Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.
Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.
Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.
Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.
Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.
Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.
Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.
Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.
Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.
Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.
Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.
Как-то раз на рабочем столе в аудитории я обнаружил тща-тельно нацарапанную надпись: «Молодой ассистент кафедры анатомии Варгин – душечка, котик и злодей». Варгин и правда был молод и хорош собй, такой сердцеед в глазах первокурсниц. Как напевала наша одногруппница Тома Кочержинская – О, дайте, дайте мне мужчину, я свой позор сумею искупит…
Еще история, отражающая студенческие проблемы – общее комсомольское собрание института. Его проводили по заявле-нию некоей девицы, которая приехала из деревни в Пермь, устроилась на работу штукатуром-маляром и познакомилась со студентом-медиком. По деревенской простоте ей явно хотелось замуж за будущего врача. Студент сказочно подрабатывал на ночных дежурствах санитаром в морге областной больницы и девица регулярно приходила к нему в морг в гости. Чем они за-нимались по ночам одни среди трупов? Но жениться парень не захотел. Вот она и настрочила заяву, требуя женитьбы. В про-тивном случае девица хотела, чтобы студента исключили из вуза и комсомола. А также чтобы он вернул купленные ею на свои деньги 2 рубашки китайские по 6 рублей, авторучку китай-скую же за 9 рублей и электрофон «Юность». Парень объяснил жаждущей подробностей битком набитой большой аудитории, что девица отдала ему самое дорогое исключительно добро-вольно, китайские рубашки превратились в серые тряпки после третье стирки (это правда, главным достоинством таких рубашек был жесткий воротничок) и он их выбросил, электрофон давно сломался, авторучку за 9 рублей он тоже не может вернуть, так как ее украли в раздевалке санфака. Денег же у него нет. А жениться он не может потому что в Костроме его ждет невеста. Мнения в зале разделились, некоторые обойденные мужским вниманием студентки гневно обличали «эту деревенскую проститутку», другие вяло упрекали санитара за распущенное поведение среди мертвецов. Девица присутствовала и молчала. В итоге она не получила ни мужа, ни подарков, ни денег, а санитар-любовник лишился подработки в морге.
В институте существовала компания парней, которые на первых двух курсах занимались тяжелой атлетикой – тягали штангу, за что получали разные поблажки и снисхождения вроде освобождения от рутинной физкультуры, досрочной сдачи за-четов и пр.. Это все были ребята небольшого роста (и ума). Один из них, не отличавшийся еще и красотой, летом побывал в Москве и с обидой рассказывал, как на Большом Каменном мосту засёк знаменитую тогда киноактрису, игравшую роли мо-лоденьких наивных колхозных девушек. Он рассказывал – Я подвалил к ней, а она взглянула на меня и сказала – Отвали, ведь у тебя второе место по красоте после крокодила. Штангист был убит, он не ожидал такого отлупа от наивной, как он считал, девочки… Другой штангист, Валерка Виноградов, был хоть и невысок, но умен и даже красив. На вечере танцев в общежитии он пригласил незнакомую студентку. А она ему заявила – Я с маленькими не танцую. Обиженный Валерка, однако, не рас-терялся и ответил, – В постели-то все одинаковы. и ушел с это-го вечера. Смотришь – парни бугаи, а душа - нежная.
Разные ребята… Сашка Бескровный, старше меня года на три, вступил в партию большевиков и стал старостой общежития. В этом качестве он быстро приобрел репутаци мелкого тирана и пакостника, его иначе как «Чомбо» (по имени африканского диктатора Чомбе, убийцы Патриса Лумумбы) не называли. Бес-кровный окончил институт и стал, конечно же, главным врачом. Некоторые парни не хотели лечить, они хотели командовать теми, кто лечит. А вот Рая Кулакова, невысокая рыжеволосая простодушная, тоже была назначена главврачом сельской больницы – как член КПСС. Мы ее не раз спрашивали – Раечка, как ты вступила в партию? Раечка объясняла – Я работала фельдшером на селе и мне начальство говорило – Как, ты не член партии? Надо вступать. Ну, я и вступила. Должность глав-врача Рае не нравилась, ей хотелось семейного счастья, детей и покоя.
Однажды в воскресный день прибежал в общагу Игорь Соболев - сокурсник со стомата. Он жил на квартире, но мы были хорошо знакомы. Игорь имел одно неудобное свойство характера – выпив 100 граммов, он любил «подухариться». И вот, гуляя в таком состоянии по улице Ленина, он встретил мужика с рюкзаком. Мужик шел своей дорогой, но Игорю почему-то не понравился, Он подбежал и врезал ему по рюкзаку. Рюкзак за-гремел. Навстечу шел парень. Игорь завопил – Генка, бей его. Парень, видать, и впрямь оказался Генкой и из солидарности тоже врезал мужику. Тут мужик пришел в себя от неожиданно-сти, он Узнал Игоря и заорал – Я - доцент такой-то! (Доцент пе-реезжал на новую квартиру и тащил в рюкзаке кухонную посуду). Игорь протрезвел, узнал в свою очередь доцента и понял, что погиб. Дал деру в общагу, благо она была рядом, и теперь чуть не плачет - Парни, я избил доцента такого-то! Закончилось все хорошо, благо кухонная посуда не бьется, а доцент оказался незлобив.
