертанным ему Богом самоуничтожением влечет его от себя в иное, в котором оно имело бы большую сохранность, чем в себе.
17. Бог хотя и является в откровении живого существа в душе и времени его бытия, тем не менее, думает о своем существовании помимо смертной жизни в конкретности Я. Я его предельное выражение в творческом откровении, а поскольку оно не может удерживаться бесконечное время, а лишь является, преодолевая его абстракцию для доказательства его бытия, Бог покидает его на некоторое время, присущее определенной в сознании его бытия жизни. Так что основное событие творения хотя и достигает кульминации в появлении человеческого существа, происходит помимо него в большем, чем помысел человека, промысле. Человек как часть промысла есть лишь интрига бытия, искушенная замыслом Бога. Вознесясь над своим Я, преобразуясь в большее, чем сознание его Я, откровение, он помышляет продолжить свое присутствие в замысле Бога, хотя Бог уже покинул его. Так что требуется совершить нечто такое, в чем воля приобрела бы произвольное значение. Следует сделать такой шаг, в котором божественное провидение не принимало бы никакого участия, но который во всем был бы похож на это божественное провидение. Этот искусственный вымысел в произвольном посягательстве на права Бога был бы единственным свидетельством покинувшего свое Я человека в том, что он жив вопреки тому опустошению, которое произошло в его душе, покинувшей сознание своего бытия. Так что знак, подтверждающий наличие человека в произвольном выражении, есть то, что невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть, и что появилось помимо воли и осмысленного желания им обладать. Этот знак не может вызывать никаких ассоциаций с чем-либо, он не имеет никакого смысла, бытия или сознания. Он не существует, поэтому он есть как неуловимый персонаж собственного отсутствия. Видимость его заключается в том, что он есть недоумение сознания столь убедительное, что против него нет ни одного возражения. Так что он предопределяет то, что должно произойти по воле Бога, но что на самом деле есть результат произвола восставшего в преодолении своего отчаяния человека. Воля человека достигла произвольного значения, она выбрала себе объект, который не существует, но благодаря которому покинувший человека Бог восстал в примкнувшем к человеку образе. Этот образ примкнувшего к человеку Бога есть Фехцестер.
18. Самоопределенное выражение, Фехцестер, берет на себя ответственность за дальнейшее, пресекая в себе культуру мирового становления. Бог перестал управлять миром, человек взбесился и в уме своем превзошел форму своего бытия. Его сознание не выносит его присутствия, завершен акт творения, Бог не нужен, человек смертен и только смерть стережет его в жизни и обнимает его своим счастьем. Животная привязанность тела к сохранению себя в опыте творения, этот вдохновенный смерч из чувств, грязи и вожделений уже не может заменить очерненную падением душу, уже не может сохранить ее в воспарении над бездной, преобразить в вознесении: все эти сказки заблудившегося сознания столь же нелепы, как и упорное воспроизведение человека в своем собственном существе посредством размножения. Сколь же нелеп его наряд всемирного скомороха в патетической нужде быть вопреки непринадлежности себе. Исполняя волю творения, будучи рабом создателя, он может только в неоправданной жестокости к себе оправдать факт своего появления на свете. Даже если бы он осознал свое благо в мировой гармонии, он все равно задался бы вопросом о смысле собственного существования, поскольку оно ничего не добавляет к этой гармонии. Славить Бога только за то, что он забыл себя в человеке, столь же бессмысленно, как и думать, что его нет. Поэтому непрерывное самоотречение в утверждении себя во времени есть единственный способ существования, в котором человек может сохранить себя, не задумываясь о том отчаянии, которое настигает его. Поэтому акт творения есть цель и смысл жизни. Даже Бог продолжает творить, поскольку не может вынести содеянного. В творении открывается свет мира, навечно устремленный к себе, не гаснущий никогда, поскольку просветление есть непрерывное действие Бога, в котором он существует.
19. Бог не знает совершенства, а лишь стремится к нему, иначе он не уничтожал бы сотворенное. С другой стороны, он действительно стремится к совершенству, иначе он не возрождал бы сотворенное бесчисленное количество раз. Фехцестерианская интенция разделяет стремление к совершенству на божественное и человеческое. Человек не хочет быть продуктом божественного стремления к совершенству, он хочет быть самим этим стремлением, независимо от Бога. Произвольный опыт, который человек обретает в этом стремлении, должен соизмеряться с опытом божественного провидения: только в этом случае он будет создавать реальное совершенство, а не мнимое. Так что интент, участвующий в этом становлении реального совершенства помимо Бога, есть та жизнь, которая проникновенно опережает себя помимо какого-либо предвзятого условия ее существования. Человеческое существо определено разумом становления. Оно однозначно и живет за счет веры в себя. Человек есть то, во что верит, и мышление его сформировано таким образом, чтобы узнавать его в границах его веры. Однозначность его заключается в том, что каждое последующее существо человека следует из предшествующего. Нарушать этот процесс нет необходимости, поскольку человек не может пойти против своей веры. А вера его такова, каков он сам в ней. Только вступив в конфликт со своей верой, он может опровергнуть однозначность своего существа, приписав ему свойства, еще не обретшие своей веры. Он становится многозначным, осмысленным в неопределенности и не вступающим ни в какие отношения с опытом истории. Он становится своим собственным опытом на основании исключения предшествующего опыта из своей личности. Он становится чистым первообразом мыслимого совершенства в удаленной перспективе его обретения. Он становится помыслом, исключающим себя из истины божественного промысла. Помысел это уже не промысел. Он не ограничен идеей конца мира в достижении абсолютного совершенства. В помысле человек свободен и открыт в бесконечном самополагании.
20. Для творения мира необходима воля. Творческая воля. Чем она вызвана? Воображением. Воображение - первый признак сознания. Так что в воображенном мире заключен весь разум, сотворивший его сущность. А источник этого разума не в самом мире, а в том, кто его вообразил. Поскольку воображение неиссякаемо, разум бесконечен, вечно существует и движется к исполнению. Но что можно вообразить в первый акт творения, когда еще даже ничто нет? Только одно: сознание своего наличия. Это значит, что творческая активность заложена в самом источнике существования прежде всякого существования. Первый акт творения вообще заключается в воображении себя собой. Воображение себя собой есть полагание начала творения, поскольку до этого ничего не сотворено, а сотворено, начиная с этого. Нет никакого материала для творения, даже сотворенного ничто: есть только несотворенное ничто как акт сознания бытия, в котором ничего нет. Поэтому мир не мог произойти из ничто, но не мог произойти и из чего-либо. Он также не мог быть повсюду прежде своего творения, поэтому наивно полагать, что у него были какие-то иные возможности, кроме одной единственной. Так что не стоит искать за границами свершившегося то, что осталось несвершенным: свершилось все всем в одном единственном.
21. Фехцестер и есть тот неопределенный знак, который отделяет преждевременное от начала времени. Время еще не определилось в начале творения, еще не стало процессом становления события в духе, еще не вовлекло в этот процесс волю, разумное состояние которой есть мир. Мир есть разумное состояние воли. Все, что этому предшествует, полагается лишь как бытие, заблудившееся в сознании личности. Симптомы его отверженности наполняют мир скорбью, нуждающейся в утешении, так что ничто не светит так ярко, как абстрактная идея: именно она полагает совершенство мира в преодолении бытия. Дух сотворенного полностью мира несет его совершенство от творения к творению, от всеобщей культуры к индивидуальному сознанию. Нет запретов в мире свободы, поскольку совершенство его обозначается истинным способом, в котором время каждого является достоянием творения, а не случайным антиподом вечности. Так что и сам Фехцестер исчезает из поля зрения в начальном акте творения, продиктованном воображением: он лишь в объективном рассмотрении перехода одного времени в другое появляется как символ, забывающий ушедшее вместе с воображением время и открывающий время нового воображения в творении мира.
22. Из всех промыслов, которые может вообразить себе человек, любовь и ничто наиважнейшие. Любовь потребляет творение, не в силах сотворить что-либо сама. Ничто есть обнаженная сущность необходимости, ведущей к свободе, мысль, не исчерпавшая себя ни в каком усилии. Любовь удерживает сотворенную в ничто истину, придавая ей вид бытия. Только в любви бытие обретает свою сущность, выставляя себя напоказ в наисовершеннейшей и прекраснейшей форме жизни. Но только в ничто может сбыться то, что впоследствии становится бытием. Так что любовь присуща содеянному и ставшему, она есть признак наипрочнейшего установления сущего. Без любви мир обречен пребывать в вечном становлении, думать о своем промысле, изживая свое прошлое и обретая будущее. Творение не основано на любви, любовь является его результатом. Так что Бог создавал мир не по любви, без причины и без цели. Следовательно, только я могу в своем воображении придать ему смысл, цель и стать причиной творения. Этим и объясняется наличие и необходимость искусства: в свободном творчестве устанавливается то, для объяснения чего Бог и сотворил мир и человека. Это и есть Истина. Бог к себе обратил свой замысел, утаив в свободном от него существе свои намерения. Так что человек имеет возможность исполнить то, к чему Бог его предназначил. А намерение это раскроется только тогда, когда станет ясно, что его никогда и не было. Так что человек абсолютно свободен, предоставлен себе и волен выбирать: любить ему Бога или вечно искать Истину, занимаясь искусством и живя для того, чтобы им заниматься. Но любовь к Богу не только не исчерпывает замысел творения, но и пресекает его. Так что человек волен продолжить то, что ему по силам, если он хочет быть, поскольку Бог наделил его даже этой возможностью: самому определить свою предопределенную судьбу.
23. И там, где нет ни света, ни тьмы, остановился мой взор, чтобы я мог осмотреться в невидимом. И отделил я это от себя и вошел в себя из вечной противоположности. И стал я один и един для всего, чего не стало. В просторах творения больше нет творения, потому что нечего больше творить: недоумение настигло и постигло обольстивший себя собой промысел. Неясна стала ясность, померкла ослепительная простота истины, заблуждение стало невозможно. Откровение завершилось и свершилось.
24. Таким образом, я достиг понятия человеческой нужности и ценности. Ничего не может быть больше того, что стало в своей вечной завершенности. Творение завершено, человек сотворен. Он есть вечная и абсолютная ценность. Несмотря на забытую в нем ничтожность мира и бессмысленность бытия, он неизлагаемая сущность, в которой помысел Бога достиг цели. Так что нелепо приписывать Богу какие-либо иные цели кроме тех, которые он осуществил. В человеке есть все, чтобы заботиться о себе. Это значит, что он должен понимать свое совершенство и не противиться ему. Истина заключена не в том, чтобы усомниться в этом, а в том, чтобы беречь себя в этом достижении. Что же из себя представляет человек, ставший таким? Он есть завершенное откровение, откровение закончилось им. Та жизнь, которую он испытал в этом откровении, есть его бытие: он был столько, сколько длилось его откровение, сколько жизнь пребывала в нем. Так что жизнь заканчивается ничтожностью откровения, самостью творца, то есть такого человека, который может быть началом или концом творения.
25. Истина поэтому заключена в единстве сотворенного, которое стало Творцом. Перед творцом две возможности: творить или не творить. Они равноценны. При творении нечно будет, при нетворении ничего не будет. Но выбора между этим нет. Невозможно сказать, что творение лучше или хуже нетворения. Поэтому только Добрая воля решает этот вопрос в пользу творения. По этой же причине сотворенное не может быть плохим: ведь только Добро побудило его быть. В творении поэтому нет зла, оно результат выбора доброй воли. Но несотворение не есть зло, поскольку никак не мешает доброй воле проявить себя в творении. Так что добро опирается только на себя, на выбор в пользу творения при возможности не творить ничего. Поэтому в закончившем свое откровение сотворенном начале есть желание быть, которое не является никак и ничем. Ничто этого желания есть бытие творения, так что добрая воля предопределена к действию.
26. Но если Бог сделал выбор в сторону добра и творения, то значит, что в нем было что-то, что предшествовало этому выбору, поскольку нельзя предположить, что выбор в сторону добра был сделан случайно. Если бы он был сделан сучайно, то добро не произошло бы в творении, а осталось несотворенной возможностью. Поэтому Бог предрасположен к творению, а это значит, что он есть существо сокровенное и именно существо его таково, что, не являясь существом, замечает себя в чуждом ему откровении посредством человека. Так что человек в неведомом Богу сокровенном откровении устанавливает его бытие, тогда как сам он посредством творения устанавливает добро. Выходя за пределы себя посредством познания своего сокровенного в откровении сотворенного им человека, он утверждает, тем самым, что человек есть добро. Истина, которая заключается в человеке, существует лишь для того, чтобы утверждать это добро в его образе. Поскольку человек есть образ добра, сотворенный сокровенным существом Бога в откровении, познание этого добра является смыслом жизни и устанавливает собой мировое явление как собственность духа, присущего человеческому существу в его разуме.
27. Следовательно, Бог, посредством своего сотворенного, сотворил себя. Последовательность сокровенных в нем откровений являет его сущность и скрывает образ его последнего откровения в настоящем. Настоящее еще не стало частью его сокровенной сущности, поэтому оно творится, а не сотворено. Творится оно той жизнью, которая не имеет никакого существа, кроме уже сотворенного. Но сотворенное существо есть ничто в бытии несотворенного. Так что несотворенность есть первый признак наличия жизни в свершающемся бытии времени. Человек и живет для того, чтобы сотворить и чтобы посредством него сотворилась недостающая часть сокровенного существа Бога, которая в откровении выявила свою необходимость. Необходимость творения есть, следовательно, заключенная в сокровенном существе Бога воля, посредством которой сотворилось то, что сотворило его.
