Проводник
– …ну помогите-же, хоть кто-нибудь!!
Глухое эхо колодца ответило коротко: Будь…
Макс усмехнулся глупой иронии эха. Руки налились свинцовой тяжестью и опухли стянутые наручниками. Привык к «родной» трубе, сроднился так: нежно обняв в обхвате. Уж третий день, а Германа всё нет. Макс горько улыбнулся старенькой шутке такого же старого профессора из мединститута. Жаркий полдень по ту сторону люка давал холодной металлюке возможность конденсировать, и на узника падали редкие капли мутной воды. Ни напиться, ни сдохнуть… Край его жизни очерчен. Остались считанные часы и …никого, кто спас бы. Всего-то надо – открыть люк и дать вздохнуть, дать свободу. Узник знал, что после жизни табора в этих местах тут как в Припяти. Ничего и никого.
Мотнув головой, Макс попытался сбить со лба насекомое. Сбил, ударившись виском о разбитый край выходящей в полость колодца асбестовой трубы. Поведя плечами, он локтем подвинул к лицу кабель и стал грызть. Лучше издохнуть убитым током, чем помирать вот так – криво-косо, стоя в луже воды раком, приобняв трубу. Рядом уже висели несколько концов погрызенного кабеля. Те линии были обесточены.
Лизнув сухим языком кожу куртки, он чихнул от попавшего в нос порошка, просыпанного на него тренером. Химический героин с чуть горьковатой кислинкой дал прилив сил. Он помнил разговор и последние слова «поселившего» его вот сюда, в этот зловонный колодец. Не мог соврать уважаемый человек! Один из кабелей шел в будку железнодорожного разъезда на освещение и подъем шлагбаума, все остальные уходили змеями в асбестовую трубу – на заброшенную колхозную ферму. Последние обесточены. К чему освещать забытые уж лет как десять колхозные развалины. Так что не всё потеряно! Если он закоротит разъеденный кабель, его на «прозвоне» найдут железнодорожные электрики! Только бы самому не стать проводником в лужу! Ну и пусть ударит! Тряхнёт порядком. Главное - вовремя разжать зубы! Нет другого пути к жизни. И Макс до хруста сжал челюсти…
* * *
– Стой ровнее! Ноги шире! Что в карманах?
Сержант медленно двумя пальцами вытянул из заднего кармана джинсов целлофановый пакет с непонятным порошком. Осторожно раскрыв, лизнул содержимое.
– Герыч с кислой химией, – сказал он старлею, шарившему в карманах парней, выстроенных вдоль стены футбольной раздевалки. – Надо ж, шли на захват банды спортсменов, а словили наркодилеров! Вот пруха-то!! А?!
– Не моё! – громко сказал Лёха, воротник команды «Оникс», уже год как арендующей этот местный разбитый временем стадион.
– Понятное дело! Это - мой герыч! Так? Только что делает мой герыч в твоих карманах? – спросил его седой опер старлей, ударив ручкой пистолета по верху спины.
Охнув от боли, Лёха стал складываться как перочинный нож. Пинок берца по копчику заставил его подняться в ту позу, что была раньше.
Старлей почесал нос.
– Так-с. Три пакета на десять наркодельцов. Странно… Вроде не делится, а оно вона как получилось. Кто пустой? Надо ж домочадцев предупредить? – спросил он сержанта.
– Этот! – ответил полицейский, ткнув пальцем в спину Макса. – Ты ваще кто здесь? Нападающий?
Макс в отрицании замотал головой.
– Я медик команды, ничего больше, – ответил он, поёжившись, глядя на Лёху, по щеке которого бежали слёзы боли и непонимания.
– Завтра в девять, чтобы все родители спортсменов и ты были в участке. Понял? – спросил старлей, пнув врача под зад. – Пшёл вон…
Оглядываясь по сторонам и потирая зад, Макс попятил к двери. Открыть не успел. Дверь распахнулась, показав на пороге высокую фигуру тренера.
– Что тут происходит?! Что вам тут надо? – громким голосом Николай Иванович обратился к старшему офицеру.
Злорадно ухмыльнувшись, старлей посмотрел на сержанта и скомандовал:
– Этот – главный у них… Определи в браслеты и проверь карманы, носки. Хотя вряд ли он может быть ишаком на развозе закладов. Пошарь так, для проформы.
Николай Иванович обратил внимание на уже немолодого старлея, остановив взгляд на его лице. Над правой бровью отметил старый, но ещё приметный шрам в виде звездочки.
