Кирилл Бусидов
ЗНАМЕНИЕ
пьеса
ДАВИД
АННА, его сестра
КАТЕРИНА, их мама
ПЁТР, её молодой человек, скульптор
САША, девушка Давида, пишет
ЕГОР, солдат
МАШКА, 10 лет
ИБРАГИМ, слуга
ДОКТОР
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА
ГОСТЬ
ТОЛПА МУЖЧИН
Действие происходит в одной из стран через несколько лет после того, как Вы это прочитаете.
I.
Фасад огромного богатого дома с верандой и бассейном.
Высокие стеклянные двери-окна отражают розовое утреннее солнце. Тёмно-зелёный газон. Внутри дома можно разглядеть: дорогую мебель, потухший камин, холодильник, шкуру белого медведя на полу. Перед домом – пустая деревянная веранда; перед верандой – широкий бассейн. В правой части между верандой и бассейном – две мраморные стелы с зеркалами и душем. Слева от них спинами к зрителям стоят три молодых человека: два парня и девушка. Они смотрят в левый дальний угол сцены, где дорожка из белого гравия огибает дом и становится простой сельской тропинкой. Издалека доносятся протяжные стоны: в них угадывается коровье мычание, но оно так выразительно истошно, что этот звук вполне можно принять за человеческий.
АННА: Воет же…
ПЁТР: Ну, так, а что же ей, собственно, остаётся...
АННА: Бедное животное… Не могу слышать. Как будто я сама лежу там на соломе. Как будто это мои глаза закатываются, заливаются красным. И я кричу, будто меня режут, кричу, кричу...
ПЁТР: Не драматизируй.
АННА: Вот точно также я не могу слышать о том, что происходит снаружи… Я закрываю уши, зажмуриваю глаза, баррикадирую двери: у меня всё в порядке, в моём доме всё в порядке, в моей семье всё в порядке. У меня самая простая и счастливая жизнь.
ПЁТР: Ну, ваша жизнь здесь… Давно ты была за оградой? Вам здесь живётся, поверь… действительно, ничего…
АННА: Вот и я так думаю. (Снова слышен рёв.) Ох, бедная, бедная…
ДАВИД: Нужно сказать твоей матери, хотя вряд ли она придаст этому хоть какое-нибудь значение.
Давид уходит. Анна смотрит ему вслед.
АННА: С Давидом происходит что-то странное. (Петру.) Это всё из-за тебя. Шучу. Нет, я тебя ни в чём не виню, но… он так остро на всё реагирует. Как и я. Мама, она… Вы с ней так… Мы люди без кожи – вот так я тебе скажу. Мы с братом. Нам нелегко принять… ну, понимаешь… нового человека. Отец был для нас… Впрочем, хватит. Это всё звучит как-то ужасно… не к месту.
ПЁТР: Да.
АННА: У него за всех болит душа.
ПЁТР: У кого?
АННА: У Давида.
ПЁТР: (саркстически) Что Вы говорите…
АННА: Любишь её?
ПЁТР: Кого?
АННА: Мою мать.
ПЁТР: (после паузы) Горячо.
Анна разворачивается и уходит от дома вправо. Пётр направляется по тропинке влево.
Из-за угла дома появляется Катерина. Пётр чуть не сталкивается с ней.
КАТЕРИНА: (резко) Мгм!
Пётр вздрагивает, Катерина смеётся. На ней изящный халатик, в руках – бокал, пепельно-белые волосы собраны в хвост. Смеясь, она чуть сжимает плечи и запрокидывает назад голову, обнажая крепкие белые зубы. Её аккуратно подведённые глаза глядят на Петра хитро и обворожительно.
КАТЕРИНА: (говорит быстро) Ах-ха-ха… Напугался мой мальчик! А меня разбудило это убийственное мычание, я потеряла серёжку… (Держится за мочку.) … и я искала её, и стукнулась мизинцем о кровать, и было больно, и я разозлилась, и решила, пойду купаться…поцелуй? (Вытягивает ножку.)
ПЁТР: (улыбаясь) Пьёшь с утра.
КАТЕРИНА: М?
ПЁТР: Решила выпить?
КАТЕРИНА: М-м-м, сразу после того, как проснулась, ага? Петя, милый, ну, я прошу тебя, не занудствуй. Ты так молод, так красив, так хорошо выглядишь и так тебе не идёт эта сознательность… (Шепчет.) Скажи, ты ведь будешь сегодня меня лепить?.. Ага? Я так жду, когда мой большой художник… (Обычным голосом.) Петя! Мне кажется, что молодой человек не должен придавать такого большого значения… Хотя нет. Нет. Мне нравится, что вы старые! Мне ужасно нравится, что все вы ужасно старые! Потому что, во-первых – тогда я выгляжу на вашем фоне ещё моложе… чем есть… а во-вторых… хорошо, что моя смена не будет такой безалаберной, непослушной, несознательной, дурацкой, как живущая инстинктами… (Прижимает Петра к себе.) Простыми желаниями… («Ерошит» его волосы.) Ненасытная, похотливая… (Оскаливает зубы.) Самка…
ПЁТР: (уходя от неё, безобидно) Тебя искал твой сын.
КАТЕРИНА: (вслед) А ты?! А ты меня не искал?!.. (Себе под нос.) Не искал.
Катерина бросает бокал на газон и смеясь направляется к бассейну, на ходу скидывая халат. На ней остаётся цельный купальный костюм, на теле видны аккуратные татуировки. Она идёт к зеркалам, распускает свои волосы и снова собирает их – в пучок. Надевает смешную шапочку. И это ей идёт.
КАТЕРИНА: (машет ладонью справа от себя возле сенсора) Нн-у?!
Сенсор срабатывает и на неё льётся вода. Катерина стоит, опустив руки и глядя на себя в зеркало.
КАТЕРИНА: (глядя на себя) посмотри, Господь дал тебе тело богини, ноги породистой лошади
влил полнеба в твои глаза
Он влил полнеба в твои глаза
обтянул длинные мышцы благоухающей кожей
выбелил ровную грудь
линия твоего силуэта – взмах кисти художника
тебе отданы в дар: тонкие ловкие руки, крепкие белые зубы, сильные плечи, широкие бёдра, тугие волосы
ты можешь оскалиться, можешь вскрикнуть
убить или защитить
ты можешь зажмурить глаза и почувствовать:
у тебя есть две лопатки, две ноздри и волосяные луковицы по всему телу
провести языком по клыкам, броситься в море
водить автомобиль, летать на воздушном шаре, прыгать со скалы на скалу
кусать яблоки, пускать кровь, принимать роды, оправдывать клятвопреступников
ты можешь
пробивать стены, выпускать огромные когти, ходить по стеклу, как йог
стрелять из автоматических пистолетов, петь для многотысячной толпы
твоя поджелудочная может вырабатывать мёд или персиковый сок, по твоему усмотрению
ты можешь контролировать погоду, время захода солнца, температуру своего тела: тридцать два, тридцать один, тридцать...
двадцать восемь, двадцать семь, двадцать пять…
но что-то здесь не так
двадцать четыре, двадцать три, двадцать два…
всё-таки что-то ведь здесь не так
двадцать два, двадцать один, девятнадцать…
восемнадцать, сорок восемь, тридцать пять…
и…
(Напевает.) м-м-м…
м-м-м-м…
м-м-м…
когда-то всё это кончится
в воздухе дух разложения
Катерина слегка пританцовывает, стоя под душем. Давид подходит слева.
КАТЕРИНА: в воздухе дух разложения
м-м-м…
м-м-м-м…
м-м-м…
…чем-то, действительно, воняет! Давид! Я уронила бокал где-то там, возьми и налей мне ещё. Пожалуйста. Спасибо, сыночек, поставь-поставь... Чем-то пахнет, а? (Нюхает, морщится.) Как будто что-то… гниёт…
ДАВИД: У нас корова умирает.
КАТЕРИНА: Думаешь, тянет оттуда?.. Надо сказать Ибрагиму, чтобы что-то сделал с этим… невозможный запах. Меня разбудили эти ужасные вопли… Ты позавтракал? Я сделала тебе кофе. Сама… Там на кухне… Ты не заметил?.. Я смотрю, сегодня ты – как и вчера… (Прислоняясь к нему мокрым телом.) А-а-а-а-а! (Сюсюкает.) А кто это у нас сегодня такой недовольный, а? Кто это глядит такой букой? Ей-богу, сынок, прошу тебя, улыбнись, а то вы вгоните меня в гроб, вот увидишь…
ДАВИД: Кто это – вы?
КАТЕРИНА: А?
ДАВИД: Мы вгоним тебя в гроб – кто это, мы?
КАТЕРИНА: Не придирайся к словам.
ДАВИД: Нет, я настаиваю, ответь.
КАТЕРИНА: Господи, вы – это ты, твоя сестра и… Пётр, доволен?
ДАВИД: И – Пётр.
КАТЕРИНА: Да, и Пётр! И нечего смотреть на меня. Подай бокал!
Давид уходит. Катерина прыгает в бассейн.
КАТЕРИНА: (выныривая) А-а-ах! Это будет самый прекрасный день в моей жизни. Вчера у меня был прекрасный день и завтра будет прекрасный. А сегодня… будет самый прекрасный из всех.
Издали доносятся стоны коровы.
КАТЕРИНА: Если бы только не эта проклятая скотина. Может быть, избавиться от всего этого? Никогда не любила этот скот, сброд, огород, арбуз, репку... Пасеку эту, чёрт бы её побрал… Фламинго… Это всё было его, а теперь-то что? Теперь мне это всё не за чем, не за чем, не за чем!.. Пусть пропадает!.. Нет, лучше подарю Ибрагиму. Он тогда просто задохнётся от радости. Да, я просто подарю это всё Ибрагиму, а сама попрошу его о самых простых вещах – еда, чистота... Так и буду жить. Как птичка. Как лёгкая весенняя птичка. Да, я она и есть!..
Катерина набирает в лёгкие побольше воздуха и ныряет. Над водой на секунду взмывают её красивые длинные ноги. Со стороны хлева к бассейну спешит Ибрагим. Он подбегает взмыленный, грязный. Останавливается у кромки бассейна, замечает Катерину и на почтительное расстояние отходит в сторону, тяжело дыша.
ИБРАГИМ: (как только Катерина выныривает) я прошу извинять меня, по-по-простищать… я не должен был быть вот так беста-как-кактно… но она совсем плох! совсем чух! у неё поно-нос и глаза зака… и красный! и я не знай, что де-делай… я такой не видел раньше, хотя я много видел и каровь, и страда… но такой я не видел… что за болезнь?! что за куф я не понимай! и слюна, и каровь, и кого-то звать, надо кого-то звать…
КАТЕРИНА: Спокойней, Ибрагим, отдышись, не волнуйся. За врачом отправил кого-то?
ИБРАГИМ: я посылай, ещё с вечера я посылай мой Андрюшка с депешей: мол так вот и так, и какие-то странно себя ведёт, голова бьёт о стенку, и красный кал… но Андрей пропадай, никогда придёт непонятно… а тогда-то было только голова мотать и какашки красные, а теперь-то вон набок завались и какой-то звук… нечеловеческий уже звук… вы, Катерина Гавриловна, слышать этот звук нечеловеческий? так коров не орут, так фламинг не орут… так неживой только орут! этот звук нежилец, мёртвый звук… и мышь, вы слышите, я мышь отпихнул, мышка!..
КАТЕРИНА: Господи, ну, спокойнее, Ибрагим! Что за мышка?
ИБРАГИМ: когда ночью в четыре часа приходить проверять – она ещё на ногах стоять, а на вымени висеть эта аспид летучий: глаза сверкай и смотре-те-де-ле-ла на меня так, что сразу становись понятно… тогда всё сразу становись понятно, я тогда сразу и понимай… что и Андрюшка пропадай не так просто, и доктор не поспевай не так просто, и что мой Мурка… мой хорошая добрая Мурка… рогатый девочка мой… теперь не иначе ёк… копыта отбросит…
Ибрагим чуть не плачет. Катерина выныривает из бассейна, садится на бортик нога на ногу, берёт в руки бокал.
КАТЕРИНА: Ну чем же, бедный Ибрагим, чем же я могу тебе помочь?
ИБРАГИМ: я не знай… Я не знай, Катерина Гавриловна, она помирай, и я не знай, что мне делать теперь. Ох-ху-хо…
КАТЕРИНА: Снаружи идёт война и в том, что доктор не спешит к нам спасать корову, мне кажется, нет ничего удивительного. У него, пожалуй, и так полно дел, я уверена, он по горло в крови…
ИБРАГИМ: я понимай, да, Катерина Гавриловн, я всё понимай.
КАТЕРИНА: Откуда этот запах, Ибрагим? От Мурки?..
ИБРАГИМ: нет, она не воняй
КАТЕРИНА: Не могу понять… Ты трупы с ограды убирал сегодня?
ИБРАГИМ: убирай четыре раза и ночью тоже
КАТЕРИНА: Ужасная вонь… Сделай что-то.
ИБРАГИМ: не знай, не знай что эт… я сделай что-т, хорошо
Пауза.
КАТЕРИНА: Что-то ещё?
ИБРАГИМ: Катерина Гавриловн, я…
КАТЕРИНА: Что?
ИБРАГИМ: …дал ей… мой Мурка… один... извините… один успокительн… я не мог так сидеть и смотреть, просто смотреть, как она…
КАТЕРИНА: Я тебя высеку.
ИБРАГИМ: всего один пятачок!..
КАТЕРИНА: (шипит) Ещё только раз ты посмеешь разбазаривать успокоительное, и я прикажу тебя высечь!
Ибрагим, понурив голову, направляется в сторону хлева.
КАТЕРИНА: Сегодня мне просто хотят испортить чудесный день… Послушай, Иба, у меня для тебя подарок!
ИБРАГИМ: правдай?
КАТЕРИНА: Нет-нет, никаких пятачков. Другое. Я хочу отдать тебе всё.
ИБРАГИМ: всё?
КАТЕРИНА: Всё: пасеку, ферму, ипподром, скот, гусей, баранов, дендрарий, медвежатник, фламинго. Что там ещё есть?.. Всё живое, скулящее, пищащее, летящее, стонущее, противно умирающее, будящее меня по утрам, какающее кровью, закатывающее глаза, носящее яйца… всех этих ящериц, пауков, тараканов этих, будь они неладны, аквариумных рыбок и больших рыб – всех. Птиц, капибар, лошадей Пржевальского, белых медведей, чёрных медведей, чёрно-белых медведей… лемуров, дикобразов этих его любимых – всех, всех… Рыжую жабу, броненосцев ненавижу… Забирай, Ибрагим. Теперь они твои.