28. Вдохновение - это желание и потребность обрести время. Без вдохновения время исчезает, возвращается в ничтожную вечность. Мир конечен, ему все равно быть или не быть. Человек бесконечен, поэтому и мир для него то есть, но нет. Можно было бы остановиться на этом, на этом глубоком нигилистическом упадке смысла, если бы не тот факт, что помимо и прежде всего этого я появился на свет. Ведь это никак нельзя объяснить, потому что я появился прежде, чем возникла потребность это объяснить. Но вместе с моим появлением на свет появилось и недоумение, так что творческая воля, неведомая мне, предопределила добро, и что мое появление на свет добро, я должен признать. Так что прежде всякого упадка мысли действительно добро, которому я должен следовать, поскольку это воля творца. Вернувшись в основание этой воли, я не вижу ничего, кроме откровения творения. Завершив жизнь, исчерпав время, я вижу сокровенную сущность Бога, ставшего творцом в окончании своего замысла. Бог конечен в своем творении и, тем самым, убедителен. Если бы его творение было бесконечно, я бы никогда не узнал, что я есть, и не был бы никем, кроме ставшего никем ничто. Но поскольку я стою перед фактом своего появления на свет в завершенном виде творения и изумление мое возрастает по мере течения времени, по мере осознания и духовного воплощения жизни, я все в большей степени отдаю себе отчет в небывалом феномене творения, которое привело к созданию. Чем отличается создание от творения? Творение есть первый шаг божественной воли, воплощенной в замысле бытия. Бытие стало тем, что есть истинное добро. Став человеком, я это осознал и поддался этому замыслу в конечном мире, вечно мешающему моей бесконечности. Но и конечность мира есть благо, поскольку дает мне возможность испытать себя в конкретном проявлении в виде в данный момент сущего существа. Вне этого конечного мира я был бы бесконечной иллюзией идеи, ждущей своего воплощения. Вне вдохновения я таков и есть. Из далеко отстояшей от изначального откровения жизни сокровенной сущности Бога я вижу всю величину существующего в своем ничто мира, созданного творцом помимо творения и установленного им вместо ничто. Так что яркое сияние творения в создании есть реальность, данная разуму для его промысла. Именно этот промысел совпадает с промыслом Бога и есть единственное его начинание в момент творения. Созданное есть неустранимая и чуждая мировой ничтожности сущность бытия, данная человеку в его сознании, исключенном из бытия мира. Эта исключенная из бытия мира сущность сознания есть я, появившийся на свет, чтобы постичь в откровении время и идею Бога в его сокровенной сущности.
29. Сверхчеловеческая судьба мира не связана откровением. Художник стоит перед несодеянным. Он ее средство, в нем судьба знает себя, а он ее не знает. Он идет вслепую там, где нет никакой видимости, он отличает то, что никогда ничем не было и никем не стало. Он один в исчезнувшем себе. Так что воля недействительна, если она не обусловлена произвольным желанием. Но к какому желанию ведут инстинкты и отсутствующий разум? К возбуждению, которое сопротивляется своему проявлению до тех пор, пока случайно не вырвется непреодолимой стихией. Стихия есть творческое начало мира еще не созданного, но к обретению своего образа стремящегося. В этом мире нет идей, все они привнесены завершившимся в произведении искусства желанием. Произведение подлинно, потому что желание безудержно. Его нельзя остановить, оно дает о себе знать как единственная сущность в мире и как единственное волеизъявление в произвольном выражении. Произвольное выражение воли есть самость бытия. Бытие вольно распоряжаться своей самостью, а самость желает воплотиться в томительном ожидании встречи с истиной. Истинное толкование бытия таково, что самость его есть идея я, которую я и называю собой и ею являюсь. Я есть идея я означает, что я есть бытие самого себя и что самость моя ограничена в данный момент сущим выражением воли. Посредством воли я обладаю собой, безвольное мое существование неразумно и бесформенно. Посредством разума я усматриваю существо своей жизни, отмечая его во времени в качестве фрагмента вечного бытия духа.
30. Вдохновенная стихия, которая прорывается сквозь обреченное на исчезновение, несет жизнь. Все, что она создает, есть ценность. Предшествующий мир обходится без ценностей, поскольку живет вожделением к сущему. Этого достаточно, чтобы быть. Вдохновение же не вожделеет ни к чему, оно чисто и свободно своей красотой и осмысленной явностью, оно еще не создало ничего, чем можно жить и чем жизнь хочет обладать. Но в стремлении к сущему жизнь не может обходиться одним лишь желанием поглотить его, она хочет увидеть в нем предмет своего назначения. Так что мир, который предрасположен к сущему, есть ценность. Ценность есть предрасположенный к сущему мир. Вдохновенная стихия наполняет его своим желанием и исполняет в образе искусства. Произведение искусства есть вдохновенная стихия, воплощенная в образе, есть ценность и единственная ценность предрасположенного к творению мира. Мир хотя и является пустым для ценности, не будучи даже ничто, он, тем не менее, есть единственное, что живет в ожидании этой ценности.
31. Все вымысел на этом свете. И даже - я. Что значит вымысел? Это выдвинутая мысль, в которой фиксируется ценность данности. Вымысел как объем ценностей есть данность. Это - данность не как существенное явление, а как эфемерная неотвратимость, обращенная на себя собой. В парадигме ценностного обретения мира зарождаются концепты, каждый из которых является ориентиром для внедрения в ценностный порядок. Порядок занимает объем возвышения над утраченным смыслом: смысл не нуждается больше в истинном установлении, он располагает себя в близости ценностного восприятия мира. Объект не поддается истреблению в ценностном сопротивлении познанию, он неизживаем, потому что не существует, а дан для проживания в нем не знающей о своем существовании жизни. Жизнь уже не противоположность бытию, она суть бытия, не расторгнутая со своим изображением. Она изображает себя в своем вымысле, который выдвигает ее как ценность для себя. В этом мираже реальности реальностью является только призыв другого человека к обнаружению. Сообнаруженные люди есть реальность, выходящая за пределы вымышленного образа. Они являются реальной основой вымысла, который потрясает их эрудицию чудовищной экспансией в их души, смиренной для восприятия небывалых свершений. Так что грезь вымысла, порожденная стихией вдохновенного воображения, натыкается на реально существующего человека, который идет к тебе из прошлого, навстречу тебе. Встречным становится неведомое вдохновению рядом присутствующее. Мир наполняется не только воображением, но и присутствием призванного укрепить это воображение чудесным открытием человека. Человек открыт как идущее навстречу. Тот, к кому я шел, нашелся.
32. Только смерть остановит отвращение, с которым человек ищет смысл жизни. Обремененная собой, эта жизнь вечно таскает образ человека. Даже сверхчеловек подвержен ее распаду. Нет ничего святого на свете, кроме самообмана, который человек будет защищать до конца дней своих. Но даже здесь он, с облегчением распрощавшись с жизнью, будет думать о себе с любовью и снисхождением: ведь это именно он умирает, а не кто-нибудь другой. Какое счастье, что эта кульминация жизни и есть счастье в его сознании. Он даже выдумает, что не покидает жизнь, а обретает другую. Но какое счастье не думать вообще, поскольку, что бы ни думал, это будет ложью творения, которое бессмертно, а человек стоит перед фактом своей смерти. Так что не творение он, а узурпатор собственного достоинства, которое так и не проявилось при жизни и похоронило себя прежде чем узнало, что это такое.
33. Пространство - это конструкция сознания, а не априорная форма мышления. Априорной формой оно становится лишь вследствие своей сконструированности. Хаос не является пространством. Только после придания ему осмысленной формы он становится основой чувственного восприятия. Пространство конструируется из освоенных духом временных моментов, которые составляют суть человеческой жизни. Рядоположенность конструктивных элементов времени бытия или событий еще не может быть пространством, поскольку эти элементы не объединены в одном событии жизни. Так что только духовная реминисценция, из которой складывается осознанная духовность, есть пространство. Пространство есть субстанция личности, которую принимают за априорную форму сознания и познания. Она, действительно, полагается таковой, поскольку личность в ней находится у себя. Это ее дом, в котором она живет и осознает свое бытие. Непространственной личности не бывает, это всего лишь идея, не имеющая наличного бытия. Такая идея вынуждена опережать конструктивное событие в наращивании времени своего бытия. Она становится феноменальным образом еще не происшедшего события. В ней нет прошлого, нет реминисценции, поэтому она лишь пробивает себе дорогу в неисповедимое будущее. Идея этого будущего не является целью, она лишь фактор, обеспечивающий феноменальное развитие некогда существующего в пространственном порядке вещей ноумена. Восприятие пространства невозможно в феноменальном потоке еще не осознавших себя событий. Событие появляется одновременно с возникновением сознания, которое должно быть выделено в отдельный конструктивный элемент наступившего. Только настоящее наступившего устанавливает сознание в качестве конструктивного элемента бытия, который входит в пространство духа в качестве неизменного образа реминисцентного единства. Реминисцентное единство духа есть абсолютный феномен состоявшегося времени, в котором реальность раскрывает свои черты и выносится в самостоятельную сущность. Это и называется творением прежде всякого определения о источнике его причины.
34. Этим объясняется различие двух видов искусств: традиционного и современного. Традиционное искусство строится на понятии априорного пространства. Это то пространство, в которое могут быть помещены люди, события и предметы. Композиция состоит из привычных образов, лишь их комбинации, степень таланта определяют достоинство работы. По сути, это одна и та же работа по размножению ограниченного пространством бытия. Сущность предметов может трактоваться по-разному, но все они принадлежат нераздельному миру, вписаны в один и тот же контекст реальности, как бы он ни трансформировал заключенные в нем образы.
В современном же искусстве понятия априорного пространства не существует. Ему некуда поместить предмет, поэтому оно беспредметно. Оно вообще стоит перед отсутствием чего-либо. Поскольку творение остановилось на понятии человеческой ценности, искусство должно объяснить и показать, в чем эта ценность заключается. Но поскольку оно не может явить ее в пространстве вследствие его конструктивности, а не априорности, оно эти ценности и фиксирует в виде пространства, которое перестает быть материальной формой, а становится духовным феноменом. Дух, в котором располагаются установленные человеческие ценности, есть феноменальная среда культуры, изжившей себя в априорном пространстве, в версии мирового установления событий. В пространстве личности устанавливается ценность человеческого бытия, процесс познания сущности бытия завершен в последнем моменте творения, в котором человек предстал в завершенном виде в сознании своей окончательной ценности. Сконструированное пространство этой ценности и есть дух, который осеняет своим присутствием историю и времена творения. В духе совершается и современное искусство: ценность предмета присовокупляется к совершенству личности и лишь в отношении к ней имеет значение. Поэтому нет никакого смысла в изображении фигур или присущих творению мировых форм: они не имеют никакой ценности и принадлежат ничто.
35. Что такое творение? Творение - это достижение скрытым процессом конечной формы. Эта форма не может дальше развиваться. Она обретает определенное значение и в этом значении пребывает. Истина ее постигнута в явлении ее сущности. Эта сущность всю себя излучает в осмысленном ее восприятии. Смысл имеет не сама сотворенная форма в установленном значении, а воспринимающее ее мышление, в котором она занимает определенное место в порядке вещей. Эти собранные вместе вещи конструируют пространство восприятия, в котором ум находит нужные ему комбинации для действительного применения. Так что творение - это истинное состояние вещей, в котором каждая вещь и есть осуществленная истина. Этот истинный порядок разворачивается как наглядная картина мира, устоявшаяся в сознании в качестве самого существа человека, не представляющего себя иным, чем этот образ, идею которого он и считает собой. Так что человек есть эта картина мира, которую доставляет ему его существо. В этой картине он предан себе и другим себя не знает. При разрушении этой картины гибнет и человек, поскольку его сознание не может найти принадлежащего ему существа. Это произошло и сейчас, когда вера в творение мира показала свою несостоятельность. Возникла необходимость найти нечто более убедительное, чем отстраненная от современности действительность. Эта действительность должна совпадать с идеей сознания о своем существовании, должна соответствовать тому бытию, которое удовлетворяет человека, а не противоречит ему. До сих пор нет ни одного убедительного основания, которое достигло бы современности. Так что логика происхождения человека из мысленного откровения есть наинасущнейшая проблема действительности. Поэтому не стоит протестовать против того факта, что всякая попытка обрести это основание, разумна и превосходит консервативный разум, в котором лишь сохраняется то, что есть, но никогда не будет того, что должно быть. А быть должно то, что устраняет выявленные противоречия, основанные на идее творения. Сама идея творения должна найти ясное подтверждение своей значимости и раскрыть свое истинное предназначение.
