Срок – вечный долг, отсидевший уже не таков, как все, и отношение к нему иное, чем к другим, - как к тому, кто был зверем и, хотя сейчас он человек, но в любой момент может обратиться в зверя вновь.
Между тем отсидел – оплатил задолженность перед обществом и, общество, отвали, раз все оплачено. А то начинается от благонравных с благонадежными – «стыдно ли вам?», а чего стыдиться, коли все уже оплачено и переоплачено страданием. Мало отсидел? А сколько дали по закону, столько.
Вот вышел маниак, и оказывается, что общество надеялось, что он там сдохнет. Тогда к чему эти кривляния, к чему эти игры в гуманность? Пускай общество возвращает смертную казнь и не надеется на тихое постепенное убиение заключением.
Понятно, что маньяки не сидят порядочными арестантами и их судьбы никак не интересуют таковых, но благонравные то граждане этого разделения не понимают и эти их надежды, что преступники как-нибудь тихо и незаметно перемрут за решетками, не нарушая их покой и не запятнав общественной совести, они, эти надежды, равно относятся ко всем преступникам всех мастей.
Перевоспитывает ли заключение? Нет. Вышедший получает лишь понимание, что, если придется-таки придавить какую особо мерзкую гниду и уйти от этого долга будет нельзя, то за это придется оплатить.
Долг философа говорить обществу неприятные истины, вот я и говорю, что вовсе не все выходят сломленными и кающимися. Многие повторят за мной: «Общество, отвали, все оплачено!»