ИБРАГИМ: и лисий кузу?!
КАТЕРИНА: И лисий кузу тоже, да. В задницу лисьего кузу. Забирай его. Забирай его, Иба, себе.
ИБРАГИМ: эх-хе…
КАТЕРИНА: Да, вот так. На поле для гольфа, если хочешь – посади кукурузу. А на вертолётной площадке – не знаю, что... Вертолёты можешь продать. Вот так… Всё, что от тебя требуется – это большая чашка кофе для меня по утрам и чего-нибудь нежирного на ужин. Плюс успокоительное. А остальное – всё на твоих могучих плечах. Делай с этим, что хочешь.
ИБРАГИМ: да что же я с этим делай?
КАТЕРИНА: Да что хочешь! Если я, конечно, до вечера не передумаю. (Пауза.) Нет, я передумала. Нет, погоди… Да, я передумала. Но я ещё подумаю. Не расстраивайся, я ещё подумаю. (Думает.) Ну, пока! У меня пробежка.
Катерина направляется направо за угол дома. В доме за стеклянными дверями появляется Давид.
КАТЕРИНА: (бросает бокал на газон) Иба, прибери.
ИБРАГИМ: мгм.
КАТЕРИНА: (кричит за сценой) И не забудь про вонь, вонища по всему дому!..
ИБРАГИМ: (гневно) кыстурлы-бистарбармак… овца тупой. отравлю твой детей урултыз-кишкадав. придут ко мне за пятачок – я дам им слоновий доз. готовьсь...
Ибрагим идёт за бокалом. Издали снова доносится коровий стон – Ибрагим чуть сжимается, зажмурив глаза, и швыряет бокал в стеклянную стену дома. Бокал разлетается вдребезги, а по стеклу проходит трещина. Ибрагим замечает Давида. Они смотрят друг на друга, потом – Ибрагим уходит в сторону хлева.
ДАВИД: (напевает) м-м-м…
м-м-м-м…
м-м-м…
Несколько цветных вспышек озаряют небо. Слышны далёкие выстрелы и чьи-то близкие шаги.
Давид, не поворачиваясь, отходит назад и валится на диван. К нему подходит девушка.
САША: У меня есть стихотворение для тебя.
ДАВИД: Опять?
САША: А тебе это не нравится?
ДАВИД: Нравится.
Со стороны хлева возвращается Пётр. Обходя дом спереди, он бросает короткий взгляд на Давида и Сашу. Зайдя за угол, он останавливается и подслушивает.
САША: если ты склонишь голову,
над засохшей поляной
развернётся тумана крыло
ДАВИД: (после небольшой паузы) Это хокку?
САША: Нет, просто стихотворение.
ДАВИД: А похоже на хокку.
Саша закрывает лицо руками.
ДАВИД: Ну, нет, нет, пожалуйста, Александрик, только не плачь!
САША: Это – твоё настроение?
ДАВИД: Да, у меня просто дерьмовое настроение.
САША: Но почему у тебя всегда дерьмовое настроение?
ДАВИД: У меня не всегда дерьмовое настроение.
Пётр, улыбаясь, заходит в дом. Он идёт к холодильнику и ковыряется там.
САША: Не всегда. Только вчера-сегодня-завтра-вчера-и-позавчера!
ДАВИД: Что поделать…
САША: А МНЕ ЧТО ДЕЛАТЬ?!
Давид обнимает Сашу, Саша прижимается к его плечу. Пётр со стаканом сока выходит к бассейну. На его лице сверкает улыбка, он глотает сок и шумно тянет ноздрями воздух. Морщится. Дальше молодые люди разговаривают довольно громко, так как находятся далеко друг от друга.
ПЁТР: Как поживаешь, Давид?!
ДАВИД: Ничего!
ПЁТР: Это твоя женщина?!
ДАВИД: Да!
ПЁТР: А у неё как дела?!
ДАВИД: Ещё лучше!
ПЁТР: Она симпатичная!
ДАВИД: (удивлённо) Кто?!
ПЁТР: Твоя женщина!
ДАВИД: Ты ведь её даже не видел!
ПЁТР: А у тебя другой быть не может!
ДАВИД: Ты так думаешь?!
САША: Может!
Пётр оборачивается, смотрит на Сашу и снова отворачивается. Небольшая пауза.
САША: Ну, чего замолчал?!
ПЁТР: Ничего!
ДАВИД: Вот-вот!
САША: А я и без тебя знаю!
ПЁТР: Что?
САША: То!
ДАВИД: (шутя) Нас утешать не надо!
ПЁТР: Да я и не собирался!
САША: Зато я стихи пишу!
ПЁТР: Красивые?
ДАВИД: Да!
ПЁТР: Ну, тогда всё понятно!
САША: Чего тебе понятно?!
ПЁТР: Всё понятно!
САША: Что, прямо-таки всё?!
Пётр снова оборачивается, делает несколько шагов в сторону дома и останавливается в дверях.
САША: (спокойно) Видел когда-нибудь по-настоящему красивую поэтессу?
Пётр смеётся и возвращается к бассейну. Давид и Саша выходят к нему. Теперь мы можем разглядеть на лице Саши огромный шрам, пересекающий лицо от линии волос до подбородка.
Какое-то время все трое стоят, засунув руки в карманы, и ничего не делают.
Потом Давид, улыбаясь, толкает Петю, и тот падает в воду.
ДАВИД: Это ему за тебя, моя ахмадулеподобная…
Петя хватает Давида за ногу, но Давид отпихивает его.
САША: (Давиду, ласково) Хватит…
ДАВИД: Как скажешь.
Петя выбирается из бассейна. Он разъярённо толкает Давида несколько раз. Давид не обращает внимания. Петя уходит в дом, сбрасывает с себя мокрую одежду и возвращается к ребятам, которые по-прежнему не отрывают друг от друга глаз.
ПЁТР: Слышишь, ты… Ты!.. Голиаф недоделанный. Хочешь я тебя… хочешь… Хочешь я тебя… Вылеплю? (Тяжело дышит.) Хочешь поработать натурщиком? Я заплачу.
Давид медленно поворачивается к Пете.
ПЁТР: Я заплачу. Сколько скажешь.
ДАВИД: Поработать натурщиком – это… позировать?
ПЁТР: Именно так.
ДАВИД: Ха-ха-ха…
САША: Ха-ха-ха…
ПЁТР: Я серьёзно.
ДАВИД: (весело) Хорошо, давай.
ПЁТР: Что?!
САША: ЧТО?!!
ДАВИД: (Саше) А почему бы и нет?
ПЁТР: Ты серьёзно?!
ДАВИД: Да.
САША: «А почему бы и нет»?! Что?! Ты что?!
ДАВИД: Меня никогда не лепили.
САША: Тебя никогда не лепили?!
ПЁТР: Тебя никогда не лепили?! Это больша-а-я потеря!.. Это здорово, братец, это будет очень здорово, я сделаю красиво, я сделаю лучше, чем Микеланджело. Ты видел мои работы? Это будет очень талантливо, ты и я – это смесь что надо. Просто твои длинные ноги… И руки… Да что говорить, ты же знаешь, что у тебя очень хорошие данные…
ДАВИД: Нет, не знаю.
ПЁТР: У тебя очень хорошие данные!
ДАВИД: Спасибо. Только я тебе не братец.
ПЁТР: А?
ДАВИД: Не называй меня братцем.
ПЁТР: А? Да… Да-да, не братец, конечно, не братец, извини… Здорово, что ты согласился! Ты ведь согласился? Да? Ах, да, ты же, ха-ха... Ну-у-у-у, да-а-а-а… Вот это да! А ты... А? Слов на ветер не бросишь? А? Мужик сказал – мужик сделал. Да? Ха-ха… Ну, я побежал. Нужно подготовить... Нет, всё-таки здорово, что ты согласился. Когда увидимся?
ДАВИД: Беги-беги.
ПЁТР: Да-да. Когда увидимся?
ДАВИД: Я сам зайду. Сегодня вечером.
ПЁТР: Отлично, бывай! Пока. Пока-пока.
Пётр уходит вправо, не попрощавшись с Сашей. Саша стоит и в недоумении смотрит на Давида.
ДАВИД: Что?
САША: Это ты скажи – что?
ДАВИД: Ты можешь…
САША: Что?
Пауза.
ДАВИД: (тихо) Я не знаю…
Давид разворачивается и уходит в сторону хлева. Оттуда доносится протяжный коровий стон.
САША: в воздухе дух разложения
чудо ты моё, моё чудичко
(Сосредоточенно.) …как будто. Что-то. Вот-вот...
Слышно, как кто-то перелезает через забор. Высокий человек с рюкзаком за плечами идёт к дому. На нём штаны цвета хаки, драная майка и огромные грязные ботинки. Его локти и плечи ободраны, длинные волосы слиплись от пота, стёкла в очках с высокими диоптриями засалились и запотели. Он пытается идти ровно по прямой, но иногда теряет равновесие. Он пересекает бассейн «вброд», подняв рюкзак над головой. От него вправо и влево по воде расползаются две огромные бурые тучи. Из рюкзака высовывается голова девочки лет десяти в красном платочке. У неё косые глазки: она с любопытством осматривается.
Саша стоит и не двигаясь смотрит, как Егор пересекает бассейн. Он вылезает и проходит мимо неё к стеклянным дверям дома. Возле них он останавливается, пошатываясь, а затем в изнеможении валится на стекло. Стекло разбивается, Егор падает навзничь, Машка выскакивает из рюкзака и в возбуждении бегает по гостиной.
МАШКА: а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
САША: а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Саша с криком убегает. Машка находит где-то апельсин и с жадностью его поедает.
ЕГОР: Машка… Машка! (Еле дышит.) Я чувствую себя… Мягко говоря, хреново. Скоро кончусь... Ты чего-то жрёшь? Дай-ка и мне на прощание.
Машка подбегает к Егору и кормит его апельсином. Появляется Анна.
АННА: фарфоровый снег, вестовые, среда
нет, не исчез, он не исчез, он совсем не исчез
он ещё здесь, вот его галстук, вот его борода
валяется на полу
колючая борода
и колючий пол
какого я пола?
эти мои огромные руки
это его руки
это я взяла его руки, когда он ушёл
или намного раньше?
разве можно мне дальше жить?
разве без него ещё можно дышать?
ему хорошо, он умер
а что остаётся нам?
а о нас кто-то подумал?
А МНЕ ЧТО ДЕЛАТЬ?!
ты!
слышишь, ты!
вот они бегают, твои хрюшки-хрюшки-гаврюшки
я хочу ребёнка
но моя кровь – перестала течь
у меня не было никого
никого никогда
но моя кровь
уже несколько месяцев
это значит – бесплодна
кто-то хочет цветной пятачок?
сегодня папа в нашем доме умирает корова
сегодня корова в нашем доме умирает папа
или ты, или в воздухе чем-то пахнет, или это мать
в моём мире больше нет матери, больше нет отца
в моём мире никогда не будет ребёнка
По дорожке слева медленно подходит Катерина в спортивных шортах и майке.
ты знаешь, какой я выносливый человек?
ты же знаешь, каким выносливым может быть человек
вот я – худенькая девочка, у меня только руки большие
твои, кстати, руки
но я ОЧЕНЬ выносливый человек
у меня даже кровь перестала течь
у меня совсем кровь перестала течь
я теперь – неуязвимая женщина
без крови
меня теперь – не уязвить
хотя я, может быть, хочу, чтобы меня уязвили
но никто не хочет меня уязвлять
да и сама я
тоже
а мне нужен ребёнок
этому миру не нужен ребёнок
твой мир не хочет ребёнка, папа
мне иногда кажется, что я мужчина – настолько я выносливый человек
зачем ты покинул нас?
за что ты покинул нас?
смотри какие у меня ножки тонкие
они еле держат меня, я не могу стоять
после того, как ты покинул нас
у меня даже, папа, кровь перестала течь
Анна подходит к дому и пинает его ногой.
АННА: дом покосился!
этот дом покосился!
дом покосился!
этот дом покосился!
м-м-м!
м-м-м-м!
КАТЕРИНА: Господи, где ты опять достала! Ибрагим! (Кричит.) Ибрагим!
АННА: (замечает мать) Ах-ха-ха-ха-ха-ха… Хороши выглядишь, ма! В спортивном костюме… Ты чирлидерша какой команды? Подростковые соколы? Или проказники-старшеклассники?
м-м-м-м-му-у-у-у-у
давай вместе со мной
мама, м-м-м-му-у-у-у-у
Со стороны хлева прибегает Ибрагим.
КАТЕРИНА: (гневно) Я говорила тебе детям не давать! Забери её и приведи в чувство!
Ибрагим берёт Анну на руки и несёт в дом с обратной стороны.
КАТЕРИНА: (глядя на дом) Как будто и вправду…
ИБРАГИМ: ай!
Анна вырывается и подбегает к матери.
АННА: дом покосился
этот дом покосился
ИБРАГИМ: (напуган) Ну-ну… Ложайся, ложайся. Надо полежать.
Ибрагим снова аккуратно берёт Анну на руки. Катерина идёт по переднему плану вдоль дома и замечает Егора и Машку.
КАТЕРИНА: Иба…
Длинная пауза. Вдали слышен детский смех и пулемётные очереди.
ИБРАГИМ: Я…
КАТЕРИНА: Скажи мне, что я не сплю…
Ибрагим замечает Егора, замирает, потом медленно поднимает глаза на Катерину.
КАТЕРИНА: Скажи мне, что я не сплю.
ИБРАГИМ: (кивая) биштырбы как будто хозяин…
АННА: (в бреду, улыбаясь) Папа, папочка, папа.
Конец первого действия.
II.
Около часа спустя.