– Макс, может ты расскажешь, что тут произошло? – спросил он врача команды, но тот, опустив глаза, быстрее ящерицы юркнул в дверь и побежал к выходу из раздевалок.
– К стене, руки за спину! – скомандовал сержант, щелкнув наручниками на запястьях тренера, спросил: – Фамилия?!
– Петренко! Николай Иванович Петренко… – ответил тренер сержанту, встав лицом к стене в ряд спортсменов...
Минул месяц.
Николай Иванович весь напрягся. По спине немолодого, но ещё полного сил мужчины лился пот. Он всматривался в телемонитор, слушая и разглядывая мелькающие в кадрах лица.
– …ещё одна банда наркодельцов взята с поличным! – вещала красивая, почти молодая женщина в погонах полковника, явно не имевшая к полицейским трудовым будням никакого отношения. Её подкаченные силиконом губы несли с экрана заученную чушь: – За молодыми людьми велась долгая охота наших оперативных сотрудников. Бессонные ночи бдения дали свои плоды! Честный горожанин может легко узнать в этих, уже не в студентах – своих соседей, друзей в кавычках, своих детей, точнее – нелюдей, распространяющих наркотическую заразу по городу! Вглядитесь в их честные, но уже прогнившие во лжи лица!
Камера скользнула по группе юношей, среди которых была и девушка. Дальше показали полицейских в масках, а за ними… прятавшего глаза – ещё недавно врача команды «Оникс» – Макса, потирающего запястья от только что снятых наручников... Дальше в кадре появилась полковница и зашевелила губами-варениками.
Николай Иванович не слышал её. Он был в прострации. Да, узнал врача сразу. Не везёт парню, подумалось тренеру, и он, вспомнив случай с футболистами, тяжело вздохнул.
– Здравствуйте! – вдруг услышал он за спиной.
К столу, за которым сидел бывший футбольный тренер, подошел седовласый мужчина. Шрам в виде звездочки красовался у него над правой бровью. В руках мужчины - пластиковый пакет.
– Присяду, если не возражаете, – сказал он улыбнушись.
– Это я вас пригласил. О-о, дошло инфо недельной давности? - как бы случайно спросил опер, кивнув на экран монитора.
– Зачем я вам? – ещё не веря в эту встречу, спросил тренер.
Подошедший официант поднёс к столу графинчик с водкой, рюмку и тарелку с парой бутербродов с икрой.
– Давай ещё закуски и рюмочку не забудь, – скомандовал полицейский в штатском, показав глазами на Николая Ивановича.
– Я не пью, – тихо сказал тренер.
Полицейский грустно улыбнулся.
– Будете, если вам интересно не кино, а что тут да как, вживую… – сказал он, вальяжно развалившись на пластиковом стуле. – Заметили знакомого?
Ответа он ждать не стал, показав взглядом на соседний сдвоенный стол, за которым, беспечно смеясь, гуляла золотая молодёжь. О том, кто это, было легко понять по напиткам на столе, «Ролексах» на запястьях некоторых и по дорогим смартфонам.
– Эти зачем нам? – спросил он старлея. – У меня другая проблема.
– А вы невнимательны, дорогой тренер. Что же, всему своё время. У нас есть пятнадцать минут. Потом вы уйдёте с этим пакетом, – он показал взглядом на свои колени, где тренеру был виден его пластиковый угол.
– Слушайте внимательно. Это встреча последняя. Других не будет. Мне как жильцу остались минуты. Перед входом в ресторан я проглотил пакетик с героином. Скоро стенки пакета растают под действием желудочной кислоты. Ждёт мой желудок мелочи: когда я опрокину первую рюмку. Такова реакция кислоты с водкой на целлофан. Умру сразу. Заслужил…
Николай Иванович, обеспокоенный откровением опера, как бы ища нормальное положение тела, заёрзал на стуле. Этот разговор для тренера был необычайно сложным и ситуацией, и самим моментом. Сердце Николая Ивановича кричало об опасности, но сознание тренера скрутило «кроликом» перед старым опером-удавом.
Не услышав возражений и вопросов, опер с сожалением окинул веселящуюся молодёжь и продолжил:
– Я их собрал вместе. Это дети наших полковников, прокуроров, судей. Последние минуты гуляют, уж я позаботился. "Проводник" уже сделал заклады по их карманам. Сюда едут сотрудники ФСБ и …несколько операторов из ведущих телеканалов. Всё будет так, как было раньше по сценарию их крутых папиков. Наручники, пакеты, потом - полковница с надутыми губами, чей пасынок средь этих выбледков, кстати настоящих наркоманов. Пара из них уже примеряют форму сотрудников прокуратуры.