36. Из определения творения следует понятие свободы. Свобода - это способность личности изменить присущую ей картину мира, образ идеи, парадигму сознания. Это способность посредством мышления создать новый образ сущности, новую идею бытия, отличную от той, которая определяет наличную целостность человека. Человек в своем образе понятен себе и есть сущность самосознания или сознания себя. Это единственный предустановленный выбор, в котором его свобода бессознательна и недоступна ему. Он интуитивно устраивает свою жизнь на основе потребности существа быть. Имея только один образ бытия своего существа, он не располагает никакой возможностью исключить себя из его границ, чтобы обрести возможность идеального выбора. Творчеством поэтому и называется достижение идеальной свободы для установления такой картины мира, которая в наибольшей степени соответствует потребности жаждущего обрести ее существа. Именно существо личности нуждается в возможности выбора идеи бытия. Поскольку в зависимости от идеи человек может быть доволен собой или собой тяготиться. Тягостное состояние личности говорит о том, что его существо нуждается в пересмотре своей идеи. Для этого пересмотра нужна свобода. Только в этом состоянии свободы человек может предоставить своему существу сделать выбор. Поэтому свобода выбора есть право человека на самоопределение. Условием возможности такого самоопределения является наличие разума, то есть такой способности, которая обладает знанием всех возможных способов существования, из которых предстоит сделать выбор на основе анализа наиболее пригодных для определения человека сущностей. Так что всякий, кто не готов к свободе, обязан исполнять коллективную истину, которая заключается в единообразии личностного сознания и в единосущественности. Эта масса непригодных для осознанного выбора людей следует одному единственному пониманию сущности, на основе которой образуется общественное сознание, коллектив или национальная идея. Иногда это толпа, которой манипулирует всякий, кто возьмет на себя труд завладеть ее сознанием. Но именно по причине ее наличия, которое является опасностью для свободы, следует найти такие способы управления ею, которые позволили бы развить личное самосознание каждого до понимания того, что его личное существо есть предмет деятельности его разума, а не заданная на всю жизнь единственная форма. Сущность человека должна не только соответствовать его личности, но и вступать с ней в противоречие в тех случаях, когда сознание личности не соответствует потребности сущности в удовлетворительном существовании. Картина мира или идея бытия меняется по мере личностного развития, доводящего сущность человека до понятия этой личности.
37. Когда божественное начало достигает конца творения и является в виде человека, сотворенный человек в полной мере вбирает в себя божественные качества, не оставляя Богу ничего, так что Бог пустеет, становится бессодержательным в полноте человека. Сам Бог в человеке себя отрицает, так что неполноценным творением Бога является то, что верит в него. В истинном человеке нет веры, а есть бытие Бога, поскольку Бог стал в нем собой, отказавшись от себя. Безбожное существо Бога, то есть человек, есть наиболее здравое из всего живущего, поскольку оно вместило бытие, отказавшись от ничто. Ничто Бога есть бытие человека. Человек отпал от Бога не потому, что провинился перед ним, а потому что исполнил его идею, преисполнился им. Только божественный человек может отпасть от Бога, поскольку в качестве творения пребывает в его образе. Так что, изучая человека, мы изучаем Бога. Образование, следовательно, заключается в том, чтобы довести творение до конца, то есть до того момента, когда замысел достигает воплощения в форме мысленного сознания бытия сотворенного существа. Сотворенным называется то существо, которое обретает свои границы в предопределенной для них возможности. Из ничто Бог сотворил свое бытие в человеке, ибо человек есть бытие Бога, а не сам он, поскольку сам он в единстве с собой есть ничто. В творении своего бытия из ничто он различает себя от себя в образе человека, который и есть его образ, и в этом образе он подобен себе и есть он сам. Так что смерть Бога в человеке есть лишь утрата его образа в ничто, исчезновение сотворенного бытия в сознании достигшей его личности. Смерть отдельного человека невозможна, поскольку отдельного человека не бывает. Бытие Бога неиссякаемо, поскольку творит он бесконечно и в данный момент лишь обнаруживает это творение. Так что жизнь меняется на жизнь, а творение остается и тем же самым образом есть бытие Бога.
38. Человек есть бытие Бога, поскольку без человека Бог ничто. Так что попытки доказать бытие Бога бессмысленны: доказательство этого бытия перед теми, кто доказывает. Так что нужно определить истинную ценность человека, чтобы считать это бытие доказанным. Если человек несовершенен, он не сотворен и доказать бытие Бога невозможно. Ведь в недосотворенном человеке нет полноценного бытия, поэтому и бытие Бога полуничтожно. Вера не дополняет бытие, а лишь показывает несостоятельность творения. Только совершенный, то есть сотворенный человек есть доказательство бытия Бога, поскольку он и есть это бытие. Ведь только в бытии Бог может сотворить себя, творение и есть бытие, другого, кроме бытия, творения не бывает. А поскольку сотворенное бытие Бога есть человек, а человек не может быть несовершенным, поскольку Бог сотворил в нем свой образ, то и истина определяется наличием этого сотворенного образа. Так что все несовершенное неистинно, а лишь временно существует, не зная своего времени и готовясь умереть прежде, чем превзойдет свою веру в ценности совершенного бытия.
39. Только сотворенный человек есть подлинный человек. Его присутствие в мире противостоит живой природе, в которой он не мыслит себя сотворенным, а пребывает в мире творения в качестве живого существа неустановленной личности. Его наличность опирается на бессознательный образ бытия, неотличимого от ничто. Поэтому он только в отношении к другому опознает свое существование в мировом процессе. Поскольку эти отношения носят неустановленный характер, являются импровизированной реакцией на сложившиеся обстоятельства, в мире нет ничего устойчивого. Так что только власть является сдерживающим фактором для предотвращения анархии. Без власти естественная гармония немыслима. Человеческая природа чужда его разуму, она алчет добычи и не согласна терпеть ограничения. Добрая воля в таких существах отсутствует, ведь она есть только у сотворенного человека. Так что в мире царит зло, выдаваемое за государственные и общественные ценности, которые, на самом деле, являются привычным способом добывания средств на выживание. Люди выживают за счет слабостей друг друга, а не живут за счет силы своих достоинств. Ведь только сотворенный человек видит в другом союзника, а не конкурента. Даже в бескорыстную сферу искусства проникла конкуренция: люди выживают за счет соперничества, за счет мнимого превосходства, а не поддержки друг друга. Каждый добытчик тут же уединяется и стережет свою добычу, противопоставляя свою злобную алчность бескорыстному миру сотворенных людей. Так что следует отделять людей совершенных и подлинных от той нечисти, которая воображает себя людьми. В недрах этой нечисти зарождается лицемерная и нечестивая культура, распространяется нравственный соблазн хищного и убогого присвоения, лживый и услужливый псевдогероизм. Нарастающее противостояние становится все более неизбежным фантомом бытия.
40. Не было меня и не будет. Но поскольку времени в не было и не будет нет, то никогда не было такого, чтобы меня не было. Но это не значит, что я есть всегда: я есть только от не было до не будет.
41. Поэтому заблуждение, что между моей смертью и воскрешением есть какой-то интервал бесконечного времени или вечность: время здесь обрывается и поэтому между смертью и воскрешением нет никакого перехода: я безгранично в своей передаваемости от одного к другому, поэтому одно и другое есть одно и то же, а не разное. Как можно установить различие в том, переход чего из одного в другое вне времени? Поскольку переход умершего в воскресшее вне времени, то и понятия индивидуального воскрешения не существует: ведь воскрешающееся в умершем теряет свойства индивидуальности, поэтому воскресает чистое ничто в качестве бытия. Поскольку это воскресающее в ничто бытие развивается в определенном предшествующими сущностями мире, оно обретает индивидуальность, свойственную его времени, так что индивидуальность является ценностью лишь в том смысле, что она несет в себе творение предназначенного ей мира. Так что смерть ничего не уносит из мира надежд, поскольку существующий мир предопределен воскреснуть после ухода из него живого существа, которое вновь достигает бытия в воскресшем ничто, чтобы стать одним из тех, кто отличается от других. Поэтому множество живых существ изначально понимают друг друга: ведь они воскресли из одного ничто в ждущем их бытия мире. Лишь индивидуальность, обусловленная опытом, отличает одного человека от другого, но это внешние различия: внутренних же различий нет, все они скрываются в глубине стремящегося к ничто бытия. Поэтому на какой бы стадии развития не находился человек, он одно и то же воскресшее из ничто бытие. Но неравенство воскресшего во внешнем отношении порождает противоположность, в пределах которой развиваются события.
42. Мудрость есть содержание религии, а религия - форма мудрости. В официальной религии нет никакой мудрости, она, можно сказать, глупа. Мудрость есть духотворение, в одухотворенной мудрости истина достигает своего завершения: она навечно сияет религиозным знанием, которое есть свет божественного откровения, бытие его ничто в существенном воплощении. Развитое до божественного откровения существо истины, или религиозная мудрость, есть устойчивая и несокрушимая власть над умами и жизнями страждущих людей. Здесь они обретают покой и уверенность в своих силах, обращаются к себе лицом к лицу, принимают свой образ и место, им предназначенное. Мудрость истины, которая становится основанием для веры, всегда требовала своего четкого смысла, наличия в уме и гарантии от заблуждений. Религия, в которой мудрость утрачена, не может удержать веру, так что человек теряет ее, становится безбожным и безобразным. Безобразие человека - это следствие утерянной мудрости, которую не в состоянии обозначить истина. Истина, которая считается бесконечной, бесконечна не потому, что логика ее развития не позволяет достичь ее завершения, а потому что эта истина не достигает мудрости, которая есть окончательное завершение логики. Логике безразлично наличие или отсутствие мудрости, она движется в пределах бесконечной истины, оставляя человека по ту сторону добра и ничего не прибавляя к его безобразию. Безобразие невозможно украсить, так что как бы истина не стремилась облагородить человека, он не достигнет ничего, кроме сокрытия своей сущности в бренчании своими достоинствами. Достоинства эти бессмысленны, поскольку опираются только на фальшивую мнимость искалеченного своей неуверенностью человека. У человека нет веры, поэтому неуверенность гложет его. В смятении он готов пойти на что угодно, лишь бы скрыть от себя свое ничтожество и пугающую пустоту, которая ожидает его в бессодержательной форме жизни. Жизненное содержание поэтому придумывается неистинными способами: ищется лишь оправдание любой фальши, которая после этого внедряется в жизнь. Так что мудрость, которая покинула мир вследствие предательства человеком истины и неспособности природы создать истинного человека, нуждается в воскрешении: упадок природы и породы человека не должен быть препятствием для ее восстановления. Так что мир нуждается в появлении нового человека, того, кто вернул бы мудрости ее божественное право, освободил бы человека от безобразия, вернул ему подлинный, истинный облик и в религиозном воплощении сохранил на вечные времена. Ибо религия есть воплощенная мудрость. Это и есть истинная религия, а не та, которая в запустелой душе человека доводит его до потери ума. Умственное развитие и достигает своей совершенной формы в мудрости. Именно там истина обретает смысл существования, который так упорно ищут в жизни и не находят до самой смерти.
43. То, чем стало предстоящее, еще не наступило, поэтому оно может быть выражено только в форме искусства. Это взгляд вдаль, который поверхностью тесно прижимается к настоящему, но далеко от него уходит. Поэтому невозможно сказать ничего о том, что еще не наступило. Но что я полагаю в предстоящем из настоящего? О чем я могу с уверенностью сказать, что оно окажется там на своем месте? Это то, что не находит своего места в настоящем, но что более реально, чем сама реальность. Это предстоящая реальность еще не наступившего. Искусство делает наступление предстоящей реальности неизбежным. В то время. когда идея готовится сотворить бытие, искусство уже располагается там, где его нет. Поэтому именно в отношении к нему идея осознает себя. Искусство сверхидеально, идея лишь осознает то, чем оно стало, то, к чему привело оно. Так что высший критерий подлинности искусства заключается в подтверждении его тем, что и без искусства готово стать им. То есть предвзятая бесформенность бытия должна в искусстве обрести свое выражение и в совокупности они должны явить реальность, творцом которой стала обретенная в провидении ценность и достигнутое свободной волей определение этой ценности. То, что происходит в неведомом человеческому уму провидении, должно обрести в произведении искусства явный облик и стать исполненной в предстоящем реальностью. Так что только провидение, соединенное с волей, выявляет суть творения, предопределенного к свободному волевыражению.
44. В прямом смысле Иисус не является сыном Бога. И этому есть очевидное доказательство. Если бы он был сыном Бога, то груз, который возложил на него Отец, прямо соответствовал бы его замыслу. А замысел был в том, чтобы освободить мир от грехов и спасти человечество. Так что искупительная жертва, которой стал Иисус, была бы не напрасна. Взяв на себя грехи мира, он ликвидировал бы их вместе с собой, принеся себя в жертву. После него мир стал бы чист и безгрешен. Но это не так. Мир остался тем же самым, но в нем появились совесть и чувство вины. Жертва нисколько не повлияла на дальнейшие грехи мира, но в мире появилось раскаяние после содеянного. Отсюда следует, что Иисус не был Мессией, а был учителем для людей, основателем религии. Поскольку Иисус не постиг мудрость творения, а преподнес Истину, религия. им основанная, не окончательная. Она соответствует еще не достигшей мудрости истине. Поэтому она противоречива: с одной стороны, она требует от человека невозможного, с другой - придает ему силы вынести неизбежное. Поэтому христианская религия хотя и наставляет человека на путь истинный, не прибавляет к этой истине никакой мудрости: покаявшийся в грехах так и остается верующим, но не становится мудрым. А суть подлинной религии заключается в том, что истина в ней достигает мудрости. Путем такого достижения является философия. Именно философия раскрывает таинство творения на пути истины к мудрости. Так что же такое философия? Философия - это наука, посредством которой таинство творения раскрывает себя в совпадении истины и мудрости. Мудрость знает истину, а истина обретает мудрость. Мудрость достигает в истине бытия, а истина в мудрости может быть высказана. Вне философии мудрость и истина не совпадают: истиной может быть что угодно, поскольку отсутствие мудрости не позволяет отделить истину от заблуждения, а мудрость, которая не являет истину, низводится до банального авторитета. Так что просвещение философией каждого отдельного ума есть необходимая потребность истины достичь мудрости, поскольку только в этом случае возможно религиозное сознание, а именно это сознание делает людей едиными и признает это единство человечеством.