Просторная комната с белыми стенами, от пола до потолка заставленная скульптурами – человеческими головами больших и маленьких размеров, крыльями птиц, торсами античных героев, младенцами в утробах. Кое-где в скульптуры «вживлены» настоящие органы (кости, перья, сухожилья, сосуды, зубы). Сзади, в правой стене – дверь. В левой – большое окно. Из окна льётся дневной свет, несколько ярких ламп также освещают комнату. Яркие лестницы, планшеты, треноги, мягкие кресла – в целом, создают в комнате ощущение светлое, не пугающее, хоть и чудаковатое, как на картинах Дэвида Хокни. Напряжение вызывают только странные «полуживые» скульптуры и колючая проволока, виднеющаяся за окном. На ней висит несколько трупов.
На маленьком диванчике перед монитором скрестив ноги и подобрав их под себя сидит Давид. Он ведёт видео-звонок.
ДАВИД: …теперь пересядьте на своё место, посмотрите на него и скажите: «Я не хочу больше нести твой груз.»
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Я не хочу больше нести твой груз.
ДАВИД: Так. Продолжайте: «То, что ты совершил – это твой выбор, я его уважаю, и поэтому не буду больше сводить с тобой счёты.»
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: То, что ты совершил – это твой выбор, я его уважаю, и поэтому не буду больше… сводить с тобой счёты.
ДАВИД: Отлично. Дальше: «Ты единственно правильный для меня отец, такой, как мне нужен.»
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Ты единственно… (Запинается.) Извините.
ДАВИД: Что такое?
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Ничего, нет.
ДАВИД: Говорите. Что вы чувствуете?
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Вот здесь, где… горло давит.
ДАВИД: (записывает) …давит горло, отлично... Скажите: «Из-за того, что я не принимаю тебя и того, что ты ушёл, каждый день я чувствую физическую боль. Я теряю свою жизнь.»
Пауза.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Извините.
ДАВИД: Всё в порядке. Дышите.
Слышно, как человек громко дышит, сморкается.
ДАВИД: Теперь нужно будет…
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Я не могу…
ДАВИД: Ну, дышите, дышите.
Пауза. В комнату входит Пётр с влажным свёртком в руках. Он замечает Давида, вопросительно смотрит на него, Давид знаками показывает, что он занят; Пётр понимающе кивает и отходит. Он разворачивает свёрток и достаёт несколько длинных розовых птичьих ног.
ДАВИД: (обращаясь в монитор) Значит, так, смотрите… Давайте на сегодня закончим. Я дам Вам задание…
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: (озлоблено) Ну ты и тварь…
Пауза. Пётр смотрит на Давида, сохраняющего невозмутимый вид.
ДАВИД: Экени, мы знаем, чем это обычно заканчивается…
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Да пошёл ты, скотина, тварь, сволочь…
ДАВИД: …Вы извиняетесь передо мной и просите не прекращать занятия…
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: …тупая ты скотина. Я занимаюсь с тобой уже… уф-ф… мне ни на каплю не стало легче… слышишь ты, чёрт смазливый? Не могу, не могу, не могу, не могу, не могу, не могу, не могу, не могу, не могу, не могу, не могу…
ДАВИД: Чего Вы не можете?
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Я не знаю!!! (Пауза.) Я НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ!!! Сидишь там… тебе… хорошо… А МНЕ ЧТО ДЕЛАТЬ?! (Тише.) О, как мне хочется прийти в твоё проклятое жилище, сломать твою проклятую ограду, забраться в твой проклятый особняк и вырезать, к чёртовой матери, тебя и всю твою семью! Вместе с твоим отцом! Ты слышал?! Ты это, сука, слышал?!!
ДАВИД: …ну, моего отца вырезать у Вас вряд ли получится…
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Пусть сдохнет!!!
Эта фраза эхом отражается от стен. Несколько цветных птиц за окном срываются с места и улетают.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: И что теперь?! Мне извиниться перед тобой?!
ДАВИД: Я Вас об этом ни разу не попросил.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: (искренне) Прости меня.
Давид протягивает руку к монитору, чтобы отключить его.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: (умоляюще) Постой-постой, подожди, умоляю тебя, не отключайся. Умоляю тебя… Я погорячился. Я нездоров, ты же знаешь. И весь этот ужас вокруг… Это же смягчающие обстоятельства, да? В суде это были бы смягчающие обстоятельства… Не суди меня! Пойми меня. Я твой ближний. Пойми меня и возлюби. Кто-то же должен меня понимать!
ДАВИД: Я Вас понимаю, Экени.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Я ведь человек, такой же, как и ты…
ДАВИД: Так и есть, Экени.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Не суди меня!
ДАВИД: Я Вас не сужу.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Когда всё это закончится?
ДАВИД: Не знаю.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Она никогда не кончится, да… Но кто-то же должен это прекратить… Я верю, что кто-то придёт и прекратит это… Хочется верить. И мы должны друг друга понимать... Иначе нам всем кранты…
ДАВИД: Я Вас понимаю, Экени…
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Должны мы друг друга слышать…
ДАВИД: Я слышу Вас, Эк…
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: (перебивая) …кому-то повезло… кому-то, у кого есть большие дома, ограждённые высокими стенами, но ведь есть и такие, как я, да? Которым некуда деться, которым приходится... Нужно любить друг друга. Ты можешь полюбить меня, а? Мне так страшно. Мне так одиноко. У меня никого нет. Кроме тебя. Ты знаешь это, псих-ты-терапевт?
ДАВИД: Знаю, Экени.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Ты можешь полюбить меня? Скажи, что любишь меня. Скажи: «Я люблю тебя, Экени. Как ближнего.»
ДАВИД: Я люблю тебя, Экени. Как ближнего.
Длинная пауза.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Тогда какого ж хера ты сидишь там, запершись в своём цветном благоустроенном доме и попиваешь свой горячий сладкий кофеёк, когда за твоим забором умирают люди?! Бери оружие и выходи на бой, сука! Пока я сам не взял горячий, как хер моего мёртвого отца, бластер и не засунул его твоей мамочке…
Давид прерывает связь. Пётр косится в его сторону, Давид некоторое время сидит, задумавшись.
ДАВИД: Больше всего меня огорчает, что наши занятия... (Глядя в окно.) Что происходит?..
ПЁТР: По-моему, это просто отбитый парень, не стоящий твоего огорчения…
ДАВИД: У него за окном бананы и кровь – а у меня за окном бананы и грязный бассейн. (Пауза.) Я живу в мире возможностей. Я живу в мире возможностей. За моим окном не прекращается война… За моим окном уже так много лет не прекращается война… За моим окном никогда, НИКОГДА не кончится война… А я живу в мире возможностей... (Улыбаясь.) Что это ты притащил?
Давид идёт к Петру. Берёт одну ногу фламинго, рассматривает.
ПЁТР: Я думал, ты придёшь вечером… Это для твоего слепка.
ДАВИД: У-у-у… Это будет моя тазобедренная? (Приставляет ногу фламинго к своей.) Выглядит многообещающе. Планируешь меня… в полный рост?
ПЁТР: (возбуждённо) Это будет оммаж Микеланджело с биологическими инкрустациями, как я люблю. Фукси и тёмно-бордовый... М-м, очень красиво!
ДАВИД: Мне уже раздеваться?
ПЁТР: (нервно) Ха-ха… Ну, нет, ещё рано, нужно заморозить кости, а потом… (Удивлённо.) Ого-го…
Давид снимает рубашку и брюки. Пауза. Несколько ярких кислотных вспышек за окном окрашивают небо в розовый, синий, коричневый.
ДАВИД: Если бы отец меня видел… Он бы убил меня… (Пауза.) Земля так быстро меняется, а я… А я живу в мире возможностей. Ты можешь больше не спать с моей матерью?
ПЁТР: Не понял?
ДАВИД: Всё ты понял. Я просто прошу тебя больше не спать с моей матерью. Вокруг и без тебя всё достаточно отвратительно. Ты же ей в правнуки годишься.
ПЁТР: Это не твоё дело.
ДАВИД: Я её сын.
ПЁТР: Разделся передо мной.
ДАВИД: И?
ПЁТР: Это тебе почему-то не отвратительно, а то, что я с твоей матерью…
ДАВИД: Кто тебе сказал, что мне это не отвратительно?!
Пауза.
ДАВИД: Кто тебе сказал, что мне это не от-вра-ти-тель-но?!! Мне воротит почти от всего, что я делаю, мне отвратительно смотреть на себя в зеркало, ходить, спать, жрать и всё остальное! (Пауза.) Ибрагим пасёт овечек на поле для гольфа, ты делаешь моей матери маникюр, мой клиент просит возлюбить ближнего своего, за забором каша из людей, а я прихожу к тебе в твою мас-тер-ску-ю… Потому что... (Опустив голову.) Это, пожалуй, мне отвратительнее всего на свете. Я сам себе отвратительнее всего на свете. Как будто меня покалечил мой… век что ли, я не знаю… Кто-то большой и сильный, как время или как… скала… Как будто кто-то проехался по мне асфальтоукладчиком и сделал таким плоским и… обычным... удобным и… предсказуемым… Мне так с собой… Скучно… И я не делаю ничего… И я не сделаю ничего… Не хочу.
Давид подбирает рубашку и брюки и уходит. Пётр некоторое время смотрит ему вслед. Затем в задумчивости бродит по комнате. Из коридора доносятся крики Саши.
САША: Давид! Дави-ид!
Саша заглядывает в мастерскую.
САША: Давида нет? Мгм.
Саша делает несколько шагов по коридору, затем возвращается.
САША: Тебе, кстати, лучше всего было бы прямо сейчас собирать манатки и валить отсюда подобру-поздорову.
ПЁТР: С чего это?
САША: М-м-м, просто внизу, на шкуре белого медведя, лежит растянувшись один большой человек. Он настолько большой, что его руки в размахе аккурат вровень покрывают размах мёртвых медвежьих лап. Над ним, выпучив зенки, стоит его вдова… Ну как – вдова… Она была вдовой, потому что все думали, что он умер. А он вот раз – и объявился. Лежит и обнимает белого медведя, которого он когда-то давно собственноручно задушил возле вольера с фламинго. Мне так рассказывал его сын. И если у тебя нет желания повторить медвежью участь и пополнить коллекцию шкур убитых на территории существ, то лучше…
Пётр встаёт и выходит. Саша довольным взглядом окидывает комнату.
САША: (язвительно) Посредственность. (Уходит.)
Солнце за окном медленно заходит за горизонт. В комнате становится темно.
За открытой дверью слышна возня, будто кто-то заводит мотоцикл. Затем начинает работать какой-то мотор и через несколько секунд загорается свет в комнате.
ИБРАГИМ: (за дверью) охтыж-ять биться четыре месяца с генератор, у меня не выходить, а он просто взять и дёрнуть-стукнуть, и включить! нет это хорош жилец, это дельн жилец, это такой жилец нам всегда надо, такой жилец я желай и уважай, это всегда нужнай такой соображай жилец, Катерина Гавриловн, скидывай цена, он должен оставайся тут навсегда
КАТЕРИНА: (за дверью) Помолчи, Ибрагим, без тебя знаю. Спасибо Вам огромное, а то мы уже несколько недель мучаемся – живём от восхода до заката, как куры!..
Катерина, Ибрагим, Егор, Машка, Саша и Пётр входят в открытую дверь. Локти и колени Егора перебинтованы, другой бинт (видимо, с головы) он вертит на указательном пальце. Машка пробегает по комнате, «вешает козявку» на одну из скульптур, подбегает к Егору и обнимает его за ногу.
ЕГОР: (от боли) Ащ-щ-щ-щ… Зараза моя… (Целует её в лоб.)
Пётр подходит к скульптуре и брезгливо вытирает с неё детские сопли. Егор осматривает комнату, медленно подходит к окну и опускает шторы.
КАТЕРИНА: А это когда-то была детская моего сына. Теперь он уже вырос, у него свой отдельный дом, а эту комнату мы сдаём вот – Петру. Он здесь занимается… разным… искусством.
ЕГОР: (разглядывая одну из скульптур) Эт чё – настоящие кости?
ПЁТР: Неоцеропластика. Всего пара художников в мире... Не трогайте руками, пожалуйста.
ЕГОР: Не боись, меня не укусит. (Катерине.) Окна лучше занавешивать, когда темнеет. Первым делом грабят тех, у кого свет горит, когда обесточка идёт...
КАТЕРИНА: Да? Хорошо, мы теперь будем знать. Ибрагим, ты запомнил? Теперь чтобы все окна были закрыты, когда обесточка идёт.
ИБРАГИМ: Понимай.
ЕГОР: (Ибрагиму) А ты из какого Ашхабада вылез, «понимай»? (Машке.) Машка, не шелуди. Иди вон к этой, покалеченной.
Егор подмигивает Саше, Саша улыбается и играет с Машкой.
КАТЕРИНА: Э-э, в нашем доме… как бы это сказать… не принято так общаться с…
ПЁТР: С людьми.
ЕГОР: С шашлыком или вообще со всеми?
Небольшая пауза.
КАТЕРИНА: С кем?
ЕГОР: Со всеми или только с медвежатиной?
ПЁТР: Мы Вас не понимаем.
КАТЕРИНА: Петя!.. Спокойно… Я сама. (Егору.) Мы Вас не понимаем.
ЕГОР: (глядя на Ибрагима) Я вот про это животное говорю. Здоровый он у вас. Отожрался. В одного не завалишь.
КАТЕРИНА: Егор, пожалуйста, прекратите. Ладно? Ибрагим, иди. Иди закрой окна по всему дому, пока нас не ограбили.
Ибрагим уходит. Анна, всё это время наблюдавшая за происходящим, в изумлении делает несколько шагов к Егору, потом садится на диван и закрывает руками лицо.
КАТЕРИНА: (подойдя к ней) Да, да, малыш… Я тоже чуть с ума не сошла… Сначала от радости, потом… (Сдерживая слёзы.) Я стала так счастлива… На секунду.
Анна грубо отталкивает мать и направляется к двери.
ЕГОР: А вот так делать чё-то дюже неправильно.
Анна останавливается.
ЕГОР: Чё это ты се с матерью позволяешь, не, ты чё, ты давай так не надо при мне, договорились? Машка, ты видела? (Катерине.) Чё это она на ласку всегда так у вас или чё?
ПЁТР: Я думаю, семья способна сама решить свои…
ЕГОР: Кто способна?
ПЁТР: Семья.
ЕГОР: Ты – семья что ли?
КАТЕРИНА: Егор…
ЕГОР: (Петру) Ну, тогда стой и молчи.
