Солнце сверкает сквозь рваные облака и обжигающий северный ветер мчит метель вдоль смотровой площадки над Каменкой. Засыпаны ледяной крупой бутылки на прилавке, вдалеке, в пойме и на аккуратных мостиках видны маленькие, брейгелиевские фигурки на снегу. У прилавка царит основательный, честный, обветренный мужик, укрытый навесом от пархучего снега.
- Скажите, а это самогон?
- Нет, это спиртовые настойки. Эта вот на клюкве, а эта на хрене с чесноком...
- А хороший самогон есть у вас?
- Есть. Пшеничный, двойной перегонки с фильтрацией через кокосовый уголь.
- Сколько стоит?
- Тут арифметика простая - 1 грамм, 1 рубль...
И вот веселье летит вместе с ветром вдоль торговых рядов, разлепив крылышки у леденцовых петушков и опоясавшись ароматом дымящегося сбитня.
Белые, маринованные грузди в банке: "Я вижу вы купили самогон, возьмите грибочков на закуску. Да со сметанкой! А?"
Народ веселый с замороженными стаканчиками медовухи в руках стремится к кремлю.
Лукавый баянист напиликивает частушечно:
"За копейку медную растрепали бедную"...
А мы идём мимо, оскальзываясь на льду и хватаясь друг за дружку. Мимо низкого храма с крестящимися размашисто у его дверей, мимо виртуозного акварелиста, широко расставившего свои работы по ходу туриста, мимо конных саночек ползущих вперемежку с машинами, где там и там, видны лица румяные, бодрые, и с горящими глазами.
В Покровском монастыре за Каменкой, чернецы-сёстры поют на литургии, (лица певчих монашек такие радостные и такие одухотворённые, что мороз по коже) с колокольни звонит сестра-звонарь в очках, а внизу, сквозь снежный ветер, крестным ходом, вокруг храма бредут, разбрызгивая святую воду, пять медленных монашек...
Идя по наледям узких улиц Суздаля, так легко думается о родине. О крестах над болотами, о холодном закате и о чёрном дереве изб.
С печалью, но и с искренней полуулыбкой, с шевелением в груди, и с благодарностью, склоняю я свою голову когда провожаю Ярило с кремлёвского, оборонительного вала.