45. На протяжении истории человек создавал аллегорические образы истины, в которых она обретала черты действительности. Истинные представления формировали сознание его личности и в бытии своего сознания он обретал мир истинного воплощения. Истинное представление было единственной реальностью, приписываемой Богу, поскольку без Бога, то есть той противоположности, из которой возникает сознание бытия, обойтись было невозможно: вся человеческая культура принадлежала Богу, к нему была обращена и из его светлого духа ступала на землю. Так что человеческое сознание располагалось внутри Бога, представляемого в просторах природы единственным источником творения и существования. Душа поэтому представлялась реальностью божественной природы: она вся принадлежала Богу и посредством духа снисходила в живой организм человека. Так что неодушевленный организм считался несотворенным и к живому участию в судьбе мира непричастным. По этой причине душа бессмертна, ее вечность не подвержена телесному воздействию. Она так и считается бесплотной. Душой считается не какая-то психоморфологическая субстанция, интегральная конституция организма, а именно индивидуальное сознание Я в мировом течении событий. Так что душа возвращается к Богу, когда индивидуальный ресурс ее пребывания в человеке исчерпан. Что значит возвращение души? Ведь душа не сознает себя в бытии отдельно от человека. Вознесение души не испытывает характер субъективного ощущения. Это истина, которая существует не в форме представления, а только мысли. Мысль о вознесении души столь же бесплотна, как и сама душа, поэтому полностью совпадает с возможностью души сознавать свое вознесение. В каком виде пребывает вознесенная душа? Это идея субстанциональной субъективности Я, которая сохраняется в духе, определяющем судьбу мира и его историю. Именно в духе события, источником которых является одушевленный субъект, располагаются в связную историю, складываются в осознанную картину мирового бытия. Вознесение души не означает, что в ней сохраняется присущая ей при жизни индивидуальность, в ней сохраняется лишь присущий этой индивидуальности опыт, имеющий мировой характер, характер мирового значения. Вознесенная душа есть наличность духа, в которой он господствует во временах.
46. Дух, который объединяет в себе события времен, пустеет в будущем. Будущее свободно для заполнения, но исполнено может быть только в истинном предназначении. То есть, свершится только то, что должно свершиться. Но это предустановленное и неотвратимое выглядит как то, что может быть чем угодно, поскольку воля еще не проникла в него и не соприкоснулась с истиной. Так что человек может делать что угодно, но из всего сделанного им свершится только истинное.
47. Кроме апокалиптических процессов, происходящих в устройстве мира, ничто не грозит человеческому существу, поскольку он находится под защитой ничтожной истины, которая ведет его от начала творения к мудрости. Нет ничего прочнее ничтожности, поскольку только ее можно сотворить прежде всего, а если она сотворена, то уже ничто не может опровергнуть ее. Поэтому ничтожное тождественно себе, но даже в нем есть противоречие из заключенных в нем противоположностей, одной из которых является Бог, другой - творение. Так что ничто поневоле скрывает в себе тайну, истину, таинство. Таинство его таково, что раскрывается в необходимом для его раскрытия творении, в котором сущность обнажается и устанавливается, времена свершаются в живых личностях, души которых придают им образ и восходят к духу в единстве времен. Единство времен есть духовное свидетельство божественного преображения в истине творения. Истина преобразует не только видимый или мыслимый мир человека, но и существо Бога, идею его бытия. Та таинственная немощь, которую заключал в себе открытый мир, становилась добычей познания, в котором обретенное человеческим умом невозможно было отличить от того, что сотворил Бог. Так что познанное человеческим умом божественное творение является созданием истины, которая находит свое место в духовном свершении, обозначенном наличием жизни и идеей бытия в сознании сотворенного мира. Познание выносит себя на поверхность явления в том случае, если оно достигло идеального завершения истины, если истина окрепла в процессе своего развития и стала тем местом, в котором обозначенное существует непротиворечиво. Означенное, которое подпадает под власть истины, есть гармония, совершенство созданного и смысл бытия.
48. Метафизика есть необходимое, но несовершенное познание истины. Метафизика далека от мудрости и рассматривает механизм творения, а не само творение, которое заключает в себе метафизику прежде самой метафизики как метод ограниченного сущностью познания. Поскольку метафизика существует во всех временах в неясно очерченном виде, распространяясь за пределы, в которых она является, можно сказать, что она есть форма неосуществленного духа: ведь дух созерцает метафизическое явление в неопределенной форме, в форме еще не завершенного таинства. Метафизическое явление показывает, что истинное таинство имеет реальное содержание. Поэтому без метафизики истина не обрела бы разумную устойчивость, состав ума был бы ускользающим явлением, а у человека не было бы никаких оснований для утверждения себя личностью. Опыт хотя и является средством для выведения из метафизической истины конкретного содержания, не может заменить метафизику, поскольку только метафизика содержит в себе конструкцию ума, в пределах которой возможен опыт. Но метафизические исследования не могут быть расширены из-за неспособности ума переступить свои, определенные этой метафизикой, границы. Так что только истина, пренебрегающая метафизикой, способна вывести ум из пределов метафизики к живому состоянию ума посредством приобщения его к свойственному ему времени. Время определяет собой состояние живой души, движимой истиной в познании мудрости творения. В пределах метафизики не может состояться человек, его личность не носит метафизический характер, только ум подчиняется метафизике, совершенствуя ее познание в критическом и созидательном опыте.
49. Истина - это идея, несущая в себе таинство творения. Идея, которая заключает в себе истину, есть дух. Первая идея ничего в себе не заключает, она не может быть истинной или ложной, поэтому она есть откровение, то есть бессознательное единство бытия и ничто в сознании. Из идеи ничего не следует без божественной воли, воплощенной в творении и стремящейся к мудрости в сознании человека. Идея недействительна до тех пор, пока ее внутреннее противоречие не станет внешним. А что внешне может противоречить идее, если она первична? Отсутствие этой идеи в противоположности. Противоположность пуста для противоречия. Поэтому идея становится ищущим бытия ничто, а поскольку это ничто и есть единственное бытие, которое в поиске бытия находит ничто, то это противоречие и становится внешним. Ничто, которое ищет бытие, само это бытие и есть, а в бытии, которое оно ищет, оно находит только ничто, то есть, себя. Так что идея становится внешней себе, полагает свое противоречие для сознания и становится предметом ума. Ум, внедряясь в это противоречие, сопоставляя его внутреннее состояние с внешним образом, устанавливает начало мира в бытии сознания. Откровение становится движущей силой самосотворенной истины.
50. Поскольку в перспективе предстоящего жизнь явно не хочет узнавать себя и воспринимается только в ретроспективе, человек принимает свою свободу как самоутраченность. В этой самоутраченности он есть абсолютный долг существования. Существование в нем должно обрести свое дальнейшее. Поскольку в настоящем он уже отверг свою смертность, он должен в перспективе положить бессмертные ценности. Эти ценности не принадлежат никому и не являются даже подтверждением ценности человека, но в них человек обретает то, в чем он отрекается от себя и видит саму человечность человечества, то есть ту юность, которая еще не захватила живое, но ждет проникновения этой жизни в себя. Бессмертная ценность, полагаемая искусством в предстоящей перспективе, есть открытие той истины, творение которой продолжается в уме человека помимо его существования. Отдав себя этой истине, человек отторгается от своего смертного существа, полагая себя в этом не имеющем отрицания процессе. Поэтому неосведомленная истина, в которой человек обретает свое бытие, и дальше увлекает его за границами его жизни и смерти. Баговещение, в котором человек открывает свою душу, есть родственное замыслу Бога искушение, то есть искусство, основанное на истине. Истина видится в перспективе предстоящего, определяет замысел художника и сочетает его с замыслом Бога, который подтверждает истинность происходящего. Художник верит в то, что этот замысел превыше жизни только потому, что он бессмертен. Ведь то, в чем Бог познает сущность своего откровения, не может отречься от себя: в искусстве оно возносится и превозносится до тех пор, пока человек способен отличать истину ото лжи.
51. Истина подтверждается божественным провидением, которому следует человеческий разум. Что такое божественное провидение? Это неискушенное торжество творения. В отличие от него разум, искушенный искусством, отличает истину ото лжи. В божественном творении нет лжи, ложь попирает искусство в том случае, если оно не следует истине. Если человек не соизмеряет ценности с ценностями божественного провидения, то ничто не может помешать ему выдавать ложные ценности за истинные, а истинными - пренебрегать. Создается целый ареал художников и их интерпретаторов, которые создают фиктивные ценности, миражи сознания, опровержение которых невозможно, поскольку нет никакой разницы: признавать их или не признавать. Они не соотносятся с истиной, а поэтому не могут быть и ложью. Так что можно делать что угодно: все это будет брожением человеческого сознания, не находящего внятного подтверждения жизни. Если сказать мнящему себя художником, что он не художник, то он обидится и перестанет с вами общаться. Так что в этом мире псевдоискусства один поддерживает другого похвалами и лживым признанием его творческой состоятельности. Они являются выразителями патологии истины или помрачающей разум лжи. А поскольку разум у большинства людей слишком слаб, чтобы делать самостоятельные суждения, то и профанация истины является необходимым условием для утверждения лжи.
52. В перспективе незавершенной истины я задаю себе вопрос: что же тогда сотворено, если ничего не сотворено? Феномен незавершенности, который так четко и единственно возможно выдвигается в неустойчивом воображении, в сознании выглядит как совпадение жизни с веществом истины. Истина еще не достигла своей идеи, поэтому творение не обрело мудрость. Лишь бытие души сопровождает во времени текучую ясность мысли, лишь мысль сопровождает творение, которое погрузилось в восприятии в одно и то же, в неосуществленную практику познания от первого откровения до окончательной мудрости творения в истине. Суровое торжество истины, которую превозносит дух, оставивший позади жизнь, придает бытию обманчивый облик свершенного самодовольства: но это лишь крик о помощи в звенящую отсутствием смысла перспективу будущего. Предничто смысла зияет феноменальным противоречием между перспективным натиском бытия и ретроспективной оставленностью жизни. Описать состояние представленного перед творением творения, есть удел потерянного человека. Если творение не сотворено, поскольку мудрость еще не настигла свою истину и не превратилась в ней в мудрость, то человек обречен быть.
53. В перспективе незавершенной истины человек стоит перед тем, чего еще не коснулась мысль Бога. Но он также знает, что Бог даже там, где его нет. Поэтому он стоит перед этим противоречием, перед необходимостью закончить истину, то есть, обрести мудрость и постичь ею творение. Если до завершения истины ничего еще не сотворено, а только обретается мудрость творения посредством жизни, то жизнь не относится к бытию и только без бытия есть. Поэтому она не может быть наблюдаема и осмыслена. Жизнь есть то, в чем нет смысла, что происходит помимо смысла, и это должно быть ответом на вопрос о смысле жизни. Жизнь принадлежит творению Бога, она не самостоятельна, не принадлежит себе. Человек всего лишь осознает в ней свое присутствие, наличие идеального бытия, которое далеко от сознания его личности. Сознание же личности включает в себя опыт самостоятельного существования в жизненном процессе, устойчивость я на протяжении претерпеваний покушающегося на я разрушения. Настойчивое противостояние того, чего еще не мыслит Бог, и того, в чем он присутствует прежде сознания своей немыслимости в нем, удерживает жизнь от распада, поскольку это высшее противоречие столь же бессмысленно, как и сама жизнь. А поскольку это высшее противоречие из всех возможных, бессмысленность жизни в нем несокрушима, так что жизнь не может избавиться от себя, поскольку окончательно не может избавиться от своей бессмысленности. Поэтому она укрепляется в бытии и даже полностью лишившись себя может быть духом творения. Что значит "лишившись себя"? Это значит, что она лишилась своей бессмысленности. А жизнь может быть только бессмысленной. Поэтому, лишившись смысла, она переходит в свою противоположнось, в осмысленность бытия, в идеальность существования. Она становится разумной - не в себе, поскольку бессмысленное разумным не бывает, а в своей противоположности, в бытии разума. Ведь благодаря разумному бытию жизнь может вообще сохранить себя. И чем разумнее бытие, тем сохраннее жизнь. Поэтому человечество и стремится к познанию, это всего лишь инстинкт самосохранения жизни. Только отказавшись от своей бессмысленности, то есть - от себя, жизнь может сохранить себя и распространиться за свои пределы.
54. Что говорит в пользу того, что человек сотворен произвольно, а не по воле Бога? Наличие в нем свободы воли, то есть, независимость от Бога, свобода, Богонезнание. Бог вообще не творил человека, человек сотворился помимо его воли, безучастно к ней, появился прежде, чем стал предметом Божественного внимания. Если бы человек сотворился не произвольно, а по воле Бога, он был бы всеохватывающим творением, а не отдельной личностью, не вмещающей замысел Бога. Сотворенное по воле Бога стало бы сверхбожественным событием. Бог определил бы цель творения, его необходимость и нашел бы способ достижения этой цели. Силы Бога вливались бы в его замысел, так что он стал бы причиной, а творение следствием. Бесконечный творческий ресурс стал бы определенно конечным. В конечной цели Бог достиг бы результата, исчерпав свои силы. Это значит, что он сотворил бы подобное себе в образе себя, то есть, познал бы себя. Эта идея господствует в уме и вере в замысел, но не имеет реального подтверждения, поскольку человек не является стремящейся к совершенству копией бытия Бога. Поэтому нельзя допустить, что человек это то, что Бог творит постоянно в единственном экземпляре на замену себе в своем познании. То есть, Бог посредством человека из своей неопределенности пытается достичь определенности. Но мы этого не видим. Мы видим человека, уклоняющегося от попытки Бога сделать его совершенным. Поэтому человек произошел не по воле Бога, а произвольно и ничем не отличается от того, что не входит в состав Божественного замысла. Можно сказать, что он побочный продукт творения. Доказательством этого является божественное милосердие: в не по его воле сотворившееся человечество он посылает Спасителя. Это явно доказывает, что человечество не божьих рук дело, но милосердие его таково, что даже случайному он не желает гибели. Поскольку Бог не может ничего потерять, он не может и пожертвовать, поэтому лишь часть подлинного творения, стремящегося в его планах к цели, он отправляет для включения человечества в свои планы, отдав эту совершенную часть творения в недра безбожного народа, чтобы утвердить в нем подлинную веру и через эту веру - подлинность. Так что произвольное человечество обрело веру в высшее существо. Высшим же существом является однажды сотворенный Богом человек, который по воле Бога движется туда, куда ему предназначено. Произвольный же человек просто живет, стараясь постичь скрытый от него замысел творения, явный только для человека, сотворенного по воле Бога.