КАТЕРИНА: Я думаю…
ЕГОР: (Катерине) Она всегда так себя ведёт?
КАТЕРИНА: Нет, не всегда, конечно. У неё… трудный возраст. Но я не это хотела…
ЕГОР: (перебивая) Трудный возраст… У кого-то тут лёгкий возраст что ли или чё? (Анне.) Давай-ка при мне – чтобы больше такого не было. Иди сюда.
Егор сам подходит к Анне и обнимает её за плечи.
ЕГОР: Пойдём-ка...
Егор подводит Анну к матери.
ЕГОР: Давай, скажи: «Извини, мама, я поступила грубо.» (Пауза.) Давай, давай.
Пётр, Катерина и Анна смотрят на Егора, как на сумасшедшего. Саша усмехается.
ПЁТР: Егор, я повторяю Вам, мы не нуждаемся в вашей…
ЕГОР: Молчи. (Чуть сжимая плечи Анны.) Говори.
АННА: Извини, мама, я поступила грубо.
ЕГОР: Вот так. (Улыбаясь смотрит на Катерину.) Теперь мама.
КАТЕРИНА: Что я должна сказать?
ЕГОР: «Я тебя прощаю, дочь. Больше ведь такого не повторится?»
КАТЕРИНА: Я тебя прощаю, дочь. Больше ведь такого не повторится?
ЕГОР: (Анне) «Нет.»
АННА: «Нет.»
ЕГОР: Вот так. (Отпускает Анну.) Совсем другое дело. Теперь можешь идти, куда хотела.
Анна стоит на месте. Катерина тоже.
КАТЕРИНА: Ну, тише-тише-тише, моя девочка, ну, ты чего…
Анна плачет. Егор, засунув руки в карманы, отходит к Саше.
ЕГОР: Помыться бы. (Саше.) Чё-то вы больно сконтачились?
САША: Да. Хорошая девочка. Ваша дочь?
ЕГОР: (указывая на шрам) А тебя где это угораздило на такую болячку?
САША: (кивая на окно) Там.
ЕГОР: Понимаю… Чё, Машка? Нравится тебе этот франкенштейн? Наш человек?
Егор нагибается, Машка радостно хватает его за шею, как обезьянка.
ЕГОР: (кружится) У-люля-люля-люля-лю-кругаля! У-люля-люля-люля-лю-кренделя!
Машка смеётся. Егор рыгает и усаживается на диван.
ЕГОР: Ох… Маша… Раскабанела ты однако. Обосраться можно тебя поднимать. Может, тебя съесть?! А?! (Щекочет её.) Может быть, тебя съесть?!
Машка заливается весёлым смехом. Пётр, нервно бродивший среди своих скульптур, выходит на центр комнаты.
ПЁТР: Егор, я попрошу Вас вести себя скромнее, не выражаться и, извините меня, не рыгать в моей комнате. Я требую к себе элементарного уважения и…
ЕГОР: Какого уважения?
ПЁТР: Что?
ЕГОР: Какого уважения? Элементарного?
ПЁТР: Да. Это моя комната, и я не хочу, чтобы… (Осекается.)
ЕГОР: Что?
ПЁТР: Все, кому не лень, позволяли себе тут…
ЕГОР: Что?
ПЁТР: То. Покиньте помещение.
КАТЕРИНА: Пётр, прекрати.
ПЁТР: Это ты прекрати.
КАТЕРИНА: Я прошу тебя, не горячись.
ПЁТР: Это я прошу тебя, приди в себя! Что происходит? Кто это? Что ты ему позволяешь? И почему?!
КАТЕРИНА: Замолчи, я тебе сказала! Начнём с того, что эта комната не твоя. И если я захочу, ты через полчаса вместе со своей неоцеропластикой окажешься за воротами.
ПЁТР: Замечательно. Это просто… Замечательно… У меня слов нет. Когда покинете эту комнату, сообщите мне, пожалуйста, если мне будет позволено войти.
Пётр уходит. Анна осторожно отстраняется от матери и тоже уходит. Машка издаёт нечленораздельные звуки.
ЕГОР: Ты ж моя радость. Не балуй, не балуй… Где-то твой апельсинчик? А где-то твой апельсинчик? Сходи-ка на кухню, принеси апельсинчик.
Егор шлёпает её и Машка убегает.
КАТЕРИНА: Вообще-то это… мой апельсинчик.
Егор медленно встаёт и очень близко подходит к Катерине.
ЕГОР: Как ты сказала?
КАТЕРИНА: А мы перешли на ты?
ЕГОР: Как ты сказала?
КАТЕРИНА: Это мой апельсин.
ЕГОР: Апельсинчик.
КАТЕРИНА: Да, апельсинчик.
ЕГОР: Так ты и сказала?
КАТЕРИНА: Да.
ЕГОР: Хорошо.
Саша выходит из комнаты.
ЕГОР: В твоём доме… просторно и хорошо…
КАТЕРИНА: Да.
ЕГОР: Здесь легко дышится, сразу хочется набираться сил, отдыхать. И здесь в этой комнате… пахнет…
КАТЕРИНА: Вам нужно принять душ.
ЕГОР: …свежестью, красотой, нежностью…
КАТЕРИНА: Сегодня весь день в доме воняет тухлятиной…
ЕГОР: …это дух запустения…
КАТЕРИНА: Прошу, прекра...ти…
ЕГОР: …чего-то не хватает…
КАТЕРИНА: …что?..
ЕГОР: …какого-то ещё запаха…
КАТЕРИАН: …что?!.
ЕГОР: …м-м… здесь не пахнет мужчиной. Не пахло мужчиной. В этом доме, в этом огромном особняке… На этих… Плодородных землях… Давно не работала мужская рука.
КАТЕРИНА: С чего ты взял…
ЕГОР: …Господи, как обидно… Такие глубокие озёра, такие чёрные почвы… пропадают, разлагаются, загнивают… без тяжёлой и сильной руки.
КАТЕРИНА: Нет…
ЕГОР: (втягивает ноздрями воздух) Я это чую.
Пауза.
КАТЕРИНА: В этом доме Вы больше не можете позволить себе ничего подобного.
ЕГОР: Нет.
КАТЕРИНА: Иначе я буду вынуждена выставить Вас вон…
ЕГОР: (усмехаясь) Вот как…
КАТЕРИНА: Я не буду терпеть в своём доме всякую…
ЕГОР: Что? Продолжайте.
КАТЕРИНА: Продолжаю: мерзость…
Пауза. Егор подходит к двери, медленно закрывает её, оборачивается на Катерину, расстёгивает ширинку и мочится. Катерина стоит оторопев. Егор прекращает мочиться и застёгивает ширинку. Пауза.
ЕГОР: (спокойно) Подойди.
Катерина медленно подходит. Егор крепкой, но спокойной рукой хватает её за подбородок.
ЕГОР: (спокойно) Разговаривать так будешь со своими ссыкливыми сосунками. В этом доме теперь есть мужчина. Понятно тебе? Мужчина. И этот мужчина намерен здесь жить, спать, жрать и драть тебя, как сидорову козу. И если ты этого не хочешь, то скажи мне это прямо сейчас, чтобы я ушёл. Говори, ну. Хочешь этого? Ну!
Длинная пауза.
КАТЕРИНА: (робко) Хочу.
Катерина и Егор уходят. В дверях появляется Анна. Она выключает в комнате свет. Пауза. Раздаётся мелодичный звонок – на мониторе Давида отображается входящий вызов. Анна берёт со стола клавиатуру, отходит в темноту и «поднимает трубку».
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: (грустно) Это снова я… Здравствуйте. Вас не видно.
АННА: (печатает) здравствуйте.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Я подумал и решил: я не хочу больше заниматься.
АННА: (печатает) чем заниматься
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Я Вас ни в чём не виню и не то чтобы хотел сменить врача… Просто с меня хватит.
АННА: (печатает) а чё не так-то
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Я думаю, мне лучше уйти.
АННА: (печатает) куда?
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Совсем уйти. Я думаю, нужно уйти из жизни.
Небольшая пауза.
АННА: (печатает) чё, прям щас?
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Чем скорее, тем лучше.
АННА: (печатает) а зачем звонишь? хочешь, чтобы тебя переубедили?
Из монитора доносятся нервные смешки.
АННА: (печатает) я только могу составить тебе компанию. я готова
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Готова?
АННА: (печатает) да, ты прикинь. Мой отец умер, дом покосился, и кровь перестала течь
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: кровь?
АННА: (печатает): да, уже несколько месяцев. а я девственница. это значит, что теперь у меня никогда не будет ребёнка. я бесплодна
Небольшая пауза.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Не понимаю… Вы… трансгендер?
Анна некоторое время думает.
АННА: (печатает) ну ладони у меня точно мужские. Здоровые такие. И запястья волосатые
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Чёрт, я не знал, что мой терапевт трансгендер…
АННА: (печатает) а разве кто-то про кого-то что-то может РЕАЛЬНО знать?
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Ха-ха. Навряд ли…
АННА: (печатает) вот именно. Навряд ли!
Небольшая пауза.
АННА: (печатает) если хотите, можем поговорить
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Это какое-то новое направление терапии?
АННА: (печатает) вам сколько лет?
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Вы же знаете.
АННА: (печатает) никто ни о ком ничего не знает
Пауза.
АННА: (печатает) я сестра твоего терапевта, я не он. ляляля
Пауза.
АННА: (печатает) ты красивый. не умирай. или вместе давай. Но лучше не надо…
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Я… Не знаю… Не понимаю…
АННА: (печатает) пойдём гулять
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Гулять?
АННА: (печатает) встретимся
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Как?
АННА: (печатает) нибудь
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Боюсь, это не…
АННА: (печатает) я тебя люблю.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Что?
АННА: (печатает) я тебя люблю, ты мне нужен, не умирай
Пауза.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Как ближнего?
АННА: (печатает) не, зачем как ближнего, нормально, типа. обычно. ты мне нравишься. Нет, ну как ближнего тоже, конечно
Пауза.
АННА: (печатает) А тебя как зовут
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Экени
АННА: (печатает) монгол чтоль
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Нет, зулус.
АННА: (печатает) это где?
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Южная Африка.
АННА: (печатает) ого! У вас там, наверное, ваще живого места нет, все бананы в крови
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Так и есть.
АННА: (печатает) хаха
Небольшая пауза.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Вообще моё полное имя Экенедиличукву. Оно означает «вся похвала Богу».
АННА: (печатает) давай-ка вместе об этом подумаем
Длинная пауза.
АННА: (печатает) так мы увидимся?
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Как?
АННА: (печатает) не знаю
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: когда-нибудь мы увидимся
АННА: (печатает) например, во сне, да?
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Ну, да, например, во сне. Может, я приду к тебе…
АННА: (печатает) о. Это будет здорово!
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Или ты ко мне.
АННА: (печатает) или я
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Это отличная идея!
АННА: (печатает) хаха!
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Покажись мне?..
Небольшая пауза. Анна медленно подходит к монитору. Её движения скованны, она стесняется.
Длинная пауза.
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: Ты… очень красивая. Как тебя зовут?
Анна собирается ответить, но…
Что-то происходит за окном. Сильная вспышка заливает комнату белым. Полностью отключается электричество, раздаётся ужасный звук – не то металлический скрежет, не то дикий вопль, от которого дрожат стёкла в окнах. Сильный порыв ветра сносит Анну с ног. Вся комната как будто на несколько дециметров опускается вниз. Хлопают двери где-то внизу, и волной проносится по округе свист, рычанье и ржание – это беспокоятся звери в зверинце. Затем наступает тишина, и комната погружается в темноту; только красная аварийная лампочка где-то под потолком светит жутко и скупо.
АННА: (расстроено) Вот дерьмо, опять… Достали!..
ДАВИД: (откуда ни возьмись) Я кажется понял всё.
АННА: (вскрикивает) А! Боже… Давид… это ты…
ДАВИД: То-то и оно…
АННА: Ты напугал меня!
ДАВИД: Да? Я сам напуган. Мне было знамение.
АННА: Что?
ДАВИД: И я всё понял. Я всё усвоил. Всё…
АННА: Какое знамение?
ДАВИД: Посмотри на мою ладонь. (Показывает ей ладонь.)
АННА: И что? Я ничего не вижу.
ДАВИД: Я должен сделать кое-что…
АННА: Но здесь ничего нет.
ДАВИД: (трижды показывает на руке) Крест, крест, крест… Это значит, я должен.
АННА: Что должен?
ДАВИД: У-у-у… Ты, кажется, очень напугана?
АННА: Да нет.
ДАВИД: Нет, по-моему, ты очень напугана.
АННА: (не напугана) Да нет же, клянусь тебе, я вообще не напугана.
ДАВИД: Это было знамение. Вспышка в небе. И мощный столб света. И кресты у меня на руке. Жуть. Я такого никогда в жизни не испытывал.
АННА: Да у нас через день такое, Давид, какое знамение, ты о чём…
ДАВИД: Кто-то же должен… Так больше нельзя. Вот, что я понял. (Глядя наверх.) Мне было знамение. Я как будто бы понял всё. Я живу в мире возможностей. И я стану новым пророком. Кто-то же должен что-то сделать? Я покажу всем лицо старого Бога. И он умрёт вместе со мной. Да будет новый мир. Миру нужен ребёнок. А я смогу?..
АННА: (глядя наверх) Забеременеть? Вряд ли.
ДАВИД: Отец вернулся, ты видела?
АННА: Да, только это не отец. Просто очень похож на отца…
ДАВИД: (хватается за голову) М-м-м-м-м-м… Я слышал скрипы…
АННА: Что?
ДАВИД: В кровати… Я слышал, как отец… Это так больно, ритмично… (Нервно чешет голову.) М-м-м-м-м… Как будто гвозди вколачивал… В…
АННА: Оу… Давид… Это… сейчас ты слышал? (Давид кивает.) Бедный братик мой… Что ж ты такой… чувствительный. Ну, не слушал бы, не слушал, ушёл…
ДАВИД: Я не мог. Я сидел и слушал, как заворожённый. И я не знаю, что я чувствовал. Я сидел там на лестнице… пока они там, в комнате… и как будто на несколько минут сошёл с ума… Как будто бы моё сознание покачнулось. (Возбуждённо.) Я подумал, что здесь в корне что-то не так. В самом корне, в самой глубине – какая-то червоточина. Какой-то дьявол в самой сути, в самом-самом очаге. Я сидел, слушал эти ритмичные скрипы… И ещё боялся услышать стон. И знаешь что?.. Я ни одного не услышал… И я даже не знаю – рад этому или не рад. Мне только было страшно, что я услышу. И ещё было ужасно стыдно… стыдно существовать… Я сидел, слушал скрипы, боялся услышать стон и думал, как это исправить… И тогда мне было знамение.