Николай Иванович с удивлением посмотрел на опера.
– Но почему я? – спросил он, не надеясь на ответ.
– Скоро всё узнаете. Стукач в наших кругах с погонялом «Проводник». Он собирает и сдаёт детей обеспеченных родителей.
– А вам какой интерес со всего этого театра? – спросил тренер, глядя в глаза оперу.
Тот глубоко вздохнул и задержал дыхание. После, выдохнув как самое тяжелое с души, ответил:
– Вчера днём похоронил супругу. Она не вынесла смерти сына. Мой мальчик умер от передозировки. Пакетик, который я проглотил, нашел у него банально, под матрацем. Героин узнал сразу. Такие пакетики из особо плотного целлофана, других по природе – нет. Героин - из наших «неучтенных» вещдоков, а с ним работал только «Проводник». В России наркотик не производился. Он был нами взят у таджикских «ишаков», что везли его в желудках самолетами из Душанбе. Трафик пакистанский. Сам принимал «ишаков» в аэропорту. Спасибо "Проводнику". Работал как часы. Именно этот герыч и «находят» у богатеньких детей. Так что имею шкурный интерес.
– Но мои парни не были из богатых. Не были наркоманами. Они подавали надежды! Некоторых ждали ведущие клубы страны. В чем суть того беспредела? – спросил Николай Иванович, повысив в злости голос.
Опер укоризненно покачал головой.
– Мой тоже не был сыном лейтенанта Шмидта. "Проводник" вот так, забрав всё что мне дорого, отомстил за горб. Не я его растил. Сам... За вопрос так скажу: вы сами на него ответили. Те клубы получили парней, которых не ждали. А мы получили деньги за ваших пацанов от богатых родителей, чьи деньги сделали их детей желанными в тех самых клубах. Был заказан путь – вашим, но... у прокурора были другие планы.
– И вы мне так спокойно об этом рассказываете? – спросил Николай Иванович, но, столкнувшись со взглядом опера, осёкся.
– В моём пакете деньги на трёх парней. Возьмёте после. Тут хватит, чтобы их выпустили. Там же, в пакете, номер телефона должностного человека. Он в курсе и вам поможет, – опер встретился со взглядом тренера. – Читаю по глазам. Почему на трёх? Ровно столько было принято в ведущие клубы. Верно? Вытаскивайте своих и помогите в продвижении, – сказал опер, отведя взгляд на рюмку с водкой. – Нет у меня больше. Кино такое. И из этих что есть, две трети взяты под проценты в банке. Мне их всё равно уже не возвращать. Одна просьба – «Проводник» должен сдохнуть собакой. "Посахарите" перед смертью, пусть сдохнет в радости. Пакетик с "сахаром" спрятан в деньгах.
– Я не убийца! – сказал Николай Иванович отвернувшись, давая понять, что разговор окончен.
Опер довольно хмыкнул.
– Поздно. Знал ваш ответ. Я сам сделал выбор. Всё просто как мир… Один из трех – ваш сын, правда он об этом не знает. Вы пойдёте на всё, чтобы вытащить свою кровиночку, в которую тайно от всех вложили все свои силы и надежды. Он же звёздочка, верно? Достаточно вашего честного слова. Если вы этого не сделаете, я сейчас пойду в туалет и вырву пакет. И пока не найду нужного мне человека – не сдохну. Вот вы, честный, ждите восемь лет. И что, сын после станет футболистом? Хотите вернуть – убейте моего врага.
Задумался Николай Иванович. Привел чувства в порядок. Сделав выбор, взял у опера рюмку и, выпив, спросил:
– Почему сами этого не сделалали?
– Вчера, по возвращении с кладбища, я запустил эту операцию, а наркотик, что нашел у сына, час назад. Поздно. "Проводник" меня сдаст ФСБ с потрохами, и мне его уже не достать, – сказал он и подытожил: – Вы - последняя моя надежда. Закусите и дайте СЛОВО…
Николай Иванович уверенно кивнул.
– Даю слово. Я убью его. Но как я узнаю, кто такой "Проводник"?