55. Так в чем истина незавершенной истины? Куда смотрит человек из настоящего, каков его взгляд из настоящего на идею творения? Покинутый прошлым, избегающий настоящего, для чего этот человек, стоящий перед будущим, продолжает хотеть жить? Он стоит с непоколебимым убеждением, что творимое будет сотворено. И это его воля к жизни, которая не покинет его никогда и которую он не уступит смерти.
56. Вершиной творения, конечно, является ничто. Как оно может существовать, если оно ничто? Но оно существует. Поэтому это виртуозно исполненный замысел. Который и есть доказательство божественного присутствия. Ведь ничто не может сокрушить ничто, а оно может все, поскольку все, что бы ни было, из ничто происходит и в ничто возвращается. Ничто - это неиссякаемая сила Бога, некое отстраненное от него могущество. Бог создал то, что без всякой его воли, без его участия может делать то, что он пожелал бы, если бы захотел. Но он хочет слишком мало, потому что незачем хотеть большего, чем ничто. Оно все равно больше чего бы то ни было.
57. Что такое ничто? Это полнота неосуществленного бытия, это способность непредвзято посмотреть на перспективу творения. В пределах бытия, не дошедшего до ничто, всегда нечто существует. Оно ограничивает дальнейшее развитие собой, создает традицию, которую надо или опровергать, или ей следовать. В любом случае произведение предопределено предшествующим существованием. Оно узнаваемо не как истинно новое, а как продолжение старого: творение не выходит за границы сотворенного, создает свое настоящее путем бесконечного самоповторения. Прошлое в нем не прошло, а постоянно возвращается в себя собой, создавая новую среду своего существования, в которой отдельные фрагменты соединились в поглотившее их событие. Так что перспективному ничто противостоит ретроспективное бытие, которое удерживает человека в причастности к истории существования, реальности ее времени. Поскольку ретроспективное бытие есть настоящее подступившего к перспективе ничто человека, оно не является препятствием для дальнейшего продвижения творения. Именно ощущение человека, что за ним есть неизбывное, не ничто, а именно бытие, позволяет ему быть свободным перед ничто. Ничто есть абсолютный материал для творения, в котором оно не может заблудиться, поскольку движется не в каком-то направлении, а определяет направление своим движением. Поэтому то, что появляется, появляется не из того, что уже стало (поскольку стало лишь ретроспективное бытие, из которого уже ничего не появляется кроме того, что уже появилось), а наоборот, становится то, чем в перспективе ничто творение стало. Это то, в чем предничтожное нашло свое определение. На смену произведению пришло провыведение. И этим отличается вновь обретшая себя истина от своих похорон в окончательном существовании, стоящем перед предничто. Истина шагнула туда, где ей надлежит быть в перспективе объемлющего ее ничто. Ничто есть ждущая своегго творения истина. В ретроспективном бытии полагается, что ничто - это бессущностная прострация. Его отвергают на том основании, что в нем ничего нет. Но как можно отвергать то, в чем ничего нет, если оно само отвергает то, в чем все есть? А то отвергнутое, в чем все есть, само ничто, так что бытие и ничто тождественны во взаимном отрицании и положении. Бытие - это всего лишь противоположность свободоутверждающему ничто, в котором бытие удерживается в непредвзятом виде. Художник, вступающий в ничто, непредвзят, он выбирает любую предопределяющую творение возможность, не будучи сам предопределен каким-либо смыслом ретроспективного бытия. Поэтому художник создает истинное и подлинное. Только в ретроспективном бытии художник обречен воспроизводить одно и то же, ссылаясь на новизну используемых им методов. Это не меняет сути: истина не присутствует в том, что он делает, она лишь повторяет сделанное.
58. Искусство современное следует понимать в его подлинном смысле. Это искусство времен, в которых предшествующие поколения создали искусство своего бытия. Хотя посредством духа оно и преемственно, традиция его такова, чтобы добиваться все большего совершенства в искусстве уже существующем. Господствует предубеждение, что произведения новых художников должны превосходить произведения старых. Художник к этому стремится. Но чтобы это произошло, бытие сознания должно обладать ценностями, превосходящими старые. На деле происходит наоборот: ценности, которые были определяющими, угасают, так что или искусство должно деградировать, или открывать новые истины. Так и происходит: религиозное искусство деградировало, реалистическое вызывает скуку, то есть, каждый вид отдельных искусств не собирается воедино, чтобы обрисовать идею искусства. Поэтому современным называется не искусство какой-либо эпохи, а искусства обозримых времен, собранные в одной идее. Общая идея искусств, которая называется современным искусством, не по силам большинству художников. Они объявляют себя современными на том основании, что живут в данный момент времени, в реальности настоящего. Но это не повод для того, чтобы объявить себя современным художником. Художник не живет в каком-то отведенном для него времени и месте мирового пространства или духовного видения идеи, которая модифицирует реальность до неузнаваемости: он сам создает время и истину этой идеи и только в ней и в этом качестве может считать себя современным. Вокруг него нет мира, который позволяет ему существовать, создавая произведения искусства. Он стоит в интервале между уже законченным и еще не начатым миром, между бытием и ничто. Ничто впереди, бытие позади. Современный художник стоит перед истинной интенциональностью ничто, он уже не человек, а интент как инструмент творения. Только в качестве интенционально значимого он может находить подлинную, истинную суть творения в необъятной и непереносимой перспективе ничто. Так что если художник бытует в мире уже существующих ценностей, эпатируя, утрируя или преобразуя уже существующую в своем истинном значении реальность, он еще не современный художник: он еще обращен к бытию, а не к ничто. Только из ничто происходит подлинная ценность, в которой фиксируется творение и этой ценностью навсегда входит в состав мира. Поэтому все, что было сделано своевременно в перспективе освоения истинного ничто, есть искусство. Ведь такого рода искусство единственный раз запечатлевается в истории развития духа, оно есть неотъемлемая его часть, первичная идея, которую можно повторить сколько угодно раз, но она уже не будет ценностью искусства, потому что в положении духа она уже заняла отведенное ей место, а в разуме утвердилась как совершившаяся истина, как необратимое творение, необходимость которого свершилась в соответствии с состоянием бытия, доступного сознанию. Это бытие современно, поскольку в духе соединены происшедшие времена. Так что сознание художника, овладевшего современностью, является истиной творения в настоящий момент времени.
59. Когда ничто обнаруживает свое небытие, оно, тем самым, освобождает место для вдохновенного творения. Бытие должно знать, где ему располагаться. Оно не может располагаться в себе, в себе оно не имеет места для себя. Поэтому оно томится собой. Ему нужно пространство небытия и это пространство есть небытие ничто. Ничто отступает до следующей экспансии бытия в небытие, сохраняя себя для вечного творчества уставшего от бытия сознания. Но разум бытия - это непреходящая радость творения, в зачаточном состоянии владеющая идеей мира, в котором ничто не выдерживает себя без перехода в другое. Поэтому мир вечно творится, не подозревая о том, что он есть.
60. Поэтому и человек стремится поскорее избавиться от себя, наслаждаясь собой. Бытия ему мало, в нем он лишь изживает себя, не становясь тем, в чем идея обретает жизнь. Отрицая себя, он лишь достигает той силы, которая разворачивается из его бытия. Бытие человека - это лишь свернутая возможность, истина, не распознавшая себя. Поэтому человек и осуществляется не в себе, а в действительности, то есть вне пределов той возможности, которая ограничивает его бытие и в пределе которой бытие не является истиной. Истина бытия раскрывается в действительности присущей человеку возможности. Лишь предельная действительность абсолютной возможности достигает творчества, то есть того, в чем бытие мира меняется до следующего изменения.
61. Лишь одно искусство творит мир, второе лишь дополняет к сотворенному ясности. Подлинное искусство не только не ясно, но и не предшествует самому себе в виде вспомогательной идеи, из которой оно должно произойти. Оно исходит из небытия ничто. Только в небытии ничто освобождается место для бытия, которым и является искусство. Тем самым, оно сдвигает время творения мира на еще один момент в установлении его естества. Мир естественен по той причине, что жизнь, которая есть время его бытия, слагает творение, извлекая его из небытия ничто. Чем является это творение? Оно неузнаваемо в бытии, потому что бытие и есть. Оно есть бытие, уходящее в свою сущность творения, которое образует искусство второго вида: искусство сущности бытия, которое лишь дополняется к сотворенному и которое мы знаем как реалистическое или опирающееся на реализм. Гипертрофированное искусство, опирающееся на реализм, является искусством сущности бытия, то есть искусством сотворенного, а не творением. Творение же как искусство ни на что не опирается, оно есть искусство небытия ничто, и только в этом случае подлинность творения подтверждает свою избранность. Ведь что как не избранность есть творение? Только избранность достигает полноты замысла, не являясь ничем в небытии ничто, чтобы представить бытие этой избранности. Поэтому и неустранимо в истории времен его существование: избранное навсегда полагает свое бытие в необходимом замысле творения. Свобода обусловлена существованием именно этого совершенного творения: ничто не может быть столь свободно, как то, что сотворено единственный раз в своей избранности. Поэтому мир есть совокупность избранного творения в становлении небытия ничто посредством искусства.
62. Поэтому и разделяется искусство на два вида: современное и классическое. Классическое искусство является изобразительным, потому что ему предшествует идея реальности: или сюжет, или миф, или идеальный образ. Микеланджело, например, изображает "Страшный суд", Боттичелли - "Венеру, Бах - страдания Христа и т. д. Это искусство двойственно. Должно быть бытие, сущность которого наличествует для изображения, и художник, который переживает это состояние изобразительности. Под современным же искусством понимается интервал между одним временем бытия и другим. То есть то, в чем нет времени, бытие которого необходимо установить. Это незрячее искусство, которое поэтому не может быть изобразительным. Оно появляется в момент своего появления. Оно есть открытие и первооткрытие. За ним следует лишь то, что из него следует. Эта первостепенная роль искусства в творении мира и есть его абсолютная ценность. Даже ничтожное усилие, направленное в сторону извлечения бытия из небытия ничто, есть проявление подлинности. Как бы ни было хорошо сделано произведение изобразительного искусства, искусства сотворенной сущности бытия, оно ничто перед подлинным искусством, которое есть неведомое самому себе свершение в установлении бытия творения из небытия ничто.
63. Искусство есть связь, устанавливающая проникновение непрерывного духа в интервал между одним временем бытия и другим.
64. Поскольку в ничто нет ничего, кроме небытия, а в небытии нет даже ничто, неплохо бы небытие совместить с жизнью. Жизнь есть отвергнутое небытие. И хотя небытие пронизывает жизнь, оно не оказывает на нее никакого влияния: жизнь есть вопреки тому, что она небытие, в котором ничто утвердило свою волю. Своеволие ничто есть живая свобода: жизнь стоит перед необходимостью сознавать себя в своем бытии, свобода которого заключается в небытии ничто. Выступившая из небытия жизнь есть образ истинного ничто или разум бытия. Пребывая в своем разуме, жизнь постигает истинное пришествие, которое сбывается в веках, располагаясь во времени. Так что истинное искусство ничуть не претендует на то, чтобы чем-то быть: напротив, оно ищет возможность не быть, чтобы выразить истину ничто. Небытие искусства в ничто есть высшая форма сознания идеи или жизнь в ее непосредственном исполнении. Поэтому жизнь не обременена никакой истиной, она самоуправно распоряжается собой по мере усмотрения своей сущности, которая есть сознание бытия в разумном отношении. Все это высказанное лишь подчеркивает безответственность ума перед самим собой, что и является проявлением необходимой свободы, аналогичной творчеству Бога, которое происходит один раз в едином исполнении и не нуждается в исправлениях, даже если было ошибочным.
65. Поэтому жизнь есть фатальное стечение обстоятельств, в которых истина придает себе форму посредством разума. Усматривая себя в сущности бытия, жизнь есть непосредственное давление на установление характера отношений, связывающих ее с истиной. Истинный характер жизни поэтому заключается в познании ею сущности ничто, формой выражения которого является бытие сознания. Сознание лишь в той мере ответственно за характер жизни, в какой жизнь может соотнести бытие с сущностью ничтожного состояния истины, уходящей в небытие. В небытии жизнь постигает красоту творения, восхищается ею и становится частью того, что замыслил Бог для поддержания своего существования. Ведь именно в Боге жизнь раскрывает красоту своего создания и есть творение, неосмысленное для дальнейшего замысла. Так что она стоит перед необходимостью свободной трактовки его исполнения и прилагает все усилия к тому, чтобы быть. Ведь именно в бытии выступает тайна ее отношений с Богом или истина творения.