АННА: Какое знамение? (Пауза.) Вспышка в небе?..
ДАВИД: Значит, это не наш папа?
АННА: Он? Нет. Нет, рядовой жилец… Снимет комнату. Просто похож… Очень… Да, приятного в нём мало, но это, в конце концов, не наше дело… Так что прекрати… ты же должен всё понимать не маленький.
ДАВИД: Да, хватит... Да, хватит, всё… Я же не маленький, в конце-то концов…
АННА: Да.
ДАВИД: Тем более, ему немного осталось…
АННА: Кому?
ДАВИД: Старый Бог должен умереть.
АННА: Что ты несёшь?
ДАВИД: Во мне! Через меня. Одним ударом кончится война. Ну, конечно, конечно, конечно! Чудо ведь само себя не сделает!.. Ему нужны жертвы. Кровью плати-плати. Я заплачу, ладно, я заплачу. Если так нужно, я это сделаю... (Будто услышал что-то.) А? Опять с нашей матерью... (Зажимает уши и «съёживается».) А-а-а-а… Скрипы…
АННА: Что за скрипы, Давид, что с тобой?!…
ДАВИД: (сжимается сильнее) Я не могу это слышать. Папа… Папа…
АННА: Давид, что с тобой?!. Помогите, кто-нибудь…
ДАВИД: Тс-с-с-с… (Зажимает ей рот.) Дай подумать…
АННА: (напугана) О чём?..
ДАВИД: О том, как я… покажу… Убить? Вот так план. Сумасшедший. (Пауза.) Какой это ветер? Норд-норд-вест?
АННА: Что?
ДАВИД: Не слушай меня. Меня кроет. Я был у Ибрагима.
АННА: Я так и думала!
ДАВИД: всё поправимо, сердца сталь,
стань, как хрящи новорождённых, мягкой,
сокола от цапли
и зёрна от плевел
ля-ля-ля
Давида трясёт. Анна держит его на руках.
АННА: (кричит) Помогите, кто-нибудь!.. Давиду плохо!..
Давид теряет сознание.
Конец второго действия.
III.
Задний двор дома, пару дней спустя.
Широкий зелёный луг; посередине – богато накрытый длинный стол, уходящий далеко в перспективу сцены, проходящий сквозь открытые двери и упирающийся в бассейн. Дом виден насквозь: потухший камин, дорогая мебель, холодильник, шкура белого медведя на полу. На лугу слева виднеется несколько садовых деревьев – начинается сад; справа – вольер с фламинго. Потрёпанные птицы прогуливаются по вольеру. У многих из них облезлые шеи, у некоторых – странные опухоли. Сельская дорожка огибает дом справа и уходит в правую кулису – в хлев.
На столе огромное количество еды и напитков, посередине стола – главное блюдо: запечённая говяжья туша. Ибрагим стоит неподалёку от стола с подносом в руках и потеряно смотрит перед собой.
За домом, вокруг бассейна – толпа мужчин. Все они смотрят вниз, в бассейн, из которого доносятся сочные удары и звериный рёв. Иногда мужчины поддерживают происходящее там восторженными возгласами и аплодисментами.
АННА: (стоит в наушниках на авансцене) …ало, ало… связь ужасная… Перебои… Экени! Да… Да, слышу, слышу… Здесь ещё ор от этой зондеркоманды… Да мой отчим притащил на день рождение моего брата всех своих сослуживцев или кто там они ему, я не знаю… У них тут такие забавы, ты бы видел… Я так рада тебя слышать! Нам нужно увидеться! Как?.. не знаю… Нам нужна программа удалённой связи с фантомной материализацией… Ха-ха… Так изобрети!.. Или просто приезжай ко мне. Через все моря и океаны… Да-да… Убьют, я знаю. Не надо. Сиди дома. Господи, как они орут… Медвежьи бои или что-то типа того… Спустили воду в бассейне и хотят, видимо, наполнить его кровью. Нет, не буквально, слава Богу… Но это настоящие варвары… Самое главное, что праздник Давида проходит без Давида – он, конечно, не стал на это смотреть и ушёл… Кому это нужно?.. Мать сошла с ума, даже при отце такого не было… Экени!.. Перебои снова… Ало… ало… (Уходит.)
Появляется Давид. Он выглядит обновлённым, в руке – потрёпанная книга. Он бодро жуёт салатный лист и читает. От группы мужчин вдалеке отделяется Доктор и направляется в сторону Давида.
ДОКТОР: …не…не…невероятно. Это уму непостижимо, настоящее чудо. (Дрожащими руками наливает себе вина.) Я такого в жизни не видел. Вот – истинное столкновение природы и человека… Или природы и природы. Дикости и… культуры?.. Наверное, можно назвать это… культурой, искусством. Потому что это мастерство. Без мастерства такое невозможно. Твой отец, Давид – это просто… монстр. В лучшем смысле этого слова. Он как… гидра… уворачивается… а потом бьёт так точно, так отточено жестоко. Животное не успевает среагировать! Три-четыре хлопка и зверь потерял координацию! Тогда твой отец начал играть с ним. Он увиливал и маневрировал, балансировал на острие ножа… Огромные когти проносились у его лица, живота, но он двигался ловко, быстро, уверенно. Ещё несколько хлопков – бах, бах, бах! – и косолапый впадает в бешенство. Яростная пена выступает у него на клыках, он в исступлении бьётся о кафельные стенки бассейна, а твой отец запрыгивает ему на загривок и, улыбаясь, размахивает руками, как будто это детский аттракцион! Он посылал нам воздушные поцелуи, ты слышишь?! Воздушные поцелуи! Ах-ха-ха-ха! Я такого в жизни не видел… (Жадно пьёт вино.) Витаминчики?.. Жуй-жуй. Тебе полезно…
ДАВИД: (поднимает глаза на Доктора) И животное… умерло?
ДОКТОР: Нет, нет, ещё живо. Это невероятно!.. (Подходит к Давиду, усаживает его.) Как ты себя чувствуешь? Лучше? Смотри на меня. Так… (Водит пальцем перед его лицом.) Сюда… Теперь сюда… (Перестаёт водить.) Молодец. Ещё совсем немного и придёшь в норму. (Похлопывает его по щеке.)
ДАВИД: Да я и так в норме.
ДОКТОР: Да что ты говоришь? Потрясающая самоуверенность. (Ибрагиму.) Ибрагим, очень жаль, что не получилось спасти твою Мурку. Что поделать… Не горюй… Это же… (Глядя на стол.) Корова… Обычное дело…
Со стороны бассейна доносится взрыв аплодисментов, и Доктор направляется туда. Ибрагим подходит к Давиду.
ИБРАГИМ: твой отец тварь, сын хозяйка, его людя называй нельзя, это отвратный тварь…я больше всей любил мой Мурка…твой отец дикий тварь, достойнай смерти…
ДАВИД: Ты так думаешь?.. (Пауза.) Иба, дай мне, пожалуйста.
ИБРАГИМ: что? (Пауза.) опять?!?! нет-нет, ни за что. Имбылдыр-кучулар… Тебе нельзя, китызым-бултуге, нет-нет-нет…
ДАВИД: Мне очень надо.
ИБРАГИМ: зачем?
ДАВИД: Какая тебе разница? Я плачу, ты продаёшь.
ИБРАГИМ: никак незальзяй
ДАВИД: Послушай, я хочу совершить один очень важный поступок, и... Мне очень надо, понимаешь? Очень. Мне нужен покой. И смелость. (Пауза.) И спецэффекты.
ИБРАГИМ: ха-ха… поступок… тебе незальзяй, твой мать меня убивай, если я… иштурды-сукабля… какой-то поступка хочешь делай – нет… мне не надо ответственнай...
Взрыв аплодисменов со стороны бассейна.
ИБРАГИМ: как же я хочу его смерти, сын хозяйка… о, как я был бы радывай, если бы он погибай. ненавижу этот тварь. И жена его, твой мать, ненавижу. (Пауза.) ходи хлев, я тебе дам, что надо
Ибрагим уходит в сторону хлева. Со стороны бассейна доносится громкий звериный рык, к нему присоединяется человеческий, они сливаются в унисон, который обрывается громким хрустом костей и звуком грузно упавшего тела. Толпа замирает на несколько секунд, а затем приходит в истошное ликование. Над толпой поднимается Егор. Он очень разгорячён.
ЕГОР: р-р-р-р-р-р-р-р-ра! ра! ра!
это кр-р-расная земля!
и это мой на ней кр-р-расный крест!
это мой на ней мёр-р-ртвый звер-рь!
р-растер-рзный честно и р-равно!
глубокий нечист, остывающая слюна, пенопластик… (Теряет равновесие.)
у-а-а-а! уа. (Трясёт головой и приходит в себя.)
сейчас…
ваша земля пуста
ваша земля в запустении
вы думаете, что вам делать
вы не знаете, как вам быть
у вас не получается сеять
у вас не получается жать
ваше семя жидко
а ваши руки нежны и стройны, как китайские палочки
но китайскими палочками удобно есть лапшу из коробочки
а чтобы взр-растить и постр-роить –
нужны цепкие гр-рабли
нужны ковшы и лопаты
нужны копья и стр-релы!
я вошёл в этот дом, когда он покосился…
и плевком я мог сломать его!
но я взял эту женщину (обнимает Катерину)
я взял дочь (обнимает Анну)
и взял сына (по жесту Егора все смотрят на Давида)
и я сказал, что поставлю этот дом на ноги!
сегодня день р-р-р-рождения
у Давида
и у этого дома
и я хочу сказать своему пасынку: будь мне другом
я научу тебя всему, что умею
и если война ворвётся в твой дом,
ты будешь знать, что делать.
я научу тебя драться и бр-р-рать женщину
если ты станешь мне другом.
но если ты станешь мне врагом
я…
КАТЕРИНА: Егор…
ЕГОР: Да, я знаю, я знаю… (Улыбаясь.) Меня заносит… (Громко.) Спасибо нашему слуге Ибрагиму за этот кайф, в котором щас меня… заносит! Спасибо ему за этот стол! Спасибо ему! Хоть он и нерусский…
КАТЕРИНА: Егор!
ЕГОР: Да, моя красавица, я прошу у тебя прощения. (Громко.) Я прилюдно прошу у моей женщины прощения за то, что меня заносит, и за то, что она пока ещё не самая счастливая женщина на планете! Давид, твоё здоровье! Прошу всех усиленно ловить кайф! Ура!
Все кричат «ура», пьют и разбредаются. Часть мужчин остаётся в доме, часть направляется к полю для гольфа, кто-то – к вольеру с фламинго. Егор занимает место во главе стола на противоположной стороне от Давида. Рядом с ним – Катерина и Анна. Машка запрыгивает к нему на колени, и Егор кормит её с ложечки. Где-то, ближе к середине стола, суетится Пётр. Он бегает за закусками Егору и Катерине. Саша, державшаяся поодаль, подходит к Давиду.
САША: Когда я вижу тебя, мне хочется биться головой о стену, и я ненавижу всех мужчин.
ДАВИД: За что?
САША: За их природу. (Пауза.) Ты не такой? Я ненавижу всех мужчин за то, что они не могут стать такими, как ты. (Пауза.) Я завидую мужчинам. (Пауза.) Нет, не так. Я иногда хочу быть, как мужчина. (Пауза.) Хочу стать мужчиной. Сама. Иногда. (Пауза.) Хочешь мы с тобой сейчас просто перепрыгнем через забор…
ДАВИД: (чуть улыбаясь) У меня есть ключи…
САША: Так ты хочешь?
ДАВИД: Нет.
САША: Хочешь я залезу на стол, разбегусь и ударю его ногой прямо в рыло? Хочешь?
ДАВИД: Хочешь-сладких-апельсинов-хочешь-вслух-рассказов-длинных?
САША: Хочу.
ДАВИД: Гляди-ка. (Показывает ей ладонь.) Что-то видишь?
САША: Моя любимая ладонь.
ДАВИД: И всё?
Пауза.
САША: Давид, тебе нужно… Ох, я не знаю, что тебе нужно. Что случилось, скажи мне? Что-то тебя очень беспокоит, я вижу. Ты можешь сказать мне. Ты какой-то… не тот.
ДАВИД: Не тот?! (Смотрит на ладонь и нервно чешет её.) Не тот?!!!
САША: Что происходит…
ДАВИД: (искренне) Да всё в порядке! Всё отлично… Всё ерунда.
САША: Нет.
ДАВИД: (резко) Послушай меня, Сашенька. Если человек что-то решил?.. А? Ладно, не отвечай. В тот вечер мне было знамение… Я видел кое-что.
САША: Я просила тебя не употреблять больше…
ДАВИД: Ты слышала когда-нибудь про «пустой дом»? Некоторые узкоглазые верят, что если сильно сконцентрироваться на чём-то, то это обязательно воплотится. Там китаёза стал невидимым, потому что поверил, что он невидимый.
САША: Где?
ДАВИД: В «Пустом доме».
САША: Э…
ДАВИД: Есть такое, согласен… Так как же избавиться от сомнений?
САША: Что?
ДАВИД: Не думать о том, чтобы тебя миновала чаша сия?
САША: Не… М… Не зна…ю… (Пожимая плечами.) Можно, наверное…
ГОЛОС ИЗ МОНИТОРА: (неясно откуда) Пусть сдохнет!!!
Эхо. Давид озирается по сторонам – все ведут себя, как будто ничего не слышали.
САША: Давид, послушай, тебе нужно…
ДАВИД: (перебивает) Я очень тебя люблю.
Давид коротко целует её и решительно отходит. Он берёт под руку Петра и отводит его в сторону. Они говорят так, чтобы их никто не слышал.
ДАВИД: (возбуждённо) Носишь пирожные?
ПЁТР: Допустим, ношу.
ДАВИД: Мне стыдно на это смотреть.
ПЁТР: Не смотри. Что тебя смущает?!
ДАВИД: (кивая на Егора) Что будет, если я скажу этому, что мы с тобой… Ну, ты понял.