В новогоднюю ночь, 1961 года, приняв по стакану портвухи, мы отправились гулять. Мы – это я, Курт. Юрка и Мишка. Курту - семнадцать, нам с Юркой по восемнадцать, лишь Мишке – года 22, он только что вернулся из армии. Ночь, тишина, улица пу-стынна. Мишка стибрил в армии пару взрыв-пакетов. И один захватил с собой. Идем, навстречу компания – два мальчишки и две девчонки. Мишка запустил свой взрыв-пакет и бросил на тротуар. Он лежит, мы и компания идем навстречу. И когда мы поравнялись, пакет взорвался. Взрыв-пакет – это такая штука для имитации взрыва гранаты – хлопок, искры – и ничего более. Но, конечно, когда у вас под ногами неожиданно она взры-вается, – это нечто. Мальчишки и девчонки только тесно при-жались друг к другу и моча прошли мимо. А мы пошли своей дорогой. Спустя минут десять я вижу как по противоположной стороне улицы бежит милиционер. Пока я, слегка одурманенный портвухой, соображал, с чего бы это мент бегает по пустой улице, он перебежал проезжую часть, возник перед нами и и возопил – Стой, руки вверх, бросай оружие, какое есть!. Я огдянулся – сзади еще два милиционера. Мы остановились, ру-ки не подняли. Кроме Курта, который по национальной аккурат-ности вздернул обе руки. Очевидно, кто-то сигнализировал – мол, идет банда, стреляет… Обыскали они нас – ни оружия, ни документов. Идет и идет себе молодежь, а что стреляют, так с перепугу и с перепою мало ли что покажется… У аккуратиста Курта нашлась студенческая книжка, из-за чего его некоторое время вызывали в деканат. На этом все и закончилось.
Наши осенние поездки в колхоз – на помощь горемычным кол-хозникам, которые не справляются с уборкой урожая. Казалось бы – зачем сеять и сажат столько, что не в силах собрать? На деле это выглядело так. Приезжаем. Поселяют нас – парней и девиц в одной большой избе без хозяев. Спим на полу на мат-расах, набитых сеном, мальчики в одной комнате, девочки в другой. Еду готовим сами в русской печи из продуктов, достав-ляемых колхозниками. На поле работает картофелекопалка. Она прошлась по полю и исчезла. Дальше нужно вручную собирать картошку, которая оказалась на поверхности. Если вы горите желанием помочь родной стране, надо у каждого вывороченного куста зарываться глубоко в землю, так как отечественные копалки большую часть клубней оставляли в земле. А не хочеь надрываться - собери что на виду. Картошку сваливали в большие кучи. По идее затем ее следовало загружать в мешки, а мешки грузить на телеги и отвозить на склад. Вот тут и возникала заминка. Колхозники не доверяли нам запрягать лошадей в телеги и возить добычу. А сами они этого делать не могли, и вот по какой причине – наступила пора массового ме-роприятия по названию «Картофилинка». Суть дела проста. С утра всё население деревни идет к одному из жителей копать картошку на его личном участке. К вечеру вся картошка убрана. И тут хозяин ставит цистерну браги. Все нажираются. На сле-дующий день с утра идут к другому соседу. Все повторяется. Понятно, что возить урожай на склад некому. А поскольку в д еревне дворов двадцать, то весь сентябрь для уборки карто-феля пропадает. Оставлять клубни в кучах на поле нет смысла – он либо сгниет, либо его растащит непьющая ребятня. По-этому мы выходили в поле и сидели там, играя в дурака. Одна-жды тоже устроили вечеринку. Засыпали сахар в молочную флягу, залили водой с дрожжами и стали ждать. Прикладыва-ешь ухо к фляге – а там бурлит. Получилась брага – беловатая сладкая жидкость с умеренным содержанием спирта, но с огромной долей сивушных масел – чистый яд. Если такое еже-вечерне пили кохозники, то понятно, что картофилинка напрочь лишала их способности работать на общество. Кружка этой отравы вышибала из седла. Не алкоголь, а именно сивуха. Под это дело одна из наших девиц обиделась на своего парня, за то, что тот, якобы, уделяет ей меньше внимания, чем другим присутствующим студенткам, и дала ему пощечину. После чего повернулась и хотела убежать в слезах. Парень в ответ изде-вательски захохотал и подставил девице подножку. Это оказа-лось непереносимо, девица побежала топиться. Деревня стояла на берегу широкой, но чрезвычайно мелко речки. Несчастная зашла на середину, но воды оказалось только по колено. Она села – вода дощла до пояса. Сначала мы понаблюдали это представление с берега, а потом, конечно, спасли страдалицу. Все закончилось хорошо – женидьбой. Протрезвев, колхозники решили, что мы не отработали средства, потраченные на нашу кормежку, и прислали в институт счет. Институтское начальство вычло из нашей стипендии по пять рублей.