66. Очистительная сила красоты, которая проистекает из небытия ничто и есть жизнь, вопреки и согласно разуму объявляет себя высшим судьёй на свете. Лишь то входит в сферу ее внимания, что истинно движется своими путями в светлом провидении замысла. Освободительная душа, которая сокрушает простор мира творческим замыслом духа, возносится так далеко, как только возможно, чтобы не сломать суть творения. Творение не оставляет ее даже в минуты пасквильного затишья человеческого существования. Она всегда есть над тем, что будет. Душа настолько проста, что никакая сложность не может проникнуть в нее, не повредив смысл своего никчемного творения. Ведь только умное служит душе, а душа вдохновляет создателя на творческое откровение, в котором предстает то, что никаким другим способом представлено быть не может: предстает истина в своем искусстве искушения.
67. Поэтому понятие вечности заключается в том, чтобы всегда быть над тем, что будет. Вечность не противоположна сущему времени, живому существованию. Она над тем, что в будущем будет чем-то над собой. Она всего лишь сущее, которое не осуществится ни при каком стечении времени, она всего лишь невидимый и неведомый дух, в котором предначертанная истина находит себя прежде своего пришествия.. Так что не стоит ждать вечного, оно не будет никогда, потому что оно всегда над тем, что будет.
68. Конечно, любовь есть решающий стимул в возрождении духа. Что дух без любви как не констатация творения? Но любовь присуща духу изначально, поскольку невозможно творение без любви. Великая любовь движет создателем и ничего другого, что побудило бы к созданию, на свете нет. В любви сохраняется созданное и ради упрочения любви дух продолжает творить истину. Сотворенное живет истинной любовью, в которой проясняется дух, чтобы насладиться своим совершенством. Творение вообще создано для величайшего удовольствия жизни, для мышления себя в форме бессмертного духа, для познания своей вечности в премудрости божественного откровения. Великие слова придумали предки. Ценить их надо и постичь. Ведь это и есть суть каждого из нас. Отрекаясь от них, мы отрекаемся от себя. А что мы без себя? Только другое.
69. Изощренная материя, в которой пребывает вечность, столь же далека от сознания, как и ничто от сущности. Хотя материя и сформировала сознание, в этом сознании она так и не стала самосознанием. Она даже не сознает свою вечность, хотя в преходящих формах бытия и является ею. Я уже не могу сказать, что истина есть ничто, мне уже мало этого: я утверждаю, что истина есть безистинное в над тем, что есть после того, что будет, вечном. Вечное есть идея материи, а материя есть единственное выражение вечного в несусветном потоке бытия, прибывающего к неизвестной ему цели. Именно бытие в сказании о вечном теряет свой смысл, эпатаж истины и волю к жизни. Только безжизненное спешит к истинному проявлению безистинной вечности, но это и есть жизнь, бытие которой не сломлено смертью. Вечная жизнь не означает сохранение ее после смерти, после смерти нет даже ничто и нет самого нет. Вечность означает установление материи в независимом от истины смысле, бессмысленную форму существования, в которой господствует неподвластный смыслу смысл, еще не раскрытый в будущей жизни и в над ее будущем содержании. Идея такой бессмысленной истины есть движущая сила искусства: искусство только тогда осознает свою необходимость, когда прозревает еще не начавшуюся жизнь, когда еще не входит в состав творения и содержит материю как еще не существующую истину.
70. Вечность хотя и примыкает к идее Бога, но не вступает с ним ни в какое отношение. Бог не является ни материей, ни вечностью. Он вообще никак не является. Он есть высшая форма познания, в котором распадается форма в самом жестком ее состоянии. Распавшаяся форма существования есть самое жесткое свидетельство ее наличия. Но эта форма и есть Бог, поскольку управлять творением входит в задачу Духа, а не Бога. Бог настолько полон собой, что может обозначиться только в самоотрицании. Самоотрицание есть первое обозначение Бога. В нем он является творением в качестве своей неполноты. Но что такое самоотрицание Бога? Как в пределах полноты выйти за ее пределы? Это возможно только в положении времени. Самоотрицание Бога возможно только в следующий момент времени: поэтому для того, чтобы утвердить свое бытие посредством самоотрицания, надо отличиться от себя во всей полноте. Бог, который совершил самоотрицание и остался тем же самым, - не Бог, поэтому только в сохранении полноты самоотрицаемого можно это самоотрицание совершить. А для этого одно и то же должно существовать то в одном, то в другом, то есть - во времени, поскольку только время объединяет то и другое в одном и том же.
71. Но каким образом материя как субстанция вечного небытия оказывается в основании сущего? Если это так, то вечность охватывает всю жизнь и бытие лишь выражает ее присутствие или отсутствие. Жизнь, заключенная в вечности в форме бытия, есть субъект Я. Она столь же вечна, как и сама вечность, поскольку является наопровержимым сознанием наличия вечности. Вечность в своем наличии, данная в жизни, есть доказательство предрасположенного к творению вне творения существа. Здесь впервые идея Бога приобретает ясные очертания и законную реальность. Сведение субстанции вечности к надвечной форме существования в жизни ограничивает случившееся существо творением бесконечности. Поскольку содеянное в бесконечности максимально к творческому замыслу, оно есть действительное бытие входящей в него жизни. Жизнь хотя и является смертным феноменом, в бытии становится бессмертной идеей. Эта бессмертная идея жизни в бытии и есть творение. Этому творению незачем быть или не быть во времени: оно устанавливается собой в себе. Материя есть вечное основание небытия, из которого происходит ничто, порождающее жизнь. Наличие ничто в начале жизни и есть предпосылка обнаружения в ней вечного небытия через небытие вечного. Сама жизнь ослепляет небытием вечного и ее истина заключается в обнаружении вечного небытия, в создании его идеи. Поэтому основанием культуры является наличие именно этой идеи, а культура есть выражение идеи вечного небытия в отношении к небытию вечного. Вечное небытие есть противоположность небытию вечного. В этих крайностях и заключается жизнь: от небытия вечного она приходит к вечному небытию. Но поскольку материя в этом отношении сохраняется, это противоречие не является окончательным.
72. В видимом мире материя очеловечивается, является объективной сущностью идеи, становится основоположением науки. Бытие из ничтожного откровения выступает в качестве идеальной материи. Бытие как материализованная идея есть феноменальная онтология, есть сознание современности в виде утверждающего его времени. Время вырисовывается в реальных контурах мира, а не только в сознании бытия отдельного человека. Мир настигает его замысел в виде свершившегося провидения. Реальный контекст жизни становится объектом сознания мыслящего разума. Разум устанавливает законы, присущие творению. Они настолько очевидны, что придают жизни непредумышленную форму. Мир становится результатом познания, вытекающим из первоначального сознания ничтожного откровения бытия. Бытие отступает перед реальностью, сохраняя причастность к ней в виде мыслящей воли и содействуя творению, происходящему в недрах существа Бога. Так что материя становится ощутимой идеей, субстанцией мыслящего мыслимое бытия. Человек впервые узнает себя не только в себе как субъективный дух сотворенного в откровении существа, но и получает возможность идентифицировать себя с тем, что привностится в его сознание в виде научного достижения в нем самом. Полагая себя в чем-то, что от него отлично и отождествляя себя с этим, он узнает причину своего бытия не только в сознании, но и в бессознательном совладении себя с собой. Человек уже не только истина, но и приложенный к нему не он, универсальный проект творения, в котором каждый находит подтверждение своей реальности. Субъект умирает вместе с этим универсальным проектом, который объективно глядит в будущее, не опасаясь не присущей ему смерти. Труп не может воскреснуть в бытии, но универсальный замысел материального воплощения сохраняется в своей идее даже в бессознательной реальности. Бессознательная реальность сопричастна вечности, хотя идея ее существует в жизни. Именно бессознательная реальность является предметом науки и стимулом искусства. То, что в перспективе ничто призывало искусство, обозначилось как бессознательная реальность: именно она есть вызов жизни и стимул ее дальнейшего развития.
73. Когда мы говорим о тайной стороне истины, мы говорим именно о материи, поскольку она имеет бессознательную природу. Происходя из небытия ничто и выражая этим его идею, она становится идеальной и в этом качестве пребывает в бытии сознания. Но идеальность ее бессознательна, поэтому сознание бытия включает и эту его бессознательную сторону. Бытие не только ничто, но и бессознательная идеальность материи или реальное небытие ничто. Так что дух, который в истине предвидит вечность как над будущим сущее, видит идею материи как вечное небытие. Небытие же вечное есть явленная в идее ничто материя, которая проникает в творение и завладевает духом его сознания. Поэтому в творении участвует и разумная стихия, и бессознательная иррациональная сила, которая вмешивается и корректирует движение разума, будучи сама разумом, скрытым от себя. Поэтому истина познается в своей вечной непознаваемости: когда говорят, что истина непознаваема, имеют в виду материальную идею, которая раскрывается только в небытии ничто, а в истине присутствует только как скрывающая истину. Но идеальная материя не может не являться, поэтому она одновременно с сокрытием истины являет ее в сокровенном виде. Истина в своем откровении сокровенна, и это естественное ее состояние. Она изумляет глубиной своей поверхности, которая в познании превращается в поверхность глубины. Нет поэтому ничего удивительного в том, что художника толкает неизвестная сила: это и есть идеальная материя, не данная в сознании и бытие которой устанавливает художник помимо своей предвзятой воли по воле бессознательного разума.
74. Так что в творчество вовлекается неиспользованная материя в перспективе времени. С одной стороны, именно эта материя в нем и творится, с другой - эта несотворенная материя является условием возможности творения. Если она есть вечное небытие ничто, то она бесконечный простор для вне себя иного, что и есть бытие в определенном ею ничто. Так что время свободно проникает туда, что есть прежде своего появления и что предопределяет творческое усилие. Усилие необходимо только для явления того, что уже есть, но чего еще нет. Так что немыслимое торжество истины в мышлении происходит и наполняет суть будущего мира. Ничто же остается по ту сторону творения, впереди него в вечном просторе небытия. Творчеством называется немыслимое торжество истины в мыслимом откровении. Осмысление немыслимого и есть процесс возникновения творения. Поражает наивность и простодушная вера тех, чьи занятия в сотворенном мире считаются творчеством. Это лишь имитация уже сотворенного в творческом выражении. Мир обойдется без прибавления к нему очередного шедевра, но он не обойдется без своей установленности в новом виде бытия. Поэтому когда кто-то говорит, что он занимается творчеством, он говорит о том, что истинная суть творчества ему не доступна.
75. Но водевиль философии до сих пор продолжается. Кто эти мальчики и зрелые мужи, которые посвящают свою жизнь философии даже не подозревая о том, что философия насмехается над ними? Милые девицы щебечут о Ницшах и Гегелях, наслаждаясь своим красноречием, а философия ждет философа, который, изнасиловав ее, родил бы ее будущее. Но пока же философия насилует всякого, кто к ней прикасается. Бойтесь философии, дураки! Будьте лучше простыми бабами и мужиками, а не скверными мыслителями, заслуживающими наказания палками за прикосновение к для них неприкасаемому. Так зачем же тогда философия? Для кого она? Всякий может жить в ней, не покушаясь на нее. Как и в мире, который выдержит любое покушение и не оставит никаких надежд на превосходство над ним.
76. Материя, которая обозначилась в небытии ничто и формирует свою личность в духе, есть сотворенное откровение. Скрытое в истине начала, оно постигло то противоположное, откровение чего является откровением. Материя сама себя приводит к противоположному ей созерцанию. В духе она является загадочной стороной истины, покинувшим всякое бытие состоянием бытия. В реальности она полагается как забытое начало себя, как неспособность быть собой в ставшем против нее сущем. Лишь исчезновение сущего возвращает материю к себе и в себя. Но поскольку она теряет при этом бытие, она не только ничто, но и его небытие. Так что материя есть бытие бесконечного самоотрицания, в котором она только и существует. Но существование такой материи без проявления в истине духа невозможно, поэтому она есть только для духа и вместе с ним. Это нераздельное единство материи и духа и есть живое творение, которое я называю самим собой и в котором сознание моего я обретает реальность творения, подтвержденную моим наличием. Так что постигается дух в единстве с его материей, я всего лишь выявляю сущность творения, взращенную моим временем и извлеченную из вечной материи. Поскольку материя вечна, то ничто не мешает ей принять облик любого человека, самосознание которого столь же я, как и я. Поскольку каждое из этих я духовно связано с другим я, мы понимаем друг друга и говорим на одном языке. Поскольку же эти я различны в материи, каждое из них является отдельной личностью, зафиксированной в духе, наполняя творение разнообразием и любовью друг к другу.
77. То, что в перспективе творения бытия лежит бессознательная материя, не очевидный факт. Но можно предположить, что, поскольку она вечность выделенного из ничто небытия, а перспективой творения бытия является ничто, которое и заключает небытие материи в вечности, то и материя в бессознательном виде полагается впереди ничто в творческой перспективе. Так что и искусство может опереться не только на традиционное прошлое, но и на новый резерв неиспользованной материи, которая ждет своего выражения в сознательном виде. Так что именно в искусстве бессознательная материя достигает своего осмысленного состояния. Это сущее, вытекающее из освоения бессознательной материи, можно назвать творением, поскольку оно происходит в ничто, к которому сводится и бессознательная материя, и разумный дух сознания. Материя в этом откровении становится осознанным восприятием духа в единстве всего сущего, скрытого в явленной истине. Так что перспектива искусства заключается в том, чтобы не только продолжить освоение материи, но и создать эту материю для освоения. Это значит, что истина еще не достигла своего содержания, еще открыта перед собой в виде будущего, еще не шагнула за черту самоотрицания, а продолжает жить в искусстве и выражает в нем свою ценность. Ценность бытия истины есть неопровержимый довод в пользу подлинности творения, в неизбываемое течение бытия в одном и том же сознании творения.