ПЁТР: А что мы с тобой? (Пауза.) Что – мы с тобой? (Пауза.) Давид, ты меня пугаешь.
ДАВИД: Если я скажу, он убьёт меня.
ПЁТР: Вот-вот…
ДАВИД: Если я скажу ему, кто я такой, он убьёт меня!
ПЁТР: Так и есть.
ДАВИД: Я могу сказать ему – просто! – кто я такой!
ПЁТР: Не надо...
ДАВИД: Тогда он сразу и убьёт меня!
ПЁТР: А ты хочешь умереть?
ДАВИД: Я должен. Мне было знамение. (Тычет в руку.) Крест-крест-крест.
ПЁТР: Так… Дальше?.. (Пауза.) Посмотри на меня, Давид. У тебя глаза бешеные. Ты обжираешься пятачками? Зачем ты это делаешь? Что тебя не устраивает?!
ДАВИД: (шёпотом) Я решил, что я всё изменю...
ПЁТР: Что ты изменишь? И как?
Доносится громкий смех – вокруг Егора собралась небольшая компания. Им весело.
ДАВИД: Это жестокий Бог.
ПЁТР: Кто? (Пауза.) Давид, ты в порядке?
ДАВИД: Прекрати ему ноги вылизывать.
ПЁТР: Не преувеличивай.
ДАВИД: Это не фигуральное выражение.
ПЁТР: Так, ну, во-первых, не вылизывать, а просто-напросто мыть… не каждый день… А во-вторых… это ерунда. Почти то же самое, что маникюр твоей мамочке. Только с пемзой…
ДАВИД: Обхохочешься.
ПЁТР: Смейся на здоровье.
ДАВИД: Петя…
ПЁТР: Что?
ДАВИД: Я чего-то не сделаю. Я чего-то не смогу. Вот что я сделаю: я чего-то не смогу.
ПЁТР: Не сделаешь. Всё понятно!
ДАВИД: Это как наживка. Которую должна съесть большая рыба, чтобы остальные черви не прыгали на крючок. А ты…
ПЁТР: А я – капибара!
ДАВИД: (улыбаясь) Нет… Не пропоёт ещё петёл, друг… То есть – петух, как ты трижды отречёшься, что не знаешь меня.
ПЁТР: Чего?
Давид коротко целует Петра. Это замечает только Саша.
Давид уходит. Пётр подходит к Саше. Доктор разговаривает с кем-то у вольера с фламинго, а Пётр и Саша не сводят друг с друга глаз.
ДОКТОР: (указывая на облезлую шею птицы) А вот это – подкожный клещ! Не бойтесь, он не передаётся человеку. Поэтому у них все перья повылезали… Вот у этого самца, вот у этого… Видите? Как я определил, что это самец? Слу-ушайте, ну, в случае с фламинго это довольно просто, хоть и не стопроцентно. Ну, он крупнее, у него чёрный кантик на крыльях и массивный клюв, видите? Вообще пол у птиц определить со стопроцентной уверенностью почти невозможно. Проблема в том, что очень много зависит от условий, в которых взрослела птица... Знаете, даже у орлов – а у них самка обычно гораздо крупнее самца – бывают практически неотличимые друг от друга особи в парах. Думаешь – ну, это или два самца, или две самки. Ан нет! Пара! Всё зависит от того, где и как взрослела птица…
ПЁТР: (Саше.) Саш…
САША: Всё нормально.
ПЁТР: Нормально?
САША: Нет.
ПЁТР: (подумав) И что будешь делать?
САША: Пока не знаю.
Егор незаметно подходит сзади.
ПЁТР: Что он говорил тебе? (Пауза.) Мне про петухов что-то нёс…
ЕГОР: Отдыхаете?
Саша и Пётр вздрагивают и оборачиваются.
ЕГОР: Чё, помешал? (Петру.) Ты на эту женщину глаз не ложь. (Саше.) Всё в порядке?
САША: Да.
ЕГОР: Машка по тебе скучает.
САША: Я сейчас подойду.
ЕГОР: Давай-давай… (Пауза. Шумно вдыхает ноздрями воздух.) Хорошо… Вчера раздавил двух паразитов на этом месте – вон там, под забором, где трава примята…
ПЁТР: …насекомых?
ЕГОР: Ага… Вредителей. Ха-ха-ха… А где Давид?
ПЁТР: Не знаю…
ЕГОР: Не знаешь?.. Понятно… Ну, я пошёл. (Пауза.) Так он же только что был здесь?
ПЁТР: Кто?
ЕГОР: Давид.
ПЁТР: Ну, был, да…
ЕГОР: И ты с ним разговаривал.
ПЁТР: Ну… Да…
ЕГОР: И он не сказал, куда пошёл?
ПЁТР: Нет…
ЕГОР: Тебе он не кажется… странным?
ПЁТР: Почему он должен мне казаться странным?
ЕГОР: Вы много времени проводите вместе. (Пауза.) Или нет?
ПЁТР: Нет…
ЕГОР: Понятно. Ну… я пошёл?
САША: Он странный человек.
ЕГОР: Ты так думаешь?
САША: Да, он особенный.
ЕГОР: Понимаю… А ты, Пётр, как считаешь?
ПЁТР: Да никак я не считаю, что за допрос…
Крик фламинго. Один из гостей встаёт и стучит ложечкой по бокалу. Все замолкают.
ГОСТЬ: Хлопа! Хлопуша! Егор… Пидыйди сюды, я буду тоби говорити!
Егор и Саша подходят к столу.
ГОСТЬ: Катерина Гавриловна! Слухайте… Хлопа... Егор... сыгодни великий день! Зовсим недавно ти став щасливий чоловик, у тебе зъявися жинка и сымья, и найголовнийше – у тебе зъявився син. Нехай названий! Але син. Твий пацан. Твий чоловик. И сьогодни у нього день народження. А де он, до речы?
Появляется Давид.
ГОСТЬ: От он ... прийшов. Так! И ось хочу я сьогодни звернутися до нього! Давид! Ти мене мало знаэш. Я тебе вообще не знаю. Але ти мене послухай. Ми з твоим папкою... и вогонь, и воду. Так, Егор? Так?
ЕГОР: (улыбаясь) Так, так…
Давид, пошатываясь, направляется к столу.
ГОСТЬ: От ... Чуэш? Так ... ти це, значить, що я хотив сказати ... вин к нам прийшов от таким сосунком, новобранцем... я його памятаю. Ничо не знав тода еще, ничо не умев, так, Егор? Не, ну, а че. Нехай знаэ. Так, от знай и твий папка був не Хлопуша, а звичайний Игоряша ... так и знай. Я його всьому навчив. Шучу, конечно. Не всьому. Гарну бабусю вин всегда умив видвойовувати, ще до мене. Це Вам, Катерина, комплимент, типу.
ПЁТР: (Давиду, тихо) Что ты делаешь?
ДАВИД: (тихо) А?
ПЁТР: (глядя на его руки) У тебя кро-о-о!-о-о…что это, Господи?!
ДАВИД: (трижды тычет в руку) Я же говорил тебе: крест, крест, крест…
ПЁТР: (почти кричит) …а-а-а-о-о-о-а-а…
ДАВИД: (строго) Не надо. Не мешай. Всё будет так, как должно. Было знамение. Начинается провокация.
Пётр стоит, ошарашенный. Давид идёт к Егору.
ГОСТЬ: …ну, так от. Прийшов вин тоды новобранцем, значить, голожопиком. А у нас з хлопцями така забава була – дерьмовий папирец. Це, не буду розповидати, як готувалися… Але суть в тому, що якщо ти его витягнув – цей дерьмовий папирец, то лизти тоби, значить, в яму з рогатиною на ведмедя. Памятаеш, Хлопуша, так? Так, ну и от. Естественно, наперед, ми там пидтасували, туди-сюди... и новенькому Игоряше цей дерьмовий папирец, значить, прямим ходом и пидсунули.
Давид вынимает нож. Егор это замечает и берёт нож со стола.
ГОСТЬ: …ну, давай, значить. Лизь в яму з рогатиною на ведмедя. А цей шкед: "Без рогатини полизу." Ми обдилилися – як так? Без рогатини? Ну, думаэмо, чого. Помре щас боэц, не дошедши до фронту. Ну та чого там – все… Мужик сказав, як говорится. Цей лизе. Ми стоимо. Ведмедь до нього наближаэтся.
Давид обходит стол и подходит к матери. Целует её в макушку. Егор встаёт.
ГОСТЬ: …И тут цей давай присядати: раз-два, три-чотири.
Гость танцует вприсядку. Егор не двигается.
Снова призрачный голос Экенедиличукву: «Пусть сдохнет!!!».
Давид медлит.
ГОСТЬ: …ни, ну, натурально, присядку в ями видаэ! Пацани в смих. Думають, ёк пацан, коротше, всэ, пиши-пропало. А вин танцюэ и поплескуэ. Ведмедь сам сторопив. А цей гад че делат: он, от як сьогодни, по-фирмовому, заходить праворуч – шльоп по юшку! Потим пид черевом прокочуэтся – шльоп по юшку! И пританцьовувати не забуваэ! Ну, пару таких шльоп-шльопів, и кранти Миши – кров з ухов, рёв-блёв, з усеми витикаючими. (Обнимает Давида.) Коротше, респект хлопец заробив моментально. Тода-то ми його Хлопушей и прозвали. Це я все до чого... (Замечает нож у Давида в руке. Тихо.) У-у-у-у… Тоби це, хлопец, для чого? Ти це поклади-ка на мисте. Не треба. (Ловким движением отбирает у Давида нож.) Так вот, Хлопа… Увидев я тебе сьогодни в деле... И ностальгия мене так и пройшла. Ти все такий же молодий, друже! Молодцюватий Хлопуша, з фирмовою пританцьовочкой, та з приподвиподвертом. Но час наш иде, старик. Час завсегда иде.... Нам поступатися дорогою новому. И я хочу спросити тебе сигодни: на кого ми оставим цей свит, який от цими от руками з жопи диставали, як говоритися? Ми – це последние осколки вийни з усеми... На нас же... (Громко.) …свит вистояв!
Гость поднимает бокал, все радуются, чокаются и пьют. Гость усаживает Давида рядом с собой по центру стола. Егор уходит в дом.
АННА: Так в сон клонит…
КАТЕРИНА: Что ты говоришь, милая?
АННА: Я не с тобой разговариваю.
КАТЕРИНА: А с кем?
Анна уходит влево. Катерина подсаживается к сыну.
КАТЕРИНА: Давид, мальчик мой, что с тобой, на тебе лица нет…
ДАВИД: (дрожит) Правда?
КАТЕРИНА: Да. (Гладит его.)
ДАВИД: Мама…
КАТЕРИНА: Что, солнышко, что, скажи?
ДАВИД: Мне страшно немного…
КАТЕРИНА: Чем ты напуган? Скажи, я всем-всем покажу!..
ДАВИД: (улыбаясь) Тебе за меня не стыдно?..
КАТЕРИНА: Мальчик мой… Мой маленький ласковый мальчик.
ДАВИД: Я преклоняюсь перед твоей красотой. Ты красива… Ты по-неземному красива. Я не могу ничего сказать…
Давид смотрит наверх. Небо пересекает ракета. Катерина, а потом и все остальные (включая фламинго) задирают головы к небу.
Длинная-длинная пауза.
ДАВИД: Скорей бы уже…
В доме раздаётся хлопок. В этот момент гость быстрым и точным движением бьёт Давида по груди. Егор выходит из дома с открытой бутылкой шампанского. Гость ласково похлопывает Давида по затылку и отходит к Егору.
Слышно, как льётся на кафель шампанское.
ДАВИД: Ну, вот и всё...
ЕГОР: (громко) Пойло – огонь! (Гостю.) Отжимали такое у французов лет десять назад во время эпидемии, помнишь? (Всем.) Кому ещё налить?
Все, кроме Петра, Давида и Катерины, направляются к Егору.
КАТЕРИНА: Когда-то всё это кончится.
ДАВИД: Уже кончается. (Опускает голову.)
У Давида изо рта бежит тонкая струйка крови. Катерина замечает это.
КАТЕРИНА: (удивлённо) Что это, Давид?!
ДАВИД: (Егору) Что ты чувствуешь в этот момент?
Егор подходит.
КАТЕРИНА: (начиная паниковать) Ему плохо… Ой, мама… Где доктор?! Ему плохо… Ой, мамочки… Ему плохо! Позовите врача!
ДОКТОР: (подходит к Давиду) Так, смотри сюда… (Водит пальцем.) Сюда… Теперь на свет… Он принял. Очень много… Очень плохо… Очень много. Срочно воду. (Кричит.) Воду, бегом!.. (Осматривая Давида, замечает рану на груди.) Но это… подождите… это…
ДАВИД: Не трогайте меня, доктор. Лучше не трогайте. (Кричит.) Не трогайте!
Доктор отходит.
ДАВИД: (Егору) Отец, я обращаюсь к тебе – что ты чувствуешь в этот момент?
ЕГОР: Чё? Я ничё не делал.
КАТЕРИНА: (кричит) Сделайте что-нибудь!
ДОКТОР: Давид…
ДАВИД: Отойдите от меня, доктор! Я уже мёртв. (Глядя на Егора.) Убил меня, он убил меня, он убил меня, он убил…
ЕГОР: Я ничё не делал, ты слышишь, ты! Мудак маленький… Я не уйду. Ты слышишь меня? Я не уйду! Я никогда и никуда не уйду! (Опрокидывает стол.) Я останусь здесь!
Всеобщее смятение.
ДАВИД: (Катерине) Со мной всё хорошо. (Егору.) Держи её, пожалуйста, крепко, зажми ей рот. (Толкает Катерину.)
ЕГОР: (обнимая Катерину) Хочет выжить меня отсюда! Я поставлю этот дом на ноги, ты понял?! Я не уйду отсюда! Тебе не удастся!
ДАВИД: (Егору) Посмотри на меня, я твой сын, посмотри на меня, я твой сын, посмотри на меня, я твой сын и мне страшно, я хочу любить тебя, как отца, я хочу, чтобы ты стал мне отцом, ты не отец мне, понимаешь ты это – ты мне пока не отец?
ЕГОР: Чё?
