Это была полная семья. Пожалуй, сверх полная. Каждый год рождались в ней дети и что удивительно, все девчонки. А что ещё удивительней, все красавицы, глаз не оторвать. А удивительно это потому, что уж больно неказистые родители были.
Мать – Меланья, в деревне её называли на украинский манер – Мыланька. Мыланька была женщиной заметно не в себе, отклонения сразу бросались в глаза да и её полоумный взгляд делал её не то, что некрасивой, а даже страшной. Мылась Мыланька, видимо, только летом в речке, и аромат исходивший от неё, отпугивал людей, как тараканов от ядовитой приманки.
Тем не менее, в это послевоенное время, когда мужчины были на вес золота и многие девушки не могли найти себе мужей, Мыланька была замужем. Её муж, Ванька, с неблагозвучным прозвищем Храка, был просто забитым человеком, но не идиотом. А что касается его внешности, то был он не просто некрасивым, а уродцем. Причём, его уродливость была не с рождения, а приобретённая. Видимо, ещё в отрочестве кто-то рассёк шашкой ему лицо и шрам пролегал от левого виска до правой скулы. Кроме того, у него была повреждена и одна нога, поэтому во время ходьбы Ванька сильно откидывал ногу в сторону.
Ванька Храка работал на скотном дворе уборщиком навоза. Тоже приятным ароматом не отличался.
Жили Ванька и Мыланька в маленькой хатёнке, состоящей из одной комнаты, перегороженной русской печью. Но удивительной была не сама хатёнка, в трудные послевоенные годы многие жили в таких. Удивительным было то, что в хатёнке ничего из напоминающего мебель, не было. Спали Ванька с Мыланькой на куче соломы, прикрытой какими-то лохмотьями. В хатёнке никогда ничего не убиралось и не мылось. Даже примитивная посуда использовалась по много раз без мытья. А уж белить стены снаружи Мыланька и не думала и их хатёнка выделялась среди всегда побеленных хат односельчан.
Жить по соседству с ними никто не хотел и освободившуюся хатку после смерти соседней одинокой старухи, никто не занимал. Так и простояла та хатка долго пока не завалилась, а подворье не заросло бурьяном да колючим кустарником, называемым в деревне байбурисом. А надо отметить, что подворье это, как и хатёнка Ваньки и Мыланьки, находилось в самой лучшей части деревни.
Так и жила эта странная пара, ни с кем не общаясь. В то время, когда в каждом подворье было много кур, уток, обязательно была корова и свинья, Ванька и Мыланька ничего не держали, кроме кота Васьки, зажиревшего от изобилия мышей и вальяжно похаживающего по двору.
Кто видел их хатёнку и двор впервые, считал, что живут тут алкаши, но ни он, ни она этим не увлекались. Ванька мог выпить чарочку, но было это крайне редко. Мыланька вообще ничего с градусами не пила.
Первенца - дочку Мыланька родила дома, всё на той же куче соломы. Ванька на радостях всем рассказывал об этом важном для него событии и соседи узнав, вызвали скорую. Хотя Мыланька и сопротивлялась, забрали её вместе с новорожденной в больницу. Там пришлось вызывать сильных санитаров, чтобы помогли пройти роженице санитарную обработку. Её выкупали и постригли наголо, а всю одежду сожгли так как вшей было немерено. В то время в больнице больные находились в больничной одежде и выкупанная Мыланька мало чем отличалась от остальных рожениц, когда голову повязывала белой чистой пелёнкой, но глаза выдавали безумство..
Держали в роддоме Мыланьку с новорождённой долго, хотя девочка родилась здоровенькой и Мыланька чувствовала себя хорошо. Но зная условия жизни Мыланьки и Ваньки, медики не могли допустить, чтобы отправить туда и новорождённую. По их заявлению председатель колхоза направил туда бригаду навести порядок. Всё вычистили, вымыли, выбросили хлам, завезли металлическую кровать с матрасом, прибили к потолку люльку, как делалось в их деревне в то время. Соседи собрали кое-какие пелёнки для малышки и в складчину купили новое одеяльце.
Мыланька девочку назвала Мотька. Не баловали Мотю вниманием родители. Покормит мать и в люльку уложит, а там хоть кричи, хоть разрывайся, никто не подойдёт. А коль не подойдёт, на руки не возьмёт и люльку не покачает, то и плакать нечего. Лежит себе тихонечко Мотя или спит.