78. Чтобы в вечном завершении идея достигла первоначального откровения, необходимо показать, как материя из небытия становится воплощением духа. Идея материи как сокровенное содержание духа определяется в конце истинного становления. Истина как превосходство ничто над будущим, достигает небытия в определении ничто. Ничто в определении небытия кажется чем-то, а именно будущим творением в творении будущего. Так что истина светится в материи как невозможное в творении естество. Но именно как это естество, заключенное в материи, оно вырывается из границ ничто и посягает на бытие. Естество материального ничто есть идея, провозглашающая свое откровение в творении. Творение начинается с того момента, когда естество материи обозначило себя в идее. Это естество, которое не знает ни ничто, ни материи, отрицает небытие и, тем самым, становится тем, материя чего исчезает в духовном откровении. Возникает дух как покинутая в ничто небытия материя. Дух этот уже не небытие ничто, которое есть вечность, а ничто небытия, которое есть откровение истины в положенном ею творении. Так что истина глядит вперед, в начало оставленной ею материи. Материя как цель истины еще не доступна для понимания в первоначальном откровении, но предопределение, творящее в этом направлении, вынуждает истину прийти туда, куда нужно. Предопределенность истины вызвана необходимостью достичь начала породившей ее материи. Поэтому в реальности познание идет именно в этом направлении. Целесообразность сущего заключается именно в единстве творения и духа бытия. Творение только в духе бытия может постичь свою идею, а дух только в творении создает материю своего существования, явным образом возвышая ее над ничто и вечностью небытия. Из бесконечного самоотрицания материя выносится на поверхность бытия в сознании ее сущности. Сущность же эта есть творение, происшедшее из первоначального откровения отрицающей свое небытие материи.
79. Только сознание единственности возвращает меня к людям. Если я единственный, то мне не надо быть среди людей первым, я могу быть один из многих и эти многие не конкурируют со мной, а дорожат мной как частью мира, в котором они живут. Они идут мне навстречу, а я иду навстречу им, мы встречаемся и вместе есть, все единственные, близкие и радующиеся встрече друг с другом. Друг в друге мы находим себя, уже найденные для себя. Мы строим мир, который построил нас, в нем каждый незаменим, бесценен и есть любимая ценность. Мы рады каждому слову друг друга, поступок каждого из нас мы воспринимаем как благо для всех, наступает абсолютное бытие, в котором нет места для небытия. Мы затмеваем собой пространство, наполняем время и объемлем мир, который носим в себе. Мы счастье друг друга, присутствие каждого из нас и есть счастье, есть драгоценная мудрость жизни, навеки посетившая нас и застывшая во времени в виде прекрасного образа бытия, взаимного совершенства и бессмертной любви.
80. Свобода есть состояние общества, в котором единственность обретает изысканное выражение и становится предметом заботы всего общества.
81. Переход материи в качество, которое есть первое ее доступное состояние, решает вопрос о субъективном ощущении, в котором материя и дух выступают в единстве для сознания. Восприятие ощущения есть первый продукт разумного отношения к действительности. Это первая подлинность сознания, вживленная в существо человека. Духовное ощущение материального качества или первичное явление существа человека есть первый шаг в познании непосредственного откровения, которое ничтожным образом поставило идею бытия. Телесный дух, воплощенный в духовном теле, есть естество человека, естество жизни и порог воли, который преступила истина в процессе овладения собой. Отныне она ведает себя в живом существе, а не в идее бытия, присущей этому живому существу прежде осознания им своей жизни. От ощущения жизни в идее качества до осмысленного ее выражения в идее духа происходит ее рост и накопление разума. Логика жизни претерпевает свое становление в совершенной конкретизации творения. Оно достигает состояния идеи, в которой дух получает свое выражение посредством обретения и установления разумной сущности. Разум видит себя уже не только в бытии, но и в волевом импульсе, в распространении своего естества в реальность природы, которая есть обитель человека в том виде, в каком он был установлен существом разума в идее мирового бытия. То, что ему не дано в мировом совершенстве - быть существом - ему дано в природе. Мировое существо есть Бог, человек же природное существо, и только в природе он может быть существом. Соприкасаясь с существом Бога, он обретает сознание своего бытия, это бытие идеально, а не существенно. Так что как идеальное существо он принадлежит Богу, а не земле. Божественное существо лишь является идеей существа жизни, идеальной формой природы, в которой материя должна удерживаться в форме духа.
82. Тщета противостоит ничто. Ничто есть надежда и перспектива. Тщета есть безысходность и дрянь. Дрянь тщеты сгущает сознание даже до невозможности отрицания. Оно даже отрицание не отрицает. Тщета такова, что только Дрянь кажется ей Музой. Только Муза Тщеты уготовила жизнь сознанию. Только в Тщете сознание еще может жить. Его гадливое отношение к жизни нельзя воспроизвести никаким способом. Тщета невоспроизводима. Она чужда искусству. Изгнание Тщеты есть цель разума. Но разуму это не по силам. Он бесчувственен. А Тщета есть чувство отсутствия жизни, ощущение мёртвости бытия. Наедине с Тщетой я с трудом выдерживаю себя. Так что летопись смысла теряет свое значение. Она ничтожна перед узами сакральной невозможности принимать решения и чего-то хотеть.
83. Так что не только логика и истина движут сознанием. Тщета в любое мгновение может низвести усилия за пределы ничто, в зияющую тупость материи. Невозвращение материи к исходному состоянию - вот смысл жизни. Жизнь придумала целый мир с бытием в нем различных сущностей, чтобы не впасть в мучительное возвращение до себя присутствия. Досебяприсутственное состояние жизни мучительнее, чем светлая смерть с надеждой на справедливость творения и смысл его бытия. Творение не может покинуть себя в покинутости жизни. А в Тщете даже творение перестает быть собой, отлучается от себя в противоничто - бессмысленное, тягостное бремя. Тщета есть обремененное собой творение. Тщета невыносима, ведь творение рождено для жизни, а не для ее опровержения в ней самой.
84. Так что в противоничто обнаружена тщета материальной вечности. Но как преодолеть тщету, если она есть реальное состояние противоничтожной материи? Материя не только вечное небытие ничто, но и противоничтожная сущность, реальность которой не подлежит сомнению. Сознание реальности основано именно на понятии материи, на ее действительной способности наполнять бытие качеством. Как можно было бы мыслить идею, если бы она не была качеством реального бытия, в ощущении которого она существует? Так что противоничтожность материи как неизъяснимая тщета сбывается в реальности жизни и действительности ее существования, строит мир, в котором сознание человека обретает свою сущность и непреходящую идею Бога.
85. Человеческое Я множественно. Оно естественным образом стекается в Мы, так что в пределах этого Мы находит себя для общения. Я единственно не только в себе, но и в своем разнообразии. Реальная сущность создается в процессе множественного общения Я, в Мы. Она отличается от метафизической сущности, которая создается как основа Я для применения в Мы. Единственность каждого Я должна совпадать с любой другой единственностью на основе принятия свойственной единственности метафизической сущности. Вот почему так важна философия в построении общества. Она вырабатывает тип метафизической единственности Я, сущность которого становится достоянием общества. Я находит связь с другим Я только на основе единой метафизической сущности. Реальная существенная связь тем прочнее, чем понятнее сущность метафизического знания. Но разброс в усвоении единой человеческой сущности велик, поскольку понятие метафизической сущности Я с точки зрения другого Я не всегда оказывается эффективным для образования реальной сущности, в которой единство соответствовало бы своему метафизическому аналогу и образу. Возникают разносущностные деформации единого, которые приводят к невозможности создания полноценной реальности. Сущность не только не выражает свой метафизический смысл, но и отрицает свою тождественность другой сущности. Так что Я вступает в конфликт с другим Я. Не имея никакого реального значения, кроме внешнего принуждения, безметафизическая сущность поглощается иррациональным процессом, в который впадает не управляемое метафизической единственностью всеобщее. Всеобщее становится властью над разобщенным состоянием Я в несуществующем Мы. Так что поневоле единственность вынуждена склониться перед ретроградным состоянием Мы в фиктивном единодушии Я.
86. Возникающий тип общества, в котором метафизическая сущность не является, а реальная становится достоянием власти, лишая человека прав на самоопределение, ничего не прибавляет и не убавляет для приемлемого его существования. Оно в любом случае ложно, несмотря на то, на чьей стороне власть: на стороне государства или на стороне народа. Власть в любом случае довлеет над смыслом, так что вопрос о смысле жизни встает сам собой. Если бы метафизическая сущность соответствовала единственности каждого Я, вопрос о смысле не вставал бы: человеческое единство было бы достаточным основанием для счастья. Но реальная разобщенность Я в конфликте с государством, который становится реальной действительностью, не только не помогает обрести счастье, но ставит вопрос о необходимости жизни вообще. Если нет свободы в единодушии Я, а есть только условная стабильность в ощущении личной безопасности, то жизнь является принудительной пыткой, в отношении к которой зло находит себе применение. Общество может обрести свою реальную сущность только в процессе создания и усвоения единственной метафизической сущности, поскольку люди едины и созданы по идеальному подобию друг друга. Имея общую культуру, они не могут обойти стороной необходимость обретения свободы в приобщении к единой метафизической сущности, устанавливающей их единственность. После того, как человек стал единой и единственной свободной ценностью, появляется общество свободных людей, над которыми не может быть никакой власти кроме той, которая заключается в необходимости их существования.
87. Бессмертным человек был бы только в одном случае: если бы он оставался в единственном Я каждого другого человека. Метафизическая сущность не должна терпеть ущерб ни в каком Я. Только в этом случае человек бессмертен в своей смерти. Его Я есть Я другого человека, сознание которого в метафизической сущности продолжит существовать даже если это сознание в смерти чьего-то Я утрачивается. Оно продолжит существовать в Я другого человека через посредство сознания им этой метафизической сущности. Моего Я быть не может. Я принадлежит Мы. Поэтому Я бессмертен. В любом из этих Мы Я сохраняется навсегда, не покидая никогда сознания метафизической сущности. Если Я осознаю себя в этом другом Я как не Я, то я смертен. Это значит, что в моем сознании нет сознания единственной метафизической сущности, а следовательно, нет сознания, что она есть в другом, потому что другое есть Я в сознании им моего не Я. Так что в этом случае нет Мы, нет и бессмертия. Только в самосознании Мы происходит слияние Я и Я в их осознанной единственности, так что Я не могу умереть, поскольку не может умереть Мы этого Я.
88. Что такое реализм? Это ощущение и сознание присутствия в данный момент всего на свете в одном взгляде, в котором собрано то, что в данный момент есть и напряжение чего распространяется за пределы видимого в его пределах. Это то, что не отличается от своей видимости, в чем нет никакого изображения, нет того, что имеется в виду в видимости. Это присутствие наступившего и заслонившего собой то, чего нет, и что поэтому единственно есть в своем собственном виде. Нереализм как раз то, что принимается за реализм, это изображение того, что есть, а не само то, что есть. Нереалистическое изображение лишь копия, двойник того, что есть, что воспринимается в сознании как бытие себя. Этот реализм ненужная видимость уже существующего, того, что существует и без своего изображения. Изображение реального не реализм, а лишь образ осознанной видимости. Настоящий же реализм не имеет прообраза, он свой собственный прообраз в образе.
89. Поскольку то, что не является даже абстракцией, некая сверхабстракция, заполняет собой все время своего бытия, она и есть реальность, в едином виде существующая в восприятии. Сознание ее бытия погружено в нее, определяет сущность наступившего образа и предопределяет прообраз его дальнейшего наступления. Наступление образа происходит в продвижении реальности от одного вида к другому. Постановка и установка реального есть движение искусства в необъятных пределах своего естества, ибо искусство естественно и идеей не ограничено. Не ограниченное идеей искусство есть живая реальность, знающая себя непосредственным образом, заключенная в этом образе и этим образом определенная. Выносится она за пределы себя только всей полнотой присущего ей мира. Весь мир светится видимостью в его торжественном присутствии. Реальность определяет собой торжество мира. Не та реальность, которая копирует мир и является его имитацией, а не реальностью, а та реальность, которая бережет и устанавливает мир в присущем его идеальному облику виде. Реальность появляется только один раз в единый момент времени, скрепляя собой времена живых существ в видимом присутствии их бытия. Реальность единожды может быть высказана, но облик ее определяет все дальнейшее течение событий. Всякое искажение, отступающее от реальности, рассматривается как ущербное состояние личности, как отсутствие таланта и как немощь сознания. Естественная сила и воля, власть над творением бытия, в реальности закрепляется намертво, так что никакая сила не может разрушить власть разума, присущего реальности. Этот разум настолько реален, что не видит в себе никакого изъяна и является твердыней творения и единственным союзником Бога и человека.