ДАВИД: (говорит сбивчиво) Пока я боюсь тебя, ты мне не отец, но я всё равно твой сын – хочешь ты этого или нет. Я хочу, чтобы ты стал мне отцом, я так долго рос без отца, мне нужен отец, в моём мире так долго не было отца, а потом пришёл ты, и теперь я хочу, чтобы ты стал им. Ты можешь стать мне отцом? Можешь ты? Или нет? Посмотри мне в глаза. Я беззащитный маленький мальчик. Я не могу вырасти. Мне трудно вырасти без отца. Но я могу вырасти, если ты поможешь мне. Теперь слушай меня, теперь слушай меня, теперь ты услышишь меня, да, теперь ты услышишь. Папа! Сейчас я стою перед тобой и понимаю: мне страшно. А мне не должно быть страшно. Но я боюсь не только тебя. Я боюсь всех этих людей, которые глядят в мою сторону. Которые плюют в мою сторону. Я боюсь всех этих людей, и животных, и… Нет, животных я не боюсь. Точнее, я боюсь не всех животных. Я боюсь только тех животных, которых боишься ты.
Катерина изо всех сил пытается вырваться из рук Егора, Егор её удерживает. Все стоят, как бы в оцепенении. Давид максимально сконцентрирован.
ДАВИД: Ты не боишься медведей? Значит, и я их не боюсь. Ты не боишься собак? Значит, и я их не боюсь. Ты не боишься коров? А я боюсь! Если я не хочу убивать – это плохо? Мне страшно подходить к корове, потому что я боюсь, что не смогу её убить, если будет надо. Если ты прикажешь мне убить корову, то я не смогу, так и знай. Если я не буду убивать и обладать – это плохо? Если я не буду убийцей – жизнь остановится? В этом, в этом – твоя природа? В этом твоя задача? За этим тебя создал Бог? Для меня ты Бог. Я ничего не понимаю. А МНЕ ЧТО ДЕЛАТЬ?!! Ты что-то понимаешь из того, что я говорю? Сколько ты существуешь на этой Земле – тысячу лет, пять тысяч, десять? Я существую всего несколько часов – с того момента, как ты перешагнул порог моего дома, до этой секунды. Я не могу без тебя. Где же ты был всё это время? Нам же нельзя друг без друга. Если не будет тебя – всё остановится? Или нет? Я намного младше и слабее тебя. За мной – никого. За тобой – миллиарды живых существ. Мне страшно, я хочу сказать тебе: вот, кто я. Вот, кто я есть на самом деле. Это называется правда. Я краснею, когда это говорю? Я зеленею, когда это говорю. Мне стыдно, мне стыдно, мне ужасно стыдно. Эти люди смотрят на нас, затаив дыхание. Мне нужны большие зубы, как у тебя, чтобы я смело мог смотреть им в глаза. Ты готов драться с любым из них – я не готов драться ни с кем. Я могу обнять. Я могу любому протянуть руку. Я хочу плакать и протягивать руки. Всю жизнь только плакать и протягивать руки. Всю жизнь только плакать и протягивать руки. У меня слёзы на иконах. Да. Будут слёзы на моих иконах. Да будут слёзы на моих иконах… А ты хочешь хорошей схватки. Ты же хочешь хорошей схватки? Такой долгой, красивой, мощной хорошей схватки?
С телом и голосом Давида происходят странные вещи.
ДАВИД: Не с белым медведем, не с мамонтом. А с человеком. Я человек, я могу сказать: я человек. А ты человек? Ты – человек. Ч-ч-человек – это ты, а человек – это я. Есть два человека. Есть только два разных человека – ты и я. Ты это понимаешь? Понимаешь, что я пытаюсь сказать? Я ничего не понимаю. Но я – говорю, а ты стоишь и слушаешь. Ты молчишь. Ты гладиатор, а я река. Ты моя ветряная мельница. Если ты хочешь хорошей схватки, можешь растоптать меня прямо сейчас, при всех – тогда ты добьёшься хорошей схватки. Не простой схватки, а хорошей схватки. Ты понимаешь, что я имею в виду? Я ничего не понимаю. Посмотри на них. Им всем сейчас нелегко.
Небольшая пауза.
ДАВИД: (протягивая руку) Это моя рука. Твоего друга. Твоего сына. Я стою перед тобой, настоящий. Где же ты был всё это время? Мне так страшно сейчас, у меня кружится голова. Мне кажется, меня сейчас вырвет. Возьми меня за руку, пока мне... Страшно говорить при вас, люди… Я стою здесь сейчас перед вами не голый – я стою здесь сейчас перед вами без мяса. Все вы смотрите на меня, а я горю. На мне сейчас мяса нет. У меня горят кости, у меня кружится голова. Я могу упасть и умереть. Я чувствую себя плохо, помогите…
КАТЕРИНА: Господи, он побледнел, Давид, успокойся, помогите же кто-нибудь!..
Давиду плохо. Несколько человек бросаются к нему, чтобы помочь. Егор удерживает Катерину.
ДАВИД: (очень яростно) Не трогайте меня!
Все замирают. Кто-то дотронулся до тела Давида и обжёгся.
ДАВИД: (быстро и нервно) Это началось несколько дней назад. Моя мама самая красивая. Это зрело в каждом из нас. Папа, ты взял её, да? Это было красиво, как Бог. Ты был хорош, как Бог? Моя мама такого достойна? Кажется, я сейчас упаду и умру…
Иногда у Давида закатываются глаза.
ДАВИД: (очень быстро) Я слышал, как скрипела... Как пружины. Вээть-вэть, вээть-вэть… Не хочу-хочу-не хочу. Я ничего не понимаю. Если я не буду этого делать – мир остановится, папа? Всю жизнь только плакать и протягивать руки. Мне легче. Дышу. Я горю, но ты смотришь на меня своими тяжёлыми глазами, и мне легче. За ними что-то виднеется. Что-то за ними виднеется? Слои. Это как бензиновая плёнка на луже или как лук. Фрукт. Яблоко. Глазные яблоки Адама, слоистые, как лук. Снимаем первый слой: твои шрамы, твои переломанные кости, рёбра, твои саднящие язвы, твоё дыхание. Это первый слой... Второй слой: те, кого приходилось ломать тебе… Их кости, скрюченные пальцы и запах, как у червей. Я нюхал червей – они пахнут землёй и смертью. Это приятный запах. Ой, мама... Я ничего не понимаю!
Катерина плачет.
ДАВИД: …это был второй слой… Третий: поломанные забрала твоих далёких предков. Холодное оружие, огромный камень на поле боя, драный флаг над сгоревшей крепостью, женские юбки… Четвёртый – обезьяна. Облезлая палка и зелёный налёт на зубах… Зубы, зубы… Много зубов. Снова зубы. Драные волосы. Ветки в дерьме. Поволока – это пятый слой. Это первичный бульон. Пьяный толстяк на чьей-то задрипаной свадьбе. Его голубые глаза. Это детские голубые глаза. Это глаза бесконечно влюблённых. До безумия влюблённых. То есть, влюблённых до бесконечности. Так был влюблён я. Инфузория жрёт инфузорию. Голубые туфельки у двери женского туалета. Мне больно на это смотреть. Мне страшно больно на это смотреть. Мне страшно и больно на это смотреть. А что, если тихонечко посмотреть – это ведь… Что-то я стёр из памяти. Шестой слой: большой бум, столкновение тел – насилие. Без взрыва не будет жизни. Спасителя нужно распять. Кто-то же должен это сделать! Для меня, для тебя. Для того, чтобы я мог стоять тут и рассуждать – кто-то должен распять спасителя. Столкнуть два мира, создать большой бум. Нужен реально большой бум, не какая-то жалкая петарда на заднем дворе. Ещё немного... Седьмой слой: это первозданная чистота… Вот. Со слоями всё. Ибрагим… спа…
Давиду ОЧЕНЬ плохо. Он позеленел. Егор удерживает Катерину.
КАТЕРИНА: Хватит! Пустите меня, твари! Что вы стоите и смотрите?! Он УМИРАЕТ!
Люди стоят, раскрыв рты. Тело Давида становится совсем зелёным и покрывается яркими красными пятнами. На протяжении следующего монолога цвет его тела несколько раз меняется, как у хамелеона.
ДАВИД: …сибо… А-а-а-а-а…! (Собравшись с последними силами.) Сейчас я умру, чтобы подтвердить, чтобы подтвердить свои слова кровью. Смотри на меня внимательно. В новом времени для нас больше нет места. Мы с тобой – мокрый жмых прошлого. Ибрагим, ты прочистил слив? Горстка волос и жижи. Это мы с тобой, папа. Мокрый жмых прошлого. Прошлое разжевало нас с тобой на тысячи маленьких людей. Это маленькие люди, смотри. Не ври себе – ты не сильный. А я не стану врать себе, что я знаю… Что я… Знаешь, я… Хочу сказать: я чего-то, как-то… Мне что-то, действительно, страшно… Не шутя, страшно… Нет, я ничего не боюсь. У меня слабые руки, а я не боюсь. У меня тонкие ноги, а я не боюсь. И я ничего не понимаю. Я ничего не понимаю. Мне что, не остаётся места на этой Земле? Вот прямо сейчас, да? Прямо сейчас мне не оставили места?! Неправда! Наступает новое время? А МНЕ ЧТО ДЕЛАТЬ?! С каждым новым человеком – новое время. Я ничего не понимаю! А где буду я?! Папа! Я умру, но ты только пойми: ты тоже ничего не понимаешь! Ты стоишь и смотришь на меня сейчас… ха-ха!.. как баран на новые ворота!.. А я вижу семь слоёв за твоими очками: первый слой – твои кости и шрамы… И пятый слой – добрый толстый мужик с поволокой… И я умираю перед тобой, ради тебя, Господи, снова… (Кричит.) Это что ли значит – возлюбить ближнего своего?! А?! Вот оно как! Вот, что это такое! (Тело Давида излучает странное свечение.) Вот оно! (Радостно.) А как же я, Господи! А МНЕ ЧТО ДЕЛАТЬ?! Экенедиличукву, ха-ха, вот что я понял! Я всё понял! (На последнем дыхании.) Теперь я могу возлюбить тебя! (Ноги Давида отрываются от земли.) Дай мне только... Я люблю тебя! До свидания! Я могу…
Давид склоняет голову и умирает. Егор отпускает Катерину, она бросается к сыну и плачет над ним. Люди опускают головы. Стоит тишина. Её нарушают только короткие всхлипы Катерины.
Конец третьего действия.
IV.
Декорация первого действия. За час до рассвета.
В бассейне спущена вода. Егор и Ибрагим сидят на бортике, уставшие. У Егора в руках розги. У Ибрагима оголена спина. Машка сидит неподалёку и ест банан.
ИБРАГИМ: будешь бить?
ЕГОР: А?... (Вяло.) Да, сейчас буду.
ИБРАГИМ: за что?
Пауза.
ЕГОР: Зачем ты дал ему… Сколько ты ему дал?
ИБРАГИМ: (робко) очень большой доз…
ЕГОР: Убить тебя мало…
ИБРАГИМ: за что?!. (Пауза.) егор, ты зачем такой?
ЕГОР: Какой?..
ИБРАГИМ: злой. (Пауза.) Ты думай как вот, скажи?.. если бы он не принимай большой доз… он остался бы живой? навернай, нет. он ведь всё равно бы умирай, потому что твой друг украинай делай дырка в его грудь... Он бы всё равно умирай. так что зря ты меня наказывай…
ЕГОР: Если бы, сука, ты не дал ему слоновью дозу успокоительного – он бы никогда не решился… на отца…
ИБРАГИМ: так ты не отец ему
ЕГОР: А?
ИБРАГИМ: не отец ты его
ЕГОР: Не отец…
ИБРАГИМ: (после паузы) ты так думай?!
ЕГОР: Как?
ИБРАГИМ: что если бы не я, он не делай такой поступок – ты правдай так думай?!
ЕГОР: Да…
ИБРАГИМ: тогда-а-а-а-а-а-а-ай…ай-ай-ай! я заслужий тогда! так мне и надай тогда, пусть я умирай. давай, злой егор, карай меня, высекай-убивай урунге-сыкыз…
ЕГОР: Ты умирай, говно? Ты умирай? Мой пасынок умирай, вот кто. Из-за чего, скажи-ка?
ИБРАГИМ: из-за того, что тупой Ибрагим давай ему огромный доз пятачков, потому что Ибрагим желай месть, Ибрагим желай расплата…
ЕГОР: Вот именно!
ИБРАГИМ: Ибрагим желай, чтобы Давид убивай злой Егор. Или чтобы кто-то из детей Катерина коньки отбрось… Как Мурка, как корова любимый мой…
ЕГОР: (хлыщет) Сука. Животное. Тварь.
Из дома выходят Катерина, Анна, Саша, Петя и Доктор.
ЕГОР: Я только. Получил. Новый дом. Новый мир. Всё, что хотел. А ты, сука. Получай. Получай. Получай! (Видит Катерину.) Катерина… Катерина… Вот – я наказываю его… Вот он – кто виноват в… Я прошу тебя… Прости меня. Только не уходи. Вы нужны мне. Вы – все… Ты, Анна, этот парень… Пе-пе-петя? Да? Пётр... Петя… Вы очень нужны мне. Без вас я ничто… (Саше.) Франкенштейн… Слышишь, а? Франкенштейн… Я не хотел… Видит Бог, я ничего такого не хотел. Он ведь сам хотел меня убить!.. Эта нерусская тварь его обдолбала… И он потерял контроль, потерял рассудок – всё же ясно… Я бы ни за что… Никогда…
КАТЕРИНА: Мы уходим.
ЕГОР: Как?
КАТЕРИНА: Так.
ЕГОР: Как? Но… куда?!
ДОКТОР: У меня есть маленькое бунгало за рекой. Я там бываю редко. Нам бы только добраться – перебежками, перебежками…
ЕГОР: Вы не дойдёте. Вас убьют.
КАТЕРИНА: Мы дойдём.
ЕГОР: Огромная река, мост взорван!
КАТЕРИНА: Мы дойдём.
ИБРАГИМ: (бросается к ногам Катерины) Катерина Гавриловн, простищай меня! простищай твой слуга бестолковый! я давай ему слоновий доз… я был подлый, я желай тебе зла и твой дети зла… ох-хо, как я виноватый!.. прости, я молю, прости…
ЕГОР: Заткнись.