К столу подошел официант со второй рюмкой и тарелкой с бутербродами. Опер, кивнув, дал парню две измятые тысячные банкноты. Официант хотел было возразить, но полицейский остановил его словом:
– Могу я хоть раз заплатить за себя? Отдаю всё, что осталось…
Налив полную рюмку, он поднёс её к губам и, выдохнув, выпил.
– Как я узнаю "Проводника"?! – испуганный дальнейшими событиями, громко переспросил тренер.
– С Иуды снимут наруч…
Пена, не дав договорить, с кровью хлынула из рта опера ровно в ту секунду, когда двери ресторана с шумом распахнулись и в зал с громким топотом вошли вооруженные автоматами люди в масках…
Николай Иванович был выдворен из ресторана со всеми посетителями. С него было взято обещание, что утром он придёт в следственный комитет и даст показания. В общей суматохе никто не обратил внимания на целлофановый пакет, который сжимал в руках изумленный случаем бывший тренер.
* * *
В обеденных новостях следующего дня, уже после общения со следователем, Николай Иванович сидел у телевизора в своей квартире. Полковница вела свой последний репортаж. По её печальным глазам и голосу можно было понять только одно: расклад успешной операции её не радовал. Губы-вареники рассказывали заученный текст в ту минуту, когда она искала выход из положения, в которое угодил её пасынок – сын прокурора края. Вытащить пацана не представлялось возможным. Свидетели случаю – вся Россия! Шли последние часы её и мужа на службе Родине. Впереди - только позор и судебные разбирательства.
Но не этого так ждал Николай Иванович. Для случая не промахнуться, надел очки, попавшие ему случайно под руку. Очки остались после смерти матушки. Он их хранил как память. В сей час он, сжавшись в пружину, был весь во внимании. И каково же было его изумление, когда увидел редкий секундный кадр со снятием наручников…
Николай Иванович подошел к серванту. Сопя, вытащил единственную бутылку спиртного. Армянскому коньяку, на котором он поклялся больше не пить, минуло десять с хвостом лет. Тренер без сожаления свинтил крышку. Залпом сделал глоток прямо из горла. Вспомнив что-то, он улыбнулся и снял очки.
– Спи спокойно, опер. Я убью ЕГО…
Двумя неделями позже.
– Последний кадр - и тащите осторожно наверх, – сказал криминалист, задыхаясь от вони.
Минутой после, уже вытянутый из колодца, он дал команду вытаскивать труп.
– Глухарь стопроцентный. Пока трудно сказать, кто это, …так, догадки, – сказал он стоявшему рядом молодому полицейскому-стажёру с вопросительным знаком на ещё юном лице. – Убило током шагового напряжения, когда перекусил кабель. Надо ж тому! Фокус фантома. М-да. Ирония судьбы. ...Он больше недели был проводником тока и поднимал без надобности шлагбаум на переезде. Операторы были в шоке! Подходят, ну чтобы по сигналу включить подъём, а шлагбаум – сам поднимается и после, пропустив локомотив, опускается. Иногда и не в тему делал подъёмы. Так, без привода от кнопки. Кому скажешь, не поверят. Поднимал наш горемыка уже будучи трупом. Пока зубы от напряжения не высыпались из мертвой хватки челюстей. Отгорели на коротыше, и труп тут же рухнул в лужу. М-да. Тут к бабке не ходи. Поверь, так и было. Когда полностью пропало питание, спохватились. В прозвоне кабеля его нашли электрики из ЖД… Один из операторов после этого случая стал клиентом психдиспансера. Другие - на подходе, и ведь есть с чего…
Будущий опер стоял с открытым ртом. Вечером он всё расскажет домочадцам, а поверят ли?...
Один из старых оперов, прибывший сюда по дежурству, отозвал следователя прокуратуры и тихо сказал:
– Это тот самый «Проводник». Когда-то он был пойман на воровстве из шкафа наркотических лекарств в местной реанимации. Он там работал врачом хирургом. Да сам подсел, плюс приторговывал… После «определения» в стукачи, с подачи прокурора стал врачом местной футбольной команды. Посадил паскуда полкоманды. Были и другие эпизоды... Наркоманище, давший ход недавним событиям. Ну да, он притянул прокурора за уши под монастырь. Пресс ФСБ. Однозначный глухарь. Ни пальцев, ни следа. Поверь, сработал высший киллер. А? Что? Мотивы? Хм... Так не узнать этого. «Проводника» вёл известный нам покойный опер. Он-то знает, кто замочил «Проводника», сделав настоящим проводником в работе шлагбаума, только как спросить? К медиумам надо с этим вопросом...