В то время к грудничкам патронажная сестра приходила раз в неделю, оказывала помощь матерям, следила за развитием ребёнка и условием его проживания. К Моте тоже приходила. Это была красивая уже не так молодая женщина Стеша. Любили её в деревне, часто к ней обращались за помощью, когда кто-то в семье заболеет. Хотя и не доктор была Стеша, а лишь медсестра, ей сельчане доверяли больше, чем докторам. К ней и обратиться можно было, не заходя в больницу, а просто встретив на улице или в магазине. Никогда Стеша никому не отказывала.
Сельчане жалели Стешу. Жила она одна, родных никого у неё не было, родителей раскулачили в 30-х и выслали из деревни в неизвестность, а её в детдом отдали. Перед самой войной Стеша замуж вышла, да не вернулся Игнат с фронта. Провожая Игната на фронт, Стеша на восьмом месяце была. Не доносила ребёнка, не выжил он. Плакала Стеша, убивалась, но как тут поможешь ей? Бабы деревенские советовали замуж вновь выйти, женихов для неё присматривали, да только Стеша и говорить об этом не хотела.
- А как Игнат вернётся, что я ему скажу?
- Так похоронка же пришла на него, - говорили соседи
- Бывает по всякому, некоторым ошибочно похоронки присылали. Нет, чужие мне не надо, буду своего ждать.
Но шли годы, а Игната как не было, так и нет. А ребёночка своего хотела Стеша, да где же он возьмётся?
Когда Стеша пришла впервые к Мыланькиной Моте, она была поражена, настолько красивой ей она показалась. Ещё и подумала, как у таких родителей могла родиться такая красавица? Стеша знала, что эта красота ни о чём не говорит, так как дети меняются и часто из хорошеньких получаются совсем неказистые и наоборот. Но какое-то чувство подсказывало ей, что девочка вырастит красавицей. Да и не важно было это для Стеши, она привязалась к Моте не из-за красоты. Не один раз в неделю, как положено навещать новорождённую, а каждый день Стеша шла к Моте и уходила не сразу, а побыв с малюткой долгое время.
Начала Стеша просить Мыланьку отдать ей Мотю, но Мыланька не согласилась, а когда слегла с температурой, то и сама попросила забрать ребёнка на время болезни.
Как же счастлива была Стеша! Открыла она скрыню, в этой деревне так называли сундук, достала оттуда все свои наряды девичьи: сарафаны, блузки да платки. И начала из них одежду для Моти кроить да шить. А той уже второй годик пошёл, в новых платьицах она ещё красивее стала. Вынесет её Стеша на улицу, где по вечерам бабы деревенские сидят да про жизнь говорят, так те ахают: до чего же девочка красивая!
Привыкла к Моте Стеша, жить без неё не может. Утром накормит и до обеда на работу уйдёт, а за Мотей соседка старая бабка Лушка присматривает. Покормит вновь Мотю и снова убегает Стеша, а вечером торопится побыстрее к своей крошке, волнуется, всё ли в порядке. Бабка Лушка хоть и присматривает, да уж сильно стара, только и может смотреть, да ещё песенку из своей молодости спеть. Говорят, певунья бабка была знатная.
Стеша, когда домой возвращается, пробегает мимо Ванькиной и Мыланькиной хатки быстро-быстро. Только бы не заметили они её да не потребовали Мотю назад. А однажды Стеша увидела как Мыланька в её двор вошла. «Ну вот, пришла забирать, - подумала Стеша, - а как можно отдать ей этого ангелочка?»
Но Мыланька пришла не за ребёнком. Наоборот, пришла просить, чтобы Мотя побыла ещё какое-то время.
- А то я опять на сностях, трудно мне управляться по дому, а её же и покормить надо, и постирать что-то для неё, а я сама еле хожу. На днях разродиться должна, - стоит Мыланька, живот почти до носа достаёт. И когда успела?
Стеша на радостях, что Мотю не забирают, усадила Мыланьку за стол, накормила. А она отломила кусок хлеба, взяла картофелину в мундире и в свой фартук завернула.
- Ваньке отнесу, а то он придёт с работы голодный, - сказала. А на дочку только взглянула, не подошла к ней, не посмотрела, выросла ли она…
Продолжение следует