ДОКТОР: (задумчиво) Это невероятно. Сколько он простоял после того, как его ударили? Довольно долго, ведь, да? Довольно долго… И он… двигался. Сколько он употребил, Ибрагим? Я слышал об индейцах, которые под действием каких-то веществ становились практически неубиваемы… Слышал про скандинавских берсерков... Но никогда бы не подумал, что такое на самом деле возможно…
ИБРАГИМ: этот настой нужно быть очень аккуратнай. нужно было быть очень аккуратнай, точнее… теперь уж – всё
ДОКТОР: Что – всё?
ИБРАГИМ: ничего не осталось… Он принял всё.
ПЁТР: Всё?!
ИБРАГИМ: слоновий доз, я ж говорю (Пауза.) о бедный мой сын-хозяйка!.. о как я виноватый…
КАТЕРИНА: Я прощаю тебя, Ибрагим.
ИБРАГИМ: ка-ка-какай? меняй? правдай?
КАТЕРИНА: (горько улыбаясь) Да, «правдай». (Пауза.) Так странно… Я должна бы… Я… чувствую какой-то… свет. Нет, это... Ужасно то, что я говорю. Но… как-то… как будто бы стало светлее. Нет-нет-нет… Нет-нет-нет… (Пауза.) Я ужасная мать. Я всегда была ужасной матерью. Да я вообще не была матерью. Я только теперь ей становлюсь… И в воздухе больше не висит запах гнили, вы чувствуете? (Плачет.)
САША: Я понимаю Вас…
КАТЕРИНА: Ты?
САША: Да. Это было красиво. То, что он сделал.
КАТЕРИНА: Да, это было красиво.
ЕГОР: О чём вы говорите, вы чего? Этот черножопый его отравил, а он изошёл разноцветной рвотой и умер! Красиво?! И вы говорите, что это красиво?!
КАТЕРИНА: (Саше) …а как прекрасен был узор на его теле? А? Ты помнишь?
САША: Да, да, я помню...
ПЁТР: Я помню.
САША: Я напишу об этом…
ПЁТР: (одновременно) Я распишу так…
Саша и Пётр смеются.
ПЁТР: (Саше.) …скульптуру.
КАТЕРИНА: Скульптуру?
ПЁТР: Да, я… Я собирался его лепить. Я даже начал что-то…
КАТЕРИНА: О, Петя, это… Это… Я очень рада.
ПЁТР: Я любил его.
КАТЕРИНА: Правда?
ПЁТР: Да. Как ближнего. И даже больше.
Пауза.
АННА: Как хорошо, что я не видела ничего...
САША: Где ты была?
АННА: Я уснула. Я пошла в сад и уснула. И мои сны были... Мне теперь кажется, что сном был этот кошмар, о котором вы говорите. А то, что происходило у меня во сне – явью…
ПЁТР: А что происходило во сне?
ДОКТОР: Нам нужно выдвигаться, скоро совсем рассветёт…
КАТЕРИНА: Сейчас, секунду…
Катерина спрыгивает в бассейн и подходит к Егору.
КАТЕРИНА: Ты останешься здесь совсем один… Бедный… Старый…
ЕГОР: Мне не нужна твоя жалость.
КАТЕРИНА: Бедный мой… Старый…
ЕГОР: Вали.
ИБРАГИМ: Катерина Гавриловн, могу я… тоже к доктор…за реку
КАТЕРИНА: Я… я не знаю…
Анна хватается за живот.
ДОКТОР: Что… что такое?
АННА: Не пойму… Что-то…
ДОКТОР: Давай-ка сюда…
Доктор берёт Анну на руки и уносит в дом налево. В доме справа – слышен странный звук.
ПЁТР: Оу, это… Это звонят Давиду… В такую рань?.. Кто это?.. Странно. Я отключу.
Пётр уходит. Саша, Катерина, Егор и Ибрагим – садятся на бортик пустого бассейна. Какое-то время они сидят и ничего не делают. Звук прекращается.
ЕГОР: Я не понимаю…
КАТЕРИНА: Что?
ЕГОР: Зачем тебе уходить? (Хватает её.) Нет, ты останешься здесь! Ты никуда, никуда не пойдёшь, ты слышишь! Я сказал! Это я сказал! Я запру тебя.
Егор волочет Катерину в дом. Слышны его приглушённые крики в одной из комнат. Возвращается Пётр. Он, Ибрагим и Саша идут в дом. Крики Егора прекращаются. Ибрагим, Пётр, Саша и Катерина возвращаются к бассейну. У Петра в руке связка ключей.
ЕГОР: (кричит из дома) Выпустите меня, твари! Я выломаю дверь! Я… Я… Выпустите меня, пожалуйста… Катерина… Ну, пожалуйста… Не уходи…
ПЁТР: Где-то ещё эта девочка…
КАТЕРИНА: Оставим её. Испугалась, наверное, бедная…
ЕГОР: Машка! Машка… Открой меня… Пока они не ушли…
Появляется Машка.
САША: (Машке) Мы уезжаем. Ты пойдёшь с нами?
Машка отрицательно качает головой.
ЕГОР: Машка, тварь, я убью тебя, куда ты делась! Открой меня, дрянь ты мелкая!..
ПЁТР: Можем взять её с собой.
КАТЕРИНА: Ты хочешь пойти с нами, Машенька?
Машка отрицательно качает головой.
ЕГОР: Я прошу вас, пожалуйста, не уходите… Не… не оставляйте меня одного… Я больше не буду. Машка!.. Ну, где же ты, открой…
Машка идёт к Егору. Ей навстречу вылетает Доктор.
ДОКТОР: Большая радость!.. Ах-ха-ха-ха-ха-ха! (Подхватывает Машку и несёт её на руках.) У Анны большая радость! Вы слышите!.. Ах-ха-ха-ха-ха-ха!
Доктор шепчет Катерине на ухо. Появляется Анна. Она скромно направляется к бассейну и улыбается.
КАТЕРИНА: Не может быть! Это… Это невозможно. Но…кто отец?
АННА: Я не знаю.
КАТЕРИНА: Как?
АННА: Я правда не понимаю. (Улыбается.) Но я счастлива.
Катерина смотрит на Петра.
ПЁТР: Нет, нет. Клянусь.
Катерина смотрит на Ибрагима.
ИБРАГИМ: Нет, мой хозяйк, ты что-й не-е-е-ет…
Катерина поворачивается в сторону комнаты, где заперт Егор.
АННА: Мама, ты в своём уме?
КАТЕРИНА: Тогда я не понимаю…
АННА: Я тоже не понимаю…
КАТЕРИНА: Кто он?
АННА: Я не знаю.
КАТЕРИНА: Доктор, вы не…?
ДОКТОР: Катерина Гавриловна, я не ошибся. Я уверен на сто процентов.
КАТЕРИНА: (Анне) Анна, но кто…?
АННА: Не знаю.
ДОКТОР: (улыбаясь) Я думаю, девочка лукавит…
АННА: Мне только снилось сегодня.
КАТЕРИНА: Что?
АННА: Ага.
КАТЕРИНА: А… Ну… Как… А… Ага… Анна… Анна!
АННА: Что?
КАТЕРИНА: Прекрати.
АННА: Что?
КАТЕРИНА: Я буду рада, я ни в чём тебя не обвиню, я только буду очень рада! Не дурачь меня…
АННА: Я тебя не дурачу.
Пауза.
КАТЕРИНА: Ты меня не дурачишь?
АННА: Нет.
Пауза.
КАТЕРИНА: Ладно.
АННА: Хорошо.
КАТЕРИНА: Я ничего не понимаю.
АННА: Ну, да.
КАТЕРИНА: И я даже…
АННА: Что?
КАТЕРИНА: Я очень рада.
АННА: Я тоже.
КАТЕРИНА: Я счастлива.
ПЁТР: Кто-то звонил Давиду… Только что… Я принял вызов, а там никого. Чёрный экран…
АННА: Мне приснился сегодня ужасно хороший сон. Что война окончена, и отец вернулся. Другим. У него были полностью чёрные глазницы. То есть белки; глаз.
САША: Чёрные белки; глаз. Чёрные белки;. Это неплохо. Такие чёрные окуляры. Скрытая камера Бога.
АННА: Но это не было страшно. Это было как звёздное небо в тёплую ночь в мае. Когда много звёзд. Как будто два купола неба со звёздами – такие были у него чёрные белки;. Я как будто лежала под звёздным небом.
ДОКТОР: Нам нужно уходить, скоро рассветёт. Когда окажемся снаружи, берегите Анну. Нужно идти кругом, а её держать в центре, хорошо?
КАТЕРИНА: Хорошо.
ПЁТР: (бросает ключи в бассейн) Ну что, карапуза оставляем?
Все смотрят на Машку. Машка кивает.
КАТЕРИНА: Да. (Бросает взгляд на дом.) Дом покосился… Этот дом покосился… Какую-то песню я напевала сегодня с утра?
ПЁТР: Не помню…
АННА: Мама…
КАТЕРИНА: Что?
АННА: Вчера ночью… В тот вечер… когда была бомбёжка на днях, ты помнишь?.. Когда Давиду стало плохо… Он сказал мне, что ему было знамение. Он сказал… Что сделает что-то… Точнее, чего-то не сделает... Потому что он должен.
САША: Да он и мне говорил что-то подобное…
ПЁТР: И мне…
КАТЕРИНА: Потому что он должен?
АННА: Да… Это всё было довольно запутано, он был не в трезвом уме… Появился из ниоткуда, перевозбуждённый… Начал твердить про убийство, про пророка, про… Я хочу сказать, что мне кажется… он всё знал.
КАТЕРИНА: То есть?
АННА: (неуверенно) То есть, мне кажется, он всё это сделал специально. Он говорил что-то о чуде и о… и о том, что нужен ребёнок…
КАТЕРИНА: Ты хочешь сказать, что… Ты хочешь сказать, то, что случилось с тобой – и поступок Давида… это… Есть какая-то связь?
АННА: Я не знаю, мам. Я не знаю…
КАТЕРИНА: Ты первый раз назвала меня мамой, ты знаешь?
Пауза.
ИБРАГИМ: Анн..подожди, подожди, ты сказай, он был не в трезвый уме в тот вечер… он – выпивай, ты хотел сказать?
АННА: Нет, успокоен.
ИБРАГИМ: но он не мог быть тогда успокоен, так как я запирай мой подвал и ходил злой по лес, он не мог взять там ни пятачок…
Пауза.
АННА: Не понимаю…
ИБРАГИМ: я уверенай. у меня все порций подсчитаны, я всегда строго следить за все порций, и я тогда не давай ему ничего, я не видел его тот вечер, я был злой на Егор и ходил злой по лесу, а когда пришёл – всё было на месте, когда я вернулся, клянусь
САША: (Доктору) Но разве доктор…
ДОКТОР: Я ничего не говорил о причинах его состояния… Я приехал только вчера… и я не брал кровь на анализ, я поверил вам на слово…
Пауза.
САША: Если он не был успокоен в тот вечер…
АННА: Значит, знамение, действительно, было…
Пауза.
ПЁТР: Или он всё выдумал. (Пауза.) Просто выдумал это и всё…
КАТЕРИНА: А разве есть разница? (Пауза.) Мой сын умер здесь. И я ухожу отсюда. У моей дочери будет ребёнок. Я думаю, мальчик. И если это будет мальчик, мы назовём его Давид. Вот и всё. И никто не умер.
АННА: И никто не умер.
КАТЕРИНА: Никто не умер. Идём…
Катерина, Пётр, Ибрагим, Анна, Доктор и Саша уходят. Машка стоит и смотрит им вслед. Слышно, как открываются ворота.
Дом стоит, как осиротевший.
ЕГОР: Я найду вас, я найду вас, где бы вы ни были. Я буду всегда следовать за вами. Как хищный зверь. Как ваше грязное исподнее. Сволочи… Сволочи… Я выберусь отсюда и найду вас. Ничто меня не остановит. Ничто… (Выламывает дверь.) Ах-ха-ха-ха-ха-ха! Вот так! Ну, теперь держитесь… (Бежит за ними. Возле Машки останавливается.) Что такое?.. Мои ноги как будто не слушаются… Что-то было в его словах… Не хотят идти… Вчера, когда он говорил… Во всём этом… было какое-то… страшное давление… «Голубоглазый толстяк на чьей-то задрипаной свадьбе…» Как он узнал, что я был когда-то толстым?.. Жирным даже… Пф-ф-ф… Глупость. Наговори любой так с три короба – что-то да попадёт прямо в сердце, да? Конечно! Десять минут ахинеи!.. Но что-то было в его словах, что-то было... «Папа, папа… не хочу бояться тебя…» Так он говорил? (Машке.) А ты что – тоже меня боишься?
Машка кивает.
ЕГОР: …нет, ну, надо же… Н-не надо меня бояться, ты чего… Я не злой… Или злой?
Машка кивает.
ЕГОР: …злой да… Сука, я просто очень злой… «Сука»… Зачем я говорю вот так – «сука»?.. Можно же… как-то иначе это сказать… Например, собака. (Оборачивается на дом.) Что-то здесь надо устроить, да?.. Я хотел сжечь его к чёртовой матери, но сука… То есть, собака… Что ж добру пропадать. (Идёт к дому.) Машка, закрой ворота!..
Машка бежит закрывать ворота.
ЕГОР: А, нет, нет!.. (Пауза.) Постой. (Пауза.) Не закрывай. (Думает.) Да, да… Так и сделаем. Давай так и сделаем. Оставляй ворота открытыми. Так и попробуем… (Пауза. Шумно вдыхает и выдыхает.) Небо такое… Красивое небо, а? Вчера было точно такое же, но сегодня… Как будто бы всё также… но… чуть-чуть по-другому. А? Как ты думаешь? Машенька… (Уходя.) Может, какой-нибудь беженец к нам и заглянет… Я и сам не так давно, знаешь, нуждался в крове… А здесь можно снести перегородки… Ты готова к серьёзной стройке? «Гостевой дом для беженцев “У Егора”»! Или нет… «Собака»! «Собака», точно! «Собака» - это хорошо… «Собака», сука, хорошо! То есть – собака хорошо. Не сука – собака… «Собака», собака, отличное название!..
Егор и Машка уходят в дом.
Огромный белый медведь, как большое облако, выплывает из левой кулисы. Он грузно валится на спину и ворочается на траве.
Конец.