90. Номинальные, то есть обозначенные смыслы не могут быть расшатаны никаким патологическим сознанием. Они имеют свое основание в подлинности событий и идей, а не в субъективном сознании толкователей истин. Но поскольку невежество опирается на слабоумие, то осмысленная истина признается относительной, низводится до плюрализма мнений. Мнение же, поскольку оно содержит в себе некомпетентность, есть назойливая помеха бытию. Из мнений складывается неосмысленная толпа или общественное сознание, которое часто является вульгарной профанацией истины. Поэтому истинное Я, которое ищет свое подтверждение в другом Я, часто оказывается в растерянности, поскольку обращается к чему-то рассеянному и неопределенному, но сосредоточенному на несоотнесенности предмета своего сознания с пониманием истинного положения дел. Так что заблуждения, основанные на совокупности некомпетентных и вульгарных мнений, искажают политическую волю и здравый смысл. Людям поневоле приходится считаться с их собственным безумием, которое они неоправданно и недобросовестно называют своими убеждениями. Что привело их к этим убеждениям - они не задумываются. Часто основой их убеждений является неспособность довести смысл до его номинального значения. Так что сумбур, который возникает на основе убеждений, которые мало чем отличается от заблуждений, являет себя в неприглядном виде в общественных отношениях. Нет ничего более унизительного для человека, чем стать жертвой общественного мнения, на борьбу с которым часто приходится тратить силы вместо того, чтобы применить их в созидательной деятельности.
91. Только первый акт творения является разумным и реальным. Поскольку каждый акт творения первый, он тоже разумен и реален. Поэтому вся совокупность сотворенного в творении разумна и реальна. Она не является последовательностью, она факт предустановленного промысла, в котором отдельные сущности хотя и образуют общую конфигурацию событий, не являются идеей общей и единой сущности. Единая сущность в общем выражении недостижима, поскольку она сама себе предшествует в материальном сверхничто. Явить ее тоже невозможно, поскольку ничто не сотворилось, а предшествует творению в промысле своего бытия. Бытие же тоже является лишь в предельном выражении реального, в момент его творения. Поэтому искусство стоит на этой точке зрения: оно стоит на точке зрения реальности, которая еще не произошла, но возникает по мере творения в предельном выражении воли и обострении смысла до необратимого заключения. То же, что происходит из уже сотворенного наличия, не реально, поскольку реальность одна, а подражение ей лишь имитация, предназначенная для ограничения ее восприятия, для концентрирования внимания на отдельной ее области. Это не область творения, поскольку у творения нет никакой области. Воспроизведение данной реальности - это практическое мастерство, далеко отстоящее от теоретической идеи или такого состояния человека, в котором он устанавливает первенство творения. Мастерское усвоение сотворенного, в котором реальность множится в копиях своего единственного естественного состояния, и есть обучаемый предмет искусства, но не само искусство, которым является неумелое, но истинное выражение совершенства. Истинное выражение совершенства и есть реальность, раскрытая в творении в свой срок в добавлении к уже существующим сущностям и не имеющая с ними ничего общего. Поэтому искусство всегда изумительно, ведь оно преподносит невиданное, перед чем трепещет душа и ликует разум.
92. В растерянности икусство. Стоит оно в тишине содеянного, в сердцевине потрясенного безмолвием мира. Зловещий мир, с которым ничего не будет. В нем нет даже "никогда". Нельзя сказать, что никогда ничего не будет. Просто не будет. Даже не будет вечного возвращения одного и того же Ницше. Лишь тьма гложет иссохшее одеяло вечности. Здесь не ходят ноги, не стремится мужское тело к женскому, здесь все обман искренней веры в свое уже поверженное существование. И ведь не могу уничтожиться я даже в таком состоянии: ничто неуничтожимо, поэтому я возвращаю себе в нем жизнь. Но оглянись вокруг. Где эта жизнь? Где она теперь? Ведь даже воспоминания о ней бесчувственны смертной тоской. И где здесь искусство? Перед чем стоит оно, с чем не расстается? Не может назвать ничто, что вызвало бы отклик и усмотрелось в усмотренном для усмотрения. И нет никакой веры в этом не могущем разложиться разложившемся. И это даже не материя, а гниль ее, постыдная для нее и не могущая ничего произвести, кроме досады на собственную никчемность и пугающую простоту своего позора. И понял я, что такое вера. Это взгляд в будущее, в котором усматриваюсь погибший я сам в обновленном виде, в виде еще не жившего, начинающего жизнь существа, ушедшего и забывшего меня в благодарность за мое страдание и стремление преодолеть бессмысленность в возвышении до бесстрашного бытия, до бытия удовольствия, невинности и чуда. Но как в этой мрачной тишине нетворения, избытости я должен присутствовать и не смертным, и не бессмертным? Я должен определить, для чего искусство, возможно ли оно в таком состоянии или вместью с жизнью оно покинуло и время, и вечность. Вне времени и вечности искусство еще не находилось. У него здесь уже нет судьбы, истина покинула его, подготовив к борьбе за него. Как бороться за то, что не может быть и в ничто чего нет необходимости? Оставшись наедине со мной, оно задает вопрос: и что, что теперь? Ведь нет этого "теперь". "Теперь" не будет. Стереть все и забыть сделанное в тягостной смутности бессознания - я готов к этому. Это справедливо и неотвратимо. Как можно умереть с верой, если смерть отнимает сначала ум, а потом тело? И вместе с телом - все телесное, что является духовным? Оно тоже умирает без веры. А верить в то, что оно не умрет, я могу только при наличии во мне веры, на которую не сможет покуситься смерть, сохранив мой ум. Но гаснет он и вера покидает его. Смерть исподтишка овладевает мной, не прикасаясь ко мне. И вот я вижу ее в фантомах жизни, в смрадном дыхании ее трупов, в мучительных воплях покидающих жизнь людей. И что им искусство, если оно обращено к вечной жизни, а не к мучительной смерти? Славить бессмертие без всякой надежды умереть в ближайшем будущем - что за ханжество? Ты не умри, когда придет смерть.
93. Поскольку в бессмертии нет ничего бессмертного и в вере в бессмертие есть лишь желание избежать смерти, что невозможно, опереться в смерти на какое-то бытие нельзя. Смерть неотвратимо наступает даже тогда, когда вера в вечную жизнь стоит на пути ее. Вечная жизнь есть тогда, когда жизнь и без вечной жизни есть. Поэтому смешны те, кто свою веру выдают за то, что будет на самом деле. Их вера есть лишь надежда жалкого существа на бессмертие. И когда мысль о том, что вера не является гарантией бессмертия, достигает выражения неистовой муки, тогда восстает одна единствекнная невыносимость: творится вне времени и вечности, не во времени и не в вечности. Это и есть невыносимая мука, которая называется Бог, поскольку у него нет ни времени, ни вечности и в невероятном отсутствии того и другого он признается сущим и творящим мир вне всякой возможности этого. Так что нет ничего, из чего могло бы произойти творение, а та необъятная тьма, в которой пребывает Бог до своего освобождения от себя в творении, есть немыслимая пустота замысла, в котором ничего не замыслено и откровение которого невозможно. Но ведь оно произошло это откровение и стало светом. Бог сам себя уничтожил, чтобы не быть никем. И эта ясность уничтоженного творения и стала откровением. Но как отделить ясность и чистоту сотворившегося от покинувшей его муки? Как отделить искусство замысла от невозможности его свершения? Чем стало то, чего никогда не было и чего не знает Бог, хотя он уже стал тем, чего не знает? Это и есть жизнь, мука и свет человеческий. Выпала ему судьба Бога, без Бога он не был бы судьбой, а без человека не было бы Бога, ибо в человеке Бог стал. Воздал ему муку первородную, чтобы в смерти он постиг ее.
92. Вот и получается, что, если искусство божественно, оно должно находиться вне времени и вне вечности. Только в этом случае оно будет совпадать с намерением Бога сотворить мир. Ведь Бог и вне времени, и вне вечности, в себе сущий творец, не имеющий ничего, что мог бы назвать собой. И как это сознание отсутствия себя может быть чем-то, что может быть? Никак. Но как-то же есть то, чем оно не может быть. Сверхестественное сжатие присущего ему бытия в его ничто, свободно отрицающее его усилие, есть непостижимое предустройство Бога. Бог предустроил так, чтобы не быть в своем бытии. Поэтому творение сверхестественно, ничего ставшего в нем нет, кроме свершившегося откровения, но откровение далеко от творения, в нем не сотворено ничего, а бытие и ничто так же не сотворены, как и сотворены. Поэтому что может проникнуть в Бога, если даже для замысла творения в нем нет места? И почему то, чем он не проникся, исторгает из него промысел творения, который никогда в нем не был? Промысел чужд Богу. Тогда он неизвестная себе чужеродность, что мы и наблюдаем в человечестве, в нас самих. Неужели мы его промысел? Но как он помыслил нас в отсутствие в нем промысла? Так что лишь одержимость намерением, в котором нет возможности самоопознания, толкает нас в немеркнущее чудо многовоплощения, из которого уже не выбраться ни тому, ни другому. Ни мне, ни Богу. Но что Бог, если он верит моей мысли о нем? Что я, если, веря в Бога, я ничего не имею в виду? Не найдены мы друг для друга, хотя и гордимся взаимной узнанностью. Но это только при жизни мы едины. Смерть разлучает нас. Так что не может быть никакого Творца между временем и вечностью, но между ними он только и есть. И это свойство жизни - выносить свое заблуждение как истину, чтобы не достичь ничего в безнадежной вере в свое существование.
93. Бог творец в качестве абсолютного бытия своего неытия находится вне времени и вечности. То есть, он нигде не находится. Ему не надо место, так что невозможно его найти. В отсутствие места замысел и исполнение не могут следовать друг за другом, то есть, задумать что-либо, что должно быть сотворено, и сотворить то, что должно быть задумано, невозможно. Поэтому не может быть и действия, основанного на причине и следствии. Бог бездейственен. Он не может ни на мгновение не быть собой, чтобы быть чем-то, поэтому во времени видится что угодно, только не недопустивший его Бог. Но сам факт, что небытие Бога есть и есть бытие, и что бытие есть небытие Бога, есть единственный результат, в котором истина избавляется от присущих ей заблуждений и достигает чистого логического откровения. Так что Бог не может ничего сотворить. Бог не является творцом. Вследствие Бога ничего не существует, как не существует и он сам, являясь мыслью своего несуществования в предбожном мире. Предбожие, которым является все сущее и которое не является творением, а лишь обрисовывает ничтожность бытия заключенного в небытии Бога, тмит откровением будущего света, ибо не может вечно пребывать нечто, не пребывая. Вечность не пребывающего в пребывании нечто и есть время, поскольку только во времени ничто может стать нечто. Так что творит послебожное совершенство во времени вечного присутствия божественного небытия.
94. Поскольку в выражении Бог-Творец нельзя найти ничего вразумительного, следует обратить внимание на Бога-Создателя. Но и Бог-Создатель как первая причина сущего и предустановленного мира не может быть полнотой всех своих следствий, так что нет никакой необходимости заменять им насущный мир, который обладает всеми доступными ему временами, чтобы состояться в окончательной бесконечности. Так что мир, приведенный Создателем к его собственному истолкованию, возможен во всех видах не сдерживающей его свободы. Именно свобода причастия его к самому себе позволяет все возможные следствия его существования доводить до полного исполнения не в ущерб таким же другим. Но эта свободоотпущенная перманентность сущего уже не может выставлять себя в виде бытия для сознания: сознание должно отвергнуть эту последовательную неразбериху членоположений, чтобы обрести и стать Я. Так что Бог-Создатель не нуждается в рассмотрении: его просто нет. Нет, следовательно, ничего, в чем было бы что-то, от наличия чего зависело бы существование этого чего-то. Все, что существует, существует лишь в мере его мыслеположения. Лишь в мысли сущее обретает свою форму в означающем его понятии. Мысль же не сотворена и не создана, поэтому она не извлекается из божественного начала, а складывается на основе опыта, в котором проверяется действительная возможность существования. Ведь сущее существует только тогда, когда все его возможности действительны. Поэтому мысль должна охватить воспринимаемые ею образы, чтобы целостный мир не утратил свою опору в существоании.
95. Но если Бог не Творец и иного Бога, чем Бог, нет, то как мне назвать Откровение в сознании Бытия? Каким единым словом я назову его, чтобы оно не распалось в бездне тягостного сокровения? Ведь это и есть та первобытная "глина", из которой слеплено мироздание. Прозрение в смутном свете откровения еще лишь порождает сознание бытия, первые проблески которого закладываются в основу будущего мыслящего существа. То, что невозможно назвать никаким словом, кроме бессмысленного слова "Бог", это откровение в сознании бытия. Но смутная явь будущего присутствия брезжит в этом откровении, мысль ищет то, что я сознаю, и сознает то, что ищет. По подобию искомого строится существо, вживляет в себя бытийные черты Бога, переплетаясь с ним душами и умыслами. Так что и вырастает идея подобного Богу существа, названного человеком. "Глина" же - это образное выражение того неведомого материала, который явился откровением в сознании бытия. Ведь должно же то, что являет собой, совершить над собой действие, чтобы быть и сознавать себя в истине, поскольку откровение и есть положенная истина наличия существа сознания Бытия.
96. Поэтому творение произошло в Откровении, в котором Бог явил себя в подобном себе образе и назвал его человеком. Неразделимое их единство и есть вышедшая из своих пределов истина. Истина строит существо творения, в котором и Бог, и человек претерпевают в равной мере. Поэтому отделить человека от Бога невозможно. Но не все вошло в состав Откровения, чтобы быть человеком. Не вся "глина" израсходована для творения. Часть ее до сих пор ищет применения, принимая ту или иную форму. Но человеческая форма только одна - божественная, а Бог только в человеке принадлежит себе.
24.02.2021г.